Старая записная книжка. Часть 3

На обратном пути ветер довольно поднялся, и итальянцы надевали теплое пальто, подымали воротники и окутывали шею шарфами и платками, как у нас в зимнюю вьюгу. В стороне Виченских темных гор разлилось море огня, и на нем отделялось одно облако точно образующее корабль с пламенной хоругвью. Никогда не видал я подобной фантастической картины. Уже недалеко от Венеции возвышается из воды маленькая часовня с лампадой перед образом Богоматери, которая (т. е. лампада) служит, вероятно, и маяком для пловцов.

Прекрасная мысль и умилительное сочетание! Piazzetta – красавица, убранная и украшенная для вечернего приема гостей своих ожерельем блестящих огней, которые ярко отражались в зеркальном лоне воды, красовались и пылали перед нами. Но я не поддался зазывам ее, возвратился домой к вечернему обеду и рано лег спать, потому что порядочно устал. На пароходе были с нами две гамбургские красавицы, вероятно, старозаветного происхождения с матерью. В конце плавания нашего обменялся я с ними несколькими словами.

31 августа, 1, 2, 3, 4 сентября. В эти дни я два раза был в Accademia di belle arti. Сей музей основан в 1807 и особенно содействием графа Leopold Cicognara (в здании прежней Scuole di Carieta). Картина «Успения Богородицы» Тициана. Находят, что Богоматерь слишком дородна. Копия с этой картины работы Schiavoni-сына должна быть в Петербурге. Картины Беллини и Vivarini.

Списки с них, может быть, с некоторыми православными изменениями, очень прилично украшали бы наши храмы. Вообще жаль, что и в сооружении храмов наших не держатся строже рисунка и пропорций итальянских храмов, особенно венецианских, также приноравливаясь к требованиям нашего служения. У нас при каждом сооружении храма хотят что-нибудь выдумать нового или так устроить подражание старому, что обыкновенно выходит аляповатая и какая-то обрубленная нескладица. В архитектуре главное и необходимое условие: соблюдение размеров, т. е. стройность. Всякое отступление от надлежащего размера – то же, что фальшивые звуки в музыке. Видел церковь S. Antonia, где почивает Св. Савва Иерусалимский (Муравьев в письмах из Италии). В этой церкви происходила драма ворвавшегося слона.

Не пишется, – да и полно. Писал большое письмо Булгакову, отпечаток венецианских впечатлений.

10(22) сентября. Поехал после обеда в Lido. Царь-солнце великолепно лег на злато-багровом ложе, и темные Тирольские Альпы прекрасно рисовались из-за этого яркого грунта. Восхождение царицы-луны долго прождал я, прохаживаясь по уединенному песчаному берегу. У нас нет слова для plage (пляж) и greve. Мой Брока восхищался твердью, усеянною звездами, и припоминал стихи из Тасса. Море с известною и невыразимою мелодией своей разбивалось о берег и замирало в песке. Наконец взошла луна, несколько уже изувеченная и убывающая.

Возвратился и причалил к пиаццете около 10 часов вечера. На Лидо сторожа при купальных будках ожидали в полночь англичан, которые обещались приехать купаться, и рассказывали мне про житье-бытье, доброту и щедрость герцога Брауншвейского, который имеет летний дом на Лидо, но нынешнее лето не приезжал – к прискорбию бедных, сказал со вздохом старый сторож.

Вчера, в пятницу, был я в мастерской Nerly, пейзажиста. Картины его – венецианские виды; и одна, возвращение с уборки винограда, находится в петербургских дворцах. Он живет в Pallazzo Pizani, в тех же покоях, в которых несчастный Леопольд Роберт лишил себя жизни. Он женат на побочной дочери Муруцци, который, недовольный этим браком, по личной причине, говорит скандальная хроника, оставил все свое огромное богатство родственнице своей жены.

Был еще в ателье сына Schiavoni: дописывает копию с Белини – Богоматерь, апостол Петр, Захарий в красной одежде, Екатерина, а для нашего императора – прекрасную картину его композиции – портрет маленькой княжны Четвертинской. Знаменитого колена (в письме к Булгакову) не видал за отсутствием отца. Vogel, приятель Жуковского, фотографировал портрет Лизы (Валуевой). Нерли сделал для Жуковского вид из комнаты, которую занимал он в приезд свой в Венецию с цесаревичем.

На днях был в Pallazzo Pizani (другой Пизани), славящейся картиной Павла Веронеза: семейство Дария у ног молодого Александра. Признаюсь, сердце и глаза мои не лежат к этим картинам из Роллена и нашего московского Черепанова, вероятно, потому, что я в них толку не знаю. Тут же группа Дедала и Икара, одно из первых произведений резца Каковы, а в Pallazzo Treves (бывшему палаццо Emo, если верить Costode) последние произведения Кановы: две статуи Гектора и Аякса; но по другим сведениям, статуи 1808-11 годов, а только куплены были нынешним их хозяином после смерти Кановы.

Treves de Bonfil, банкир из евреев, славится благодетельностью своей к единоверцам и христианам. Тут же в кабинете его много маленьких картин новейших художников, между прочими вид пиаццы зимой, подсыпленной снегом. Видел палаццо герцогини Беррийской. Много исторических достопримечательностей старинных и современных, особенно семейных. Тут древность содержится со вкусом и блеском новейшего времени. Только в Венеции и жить этим пережившим себя величиям и властям. Вольтер в Кандиде своем давно и пророчески указал им этот ночлег. Старик на Schiavoni на свои заработанные деньги купил один из дворцов Giustiniani. В другом палаццо Giustiniani жил Шатобриан на пути в Иерусалим и строго отозвался о Венеции, на что отвечала m-me Renier Michiel, автор книги «Венецианские праздники». Schiavoni-сын сказал мне, что все рассказаное Arsene Houssaye (в брошюрке Voyaqe a Venise) о посещении его в их мастерской, сущая небылица. Этим болтунам французам непременно нужно сочинять и лгать: одной истины для них недостаточно.

Галерея pallazzo Barbarigo (Barbarigo alia terazza) куплена нашим императором. Алексей Перовский также купил здесь богатые произведения, которые после перешли к Дмитрию Бутурлину.

13 сентября. Вчера был в театре S. Samuele. Опера Пуритане и между актами балет Gisella, которые мы сократили прогулкой и мороженым на piazza.

Спектакль кончился около часа пополуночи. Едва ли слушать Рубини и смотреть на Тальони стало бы терпения, но слушать и видеть карикатуры их не по силам. Впрочем, prima-donna недурна. Праздник в церкви S. Zassaria. Вечером музыка и освещение на Riva degli Schiavoni и в боковой улице. Много народа; венецианцы веселятся тихо и чинно: сидят за столиками или расхаживают мерным шагом.

14-е. Опоздал к обедне в греческой церкви. Праздник Воздвижения Креста. Были в храме Santi Giovanni e Paolo. Граф говорит, что это Венецианский пантеон. В одном окне живописные стекла – редкость в Венеции, работы Jerome Mocetto по рисункам B.Vivarini. Гробницы многих дожей: Michel Morosini, Leonard Loredano, Andrea Vendramini etc. Мавзолей Agnes Venier, супруги дожа Antoine Venier. Богатая capella del Rosario – мраморные барельефы. Рядом с храмом гражданская больница, бывшая прежде confrerie de S. Marc. На площадке конная статуя Barthelemi Colleoni, полководца, умершего в 1475 г.

Храм Dei Gesuiti, построенный в прошедшем столетии. Богатство и отделка мраморов изумительные, с инкрустациями. Словно занавесы и ковры, а все мрамор – мраморный ковер у алтаря так обманчив, что примешь его за клеенку, коими постилают у нас полы.

«Le Martyr de S. Laurent» Тициана имел честь служить военной добычей французам от 1797 до 1815 года всеобщей ликвидации. Монумент дожа Pasqual Cicogna, заживо воздвигнувшего себе лучший памятник построением моста di Rialto. Гид сказал мне, что тут похоронен последний дож Manini. Но в путеводителе я не нашел того. Во всяком случае, этот великолепный храм был бы достойной гробницей республики и ее последнего представителя.

Торетти, учитель Кановы, умер в нищете и просил милостыню. Канова ничего ему не завещал. Так, по крайней мере, сказал мне мой Брока. Был в Casa di Ricovero. Более 800 старцев обоего пола (женщин более, нежели мужчин) содержатся здесь на иждивении частных благотворений. Большие залы опрятные, воздух чистый. Капитал около 6 млн. австрийских лир. Жены и мужья, когда те и другие в числе призренных, имеют позволение сходиться только раз в неделю. Но нет опасности, чтобы народонаселение этого заведения размножалось вследствие таковых свиданий: бедные, принимаемые в нем, должны быть не моложе 60 лет. Раз в месяц имеют они позволение выходить со двора. Такой странноприимный дом и в подобном размере был бы везде весьма замечателен, и в особенности в павшей Венеции.

Для павшей Венеции еще очень примечательно, что она едва ли не одна во всей Австрийской империи не принимает в обращение австрийских ассигнаций, а платит все свои повинности чистоганом. Вследствие чего и казна должна рассчитываться с нею одной звонкой монетой. Вот особенное выражение и протест оппозиционного духа.

17-е. Вчера был в pallazzo графа Шамбора. Не так великолепен и богат убранством и художественными произведениями, как маменькин дворец. Есть картина, представляющая, кажется, римский монастырь и собрание монахов, писанная герцогиней Беррийской, и если нет тут участия кисти царедворческого учителя, то герцогиня имеет замечательный талант.

18-е. Был в Лидо на стороне крепости. Довольно древесно и зелено старое Английское кладбище. Надобно освежить память свою идиллиями – насчет Лидо (Карамзин не допускал галлицизма насчет).

22-е. Тезоименитство австрийского императора. Обедня с музыкой и с присутствием властей в церкви S. Marco. Полуторжество. Главный праздник – день рождения его. Не было парада и даже войска. На piazza мало народа.

23-25-е. Встреча и знакомство с отставным палачом, которого принимал я за нищего и которому давал милостыню. Впрочем, он точно беден, стар и дряхл. Надобно с ним короче ознакомиться и проведать его подноготную.

Видел я в S. Marco отпевание священника, которого после понесли в гробе на гондолу и отвезли на кладбище на остров. Последняя прогулка венецианцев в гондоле.

От Адлерберга получил я ответ из Ольмюца с разрешением государя остаться за границей. Говоря о вечном восточном вопросе, Стюрмер сказал мне, что Орлов, вероятно, лучше, нежели Меншиков, уладил бы дело. Он турок хорошо знает, говорил Стюрмер. Не знаю, как с англичанами и французами, но с турками я сам согласен, что лучшего полномочного, во всех смыслах полномочного, придумать нельзя, как Орлова. С турками должна быть у нас и дипломатика азиатская, которая, впрочем, нам очень сродни. А мы отказываемся от своей полуазиатской природы и дипломатизируем на французский и английский лад, отчего и действуем несвободно и вяло и уступаем первенство англичанам и французам. Недаром есть у нас татарщина, которая должна была бы сблизить нас с турками. Русская тонкость, лукавство, сметливость, сами собою из каждого умного русского делают дипломата. А мы свою дипломатию вверили совершенно антирусским началам. Что может быть противоположнее русскому какого-нибудь тщедушного Брунова? Ни капли русской крови, ни единого русского чувства нет у него в груди. Может быть, он не продаст Россию, но верно выдаст ее, частью ведением, частью неведением; неведением потому, что он не понимает России, что никакая русская струна не звучит в сердце его. Неведением, потому что где ему отгрызаться зуб за зуб с Пальмерстоном, который должен давить его и сгибать в три погибели своим барством и высокомерием. Ему ли… передавать звучный и богатырский голос русского царя, например, в настоящем восточном вопросе? Что поймет он в чувстве народного православия, которое может ополчить всю Россию. Все это для него тарабарская грамота. И во всем восточном вопросе неминуемо, невольно он, как маркизша Кастельбажак (в Карлсбаде), видит одно опасение лишиться своего посланнического места. Это натурально, и винить его в том было бы несправедливо… У Нессельроде, хотя и нельзя сказать Нессельрода, есть по крайней мере русские мериносы на Святой Руси. Стало быть, он прикреплен к русской земле. Но у этого… бобыля Брунова нет…

26-е. Читал La Conjuration centre Venise. Книга St. Real, пользуется классической известностью. Мне показалась она довольно вялым и сухим рассказом о драматическом событии.

30-е. Вчера был в Арсенале с Завадовскими. Модель Бучентора имеет десятую часть подлинника. Обманчивость глаз. Не верится, чтобы модель, помноженная и десятью, могла бы на деле быть такого размера. Вооружение (armire) Генриха IV, подаренное им республике. Орудия пытки, принадлежавшие Francesco Carrara, Падуанскому тирану. Щит, простреленный цесаревичем в 1838 г. одной из арбалет, которая служила в Лепантском сражении.

Вчера в S. Samuele «Цирюльник». Что за молодость, за веселость, за увлекательность в этой музыке. Россини переживет в потомстве своих современных львов: Наполеона и Байрона. Было время, что наше поколение ими бредило. Мы все глядели в Наполеоны и в Байроны и многие довольно удачно их корчили. Но никто не попал в Россини.

1 октября. На днях прочитал книгу молодого Адлерберга: Из Рима в Иерусалим. Ничего. Я очень люблю это простосердечное русское выражение. Иван, какова погода? «Ничего-с!» Ямщик, какова дорога? «Ничего-с». Что, каков ваш барин, хорошо ли вами управляет? «Ничего-с».

2-е. Вечером был Строганов. Сегодня в церкви Maria del Rosario был я на отпевании 80-летнего священника, основателя, или одного из двух основателей Scuole di Carieta Marco. Во времена республики он принадлежал к магистратуре и после падения республики принял духовный сан. Он был очень любим в народе, и церковь была полна. Произнесенное в память ему надгробное слово, сколько мог я понять, не без достоинства, и во всяком случае красноречиво, ибо слова оратора часто прерываемы были слезами и рыданиями его. Кажется, упомянул он, что был его учеником.

Я присутствовал во второй раз на последней прогулке в гондоле венецианца. Здесь нет особенного экипажа для мертвецов. Они отъезжают домой на одном и том же извозчике, который служит и живым. Некоторые путешественники говорят о красных гондолах, которые здесь будто заменяют наши похоронные дроги. Но по моим справкам оказывается это ложным. При церемонии бывают церковнослужители в красных рясах, которые несут церковные фонари, но бывают они и при других обрядах.

4-е. Был у обедни в греческой церкви. Более порядка и благочиния, нежели на Востоке. Подходил к благословению архиерея, который промолвил мне невнятно несколько русских слов.

6-е. Венеция под дождем и в ненастье то же, что красавица с флюсом, который кривит ее рожу. Поневоле изменишь ей, как прежде ни любил ее.

Вчера были у княгини Васильчиковой. Грустно видеть дочь ее. Заезжали к графине Эстергази.

7-е. Был у меня наш египетский генеральный консул Фок, на днях выехавший из Александрии. Между Александрией и Триестом четырехдневное плавание. Соблазнительно. Кажется, умный человек, обхождения приятного, но больной и довольно мрачного духа. Не любит Востока, в котором долго жил. Выехал он из Египта не по обстоятельством политическим, а по болезни. В Египте в самом деле фанатизм против нас, по словам его, довольно возбужден. Я не думал бы того. Стало быть, в Турции и подавно. Разумеется, фанатизм не внутренний, не самородный, а более внешний и взбитый революционными выходцами и бродягами, Фок говорит, что лучшая книга о Египте – Рафаловича. В книге Ковалевского много вздора и собственноручного шитья.

8-е. У Самуэля давали «Лучию». Финал 2-го акта очень порядочно был исполнен. Правда, что у меня в душе пел Рубини, и я тронут был до слез более по памяти, нежели по слуху. Строгановы отправились чрез Триест в Петербург.

9-е. Был в библиотеке Дукального дворца. Рукопись Тассо. Писал широко, большими буквами и довольно неправильными; вместе с рукописью отца, который также был поэт. Рукопись Евангелия IX века, breviaire кардинала Гримани, сына дожа, с прекрасными картинами. В библиотеке видел словарь Татищева. Обещался подарить «Живописный Сборник» 1853 г. Еще раз осматривал дворец. После ездили в церковь Santi Giovanni e Paolo и в dei Gesuiti.

Первая церковь – кладбище дожей; кажется, погребено в ней 18.

10-е. Вице-библиотекарь в Дукальной библиотеке православный грек.

Доктор Намиас возил меня в свой госпиталь Ospitale civico. Прекрасное заведение. До тысячи кроватей, а в случае нужды есть место и на 2000. В Венеции все имеет вид грандиозный и артистический, потому что все эти помещения были в старину или палаццы, или храмы, или монастыри. Величина, высота зал такого обширного размера, везде такой простор, что нигде не пахнет госпиталем. Везде воздух свежий и чистый. Правда, и климат тому способствует. Здесь очищают воздух не можжевельным курением, а открывают окна, впуская солнце и воздух.

Госпиталь основан для бедных городских, и общин, которые и содержат его определенным ежегодным взносом. Есть отделение для мужчин и отделение для женщин, подразделенные на больных, требующих лечения, и больных, требующих хирургических операций. Есть отделение и для больных платящих (большая часть даром) по 2 цванзигера с половиной в комнатах, где несколько больных, и по 4 цв. для больного в особой комнате, с особой прислугой. Отделение еврейское и отделение детское, что, кажется, редко где встречаешь.

Смертность умеренная. Около седьмой части болезней грудных.

Ныне больных привозят в гондолах на площадь церкви Santi Giovianni e Paolo и переносят в больницу в виду толпы народа, которая обыкновенно собирается глазеть на это зрелище, как на всякое другое. Есть проект прорыть новый канал, который войдет во внутренний двор здания.

Вместе с больницей есть дом умалишенных, для женского пола, до 300 человек. Все это помещается в большой зале Scuola di S. Marco и бывшем монастыре доминиканцев. Двенадцать подлекарей, из них одна часть получает по 600 цванзигера в год, а другая только квартиру в госпитале и обед в дни дежурства. Есть сады и дворы и большие крытые галереи для прогулки выздоравливающих. В Венеции до 40000 бедных, записанных в приходах, а жителей всего до 110 тысяч. Намиас говорил мне, что доктор чем долее обходится с больными, чем долее практикует, тем менее делает, а содействует природе. Большая деятельность, большая медикаментация означает молодость науки и врача.

11-е. Был у обедни в греческой церкви. Архиерей из внимания к русским посетителям читал Верую и Отче наш по-русски. Предпочитаю чтение этих двух молитв пению их по нашему обряду. Был в хранилище церкви: три древние греческие Евангелия и хартии на папирусе на латинском языке – кажется, VI века. Содержание: запись в пользу Равенской церкви. Римский археолог Марини написал рассуждение о сей рукописи. Вице-библиотекарь Дукальной библиотеки грек Велудо. Заходил к архиерею, говорит немного по-русски. В церкви погребена Воронцова, урожденная Сенявина, мать нынешнего князя Воронцова.

Ездили в Армянский монастырь. На возвратном пути вода была так прозрачна и зеркальна, что небеса, деревья, дома отражались в ней, как живые.

Больница умалишенных на острове S. Servolo висела вверх дном в водяном пространстве, как головы несчастных ее жильцов.

12-е. Всходил на самый верх Campanile di S. Marco. Горизонт был чист. Великолепная панорама Венеции с ее роскошным поясом островов. Вдали Падуя. Виченские горы – Тирольские с их снежными кокошниками. Не позволяют всходить на башню по одиночке, а не иначе как сам третей, или сам друг, и все отверстия разделены железной палкой, вследствие нескольких самоубийственных низвержений с высоты. На Вандомской колонне в Париже по той же причине приняты подобные же предосторожности. Видно, это чувство желания спуститься с высоты – довольно натуральное.

Радецкий приехал в Венецию. Стюрмер обещал представить меня ему.

13-е. В J. de Debats, 20 октября, фельетон какого-то Piere Douhaine (вероятно, псевдоним) о русском театре, извлеченный из Арапова, Милюкова, Зеленецкого, Греча, Кони. Нельзя тут сказать: ученье свет, а неученье тьма. Здесь тьма от учения. Был в Apollo. Давали «Итальянку в Алжире». Так и обдавало меня московской стариной и первыми моими итальянскими музыкальными впечатлениями. После революции гауптвахты загорожены железной решеткой, за которой находятся солдаты. Неблаговидно.

14-е. Радецкий дал знать графине Стюрмер, что он будет к ней, а она о том уведомила меня и пригласила к себе. От часа до 5 ждали мы его, но не дождались. Вероятно, какое-нибудь недоразумение, потому что старик очень вежлив и точен. На днях минет ему 87 лет, а он еще очень подвижен и начал опять ездить верхом. Император дал ему близ Лайбаха поместье, которое он устраивает себе на старость, когда выйдет в отставку. Между тем он, перебирая со Стюрмером всех действователей великих войн наполеоновских и поминая всех умерших, сказал: «Мне стыдно, что я живу так долго». У Стюрмера несколько замечательных автографов. Несколько строк к нему написанных султаном с французской собственноручной его подписью. Письмо Марии-Луизы к Наполеону за несколько дней до первого падения его, с переводом ее собственноручным немецкого письма ее к отцу, где говорит, что Наполеон не может согласиться на мир, если не оставят ему Антверпена, и мимоходом пугает папеньку, что если войска его побьют, что весьма вероятно, потому что император сильнее, нежели был когда-либо, и что весь народ одушевлен мужеством и патриотизмом, то это будет погибель Австрийской империи.

Стюрмеры были на Св. Елене в числе хранителей Наполеона. Она говорит, что много преувеличений и пристрастий в рассказах о притеснениях, терпимых Наполеоном, но что, впрочем, было много неприятного и оскорбительного по необходимости в надзоре за ним. Нашего комиссара Бальмена он, вероятно, допустил бы до себя охотно, но сэр Гудсон-Лоу не дозволил того, потому что Наполеон его видеть не хотел.

Наполеон пил одно шампанское, частью цельное, частью с водой. По примеру его и вся его французская свита, кроме шампанского, не пила ничего, так что по обыкновенному расчету вся заготовленная провизия скоро истощилась и Наполеон оставался без шампанского. Тогда сообщения были долговременны, и пока не выписали новой провизии, прошло несколько месяцев. Французы ужасно кричали против жестокости австрийского правительства, которое жаждой морит Наполеона.

Все черное белье и дамское тут же было перебираемо английскими офицерами. Новые крики и нарекания на дикость и варварство англичан.

Однажды Наполеону захотелось подшутить над сторожевым офицером, который следовал за ним в прогулках его верхом. Он уловил минуту, в которую тот с кем-то заговорился, пришпорил коня своего и скрылся в крутизнах и извилинах скалы. Не видя пред собой пленника своего, офицер обмер, пустился во все закоулки ущелий, но нигде не нашел и следов его. Тревога, повсеместные поиски, пальба пушек, чтобы возвестить, что пленник спасся; а между тем пленник благополучно возвратился домой, смеясь над погоней за ним. С той поры приняты новые предосторожности, которым Наполеон не поддался.

Отказался от своих верховых прогулок и под конец ограничил выход свой из дома местом, прилежащим к дому.

15-е. Одни дожившие до нынешних дней потомки древней Венецианской республики – это голуби площади Сан-Марка, которые и теперь кормятся на иждивении правительства. Но эти республиканцы вовсе не дикие и не кичливые, а напротив, ручные и общительные. Они гуляют по площади и, встречаясь с вами, чуть-чуть отходят в сторону, чтобы дать вам пройти. Но не улетают и нимало не пугаются.

Вечером Радецкий был в S. Samuele. Сказывают, что когда вошел он в ложу, человек 20 в партере начали хлопать, и бедный старик раскланивался пред почтеннейшей публикой. Но почтеннейшая публика была весьма немногочисленна. Случайно ли или оппозиционно, но театр был пустее обыкновенного. Большею частью были австрийцы, дамы, проезжающие. Радецкий казался довольно пасмурен. Впрочем, может быть, и усталость одолела его. Утром делал он смотр войскам в Тревизе. Возвратившись в Венецию, давал большой обед. Адъютант его граф Тунн, брат адъютанта эрц-герцога Фердинанда, обещал мне представить меня фельдмаршалу в проезд мой чрез Верону.

16-е. Был в музее Correr. Theodore Correr, любитель и собиратель редкостей и древностей, завещал собрание свое городу Венеции. Много любопытного и драгоценного во всех возможных родах: оружие, галлебарды, служившие в старину на праздниках духовных, обломки, принадлежности бученторо, картины известных мастеров, медали Кановы, резцы его, портрет несчастного дожа Francois Foscari, прекрасный портрет Гольдони, блюда по рисункам Рафаэля, выделанные по способу, ныне уже потерянному, стрелы, шкапы, баулы отличной древней работы. Нынешнее столярное художество имеет свою красивость, но оно не живуче и до потомства не дойдет. План Венеции 1500 года, не имевшей еще ни моста Вздохов, ни вершины колокольни, ни каменного моста Rialto, ни церквей della Salute и Redentore.

Был в церкви degli Scalzi. Построена архитектором Longhena, соорудившим и della Salute. Пуристы критикуют школу его и относят ее ко временам упадка. Но для нас, невежд, эта величавость не без достоинства и производит желанное действие и изумление. Внутреннее богатство мраморов во всех изделиях от колонн до дверей и канделябров и проч. неисчислимо. Несколько приделов один богаче другого, сооруженных знаменитыми фамилиями Венеции и, между прочими, семейством «последних римлян» или «последних венецианцев», дожа Manin и проч.