Солнце взойдёт в полночь

Глава 7 Сол

Сол зашагал прочь, ярость горячим комком подкатывала к горлу с каждым шагом.

– Кем он себя возомнил! – крикнул Сол так, что проводники, ждавшие за холмом, встревоженно подняли головы. – Не позволю, чтобы меня звали и прогоняли, как шавку!

Сол споткнулся о собственные ноги, рухнул на колени, и из груди вырвалось проклятие. Он тут же рывком вскочил и, не оглядываясь, зашагал прочь – от девочки, которую ударил, от Сирша, который его прогнал.

Где-то в глубине души копилось раздражение на самого себя за эту внезапную вспышку, но признать это – означало признать правоту Сирша – этого вечно уверенного в себе серебряного принца. Мысль была невыносимой.

Сол просто шёл. Куда – не имело значения. Он также не загадывал, надолго ли он уходит. Даже эта простая мысль казалась ему сейчас поражением. Сначала нужно было просто побыть одному, чтобы отдышаться.

Песок хрустел под сапогами. Он брел, почти не видя пути, пока не наткнулся на чахлый кустарник, отбрасывающий на песок кривую тень. Здесь он и осел, уткнувшись лбом в колени, пытаясь заглушить внутренний гул. Но гул этот всё никак не стихал – лишь нарастал, сливаясь с воем ветра. Когда шум стал совсем невыносимым, Сол поднял голову и увидел, что воздух уже закручивался вихрем пыли. Он обернулся – проводники, палатки, черное поле – всё исчезло за рыжей, стремительно сгущающейся стеной, похожей на пчелиный рой.

Ещё одно проклятие сорвалось с его губ, но ветер вырвал его и унес. Инстинкт заставил его броситься обратно, туда, где только что были Сирш, Орсо и Верон. Он и правда не планировал уходить. Но мир уже перевернулся.

Первый же шаг оказался шагом в никуда. Второй – в кромешный ад. Через три он перестал видеть собственные сапоги. Песчаная стена поглотила всё: свет, звук, пространство. Он кружил на месте, как мотылек, зажмуриваясь от хлещущего в лицо песка, выплевывая его сквозь стиснутые зубы. Пальцы, инстинктивно вытянутые вперед, скребли лишь пустоту и слепящую колючую силу.

Он уже готов был сдаться, рухнуть на землю и позволить пустыне похоронить себя, когда его плечо с размаху ударилось о что-то твердое и неподвижное. Боль пронзила тело, но вместе с ней – и проблеск надежды. Он ощупал шершавую поверхность. Камень. Большой валун. Значит, где-то рядом должны быть другие.

Ползком, теряя ориентацию, он двинулся вдоль камня, пока его ладонь не провалилась в пустоту – узкая щель между двумя исполинами.

Он боком втиснулся в каменную расщелину, прижался животом к поверхности, закрыл лицо руками. Камень давил ему на грудь и спину, но после хаоса это показалось блаженством.

Буря выла над ним, слепой и яростной гигантской тварью. Песок засыпал сапоги, налипал на одежду.

– Живьём не сдамся! – прорычал он в собственные ладони.

Часы слились в один бесконечный, оглушающий кошмар. Он не знал, сколько времени прошло пока адский гул не стих, и песок перестал хлестать по лицу. Медленно Сол выполз из своей щели и мир, который предстал перед ним хотя и был похож на тот, что он видел перед бурей, но теперь выглядел иным – холмы перерисованы, небо затянуто рыжей дымкой.

Опираясь на шершавые валуны, Сол с трудом поднялся на ноги. Руки сами потянулись к лицу, устало счищая налипшую песчаную корку. Под веками будто щедро насыпали пыли, а в висках отдавалась тупая, однообразная густота, как после долгого пьянства. Ноги подкашивались, будто налитые свинцом.

Он бессмысленно оглядел перекроенный бурей пейзаж и побрёл – туда, где, как чуяло его измученное тело, должны были остаться свои. Обида на Сирша, ещё недавно жгучая и яростная, вдруг показалась нелепой и неважной, словно её тоже унесло ветром. Он шёл, и ему упрямо виделось, что вот, сразу за этим барханом или, быть может, за следующим, он увидит сначала настороженных проводников, а потом – палатки, дымок костра, своих товарищей.

Он был настолько опустошён, что никакие слова Сирша уже не могли ранить. Ничто не заставило бы его снова уйти, он бы схватил Сирша за его сапоги и больше не отпускал, если бы тот отказался принимать его обратно.

Он почти физически ощущал, как ему нужны будут сейчас ухмылка Верона, вечно кислая мина Орсо. А Сирш… С Сиршем он просто поговорит. Как раньше. Сирш поймёт, он всегда понимал.

– Куда это я бреду? – сиплый шёпот сорвался с его потрескавшихся губ. – По солнцу, что ли? Был бы здесь Орсо со своим компасом… Ох не думал, что буду по его бурчанию скучать.

В его глазах поплыли багровые пятна, сливающиеся с ослепительным диском солнца. Он шёл уже не различая, где реальность, а где бред.

И это чувство вездесущего песка. Он не мог понять, когда именно это началось. Может, песок скрипел на его зубах всегда – с самого рождения. А может, глотка царапалась изнутри всего минуту назад. Время спуталось, а вместе с ним и память о том, каково это – дышать, не чувствуя в горле острой песчаной крошки. Он пытался кашлять, сплевывал скудную слюну, засовывал пальцы в рот, пытаясь соскрести налипшую грязь с языка. Ничто не помогало. Ощущение лишь крепчало, становясь частью его самого.

Он даже в какой-то момент резко дернулся и побежал, будто надеялся, что это мерзкое чувство оставит его где-то позади –  так бежит зверь, пытаясь убежать от вездесущей боли. Он рванул с места в слепую, неуклюже, с одышкой, бежал, пока легкие не загорелись огнем, а в висках не застучали барабаны. Он рухнул на колени, и сквозь хриплый свист в ушах с ужасом осознал: песок все так же скрипит на его зубах, все так же царапает глотку. Из пересохшего горла вырвался короткий, сдавленный звук. Сол всхлипнул.

Словно издеваясь над ним, сквозь жар и песок в ушах зазвенел и плач девочки лиров.  Тот самый, пронзительный, захлебывающийся, аккомпанирующий его эмоциональному уходу от товарищей. Он зажмурился, пытаясь прогнать звук, но он лишь усиливался, сливаясь с реальностью.

Но хуже всего была жажда, она жгла горло огнем, пульсировала в висках, вытесняя все мысли, кроме одной: вода. Фляга… он опрокинул ее в гневе. Идиот. Рюкзак… бросил его куда-то в песок.

Сол стал озираться в надежде увидеть какой-нибудь чудом появившийся родник, оазис, мираж с водой – хоть что-нибудь. И тут сквозь колышущееся марево его глаза выхватили знакомый контур. Палатка. Не просто пятно вдали, а именно палатка, угловатая и реальная. Сердце Сола ёкнуло и радостно забилось в два раза чаще – это их лагерь, они рядом, он нашёл своих!

Он рванулся вперёд, но песок внезапно стал густым и вязким, как вода. Ноги тяжело отрывались от земли, словно он выходил из бурной реки или бежал во сне. Он забрался выше по насыпи, и поскальзываясь на сыпучих барханах, скатился вниз в сторону белеющего пятна, его дыхание стало частым и прерывистым от нетерпения.

И тогда он увидел её. Возле палатки стояла девочка. Тёмные волосы, знакомый силуэт… Та самая? Неужели всё обошлось? Мысль растеклась горячим приливом облегчения. Он радостно замахал рукой, пытаясь привлечь её внимание.

Сол, задыхаясь, подошел ближе.

– Девочка… – его голос был хриплым шепотом. Он протянул к ней дрожащую руку, не дотягиваясь, глаза полные внезапного, иррационального ужаса. – Прости… прости меня…умоляю прости … – он бормотал, спотыкаясь на словах, не видя ничего, кроме ее силуэта. Появившаяся будто из неоткуда женщина резко оттянула ребенка за спину, сидевшие в тени палатки мужчины насторожились.

Сол замер, тяжело дыша. Иллюзия развеялась. Это были не его товарищи. А девочка – не та.

Это была семья торговцев: невысокий, но крепкий мужчина, женщина в потертом платке, подросток лет двенадцати, поменьше девочка… и еще один мужчина, похожий на первого, но с большим шрамом на щеке, вероятно, его брат. Они безмолвно оценивали его.

Сол стянул со своей шеи кожаный шнурок, на котором висел мешочек. Пальцы, не слушаясь, развязали завязки. На песок, к ногам путников, высыпались золотые монеты. Тяжелые, даже их блеск будто был наполнен звоном.

Семья замерла. Пять пар глаз приковались к золоту. Взрослые – с немым шоком, смешанным с недоверием и алчностью. Их руки незаметно потянулись к ножам за поясами. Алчность в их глазах тут же потонула в холодной расчетливости и страхе. Такой подарок в пустыне пахнет либо подставой, либо смертью дарителя. Подросток ахнул. Девочка прижалась к матери.

– Вода…– выдохнул Сол, указывая на фляги у пояса мужчины. – Продайте… Все берите…– Он ткнул пальцем в кучку монет, – Все…

Мужчина, глава семьи, медленно наклонился. Его взгляд скользнул по монетам, потом вверх, на изможденное, запачканное песком и пылью лицо Сола, на его безумные глаза. Он не стал рыться в куче. Спокойно, почти с отвращением к самому золоту, он подобрал одну монету. Засунул ее в карман. Затем снял с пояса одну из фляг – не самую полную –  и протянул ему.

Сол вырвал ее, сорвал пробку и стал пить. Жадно, захлебываясь, проливая драгоценную влагу на песок, на грудь. Он пил, пока фляга не опустела. Воздух будто снова вошел в легкие, но слабость и туман не отступили.

– Куда вы идёте? – спросил он, вытирая рот рукавом. – Мне нужно в Итрию, в Локхото…доведите… я вам ещё дам – он мотнул головой в сторону оставшегося золота на песке.

Мужчина нахмурился.

– Спрячь это, дурак, – сказал он тихо. – В этих краях золотом светить – верная смерть. Быстрее, чем от жажды.

Он обменялся взглядом с братом и женой, короткий кивок был ему ответом.

– А путь наш лежит в Эвербет, – бросил второй мужчина со шрамом.

– О нет, нет… Только не в Эвербет, – оживился Сол, – мне нужно в Итрию. Это совсем в другую сторону.

–Тогда тебе туда, – он указал в сторону безжизненных барханов.

– А никто из ваших не проводит? Я заплачу, – Сол безнадёжно обвёл взглядом их лица. Лишь мальчик-подросток смотрел на него с любопытством; в глазах остальных читалось одно лишь недоверие.

– Нет. Мы все идём в Эвербет, – тот, что со шрамом отрезал, и в его голосе впервые прозвучало открытое раздражение.

Сол прикинул. Пойти в Эвербет? Он рванулся бы в сторону Итрии один, если бы не одно «но»: он с предельной ясностью представил, как будет умирать по дороге. Не героем, а упрямым ослом, сгнившим где-то в дюнах по своей же глупости. Эта мысль, откровенная и практическая, пересилила всё. Даже гордость.

– Ладно, – сипло выдохнул он. – В Эвербет, так в Эвербет.

Глаза мужчины сузились.

– Буря все пути перекроила, – сказал он, –  Но… есть одно место. Поселение в полудне ходьбы. Если мы его найдем. За еще одну монету попробуем вывести тебя туда.

Сол, шатаясь, втиснулся в середину группы, чувствуя на себе тяжёлую тяжесть их настороженных взглядов. Он без сил рухнул в тень палатки, и песок волной набился под одежду.

Мальчик-подросток, не говоря ни слова, присел рядом и стал помогать собирать золотые монеты обратно в кожаный мешочек.

– Откуда вы? – тихо спросил он, на мгновение задержав взгляд на вышитых замысловатых узорах.

– Из Астралима, – глухо ответил Сол, уставившись в пустоту.

– Это далеко?

– Очень.

– Меня зовут Марло. А вас?

Сол уже открыл рот, чтобы ответить, но резкий взгляд и взмах руки матери мальчика прервали его. Марло, словно тень, метнулся в палатку и скрылся.

– Тронемся, – бросил мужчина со шрамом, – когда солнце изменит свой цвет.

Сол лишь кивнул, закрыв глаза. Он был одиночкой, потерпевшим кораблекрушение, которого прибило к чужому берегу. И этот берег соглашался его терпеть ровно до первого поселения.

Глава 8 Украденный инжир

Ночью на небе серебряный рой.

Звезды как дети пускаются в пляс.

Они поют песни борьбе света с тьмой.

Они поют песни

из вечных пространств.

Ночь тёмным тяжёлым ковром окутала пустыню. Песок под ногами остыл, отдавая накопленную за день жару, и лишь звезды, упрямо яркие в бархатной пустоте, указывали путь. Орсо шел по ним, почти не поднимая ног, волоча их по перекроенному рельефу. Звезды были его единственными надёжными проводниками, которым он всё ещё доверял. Вихри намели новые барханы и срыли старые, но общее направление он держал твердо – на северо-запад, к Итрии.

Он мысленно в такт своим шагам, словно мантру напевал старую лирийскую песенку. Это была песенка про серебряный рой звёзд, которые как дети пускаются в пляс, про вечные холодные пространства и доносящиеся оттуда песни. Ведь если думать о далёком нечто, быть может, свои невзгоды покажутся такими ничтожными и неважными, они будут маленькой мимолётной песчинкой.

Арьин шла рядом, не отставая. В руках она сжимала пустую флягу Орсо – она упросила нести хоть что-то, когда увидела, как он пошатывается. Так они и двигались – семнадцатилетний юноша, сломленный усталостью, и девочка, чьё молчаливое упорство казалось сверхъестественным.

Они вышли к знакомому месту за селением – к тем самым валунам, выбранным Сиршем как безопасное укрытие. Здесь они втроём – Орсо, Сирш и Сол – должны были встретиться после безрезультатных поисков лира. Именно сюда Верон и Хью, оказавшиеся более удачливыми, привели найденную девочку, пока остальные вернулись ни с чем.

Даже здесь теперь все было иным. Песок почти полностью скрыл один из горбатых камней, обнажив при этом у его подножия то, что буря сочла нужным выплюнуть обратно.

Сначала показалось, что это было просто пятно – темное, неестественное, в наполовину срезанной дюне. Орсо бы прошел мимо, приняв это нечто за обломок скалы или игру теней, если бы луч луны не осветил серебром край чего-то металлического и не выхватывал из тьмы бледное пятно кожи.

Орсо замер. На настоящий страх больше не было сил, он просто задумался. От жажды и усталости он очень медленно соображал.

– Что это? – прошептала Арьин.

Он сделал шаг, потом другой, медленно, будто что-то внутри уговаривало его не подходить. Тело лежало лицом вниз, засыпанное песком по пояс, но одна рука была выброшена вперед. И на запястье… На запястье был браслет, мягко сплетённый из сухих стеблей. Подарок от Арьин.

Сирш.

В голове пролетела обжигающая, иррациональная мысль, острая и ядовитая: «И ты заплатил. Заплатил за свою ложь…»

Орсо рухнул на колени рядом с телом, его пальцы, дрожа от слабости и ужаса, впились в шершавую ткань куртки. Он с силой, которой сам не ожидал, перевернул тяжелый труп на спину.

Из-под тела с сухим шелестом высыпался песок. Лунный свет упал на лицо. Но то были не тонкие, аристократические черты Сирша, а широкое, обезображенное страданием и смертью лицо Хью. Его добрые, всегда немного простоватые глаза были закрыты, губы посинели, а в углу рта застыла темная полоска засохшей слюны.

Что-то темное и стыдное кольнуло Орсо внутри. Хью. Всего лишь Хью. Добряк Хью, который смешил всех дурацкими шутками и не понимал злого юмора, направленного на него в ответ. Конечно. Хью было жалко, но сквозь нахлынувшую жалость прорвалось другое чувство – горькое, несправедливое раздражение. Почему не Сирш? Почему судьба забрала простодушного доброго парня, а не того, кто все это затеял? Словно детская обида, зашевелилась в груди мысль: вот бы и он заплатил, он должен заплатить. И эта мысль, мимолетная и отвратительная, в тот миг оказалась острее всей его скорби по Хью.

Инстинкт выживания заглушил все остальное. Орсо, не глядя на лицо покойного, обыскал его. Под курткой, у пояса, его пальцы наткнулись на гладкий, прохладный бочонок фляги. Он рванул ее, и сердце его екнуло – она была полная. Орсо мысленно поблагодарил Хью за такой драгоценный дар, оставленный для живых.

Орсо открутил пробку и залпом сделал три больших глотка. Вода, теплая и затхлая, показалась ему нектаром богов. Она погасила огонь в горле, и на мгновение мир перестал плыть перед глазами.

Тут он вспомнил о девочке. Арьин стояла в двух шагах, ее большие глаза без страха и даже с отстраненным любопытством рассматривали тело Хью. Она не плакала, не отворачивалась. Просто смотрела, будто видела мертвых не в первый раз. Или ещё не совсем понимала, что это значит.

– Пей, – тихо сказал ей Орсо, протягивая флягу.

Она взяла ее обеими руками и поднесла ко рту. Но едва она сделала второй глоток, Орсо без объяснений забрал флягу обратно.

Арьин не спорила. Она облизнула губы, смахнула каплю воды с подбородка и снова уставилась на Хью, словно пыталась разгадать загадку, которую он унес с собой.

Орсо, опираясь о камни, тяжело поднялся на ноги и сунул флягу за пояс. Он бросил последний взгляд на тело своего несчастного товарища. Ничего сделать было нельзя. Скоро пустыня заберёт его полностью.

– Пошли, – сказал он Арьин, – мы уже близко.

Не оглядываясь, они зашагали прочь.

***

Рассвет застал их в пути, когда силы были уже на исходе. Глаза Орсо нестерпимо слипались, веки наливались тяжестью, и ему приходилось с усилием моргать, чтобы разлепить ресницы, склеенные усталостью и пылью. Солнце, едва показавшись из-за горизонта, уже обжигало кожу сухим жаром – пустыня не знала пощады даже ранним утром.

И тогда в зыбком мареве поднимающегося дня он увидел очертания селения. То самое, где, как верил Орсо, должны были находиться лиры – те самые, у которых Хью и Верон пару дней назад взяли девочку.

Поселение раскинулось на развилке пустоты, в месте, где пути расходились в трёх направлениях: на северо-запад – к Итрии, на юг – в душный Эвербет, и на восток – к заснеженным пикам таинственного горного царства Линсюэ 灵雪, чьи вершины уже начинали розоветь в первых лучах.

Сначала это были лишь смутные тени с дымкой, но чем ближе они подходили, тем чётче проступали детали. Вот показались невысокие, слепленные из глины и песка дома с плоскими крышами. Дома эти походили на норы насекомых, живущих в этих же самых пустошах. Затем Орсо увидел деревянные навесы, тёмные проёмы дверей. Частокол из заострённых стволов сухого дерева ограждал это хрупкое пристанище от безразличной пустоты. Весь вид этого места напоминал разросшееся до неприличия птичье гнездо.

Гнездо это было небогатым, но живым. Ворота представляли собой два кривых столба с такой же кривой перекладиной, и Орсо с Арьин прошли под ними беспрепятственно. Пыльная улица вела к домикам, в которых сквозь открытые двери было видно тусклый свет очагов.

– С пыльных дорог? – спросил он, окидывая их быстрым взглядом. – Нужен кров? У нас вода есть и пища. У вас деньги то есть?К ним сразу же подошёл невысокий мужчина, вытирая руки о потёртый передник.

Орсо растеряно кивнул и тут же ускорил шаг. Он взял Арьин за руку, и они двинулись дальше, вглубь этого поселения, где каждый встречный рассматривал их с ног до головы с немым вопросом.

Воздух в селении был густым и неподвижным, пах пылью, жжёной глиной и сладковатым запахом гниющих фруктов. По этому запаху Орсо вывел их к небольшой лавке. Навес из поблёкшей и протёртой ткани едва защищал от солнца. На прилавке, покрытом слоем пыли и липких пятен, горкой лежали сморщенные финики, потемневший виноград, гранат, а рядом – несколько увядших инжиров, вокруг которых уже кружились проснувшиеся мошки.