Солнце взойдёт в полночь
- -
- 100%
- +
– Орсо, давай кое-что проясним, – Сирш говорил необыкновенно спокойно для мрака ситуации, но вполне обыденно для себя, – я ни разу тебя не обманул. Я лишь не стал тебя переубеждать, это разные вещи, согласись? При этом я ведь не могу быть обвинённым в том, что ты обманул себя сам?
– Так чего ты хочешь на самом деле?
– Помнишь, я сказал, что «правда не делает тебя победителем», так вот я хочу совершить невозможное – быть правым и одновременно быть победителем.
Орсо ничего не ответил. Его собственная правда была бессильна. Он представил, как Верон и Сол, усмехаясь, закапывают его в пустошах. Быстро, без лишних слов. И от его «правоты» не останется ничего. Роль мученика, которую он на себя мысленно примерял ему не подходила.
Сирш шагнул вперёд и коснулся чёрной корки носком сапога, потом шаркнул по ней.
– Сколько же здесь тьмы… Я не вижу конца. У этого поля вообще есть границы, Орсо?
Орсо вздохнул и посмотрел вперёд, в темнеющую даль.
– Должен быть конец. – сказал он обиженно.
– Прекрасно. Ждать будем здесь. – Сирш развернулся к остальным. – Не думаю, что её родители появятся до вечера.
Но вечер опустился, и рассвет пришёл вновь, а родители так и не пришли. Не вернулся и Хью.
Продуктовые припасы подходили к концу, вода была на исходе. Девочка капризничала всё чаще. Её беспокойство стало заразительным: она плакала – и вместе с тишиной трескалось и терпение внутри группы.
Даже Орсо больше не мог её успокоить.
– Орсо, сделай с ней хоть что-нибудь. – взмолился Верон, когда она в очередной раз разрыдалась.
– Что я, по-твоему, должен сделать? – взорвался Орсо.
– Я её заткну. – сказал Сол. До этого он молчал всё утро, сидя в стороне. Но теперь резко поднялся, подошёл к девочке и, не колеблясь, ударил её по щеке.
Щелчок был коротким и резким, как удар плети.
Девочка вскрикнула, упала на песок и зарыдала уже по-настоящему – пронзительно, захлёбываясь, как от смертельной боли.
Орсо в ужасе схватился за голову.
– Не трогай ребёнка! – закричал Сирш, подскакивая на ноги.
– Сил моих больше нет слушать её визг! – рявкнул Сол в ответ.
– Тогда убирайся! – отрезал Сирш. – Исчезни, чтобы я твоих визгов не слышал.
– С радостью.
Сол пнул рюкзак, в сердцах опрокинул пустую флягу и, не оборачиваясь, пошёл прочь – в ту самую сторону, откуда они пришли. Вещей своих он не взял. Возможно, он не планировал уходить насовсем.
Девочка осталась лежать на земле, дрожа. Её тонкие плечи вздрагивали от рыданий, голос сорвался до хрипа. Она почти задыхалась от своего горя.
– Сердца у тебя нет, Орсо. – весело усмехнулся Верон, глядя, как рыдает девочка.Где-то там, возможно, мать действительно слышала её плач. Но она почему-то не приходила.
– Я тоже ухожу. – тихо произнёс Орсо.
Он направился к своей палатке и начал собирать вещи. К нему тут же подошёл Сирш.
– Куда ты собрался? Ты мне нужен.
– Зачем? Чтобы укачивать ребёнка? Отдайте её матери – и она сама успокоится.
– Когда придут лиры, мне понадобится переводчик. – сказал Сирш.
– Ты вообще слышишь, что я говорю? – выдохнул Орсо.
– Слышу. – отозвался Сирш. – Но ты сдаёшься слишком рано. Мы уже здесь. Мы это сделали. Взгляни. Оно прямо перед нами. Осталось только подождать.
Орсо тяжело вздохнул и опустился на землю. Ему было страшно оставаться с группой, но уходить в смертельно опасные пустоши одному было ещё страшнее. Проводникам платил Сирш, они бы не стали помогать ему.
– Но девочка ведь тоже лир, – вдруг сказал Верон. – Может…стоит попробовать использовать её?
Сирш сначала раздражённо посмотрел на него – так, будто тот вновь сморозил глупость. Но затем в его взгляде вспыхнуло нечто иное.
– А ведь он прав. – задумчиво прошептал он.
Верон довольно улыбнулся.
– Видишь, и от меня польза есть.
– Не привыкай. – отрезал Сирш и обернулся к Орсо. – Думаешь, сможешь объяснить ей, что нужно сделать?
Орсо посмотрел на девочку, которая всё ещё всхлипывала.
– А как же пророчество лиров, – отрешённо произнёс он, – девочка умрёт.
– Я не верю в пророчества лиров. – сказал Сирш. – Эта сила не принадлежит им. Конечно, они боятся её.
– И всё же ты готов рискнуть чужим ребёнком? – спросил Орсо.
– А какая разница? Пускай, сделают это её родители. Чем жизнь одного лира важнее жизни другого?
Орсо покачал головой.
– И не будет ли милосерднее, – продолжал Сирш, – попросить об услуге ничего не понимающего ребенка, чем осознанных запуганных взрослых? Которые в самых ярких красках представят себе предстоящие страдания, и ожидание мучений окажется страшнее, чем сами мучения.
– Милосерднее? – Орсо усмехнулся, он подумал о том, что в этом правда была какая-то страшная логика. Неудивительно, что именно Сирш апеллировал к ней. – Я не хочу, чтобы кто-то пострадал вообще. – прошептал он, сжимая горло дрожащими пальцами. Он только сейчас заметил, как сильно они трясутся.
– Обещаю, никто не пострадает, – уверенно сказал Сирш и протянул ему руку.
Орсо посмотрел на его руку с подозрением, что-то подсказывало ему, что таких обещаний Сирш не имеет права давать, но такая приятная и знакомая всем надежда на то, что всё обойдётся, что лично с ним не может произойти ничего плохого, заставила его заглушить терзающие сомнения. «Нужно лишь позволить Сиршу закончить игру, которую он начал и это всё закончится». Орсо принял руку Сирша, и тот помог ему подняться.
– Поговори с ней мягко. – предложил Сирш.
Девочка продолжала тихонько всхлипывать, испуганно косясь на приближающихся Сирша и Орсо.
Сирш подтолкнул спутника вперёд. Орсо неуверенно сделал шаг к ней и произнёс по-лирийски:
– Всё будет хорошо.
Девочка заинтересованно взглянула на него, шмыгнула носом, неловко встала, опираясь руками о землю, и подошла.
– Мы хотели…– сказал Орсо.
Но девочка уже обняла его за ноги, уткнувшись лицом в его грязные, пыльные штаны.
Орсо обернулся и бросил на Сирша отчаянный взгляд. Верон хихикнул, но Сирш взглянул на него так, что тот сразу поник.
– Именно это нам и нужно. – поддержал Сирш. – А теперь скажи ей, что тебе нужна её помощь.
– Её помощь?! – воскликнул Орсо. – Я не могу. Умоляю, давай найдём другого лира.
Улыбка Сирша медленно исчезла с его лица.
– А не поздно ли ты это понял? – сказал Сирш, накатывая на него как волна за волной. – Позволь напомнить тебе, кто именно привёл нас сюда.– Ты думаешь, тебе одному это не нравится? – сказал он. – Думаешь, ты тут самый святой? —Нет, но… она же совсем ребёнок.
– Это был ты, Орсо. – поддакнул Верон.
– Чернила тоже пачкают, Орсо. – наступал Сирш. – И если бы ты мог спросить эту девочку, кого бы она обвинила в первую очередь? Не тебя ли? За то, что ты раскрыл их секреты, расшифровал их карты? Ты воспользовался их знаниями, Орсо.
И поверь, ребёнок, – он язвительно выделил слово, – это ничто по сравнению с тем, что сделал ты. Так что, либо заканчивай начатое, либо убирайся. Но обещаю тебе – никто больше с ней не станет церемониться. Кто знает, вдруг её лирийская кровь окажется полезнее твоих соплей.
– Ты ведь не серьёзно?
– Разумеется, не серьезно! – Сирш чуть взвизгнул, будто оскорблённый самой мыслью, что Орсо мог поверить в его жестокость.
Но Орсо вдруг показалось, будто лицо Сирша поплыло у него перед глазами, стало чужим и незнакомым. Он больше не понимал, кто его друг такой и друг ли он вообще.
Сирш уже открыл рот, чтобы продолжить убеждение, но Орсо вдруг опередил его:
– Хорошо. Но это будет на твоей совести. – лишь тихо сказал он.
Удивление на лице Сирша быстро сменилось нежным сочувствием к необходимости маленького зла.
Орсо опустился на колени перед девочкой, взглянул через плечо на Сирша – тот едва заметно кивнул. Тогда Орсо заговорил по-лирийски, стараясь, чтобы голос звучал мягко:
– Мы… они хотят, чтобы ты помогла разбудить вон то озеро.
– Хэйсэ-Лакрез? – оживилась она. – Его нельзя будить. Там живёт паучиха!
– Да, я знаю. – кивнул Орсо. – Но они просят тебя о помощи. Если ты сама захочешь, конечно. Ты … Ты ведь поможешь?
– Я не знаю…
– Может просто попробуешь?
– А паучиха? – спросила она, сжав его пальцы.
– Паучиха?.. – Орсо замер на миг. – Мы её не боимся.
– Тогда, ладно. – сказала она после паузы и вдруг улыбнулась, довольная тем, что может быть полезной. – Ты пойдёшь со мной?
– Да. Конечно, – почти прошептал он.
Он встал, не отпуская её руки и повернулся к Сиршу.
– Согласилась. – сказал Орсо, не скрывая злости.
Сирш отступил в сторону, приглашая их к застывшему полю тьмы. Девочка как-то уверено потянула Орсо за собой и, остановившись у самого края, вновь посмотрела на него. Её взгляд был одновременно доверчивым и вопрошающим. Орсо еле заметно кивнул. Она сделала несколько шагов по поверхности озера и обратилась к Хэйсэ-Лакрез на лирийском. Её речь напоминала то ли детскую считалку, то ли обрывок забытого заклинания. Даже Орсо не понял, что именно она сказала.
Когда она замолчала, наступила тишина. Орсо уже было обернулся к Сиршу с немым «мы попробовали». Но вдруг воздух взорвал оглушительный хруст, заставивший его обернуться на девочку снова. Грохот был таким резким, что заложило уши, таким скрипучим, как треск жжёного сахара, и таким же противным, как скрежет ногтей по голой древесине. Все инстинктивно закрыли уши руками. Этот звук исходил из этого темного места, прямо под ногами девочками. И то, что казалось темным льдом, вздрогнуло.
Черные трещины – жилистые, как вены – разбежались во все стороны. Из них, с булькающим кипящим звуком, хлынула жидкость. Тёмная, как венозная кровь. Густая, как деготь. Пахнущая медью и гнилой плотью.
Орсо завороженно отступил и медленно опустился у самого края.
Верон, который всё это время молча наблюдал, бросился к Сиршу, ожидая команды действовать. Девочка как-то неуверенно подняла ногу, рассматривая эйфан кой, которая прилипла к её ботинку и растягивалась как тёмные нити паутины.
– Я должен испробовать это первым! – завопил Сирш, отталкивая Верона и хватаясь за тёмное вещество, которое мгновенно побежало по его руке, как змея.
Девочка попыталась уйти, но прилипшая к её ботинку эйфан кой не дала ей это сделать, отчего девочка споткнулась и упала на таявшую под ней жидкость и в ту же секунду исчезла в её тьме, словно в болоте. Чернота сомкнулась над ней, не оставив даже пузыря воздуха.
Орсо вскрикнул. Охваченный ужасом, он пополз назад, не в силах подняться. Он чувствовал, как эйфан кой источает леденящий жар – странное, противоестественное тепло, будто от чего-то гниющего.
Сирш и Верон метались у того места, где девочка ушла под поверхность. Они собирали капающую, тающую жидкость – густую, вязкую, черную как нефть. Она тянулась за их пальцами, словно ожившая.
Сирш резко схватил Верона за грудки и отшвырнул его прочь.
– Тебе хватит! – гаркнул он.
Верон, ударившись о землю, с шипением поднялся. В его глазах горел безумный огонь. Он бросился на Сирша, но тот, не колеблясь, поднял руку. Сила, повинуясь новому хозяину, взвилась чёрной волной, ударила, словно живая, и отбросила обоих – Верона и Орсо – прочь.
Палатки взлетели в воздух, вещи разлетелись, как сор, и всё вокруг погрузилось в хаос.
Орсо успел лишь зажмуриться и закрыть лицо руками, прежде чем тьма накрыла его, утягивая в беспамятство.
Глава 5 Город Алаир
Город Алаир, прозванный Купольным, раскинулся в излучине широкой реки. Мириады куполов сверкали в солнечном мареве. Их было столь много, что, согласно древнему преданию, никому и никогда не удавалось счесть все до единого. Ходили слухи о ровно десяти тысячах, имея в виду не только грандиозные сооружения, но и малые купола, венчавшие дома знати, ратуши, фонтаны, беседки, ограды и даже самые зажиточные лавки. Но едва ли это была правда – город, процветая и расширяясь, непрестанно умножал число своих венцов. Новый купол возводили едва ли не чаще, чем новый дом, и счета им действительно не знал никто. Белые, как облака; рыжие, словно медь; даже черные – подобные ночам без звезд. Но над этим сияющим морем возвышался один, затмевавший всех: золотой купол королевского дворца.
Королевская резиденция стояла в самом сердце Алаира, подобно гигантскому сердцу, от которого расходились улицы, площади и тенистые аллеи. Ее купола рвались ввысь, будто жаждали достичь небес, но главный, центральный, был особенным. Он сиял ярче прочих, словно заключал в себе само солнце. Звали его Солнечным куполом. В дни особой ясности он вспыхивал огненным светом, отражая последние лучи заходящего светила так, что путники, приближающиеся к городу, могли принять его за солнце, сошедшее на землю.
Купол был не просто украшением. В Алаире он стал символом. Символом неба, под которым вершится правосудие; власти, дарованной свыше; вечности, неподвластной ветру времени. Говорили, что покуда Солнечный купол возвышается над Алаиром, город не падет, и закон будет говорить громче меча.
Алаир входил в Свободный Торговый Союз – великое сплетение путей, клятв и хрупких политических равновесий. Но именно он, несмотря на громкие заявления о равенстве, оставался его негласным центром – первым среди равных. Здесь, в залах под мозаичными сводами, где звучали языки всех стран, вершились судьбы. Все важнейшие решения Союза, ключевые перемены в политике, введение новых законов и отмена старых – все рождалось здесь, в Купольном городе.
По древнему, неписаному, но незыблемому обычаю, Алаиром веками правила женщина. Трон неизменно принадлежал королеве – не просто правительнице, но живому воплощению красоты, рассудительности и порядка. Ее власть в пределах городских стен была почти абсолютной. Ее слово решало, кому возводить новый храм, кому даровать право на суд, а кого изгнать из города навеки.
Но стоило вопросу выйти за пределы алаирский площадей и мостовых – в залы Торгового Союза, – как голос королевы терял абсолютную силу. В делах объединения решало мнение большинства городов-участников, и, если они сходились во взглядах, даже золотой трон Алаира не мог этому воспрепятствовать. Не то чтобы Алаир был против такого положения дел. Как раз наоборот в Алаире гордились порядком, установленном в Союзе, этой справедливой системой управления, отличной от других – по их мнению варварских и устаревших.
Королева, хотя формально не управляющая Торговым союзом, оставалась тем, чем не мог стать ни лорд, ни купец. Она была хранительницей равновесия, гарантом справедливости, эстетики и здравого смысла – не властительницей, но совестью Союза. В ее присутствии самые дерзкие ораторы смиряли пыл, а самые гордые вельможи внимали ее словам, словно пророчеству.
В тот год, напоенный зноем и предчувствием перемен, на трон Алаира должна была взойти новая королева – двенадцатилетняя Инесс Полмонд Патриша. Имя ее уже витало над площадями, звучало в дворцовых трапезных и таилось за тканевыми занавесями купеческих лавок, где женщины шептались о ее нарядах и тихой манере речи.
Ее мать, королева Эйвин Патриша, угасла от внезапной лихорадки, оставив троих дочерей. Их отцы – или отец – так и остались неизвестными. Сыновья же, рожденные королевой, по древнему обычаю отдавались в Безымянные – элитный отряд телохранителей при дворе.
Над юной Инесс Патришей же висело не бремя торжественной славы наследницы, но томительное, почти мистическое ожидание коронации. Она росла под гнетом пустого трона, на который не смел вознестись никто, покуда не прозвучит ее имя.
Столь юный возраст будущей королевы не смущал практически никого, а наоборот, казалось, всех устраивал. Ведь для этой роли, как утверждала официальная хроника, нет лучшего кандидата, чем юная девушка. В Алаире верили – или, по крайней мере, провозглашали эту веру с высоких трибун, – что юная королева чиста подобно утренней росе. Ее разум, не отягощенный старыми дрязгами и клановыми обязательствами, способен видеть самую суть правды. Ее сердце, не знавшее порока, будет верным компасом в море политических решений. Она – воплощение неподкупной справедливости, пришедшей на смену уставшей мудрости стариков.
За стенами же дворца, в тиши кабинетов и на уединенных террасах, где курили трубки советники и зрели союзы знатных домов, эту доктрину обсуждали иначе. Здесь, вполголоса, звучали куда более земные и циничные резоны. Юная королева – идеальная марионетка. Ею легче управлять, ее проще направить по нужному руслу, ее сознание – мягкий воск для тех, кто успеет приложить к нему свою печать первым. Долгое правление, начатое в столь юном возрасте – залог стабильности на десятилетия вперед, время, когда кланы могут без риска делить влияние, не опасаясь внезапной смены курса взрослой и своевольной правительницы. А для народа она – милый и беззащитный символ, живая икона невинности, вызывающая инстинктивное желание защитить, а значит – и слепо доверять. Эта вера успокаивала умы и укрепляла трон надежнее любой стражи.
Церемонию назначили на день летнего солнцестояния – когда Солнечный купол сияет ослепительней всего, отражая в своем золоте небо, и кажется, будто само светило склоняется перед властью. Древний обычай предписывал короновать королеву в самый длинный и светлый день.
Приглашения разлетелись далеко за пределы Алаира. Их получили не только знатные дома города, но и владыки всех городов Торгового Союза. Некоторые вести пересекли пустыни и горы, моря и степи, достигнув даже земель, не входивших в Союз – ибо получить приглашение на коронацию считалось величайшей честью. Среди приглашенных гостей значились король Измир из северного государства Фосэя – гордый и властолюбивый, и король Элеон Хайрани – нелюдимый владыка объединенной Итрии, словно две чаши весов державший в руках Юг и Север своего королевства, разделенные рекой Урсур.
Приглашены были и представители далекого Секойвэ – сурового прибрежного царства на Востоке. На празднество ожидались Ондро Оркмар, правитель Секойвэ, с супругой Талулой – высокой женщиной с глазами цвета мокрой травы. Их старший сын, Орсо, в списках не значился. Он находился, как мы помним, в Золотых Пустошах и не смог бы явиться, даже пожелав этого.
Свое приглашение, разумеется, получил и король Этирш Ксенохар Третий, владыка самого обширного и богатого государства на материке – Астралима. Между Астралимом и Алаиром висела тень затяжной войны, когда-то вспыхнувшей из-за земель, что ныне носили имя Объединённой Итрии. Война утихла, мир был скреплён договорами, но не забыт. Он лежал меж двух держав тонким слоем векового льда, готовый треснуть в самый неожиданный момент. А между ними, словно живой щит, ютилась бедная, но гордая Итрия, вынужденная кланяться двум гигантам так, чтобы с её головы не слетела собственная корона
Этирш Ксенохар Третий, отец пятерых сыновей, не утруждал себя воспитанием отпрысков, доверив их бесконечно сменявшим друг друга нянькам и наставникам. Его любимая супруга, Диада, умерла, даровав жизнь единственной дочери, названной в честь матери. Второй принц, Алэйсирш, известный нам как Сирш и товарищ Орсо по печальному походу к Хэйсэ-Лакрез, был для отца лишь одним из многих. Король не ведал о его злоключениях в Золотых Пустошах; да и даже узнай он о них, детали вряд ли задержались бы в его памяти.
Впрочем, появление Этирша Ксенохара на коронации считали маловероятным, так же как не верили в появление на празднике Ондро Оркмара. Приглашения были лишь вежливым жестом.
Тем большим было удивление, когда подтверждения об участии в коронации пришли и из Астралима, и из Секойвэ, и даже из Фосэи.
Говорили, что столь живой интерес власть имущих объяснялся одной простой причиной: новая королева была чрезвычайно юна. Впечатлить ее, завоевать если не доверие, то хотя бы благосклонность, стало государственной задачей.
Однако чуть позже из Секойвэ пришла весть, что Ондро Оркмар очень сожалеет, но лично участвовать на коронации он не сможет, однако обязательно отправит своих самых доверенных людей с самыми драгоценными дарами.
Вежливый отказ, конечно, писал не сам Ондро Оркмар, он по своему обычаю отреагировал с присущим ему простодушием: «Баба – не царь, а девка – и подавно. Пусть сначала штаны наденет, тогда и поговорим».
А может быть, его слова, грубые и простые, как удар топора, были самой честной частью всей этой тщательно выстроенной церемонии.
Глава 6 Тёмный лир
Когда Орсо пришёл в себя, он не знал, сколько прошло времени. Всё тело ломило, дыхание было сбивчивым. Он медленно сел и огляделся. Его лицо и растрёпанные волосы были покрыты пылью.
Поднявшись на ноги, он отряхнул ладони и с тревогой посмотрел на проснувшееся болото – оно теперь напоминало кожу гигантского существа, покрытую струпьями из застывшей тьмы. Эти участки были мертвенно-твёрдыми и испещрёнными паутиной трещин, но между ними зияли рваные провалы. Из них, словно чёрная, венозная кровь, медленно сочилась и пульсировала густая жижа, местами сбивавшаяся в сгустки. Эти пустоты, оставленные Сиршем, были похожи на свежие, обожжённые раны на живом теле – и всё озеро дышало медленно, тяжело, будто оправляясь от недавнего насилия. Орсо с сожалением заметил, что произошедшее не было просто кошмаром, который причудился ему.
Он, хромая, сделал несколько шагов вперёд и огляделся. Ни Сирша, ни Верона.
– Безмозглые создания… – прошептал он.
Подойдя ближе к месту, где валялись их вещи, Орсо с ужасом заметил тело – у опрокинутых палаток, в неестественно изогнутой позе, лицом вверх, лежал Верон. Глаза его были полуоткрыты.
Сердце Орсо сжалось, будто провалилось в пустоту. Он бросился к телу. Да – сомнений не оставалось: Верон был мёртв.
В любой другой день Орсо, быть может, и пожелал бы ему смерти – унизительной и ужасной. Но сейчас всё было иначе.
Любая смерть оставляет после себя что-то неестественное и Орсо по-настоящему испугался с тем самым животным страхом.
Он резко отпрянул, попятился, едва удерживая равновесие.
И тут взгляд зацепился за нечто у самой кромки воды.
Она сидела там. Та самая девочка. Живая.
Её маленькая фигура казалась чуждой и призрачной на фоне зловещей глади. Она не двигалась, лишь заворожённо смотрела на жидкую тьму у своих ног, словно на расплавленное зеркало.
Орсо затаил дыхание и медленно подошёл ближе. Он остановился в нескольких шагах, боясь спугнуть.
– Ты в порядке? – тихо спросил он на лирийском.
Девочка вздрогнула и обернулась. Она посмотрела на него прямо, серьёзно, но всё же кивнула.
– Отойди, пожалуйста, оттуда. – сказал Орсо, кивая на озеро, из которого доносился едва уловимый звук, похожий на шёпот.
Девочка послушно поднялась и подошла к нему.
Орсо резко всхлипнул и отступил на шаг – эйфан кой… Её одежда на груди была пропитана чем-то, что напоминало кровь, но ею не было. Это нечто пульсировало, клубилось, будто чернильные змеи жили у неё под кожей.
Но девочка спокойно подошла и взяла его за руку. Её пальцы были тёплыми и влажными.
Девочка подняла на него глаза, не понимая его страха.– Это не хорошо… – прошептал он, с опаской взглянув на её грудь.
Они вместе собрали разбросанные вещи, остатки воды и одну из палаток.
– Я отведу тебя домой, – выговорил он наконец на лирийском, – ты знаешь, где твой дом?
Она что-то быстро сказала, Орсо не понял, но всё равно кивнул.
– Я думаю… мы разберёмся. – сказал он, вновь беря её за руку и бросая последний взгляд на место преступления.
Но разобраться так и не удалось. По пути к тому месту, где они расстались с Хью (который кстати так и не вернулся, и неизвестно было доставил ли он послание для её родителей), небо уже начало мрачнеть: над горизонтом вздымались тяжёлые, словно сотканные из раскалённой пыли, облака. Внезапно поднялся порыв ветра, и в ту же самую минуту раскалённая тишина пустыни сменилась гулким ревом песчаной бури.
Орсо почувствовал, как обжигающе-колючие потоки ветра вонзались в лёгкие, набивая их мельчайшими частицами песка. Он резко выхватил свою пару коротких, но прочных шестов и свернутый рулон изо льна и козьей шерсти, который служил его палаткой. Он быстро выкопал неглубокую траншею в песке, чтобы края шатра можно было закопать и предотвратить задувание.
Едва ткань начала расправляться, как её тут же обдало струями: мельчайшие крупицы облепили и шесты каркаса, и саму ткань, забиваясь в переплетения льняных нитей. Он осторожно протянул верёвки к вбитым деревянным колышкам, а края ткани опустил вниз и засыпал слоями рыхлого песка, чтобы ветер не смог подхватить шатёр и сорвать его.
Девочка сидела чуть в стороне, прижав к лицу свой плотный льняной платок. Она замотала платок так, чтобы закрыть нос и рот, и зажмурилась, оставив лишь узкую щель, пытаясь хоть немного снизить натиск пыли. Каждый вдох давался ей с усилием. Она прижалась спиной к невысокой дюне – там, где ветер, срезая песчаные гребни, был чуть слабее – и смотрела, как Орсо стягивает конец одной из верёвок, проверяя натяжение ткани.