Солнце взойдёт в полночь

Глава 1 Похищение в Золотых Пустошах

Всё это случилось со мной, когда мне было всего семнадцать. Меня зовут Орсо Оркмар, и я родился в Секойвэ – морской крепости на самом краю Востока, там, где солнце встаёт раньше всех на свете. Там, где скалы обнимаются с туманом, а песок под ногами всегда влажный и пахнет солью. Там, где горы летом покрываются зеленью цвета мокрой травы.

И как же я оказался здесь, в Золотых Пустошах, за тысячи километров от дома? Как вышло, что человек, которого я считал другом, обернулся своей тёмной изнанкой? И самое страшное – как мы дошли до того, чтобы похитить ребёнка?

Преступление, которое я ненавидел всей душой, но на которое у меня не хватило духу воспрепятствовать. Преступление, в котором я участвовал своим молчанием. Я жалею о нём до сих пор. Каждый день.

***

Больше песка в пустошах было только пыли. Она здесь была повсюду: в трещинах земли, в небе, в лёгких. Она лежала сухим слоем на камнях, забивалась под ногти и въедалась в кожу. Когда солнце поднималось, всё пространство дрожало в жарком мареве. Но и ночью зной не отступал, он просто становился тише.Золотые Пустоши – поэтичное название для этого выжженного, мёртвого края. Песок здесь вечно висел в воздухе – густой и горькой на вкус. Редкие деревца гнулись от ветра словно слуги в приветственном поклоне.

Дождь здесь был легендой. Источники высохли; немногие оставшиеся охраняли как святыни… или как ловушки. Опасность шла не только от жажды. Здесь, в этой выжженной тишине, человек становился зверем. Встречные могли напасть не только из вражды – из отчаяния. За флягу. За хлеб. За обувь.

А сколько страшилок и баллад сочиняли об этом крае в Южной Итрии! Но правда лучше слушать о Пустошах под песни подвыпившего менестреля в сытой таверне.Селения ютились в скалах как шрамы. Их жители были тощи, с глазами, где давно погасло доверие. Они знали цену жизни, и смерть для них не всегда была худшим исходом. Говорили, сами Пустоши высасывают душу. Задержишься – и пыль проникнет в сердце, сделав его пепельным.

И не шутите о Пустошах при тех, кто вырос в её песках. Говорят, они не умеют улыбаться и не понимают шуток. Это, разумеется, неправда. Юмор – одна из последних и самых добрых радостей для того, у кого больше ничего не осталось.

***

В тот день, в полдень, в самое неприятное время, которое можно только представить для того, чтобы оказаться в пустошах, трое молодых людей укрылись в тени потрескавшегося валуна. Камни возвышались над ними грубо и неестественно, словно сами выбрались из-под земли, чтобы подышать.

Юноши явно не были местными. Самый старший из них, хотя и не самый высокий, – Сирш – был одет не броско, но его одежда выдавала многое: ткань была слишком чистой, узоры – слишком тонкой работы. Он не был красив, но в его лице было что-то запоминающееся. Нос – крупный, резкий, как корабельный парус; брови – чёткие, тёмные, будто подведённые углём; волосы рыже-каштанового цвета, словно смесь ржавчины и вина. На солнце они вспыхивали медью, становясь почти огненными.

Рядом, привалившись к валуну, дремал Сол. Лицо его скрывала широкополая шляпа, и видно было только, как равномерно поднимается и опускается грудь.

Чуть в стороне, под другой скалой, сидел Орсо. Самый высокий из троих, но худой, с вытянутыми плечами и напряжённой осанкой, он выглядел неуклюже, почти болезненно. Казалось, он всё ещё не привык к собственному росту.

– Нам ведь нужен лир. И ты с этим был согласен.В таких краях человек учится видеть опасность на расстоянии, и Орсо мгновенно насторожился, заметив приближающиеся фигуры, мерцающие сквозь расплавленный воздух. Однако это оказались их знакомые – толстяк Большой Хью и Верон, но шли они не одни – между ними семенила маленькая девочка, крепко сжимая толстую руку Хью и что-то оживлённо ему рассказывая. Когда они подошли, Орсо встал и подошел к товарищам. – Кто это? – лениво поинтересовался Сирш, лёжа на куртке, которая уже давно напиталась жаром. Он потянулся, его волосы спутались от пота и песка, но на лице читалась полная безмятежность. – Это лир, – с довольным видом объявил Верон. – Мы поймали лира. – Ребёнок? – нахмурился Орсо. – Ребёнок лир, – уточнил Большой Хью, прикрывая глаза от солнца. Сирш скривился. – Нет уж, абсолютно нет. Какой из неё лир? – Мы не нашли другого, – с подступающим раздражением ответил Верон. – А с чего вы решили, что она лир? – Орсо оценивающе оглядел девочку. – Нам так сказали, – сказал Верон, оценивающе оглядывая Орсо в ответ. – И говорит она на лирийском, я этот язык ни с чем не спутаю, – добавил Хью. Орсо продолжал смотреть на девочку, которая заплетала Хью браслет из сухих стеблей какого-то растения, которых у неё почему-то было много с собой, он выдохнул и, обернувшись к ним, медленно произнёс: – Вы идиоты? – Заткнись, Орсо. – рявкнул Верон. – Иди и попробуй найти другого. – Как минимум её родители тоже лиры, – вспыхнул Орсо, – но до этого ты, конечно же, не додумался. С каждым словом Орсо, плечи Верона становились шире, но при Сирше он не смел его трогать. Сирш внимательно посмотрел на девочку, потом приложил палец к губам и задумчиво произнёс: – Лиры не станут помогать нам просто так. Вряд ли. Но чтобы спасти своего ребёнка… Возможно. – Во-первых, это низко. – заговорил Орсо. – Во-вторых, мы даже не знаем, лир ли она на самом деле. – Чья это была идея взять Орсо с собой? – поинтересовался Сирш. – Твоя. – Ах, точно. – он театрально хлопнул себя по лбу. – Так что? – спросил Верон. – Мы попробуем? Девочка теперь подбежала к Сиршу, заплетая браслет и вокруг его руки. —Какая прелесть. – сказал он, с улыбкой глядя на её тонкие пальчики. Орсо покачал головой. – Я в этом участвовать не буду. – Что ж…Ты своё дело уже сделал.– Сирш пожал плечами. —Ай-ай, Орсо испугался. – добавил Верон. Орсо нахмурился. Сирш резко подскочил, напугав тем самым девочку, подошёл к Орсо и щёлкнул того по лбу.

– Но не ребёнок же!

– За ребенком придут взрослые, и тогда мы поговорим.

– Ага, конечно, просто поговорить, так они тебе и поверили.

– А какой у них будет выбор?

– А если они не придут?

—Придут. – надавил Сирш.

—А если нет?

Сирш устало вздохнул.

– Вернём ребёнка обратно. Мы же не звери.

Орсо вновь посмотрел на девочку. Она беззаботно что-то рассказывала Хью, не подозревая, что её похитили. Орсо понял, что говорит она правда на лирийском. Чувство вины неприятно сдавило горло.

– Только давайте сделаем это быстро, – сказал он тихо.

Сирш просиял.

– Вот это другое дело! – радостно заявил он, хлопнув в ладоши. – Загадки прошлого сами себя не разгадают.

—Что будем делать? – спросил всё это время молча лежавший в тени Сол.

Глаза Сирша загорелись, будто он давно ожидал этого вопроса.

—Хью, отправляйся обратно в деревню, где вы нашли девочку, – скомандовал он уверено и быстро, – найди её родителей. Ты ведь немного знаешь лирийский? Передашь им моё небольшое послание.

Хью почесал лоб.

– Может лучше отправить Орсо? – сказал Верон с лёгкой ухмылкой, – Может он заодно и домой сразу пойдёт.

На лице Сирша едва уловимо дрогнул мускул.

—Нет, нет, – Орсо яростно закрутил головой, – я к ним не пойду.

– Какой ты Орсо скользкий, – с отвращением сказал Верон, – ты хочешь и ягод поесть и не испачкаться.

—Орсо пойдёт со мной, – невозмутимо сказал Сирш и ещё раз повторил, – а Хью пойдёт в деревню, где вы нашли лира, чтобы передать моё послание.

Глава 2 «Мальчишка из какой-то всеми забытой морской крепости»

Ближе к вечеру, когда Хью ушёл, они пошли дальше через пески Золотой Пустоши. Их сопровождала пара угрюмых наемников-проводников из Эвербета. Солнце, опускаясь за горизонт, окрашивало всё в апельсиново-багряный цвет. Создавалось ощущение почти неестественного тепла.

Сирш и Сол шли впереди, оживлённо споря о лирийских предсказаниях, Верон нёс уснувшую девочку на руках, а Орсо плёлся позади, погружённый в мысли. Его взгляд остановился на свисающей руке девочки.  Спотыкаясь о налипший песок, он догнал одного из проводников – крупного мужчину с лицом, выжженным солнцем.

– Как вы оцениваете…– задыхаясь, сказал Орсо, с трудом подбирая слова от усталости, –  целесообразность … этой …задумки?

– Что? – не понял проводник.

– Вы думаете это безопасно? – прошептал он, озираясь, хотя кроме дюн вокруг не было ничего, – что с нами могут сделать за кражу ребенка?

Проводник негромко засмеялся.

– В Пустошах никогда не бывает безопасно, – отвечал он и улыбка медленно растворилась на его лице.

– А вы думаете, они придут за девочкой?  – спросил Орсо, – Лиры придут?

– Хотел бы я на это посмотреть.

Орсо не понравился ни один из ответов проводника, и он уже хотел отойти от него, когда тот вдруг как-то грустно добавил:

– Говорят, они все вымерли.

Поднимался ветер, неприятно крутивший песок. Темнота быстро сгущалась вокруг.

– Остановимся здесь! – крикнул Сирш, придерживая руками свои развевающиеся рыжеватые волосы.

Все остановились. Проводники мгновенно оценили место, кивнув друг другу. Орсо и Сол сняли сумки с плеч. Верон продолжал стоять с девочкой в руках.

–Да, поставь ты её, – сказал Сол с усталым раздражением, – уже пришли.

Верон аккуратно опустил девочку на ноги, и она проснулась.

Она тут же что-то спросила, но никто не понял её слов. Никто, кроме Орсо.

– Спрашивает, когда мы пойдём домой, – перевёл он.

Верон тоже снял рюкзак и начал расставлять вещи.

– Мы скоро пойдём домой, – обманул её Орсо на лирийском.

Девочка, услышав родной язык, резко подняла голову в сторону Орсо, она посмотрела на него своими большими глазами, которые казалось блестели в сумерках.

– Где мама? – спросила она сонным голосом.

– Что она теперь говорит? – спросил Верон.

– Маму зовёт, – ответил за Орсо Сирш. – Если мама тебя правда любит, она придёт.

– Маму съели, – пошутил Сол, забавляясь, но в его голосе не было радости.

Девочка, казалось, не поняла сказанного, она стояла, потерянно оглядывая их в полумраке.

После скудного перекуса они принялись устанавливать жалкие подобия палаток – несколько натянутых на камни тканей, едва прикрывавших от песка и скорпионов. Орсо, закончивший первым, молча подошел к Сиршу, чтобы помочь. Сирш кивнул в сторону девочки и прошептал так, чтобы услышал его только Орсо:

– Всё-таки стоило найти кого-то постарше, ненавижу быть в подвешенном состоянии. Сидим как дураки, гадаем – явятся за ней или нет.

– Ещё не поздно вернуться обратно. – сказал спокойно Орсо, внутренне радуясь, что Сирш сам об этом заговорил, – Ответы можно найти и без насилия. Найдём лира, готового говорить.

– Я никогда не возвращаюсь обратно, – резко сказал Сирш, тут же разрушив надежды Орсо, – к тому же лир, готовый говорить… это такое же сказочное существо, как и Паучиха из их рассказов.

– А ещё совсем недавно ты говорил, что хотел бы выпустить эту Паучиху, – тихо пробормотал Орсо, –  как же ты её выпустишь, если она не реальна?

– Орсо, ну ты же понял, что я имею в виду. Ты ведь не считаешь, что там сидит настоящий паук с восьмью ногами?

– Я не знаю, что именно там сидит и как оно выглядит.

– А вот лиры, я думаю, знают. Выведем их на честный разговор и станет ясно.

– Украв ребёнка, ты их, конечно, выведешь на честный разговор. Это скорее их только напугает.

– Страх – лучшая сыворотка правды. А ядро правды – ярость. – Сирш резко дернул узел. – Я хочу их ярости.

Они немного помолчали, а затем Сирш добавил:

– Знаешь, мне правда жаль ребенка, – внезапно смягчился Сирш, и в его голосе прозвучали ноты, похожие на искренность. – Но ты же сам говорил… лиры боятся даже имени этого места. Как же заставить их говорить?– Хотя… Возможно, я просто ищу оправдание для этой дурацкой ситуации, в которую мы вляпались. – Дурацкой, – эхом сказал Орсо.

Орсо не нашёл, что ответить, согласиться оказалось проще.

Когда они закончили возиться с палаткой Сирша, они опустились на песок.

– Девочка будет спать с тобой, – заявил Сирш.

– Что? Почему со мной? – возмутился Орсо.

– Ты у нас единственный, кто её понимает.

– Что, понянчиться с ней тебе не по чину? – засмеялся подходящий к ним Верон.

– Это даже не было моей идеей, – Орсо махнул рукой в сторону девочки, – и я терпеть не могу детей.

Девочка испуганно взглянула на него.

– Орсо, прекрати это нытье. – сказал раздраженно Сирш, но тут же смягчил тон. – Ты ведь спал с Хью. Так? Хью ушёл, его место свободно. Иди спать, и девочка пойдёт с тобой.

С этими словами Сирш скрылся в своей палатке.

Орсо недовольно прошептал, что Сирш тоже спит один и мог бы взять девочку себе, но его никто не услышал.

Сол и Верон направились к своему укрытию. Верон по пути больно подтолкнул Орсо в плечо. Орсо так и остался стоять в сгущающейся темноте рядом с девочкой.

Он неуверенно подошёл к ней, почти не различая её лица во мраке.

– Ты хочешь спать? – спросил он на лирийском.

Она кивнула.

– И к маме. – прошептала она.

–Да, да … она придёт… но сейчас нужно поспать. – ответил Орсо, немного замешкавшись.

Они вдвоем забрались в его палатку. Девочка, тихо повздыхав, улеглась и почти сразу погрузилась в сон. Орсо с удивлением подумал, с какой легкостью она ушла с незнакомыми Хью и Вероном и как беззаботно уснула теперь рядом с ним. Он слушал, как она тихо посапывает. Но сон не шел к нему.

Он отвернулся спиной к ребёнку и закрыл глаза, надеясь ускользнуть в забытьё.

На какое-то время сознание его правда поплыло, в голове начали мелькать бессвязные, туманные образы, как это часто бывает на грани сна.

И вдруг слишком ясно, слишком чётко он увидел отца – Ондро, большого, крепкого и непоколебимого, как та морская крепость, хозяином которой он был. Того самого, каким Орсо запомнил его в день их последней ссоры: сидящего во главе стола, с чуть нахмуренными бровями, за которыми клубилась немая буря. Он снова отложил ложку, как тогда, не донеся её до рта, и уставился на Орсо тяжелым взглядом.

– Ну езжай, если ты так этого хочешь.

Слова, брошенные как камень по металлу, заставили воздух в столовой замереть. Даже звон посуды стих.

– Но если ты уедешь, – продолжил Ондро с ледяной прямотой, – следующим хозяином крепости станет твой младший брат. Окво.

– Ондро! – Ладонь Талулы, матери Орсо и его братьев, с силой ударила по дубовому столу. Глухой стук эхом отозвался в тишине. Она никогда не позволяла себе такого, тем более при детях. Ее глаза горели возмущением.

Ондро лишь на миг отвел виноватый взгляд на жену – он ждал этого. Сказанное пугало и его самого. Он любил Орсо… но крепость Секойвэ, Секойвэ он любил больше. Больше этого худого, не интересующегося ничем, кроме своих книг сына, за которого ему так часто бывало стыдно.

Орсо нахмурился. Взгляд скользнул от матери, чье лицо побелело, к младшему брату – Окво, который съежился в кресле, глаза его были полны растерянного ужаса. Потом – обратно к отцу.

– Ну что ты скажешь? – Голос Ондро был тише прежнего, но от этого казался страшнее. – Поедешь учиться?

– Я… Я не знаю, что сказать, – тихо выдохнул Орсо, опустив глаза. Внутри бушевали волны: с одной стороны, обида на унизительное предложение отца, но с другой… это странное, стыдное, но приятное чувство облегчения. Он мог уйти. Заняться своей мечтой. Сбросить этот камень наследства. Пусть Окво…

Но Ондро думал иначе. Он вскипел.

– Встал! – рявкнул он, напугав всех за столом.

Орсо тоже вздрогнул и послушно поднялся.

– С этого мгновения, – Ондро говорил сквозь зубы, – ты больше не ешь с семьёй за одним столом. За этим столом нет места сомнениям.

Орсо резко поднял голову. В его глазах, только что опущенных, вспыхнула ненависть. Он впился взглядом в отца, бросая немой вызов. Но Ондро, к счастью, не видел этого – он смотрел сквозь сына, будто на пустое место.

Орсо развернулся, вышел из-за стола и направился к дверям. Если бы не мрачность ситуации его слишком высоко и слишком гордо поднятая голова могла бы показаться забавной.– А теперь убирайся, – прогромыхал Ондро. – Пока я не совершил того, о чём потом буду жалеть.

Маленький Окво еще сильнее вжался в своё кресло, стараясь стать незаметным. Его испуганные глаза провожали старшего брата, который, не проронив ни слова вышел из столовой. Шаги его отдавались в внезапно наступившей тишине, нарушаемой лишь тяжелым дыханием Ондро.

Орсо, который находился сейчас в Золотых Пустошах тоже тяжело вздохнул. Он часто думал о той ссоре с отцом и до сих пор не мог с уверенностью сказать, стоило ли тогда вообще заводить тот разговор. Чаще всего ему казалось, что он поступил правильно: ведь уехать учиться было его искренним желанием. Но в минуты одиночества и усталости – как, например, сейчас – Орсо начинал сомневаться. Он вспоминал отцовские слова о продажных лицемерах, населяющих Астралим, и ловил себя на том, что теперь не может не согласиться. Более того, ему даже нравилось чувствовать некое превосходство над этими людьми.

Орсо постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл. Он знал, что отец отдыхает здесь – в прогретом камином, уютном зале.И всё же чаще он думал не о самой ссоре, а о разговоре, который произошёл на следующий день. Тогда Орсо пришёл к отцу с намерением попросить прощения и с готовностью остаться в семейной крепости Секойвэ, несмотря на своё желание уехать. Он был готов поступить так, как того хотел отец. Он вновь закрыл глаза, вспоминая тот день.

Снаружи бушевала буря, ревело море, и его гул был слышен даже сквозь порывы ветра.

Ондро сидел в кресле, опустив ноги в горячую каменную ванночку. Его глаза были закрыты, и он не открыл их, даже услышав шаги сына.

– Отец, я пришёл извиниться. – сказал Орсо, стараясь говорить уверенно. Он прокручивал этот разговор в голове десятки раз, прежде чем решился.

– Да ну? – усмехнулся Ондро. – И за что же ты хочешь извиниться?

– За всё. – ответил Орсо.

– Я был неправ, когда захотел уехать из Секойвэ. – выпалил Орсо. – Мой дом здесь. Я должен делать всё для защиты крепости. – произнёс он заученную фразу. – Если ты решишь, что Окво должен стать следующим лордом, а не я … Я приму твою волю и буду ему служить.– Как удобно. – открыл глаза Ондро и взглянул на сына, неуверенно стоявшего у двери. – А мне нужна конкретика. Где именно ты ошибся – и как собираешься это исправлять?

– Вот оно, – произнёс Ондро, вставая из ванночки на коврик, заботливо постеленный прислугой. Вода с тихим плеском стекала с его ног. – Ты не достоин управлять крепостью… моей крепостью, Орсо… Нет…пока извиваешься, как змея. Нет никакого "может быть"и "если". Есть только одно слово – надо.

– Тогда я готов делать так, как надо, отец. – тихо сказал Орсо.

– Ну-ну…

Ондро подошёл к камину и замер, глядя на сына – этого хилого мальчика, сломленного вчерашним унижением, готового отречься от своей заветной мечты ради крохи отцовского одобрения. И в этот момент в душе Ондро родилось расчетливое решение. Он не просто передумал. Он решил конфисковать мечту сына, превратив ее в орудие своей воли. Ведь в его видении мира хуже бунта может быть только капитуляция.

– Ты поедешь учиться, – объявил он медленно, будто сам удивился своим словам.

Орсо поднял голову:

– Но… я ведь сказал, что был неправ.

– Вот как я решил. – сказал Ондро. – Слишком долго ты ходил за юбкой матери с открытым ртом, слушая её сказки. В этом есть и моя вина. Но клянусь, с твоими братьями такого не будет.

Орсо послушно замолчал. Остатки гордости таяли под отцовским взглядом.

– Ты поедешь учиться, – повторил Ондро. – может быть вдали от дома, от моря, в кругу недоброжелателей… ты станешь достойным той роли, что ждёт тебя здесь. А если вернёшься таким же хитрым, слабым и малодушным – клянусь, я отправлю тебя наместником на какой-нибудь забытый богами остров. Женишься на старой дочери Наэлии и будешь гнить там с ней в одиночестве, пока море не смоет память о твоём существовании.

«Если бы отец узнал, что я делаю сейчас… – с ужасом подумал Орсо.

Мы украли ребёнка.

И вот … Этот невинный ребёнок спит рядом со мной. Не с похитителями. Со мной. А ведь я был против. Как я только согласился на это?

Если бы отец сейчас оказался здесь, каким-нибудь чудом… что бы он подумал?»

Орсо вдруг почувствовал, что ему нечем дышать. Он резко сел, приподнялся, выскользнул из палатки. Хотел вдохнуть свежего воздуха, но снаружи оказалось не легче. Та же душная тяжесть, только вместо палящего солнца над ним висел печальный полумесяц, словно и он с укором глядел сверху.

Он резко повернулся и сделал несколько решительных шагов в сторону палатки Сирша. В груди кипело, он хотел потребовать: остановить всё это, развернуть кампанию, вернуть ребёнка родителям и отпустить его самого назад. Он даже начал подбирать слова. Но что-то вдруг остановило его.

Глава 3 Ворон и Рыба

Что-то вдруг остановило его праведный гнев. Он представил Верона, который, проснувшись, только рассмеялся бы – глупо, мерзко, как всегда. А он, Орсо, остался бы в дураках. Любое его оправдание прозвучало бы жалко. А Сирш… тот обернул бы всё в такие витиеватые фразы, что Орсо сам бы усомнился в себе.

«И что я только в них нашёл? – вдруг подумал он, опускаясь на уже остывший песок, —Верон с самого начала был мне омерзителен. Грубиян и пустой мерзавец. Но Сирш… он другой. Умнее и лучше таких, как Верон.»

В день их знакомства Орсо показалось, что Сирш увидел его – не просто мальчишку из какой-то всеми забытой морской крепости, а человека с умом, тягой к знаниям, с внутренним поиском. И теперь усомниться в Сирше значило усомниться в себе самом.

Орсо закрыл глаза, вновь мысленно возвращаясь в тот день.

Доклад Верона висел в воздухе аудитории тяжелой тучей. Он щелкал указкой по схемам, изображавшим древние поселения лиров, и говорил с видом человека, уверенного в своей правоте:

«…Именно эта изоляция, отказ от адаптации, от путешествий и обмена знаниями с соседями, – причина их отсталости, – важно зачитывал Верон, –  Лиры – пример общества, застрявшего в прошлом. Их культура –  музейный экспонат, лишенный перспективы. Они выбрали роль отсталых, отвергнув прогресс ради мнимой чистоты своей культуры. Низший класс цивилизационной эволюции, если угодно.»

Профессор Хелен кивнул, скорее по привычке, чем с полным согласием. «Спасибо, Верон. Вопросы? Замечания?»

Рука Орсо взметнулась вверх слишком быстро. Все повернулись. Верон у доски нахмурился, явно не ожидая сопротивления своей точке зрения.

«Да, Орсо?» – профессор жестом разрешил говорить.

Орсо встал. В его глазах горел тот одержимый огонек, который зажигался, когда речь шла о его любимых лирах. Он не видел, как Верон напрягся, как несколько его приятелей обменялись взглядами.

«Уважаемый профессор, коллеги,» – начал он, его голос дрожал от возмущения. «Доклад Верона… это не просто упрощение. Это – полное непонимание того, кто такие лиры и что они дали миру.»

В аудитории замерли. Верон фыркнул: «О чем ты? Они живут в горах, как отшельники…»

«Ты сидишь в этих стенах, Верон. Ты учишься в университете. Знаешь ли ты, что первые университеты на нашем континенте, включая наш, создавались для изучения философских трактатов и математических трудов лиров?

Орсо осёкся, его лицо вспыхнуло.

«Без их наследия не было бы ни «Трактата о Гармонии» Эхота, ни философии Джейса, ни даже основ нашей правовой системы!»

Он тыкал пальцем в стол для пущей убедительности:

«Низший класс, говоришь? А основы дипломатии? А самый совершенный из известных нам способов астрономических вычислений? Они не отвергли прогресс, Верон… они основали его… а потом… видя, как их открытия используются для эксплуатации, предпочли сохранить свои знания! Их культура – не реликт, а эталон, по которому мы, задыхающиеся в своем прогрессе, должны мерить собственную моральную деградацию!

Орсо задыхался от переполнявших его волнения и азарта, но его слова дальше потекли как из учебника:

«Без лиров, Верон, не было бы ни этого университета, ни тебя в нем, считающего себя высшим классом. Твое презрение к ним – это презрение к корням собственного благополучия. Это не просто незнание, это – культурное варварство!»

Тишина после его слов была оглушительной. Ни смешков, ни улюлюканья. Только шок. Верон стоял бледный, потом багровый, его дыхание стало прерывистым. Взгляд, которым он смотрел на Орсо, обещал не просто злобу, а кровь.