- -
- 100%
- +
Дизайнер обложки Алёна Шелухина
© Анна Вэл, 2023
© Алёна Шелухина, дизайн обложки, 2023
ISBN 978-5-0060-6784-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ОРАНЖЕВАЯ ПТИЦА
Мне исполнилось тогда ровно двадцать. Жизнь казалась не то чтобы слишком плохой, но и не настолько красивой и беззаботной, как мечталось мне ранее. Хотелось каких-то острых ощущений, безграничного счастья и неземной любви. Но последняя меня избегала, как бы обходила стороной. Судьба чувствовала мою внутреннюю силу и, по-видимому, решила, что мне не нужна чья-либо ласка. А я хотел встретить такую же сильную Её, равную мне. Хотел слиться с Ней, не похожей на других. И тогда я Её придумал.
Я назвал Её … (пусть Её имя останется в тайне). Она никогда не плакала, не просила прощения, не жаловалась на плохое настроение или физическую боль. Её любимой книгой была, как ни странно, «Чайка» Чехова. В своей дамской сумочке она носила объёмную записную книжку, флакон японских духов от Masaki Matsushima вместе с прочей косметикой, путеводитель по Италии, пневматический пистолет, фотографию морских чаек и апельсин. Возможно, там были и другие предметы, но о них мне ничего не было известно.
Однажды в сильный дождь Она пришла ко мне и сказала, что останется на ночь. Просто так, пришла и сказала. Она стала первой девушкой, которую я пустил в свою квартиру. Раньше я предпочитал встречаться с особами женского пола где-нибудь на стороне, но Она казалась какой-то принципиально другой, особенной. Сняв насквозь промокшую куртку, Она сразу же стала исследовать мои книжные полки, улыбаясь при этом какой-то грустной, вымученной улыбкой. Очевидно, Ей была знакома чуть ли не каждая моя книга. Взяв в руки томик Блока и открыв его наугад, Она прочла:
«Глухие тайны мне поручены,
Мне чьё-то солнце вручено…»
Так же неожиданно захлопнув книгу, Она вернула её на место. Потом Её заинтересовали мои картины-инсталляции, которые я клеил, когда посещало вдохновение, из битых зеркал и кусочков фарфора. У одной из них даже было название: «Мысли в осколках». Она долго рассматривала мой «шедевр» и тихо прошептала: «Этого не может быть! Ведь это – мои мысли!» И добавила: «Тебе я могу показать свой апельсин». Я ничего не понял, но кивнул головой в знак согласия. Раскрыв сумочку, Она достала оттуда самый обычный апельсин – простой оранжевый апельсин среднего размера, но какой-то слишком уж правильной формы. «Я там, внутри!» – заявила Она, сдирая кожуру с плода. Я не знаю, что это был за фокус, но апельсин раскрылся, как цветок лотоса, а внутри него сидела маленькая оранжевая птичка. Я не верил своим глазам! Я даже не смог ничего сказать в ответ – настолько сильным было моё удивление. Она почти сразу же закрыла свой апельсин и убрала его обратно в сумку. «Только прошу тебя, никогда не бери его сам», – предупредила Она. Я ответил, что это сильно смахивает на сказку о Царевне Лягушке, кожу которой нельзя было сжигать. «Почему бы и нет?» – сказала Она. Я решил, что Она большая выдумщица.
Утром я проснулся раньше обычного, но Её рядом не было. Она стояла около раскрытого окна и наблюдала за воробьями, скачущими с ветки на ветку, а вслед за тем по проводам.
– Беззаботные, – сказал я, имея в виду воробьёв.
– Разве? – возразила Она.
– Знаешь, странно как-то всё…
– Что странно?
– Мы как бы вместе, но каждый сам по себе. Тебе так не кажется?
– Но разве не этого ты ждал так долго? Ты создал именно меня. Меня такую, какой я нужна тебе.
– Ты хочешь сказать, что такая ты себе не нужна?
– Я не настоящая, понимаешь. Я закрыта для всех. Я – оранжевая птица из апельсина. Ты попытался меня открыть. Не этим ли ты обрек меня на смерть?
– Ты о чём? Что ты говоришь?! Ты пришла сама и осталась со мной.
Она отошла от окна и повернулась ко мне лицом. С невинной улыбкой на накрашенных губах Она села на пол по-турецки и спросила:
– Как ты думаешь, почему убили Версаче?
– Что? – не понял я.
– Ладно, не важно. Лучше скажи: я могу пожить у тебя немного?
– Конечно, можешь! Хоть навсегда оставайся!
– Ну, навсегда остаться не может никто. Мы живем в постоянно меняющемся мире, среди приходящих и уходящих вещей. Любая встреча рано или поздно заканчивается расставанием. Я тоже уйду.
– Когда-нибудь мы все уйдем.
– Да, но я уйду не туда, куда все!
– Опять ты говоришь загадками.
– Разве?
Ох, как часто Она употребляла это «разве». Понемногу я начинал раздражаться. Я вот-вот хотел было сказать Ей, что люблю Её, но передумал. Слова так и остались где-то в глубине меня – видимо, до следующего раза. А если следующего раза не будет, и Она уйдет «не туда, куда все», как Она сама говорит, и я не успею объясниться с Ней?
Я не знаю, что со мной происходит. Она родная мне, но между нами пустота. И в то же время я понимаю, что кроме Неё у меня никого нет и больше не будет. В сравнении с Ней все остальные меркнут, становясь серыми, обыденными, безынтересными. И лишь Она одна – оранжевая птица среди груды этих обломков исчерпавших себя женщин и хмурых от безысходности мужчин. Я смотрю, как Она сидит на полу, не меняя позы, как вертит в руках сборную модельку «Тойоты» из моей коллекции. В Её глазах – всё та же пустота, неведомое мне состояние Её души – души чайки, которую я мог ненароком подстрелить (или уже подстрелил?).
Она слишком красива, чтобы быть реальной. Она слишком хороша даже для такого философа по жизни, как я. Она слишком правильна, чтобы Её понять. Она идеальна. Я могу удержать Её при одном-единственном условии, если мне удастся проникнуть на листы Её книги – той книги, которую Она не раскроет ни перед кем.
– У тебя есть краска? – вдруг спросила Она.
– Какая краска? – моё удивление не знало предела.
– Обычная краска для стен, – ответила Она невозмутимо, как будто это было в порядке вещей.
– А зачем она тебе?
– Не мне, а тебе! Ты должен перекрасить стены в этой комнате. Я вошла в твою жизнь, чтобы … – Она замолчала на несколько секунд, а потом продолжила: – В общем, ты должен перекрасить стены.
– Постой, я не вижу никакой связи, – не понимал я.
– Разве? Тогда обними меня.
И я обнял Её. Представляете, я чувствовал страх, когда прикасался к Ней. Я боялся, что Она превратится в птицу и ускользнет из моих рук, но я не мог удержать Её против Её же воли. Если Она и хотела улететь от меня в свой мир, то шансы остановить Её были равны нулю.
Её хрупкое тело отзывалось каким-то холодом в моих руках, но это не была отчужденность – это было нечто другое, чему я не находил объяснения. Неожиданно для самого себя, я спросил у Неё, зачем Ей пистолет. Она прижалась ко мне еще ближе и сказала:
– Просто так. Он тебе что, мешает?
– Да нет, в принципе. Я вовсе не это имел в виду.
– Тогда почему спрашиваешь?
– Для того чтобы сказать хоть что-то. Странно: я думаю об одном, а вслух произношу совсем другие вещи. Сам не понимаю, от чего это.
– А я знаю. Просто ты влюбился в меня, как мальчишка, – сказала Она и опять улыбнулась. В этот раз Её улыбка не была грустной.
– Разве? – улыбнулся я в ответ, произнеся одно из Её любимых слов.
– Ты странный, – прошептала Она.
– Не более чем ты, – так же тихо произнес я.
Это был момент, когда близость между нами достигла апогея. Мне показалось, что это как раз таки и есть самая настоящая близость, которая только возможна. Однако Она не становилась от этого теплее. По-прежнему боясь потерять Её, я стремился войти в мир Её образов и грёз. Но, увы, пока он был для меня не доступен.
Мы простояли так очень долго, но ни я, ни Она ничего не сказали друг другу. Может быть, слова были излишни. А может, подходящих слов просто не было, как не было ничего вокруг, кроме нас. Мы не заметили, что день подходит к концу и яркие лучи весеннего солнца постепенно начинают исчезать.
Когда наступила ночь, Она предложила пройтись по городу. Я не возражал. Наспех одевшись, мы отправились вдоль широкого проспекта, перешли через мост, спустились на набережную и там, стоя около самой воды, дружно молчали. Я надеюсь, что молчали мы об одном и том же.
– Жалко, здесь нет ни одной чайки, – нарушила тишину Она.
– Есть ты, и этого достаточно.
– Разве? Пойдем обратно.
Держась за руки, мы брели по пустынным тротуарам и улочкам ночного города, изредка наши фигуры освещал свет фонарей.
– Скоро рассвет, – сказал я.
– Я знаю, – вздохнула Она. При этих словах Её лицо стало каким-то до боли грустным, а в моё сердце прокралась необъяснимая тревога. Я вдруг осознал, что если я не выпущу птицу, то Она исчезнет вместе с восходом солнца. Но я не мог разрушить Её миф, Её красивую сказку об оранжевой птице, живущей в апельсине.
– Пожалуйста, останови меня сейчас! – вскрикнула Она.
– Это не в моих силах. Я не способен убить настоящую тебя ради своего собственного счастья. Прости…
– Но выхода всё равно нет. Я должна оставить тебя одного.
– Безвыходных ситуаций не бывает. Я готов отказаться от всего ради такой, как ты. Быть может, в твоей оранжевой стране найдется место и для меня?
– Вряд ли.
– Но почему мы должны расстаться? Разве это так неизбежно? Мы только начали жить по-настоящему, обретя друг друга. Разве не это – любовь? Разве не истинное счастье охватывает нас, когда мы вместе?
– Разве… Счастье не может быть вечным. Ничто не может быть вечным. Абсолютно всё рано или поздно исчезнет, сотрётся с лица Земли. И наша любовь, быть может, последняя в этом мире, уйдет навсегда. Кто будет о нас помнить? Кто захочет поверить в нашу легенду?
– Нашу?
– Да, нашу! Теперь это и твоя легенда. Без тебя существование оранжевой птицы не возможно. Ты – часть моей тайны. Ты создал меня, ты же и должен меня разрушить. Разрушить для того, чтобы возродиться вновь, но где-то очень-очень далеко. Я буду с тобой всегда, в твоей памяти, в твоём сердце. Даже когда ты останешься один, мой след будет мелькать на протяжении всей твоей жизни.
– И ты называешь это жизнью?! Жизнь без тебя не стоит ничего! Я умираю вместе с тобой, с каждым твоим словом и вздохом.
– Это обманчивое чувство. Все будет хорошо!
– Без тебя – никогда!
– Смотри, уже показываются первые лучи солнца. Моё время настало. Держи! – и Она протянула мне апельсин.
– Нет, я не могу! Не могу!
– Ты должен!
Я почувствовал, как Она начинает ускользать от меня. Это было не столько внутреннее, сколько физическое ощущение.
– Ну, ты же сильный! Давай, не бойся! Поторопись! – подбадривала Она меня.
Мне оставалось лишь последовать Её совету. Апельсин сам раскрылся в моих ладонях, как только я дотронулся до него. Не успел я ничего сообразить, как оранжевая птица стремительно выпорхнула оттуда и поднялась ввысь. Она исчезла следом за ней, не оставив после себя ничего кроме апельсиновой кожуры, которую я продолжаю хранить до сих пор…
P.S. Иногда, просыпаясь посреди ночи, я произношу вслух: «А ведь я так и не сказал Ей, что Её люблю!» Надеюсь, что сейчас Она меня слышит…
19—20 февраля 2002 г.
ЖЁЛТЫЙ ДВОРИК
Вряд ли кто-то еще, кроме неё, знает о существовании Жёлтого дворика. Это обычный дворик в нашем городе, похожий на тысячи других, и вместе с тем, совсем не такой. И если приглядеться, ничего «жёлтого» в нем нет. Его внутреннее пространство образовано из нескольких домов, стоящих впритык друг к другу, и лишь один из них действительно имеет жёлтый цвет. Не тот жёлтый, рожденный солнцем и излучающий радость, а тот, что похож на поблекший цвет засохшей лимонной корки, подверженный веянию времени и грусти. Именно за эту грусть я и полюбила его – это уголок моего подсознания, некая крупица моей памяти, моего прошлого. Может быть, это прошлое связано с ней. Когда мы впервые вошли туда вместе, то поняли (по крайней мере, я точно поняла), что теперь это наше место, это наш Жёлтый дворик.
И все же чаще всего я приходила туда одна, без неё. Как бы близки мы ни были, для каждой из нас дворик выполнял свою функцию. Я думаю, что та частица моего прошлого связана больше с Жёлтым двориком, нежели с ней. Что я пыталась забыть, приходя в Жёлтый дворик? О чём грустила? Сейчас мне сложно ответить. Тогда же для меня казалось невозможным решение других вопросов, возникающих в моем полудетском сознании с ужасающей по частоте периодичностью. Сколько лет назад это было? Кажется, что прошла целая вечность, но если внимательно посчитать, то не так уж и много – лет восемь, не больше. Почему образ неприметного городского двора прочно застрял в моей памяти? Это, должно быть, как бумеранг. Как монетка, подброшенная вверх: как бы высоко ни кинул, все равно упадет на землю, вернется. Есть вещи (не в прямом смысле «вещи», хотя и материальные вещи тоже), которые хочется как бы остановить, оставить неизменными, как фотоснимок в собственном сознании. Это то, что не хочется терять, потому что с потерей ты теряешь часть себя. Приобретенный духовный опыт шлейфом будет виться на протяжении всей моей жизни, изменяя свое содержание до неузнаваемости в тот или иной период. Но так кажется только на первый взгляд: с возрастом начинаешь понимать, что остался таким же. Находящаяся субстанция внутри меня не склонна к коренным изменениям. Меняется лишь моя внешняя оболочка: от толщины талии до длины волос, от цвета губной помады и манеры одеваться до обновления клеток моей кожи. Это очень сложный процесс, потому что я постоянно трансформируюсь во что-то новое. Но это не значит, что я полностью меняюсь, просто продолжается моя самореализация. Поэтому тот, кто знал меня вчера, может быть уверен в том, что не знает меня вообще. Он будет иметь лишь размытое представление о моем образе, и только. Это уже то, что происходит внутри, его никто не видит. А если и пытается разглядеть, то я всячески закрываю себя руками – своего рода оборонительная реакция.
В то время Жёлтый дворик, видимо, был для меня своеобразным местом расслабления, где я чувствовала свою защищенность от внешнего мира и могла не думать о том, что за течением моих мыслей кто-то наблюдает. Дворик обычно пустовал. Казалось, что его обитатели вымерли. Если рядом со мной бывала она, то я все равно чувствовала себя расслаблено, как если бы она не существовала… Но она существовала. Вообще, она – это отдельная история. Может быть, когда-нибудь я смогу отдать ей то, что продолжаю хранить в себе, берегу для неё все эти восемь лет. И кто знает, сколько времени понадобится еще…
Чтобы попасть в Жёлтый дворик, нужно пройти через грязную темную арку. Арка – это мост, соединяющий внешний мир и мир Жёлтого дворика, своеобразный портал. Дворик жил особой жизнью. Как я уже говорила, дворик обычно пустовал. Но когда ближе к вечеру жильцы выходили из своих квартир, я любила наблюдать за ними. Мне казалось, что люди, живущие в домах Жёлтого дворика, не имеют забот. Домохозяйки развешивали белье, складывая уже высохшее в яркие пластмассовые тазики, и эти самые разноцветные тазики на фоне обшарпанной бледно-жёлтой стены создавали эффект некой все обволакивающей грусти, испытывая которую, ощущаешь дрожь внутри тела. Трудно объяснимое чувство течения жизни, когда понимаешь, что там, по ту сторону арки, жить не хочется…
В дворике стояло несколько гаражей и небольших сарайчиков, вокруг которых бегали дети. Они гонялись за мячом или играли в прятки, выкрикивая забавные считалочки. Тогда шум их голосов мешал мне сосредоточиться на своих мыслях. Только теперь я думаю, что их голоса были предвестником моего воскрешения. Их поднимающийся в небо от каждого удара мяч был символом моей жизни и последующей активности.
А рядом находился другой образ – образ человека, завершающего свой путь. Этот старик с белой бородой, один из коренных жителей дворика, похожий на профессора или на старика Хоттабыча из сказки, всегда молчал. Он сидел один, задумавшись о чем-то своем. Мы часто встречались с ним на старой скамейке в Жёлтом дворике. Надо сказать, что скамеек было несколько, и их расположение напоминало летний кинотеатр, было даже что-то наподобие сцены, где, возможно, обитатели дворика еще в советское время проводили какие-то местные собрания (дома, составляющие Жёлтый дворик, были построены, скорее всего, в 1950-х годах). Старик всегда сидел на одной и той же скамейке, погруженный в свои мысли, и я пыталась отгадать, о чем он думает. Бывало, его лицо светилось улыбкой, а иногда отражало неимоверную тревогу и неизбежность. Этот всегда очень опрятно одетый дедушка с неизменной тростью в руках и шляпой на голове пытался мне что-то сказать. Однажды (я тогда пришла в дворик без неё) он пододвинулся ко мне и спросил о чем-то – так завязалось наше общение. Самое ужасное – я не могу вспомнить тему беседы, ведь прошло столько лет. Мне даже кажется, что дедушка и я вовсе не разговаривали, я просто вообразила этот диалог в своем сознании. Но я четко помню его позу: оперевшись на трость, чуть склонив голову вниз и опустив плечи, он мог часами сидеть на скамейке. Я чувствовала необъяснимый прилив нежности к нему, он не был похож на других знакомых мне стариков. Дедушка был из иного мира – мира, именуемого Жёлтым двориком и придуманного мною. После каждой встречи с ним я шла через арку в обычный мир, спокойная и окрыленная, а когда приходила в Жёлтый дворик, то боялась его не застать. И следующие несколько месяцев она и я отправлялись в Жёлтый дворик только для того, чтобы посмотреть на дедушку…
Пожалуй, это один из самых ярких образов того периода моей жизни. Понадобились годы, чтобы разобраться в себе и разложить все по своим местам: подростковую агрессивность и замкнутость, детскую обидчивость и девчоночью незащищенность от мира, поиск смысла жизни и проблему сосуществования. И уже мое личное желание из этого мира уйти… Однако я живу! Я счастлива лишь потому, что мне удалось найти золотую середину. Я так же, как и восемь лет назад, не вижу смысла жизни, но продолжаю ей радоваться, пристально вглядываясь в глаза собак и детей, в тексты произведений любимых писателей и разглядывая старые фотографии (в том числе, фотографии с ней). Постоянно меняясь и самореализуясь, я возвращаюсь к старой себе (или к ИСТИННОЙ СЕБЕ), с каждой секундой ощущая быстротечность жизни и то, как меня вертело в ее потоке в прошлом. Сейчас я просто плавно плыву вперёд, принимая этот заплыв как неизбежность. И пусть на моем пути будут водовороты, рифы и опасные стремительные течения – я знаю, что без этого нельзя. Без этого жить будет скучно. В моей же памяти найдется много мест для отдыха – таких, как Жёлтый дворик, мысли о ней и любимая музыка. А еще я уверена, что стремление двигаться вперёд, заложенное в каждом из нас, ни в коем случае нельзя подавлять. Так же, как нельзя убивать себя, не пройдя весь Путь от начала до конца. Но никто не в силах запретить свернуть на время обратно, в прошлое, для того чтобы еще раз пережить некоторые вещи, восстановить заново фрагменты памяти. Ведь зачем-то же я вернулась сюда, в этот дворик. Но я не вернулась к ней…
Время от времени мы видимся, обсуждая за бокалом вина прошлое. На её лице улыбка, и она говорит, что я сильно изменилась и стала лучше. В этот момент мне всегда хочется её обнять и защитить, потому что я выжила и не боюсь продолжения любой, даже самой фантастической истории жизни. Её же жизнь меня немного настораживает, и на то есть свои причины, тем не менее, я не делюсь с ней своими опасениями. Единственное, о чём ей стоило бы знать, так это то, что я всегда за неё боялась. На протяжении всей нашей истории я боялась её потерять, но смогла обрести заново её новую…
Несколько месяцев назад я позвонила ей и спросила, помнит ли она Жёлтый дворик? Она совсем не удивилась. И, опередив мой следующий вопрос, сказала, что дедушка, должно быть, умер…
17 мая 2003 г.
P.S. Несколько лет назад, поддавшись ностальгическим воспоминаниям, я посетила Жёлтый дворик. Мне хотелось окунуться в прошлое и в то же время узнать, каким стал дворик сейчас. Что я почувствую, оказавшись внутри? Наверное, это как «закрыть Гештальт» – мне было необходимо вернуться в мир Жёлтого дворика снова. Пройдя через арку, я пыталась вспомнить, что же изменилось. Все так же развешенное белье, одинокий фонарь и старая неработающая телефонная будка, пожарная лестница на крышу и увитые виноградом балконы, по «сцене» летнего театра одиноко бродит чёрная кошка, а на месте дедушки – два парня, пьющие пиво. Смех детей слышен по-прежнему, но уже не так звонко. Из раскрытого окна доносится музыка. Вот и всё… Даже не присев на скамейку, я развернулась и ушла, понимая, что этот мой визит в Жёлтый дворик – последний…
ЛИСТЬЯ В ЗРАЧКАХ
Я проснулся очень поздно, около двух часов пополудни. Звуки пронизывающего ветра врывались в моё окно, заглушая желание сна. И тогда я подумал, что просыпаться, в сущности, не стоит. А зачем? Для кого? У меня не было ни девушки, ни друзей, ни родителей. Даже соседей, и тех не было. Почему – я не знаю. Просто не было, и всё!
Я встал с кровати и побрел в ванную. Хотелось запустить бритвой по своему отражению в зеркале, но на этот раз я не смог, потому что увидел в своих зрачках жёлтые кленовые листья. С этого дня и начинается моя история. А может, это вовсе и не моя история. Поймите, во мне теперь жило что-то ещё. Хорошее или плохое – мне было всё равно. Главное, что я стал иным.
Первое, о чём я тогда подумал – увидят ли другие люди листья в моих зрачках. Странно, ведь мне всю жизнь было наплевать на людей. Кто они мне такие? Водители трамваев, продавцы газет, уличные девки, лентяи, жалкие личности с завышенной самооценкой. Но сейчас что-то перевернулось во мне. Я почему-то вспомнил вьющиеся каштановые волосы девушки из табачной лавки; всегда раздражавший меня серый, в тонкие зеленые полосы, пиджак хозяина скучнейшего бара; фотографию какой-то старушки на банке кофе, который я обычно пил по утрам. Я вспоминал очень долго – это были странные, не связанные с собой образы – образы повседневности. Я даже не заметил, что уже протягиваю деньги за пачку сигарет, а та самая женщина с каштановыми волосами улыбается мне. Улыбается мне? С чего бы это! Кто я для неё? Постоянный покупатель, странный человек, одинокий мужчина? И тогда я понял: она заметила листья. Я смутился, отошёл назад к двери и толкнул её плечом. Выйдя из лавки, я свернул в незнакомый переулок. Вернее, я знал о его существовании, но никогда не испытывал надобности здесь прогуляться. Всматриваясь в фасады старых зданий, я ощущал какое-то щемящее чувство глубоко внутри, прислушивался к шагам прохожих и даже слышал свои собственные шаги. Кажется, время перестало для меня существовать, а ноги сами несли меня к чему-то неведомому. Или это шёл не я? С каждым своим шагом я слышал хруст опавших листьев, но никаких листьев под ногами не было. Я споткнулся на ровном месте, сделав это «открытие». Посмотрел по сторонам и не увидел ни души. Как же так? Я забрёл слишком далеко – туда, где нормальные люди и не подумают проводить свое свободное время. «ВРЕМЯ» – прочел я вывеску напротив. Что за чушь?! Но я не ошибался. На ни чем не примечательной на вид двери было написано: «ВРЕМЯ. Кафе мадам F.». Ах, да! Я же ничего не ел за сегодняшний день – вспомнил я и решительно вошел внутрь. Пожилая женщина за стойкой бара, очевидно, сама Мадам F., вдруг заявила: «Я вас уже давненько жду, друг мой! Проходите, голубчик, садитесь за свободный столик».
– Разве мы с вами знакомы? – спросил я и, оглядевшись по сторонам, с удивлением отметил, что все столики абсолютно свободны, посетителей в этом кафе не было.
– Хе-хе, как сказать. Может, знакомы, а может, и нет. Одному богу известно, – ответила на мой вопрос старуха.
«Что за чертовщина», – подумал я, а вслух произнес:
– Я голоден. У вас есть что-нибудь на обед?