Глиняные пчелы

Таня буркнула:– Очень мне сейчас от этого легче… Выходит, нет ни победителей, ни побеждённых? А есть только убийцы? Они убийцы. Я – убийца.Если в «Волчьем небе» Яковлева со скрипом признавала за советским народом право на насилие, то здесь возвращается на круги своя. Герои книги – поголовно жертвы режима. Одним разрушили жизнь сталинские репрессии, другим – война. Окружает их безликая серая масса, к ним равнодушная, ибо своих проблем выше крыши.События предыдущей книги, напоминающие дикий сон, также обнуляются, пока Шурка не решает сам к ним вернуться. Правда, бесследно исчезает противная завучиха Капустина. Но, как говорится, умер Максим – ну и х** с ним. Куда интересней Яковлевой писать про страдания фашистов.«Чёртова грязь… Чавкает как. Будто заживо сожрать хочет. Не оставить бы сапог! А то потом до самого Днепра в одном трёхай. Если только иван раньше не подстрелит. Тут уж ни ночь не спасёт. Ни дождь. Один рассказывал, они так три дня, даже больше, могут в схроне лежать. Поджидать добычу. Как три дня? А жрать? А пить? А отлить? А так. Непонятно как. То ли недолюди, то ли сверхлюди. Не люди уж точно»И трибунал бедному гитлеровцу грозит (ох), и любимая русская девушка застрелилась – испугалась, что соотечественники не так оценят (плак), и нервы вконец расстроены: злые иваны наблюдают из-за каждого дерева (жуть).Хочется задать вопрос: автор правда не понимает, почему иваны (то есть советский народ) настолько злы на фашистов? Да потому, что против них ведётся война на уничтожение (одна Блокада чего стоила), а им это (вот сюрприз) не нравится. В конце концов не СССР первым напал в 4 часа утра. На него напали.Но нет, отвечать насилием на насилие, по Яковлевой, не выход. Ведь могут пострадать невинные жертвы войны. Такие, например, как Франц Шмидт, который, вот ведь достижение, сперва спасает еврейскую девочку, а потом и вовсе отказывается расстреливать санитарный поезд. Именно за его смерть в сказке карается Таня, застрявшая между миром мёртвых и миром живых. Ничего, что поезд – а в нём безоружные санитарки и раненые – всё равно расстрелян, а родители этой девочки всё равно убиты, да и девочку могли не найти. Ничего, что сам Франц до того раскаяния либо делал то же самое, либо служил тем, кто делал то же самое, так что невинным его назвать никак не получится. И не надо баек про офицерскую честь – к чести подобные вещи вообще отношения не имеют.Что же остаётся? Покаяние. За то, что защищалась. За то, что мстила за смерть подруг. За то, что ненавидела. Всё это нетолерантно, а в счёт идёт только последний поступок. Отдельные лучи ненависти у автора к тем, кто вывозил трофеи из фашистской Германии. Что вывести оттуда такой трофей, что выманить последние ценности у умирающего от голода ленинградца для автора всё едино.Это последняя книга из цикла «Ленинградские сказки».Начинался цикл «Детьми ворона» – о жертвах сталинских репрессий. А кончается вот этим.Кто начинает с антисоветизма, тот кончает оправданием фашизма. Такое вот наблюдение.

К финалу пенталогии «Ленинградские сказки» стало понятно, чего здесь больше всего: сказочного хоррора. Король Игрушек со своей жуткой игрой в ложечку и глазик опять здесь, он меняет обличья так, что им может оказаться кто угодно. Одноглазый ситцевый мишка то ли друг, то ли враг – а кто подскажет?Но Таню – Таню мальчики не забыли, хотя оба – и Шурка, и Бобка – уже взрослые. Одни и те же сны про ту самую картину – а она так и висит на стене – и что-то снова происходит! Может быть, Таню удастся вернуть?Здесь уже очень отчётливы две линии страшной сказки: сказочно-фантастическая и реальная. И на этот раз вопрос не в том, какая страшнее. Автор повторяет: когда людям хорошо – они хорошие. И наоборот…Вопрос в том, что обе реальности скрещиваются – на реальность потустороннюю влияет посюсторонний мир, вот что.Знайте: Шурка принял вызов Короля Игрушек. Снова принял. Битва должна закончиться, хотя никто не знает, как это возможно.