Основы методики уголовного преследования и профессиональной защиты от него (на примере уголовно-процессуального исследования должностных и служебных преступлений)
- -
- 100%
- +
Введение
По классическому определению Р.С. Белкина, криминалистическая методика есть «синтезирующий раздел криминалистики, объединяющий положения криминалистической техники и криминалистической тактики в их специфическом преломлении применительно к условиям и задачам расследования конкретного вида преступлений. Содержит систему научных положений и разрабатываемых на их основе рекомендаций по организации и осуществлению расследования, по предотвращению преступлений. Помимо общих положений включает систему частных криминалистических методик»[1].
Однако при всем своем пиетете перед научными воззрениями и личностью этого выдающегося ученого и всецело соглашаясь с ним, что криминалистическая методика есть адаптированная криминалистическая техника (в меньшей степени) и криминалистическая тактика (в значительно большей мере), позволим себе вкратце сформулировать ряд положений, отражающих наше видение предмета этого раздела науки криминалистики (они будут подробно обосновываться в данной работе).
Во-первых, мы полагаем, что предметной областью криминалистической методики (как и всей этой науки) является не только расследование, но и уголовно-процессуальное исследование преступлений всеми профессиональными субъектами такового.
Под ним мы понимаем направленную на достижение назначения уголовного судопроизводства, совокупную деятельность органов дознания, дознавателя, следователя, руководителя следственного органа, прокурора, адвоката-защитника, адвоката-представителя, суда, реализуемую каждым из них в соответствии со своей процессуальной функцией и полномочиями в рамках динамической системы уголовно-процессуальных правоотношений[2].
Во-вторых, – и это соответствует предложенному определению – субъектами криминалистической методики (теми, на которых рассчитаны все ее теоретические и прикладные разработки) является не только следователь, но и все другие профессиональные участники уголовно-процессуального исследования преступлений, относящиеся к криминалистически определенным их видам: дознаватель, следователь, руководитель следственного органа, прокурор, судья, адвокат – защитник лица, подвергающегося уголовному преследованию, адвокат – представитель потерпевшего.
Среди них – что очевидно – особое место занимают следователь как «стержень» всей системы уголовного преследования, чья деятельность в сущности как опосредует все досудебное производство по уголовному делу, так и обусловливает его содержание в судебных стадиях, и единственный профессиональный представитель лица, подвергшегося уголовному преследованию, – адвокат – защитник в уголовном судопроизводстве. А потому в первую очередь именно применительно к их деятельности криминалистическая методика разрабатывает свои приемы и рекомендации, адаптируя и интерпретируя все достижения предыдущих разделов криминалистики, главным образом криминалистической тактики[3], в целях оптимизации уголовного преследования и профессиональной защиты от него в уголовно-процессуальном исследовании преступлений отдельных криминалистически определенных видов.
И здесь, думается, необходимо достаточно пространное отступление.
По мнению большей части исследователей, изучение деятельности защитника в уголовном судопроизводстве, в том числе ее методических особенностей, не «вписывается» в предмет науки криминалистики; она составляет предмет некой иной научной дисциплины, ибо цели да и сами средства уголовного преследования (разработка которых входит в компетенцию криминалистики в традиционном ее понимании) противоположны целям и средствам их достижения стороны защиты, которая противодействует стороне обвинения в достижении стоящих перед ней целей. А такое противодействие, в частности противодействие предварительному расследованию преступлений, есть «умышленная деятельность с целью воспрепятствовать расследованию и в конечном счете – установлению истины по уголовному делу»[4].
И потому не случайно, что практически в любой работе, посвященной преодолению противодействия предварительному расследованию (Э.У. Бабаевой, А.Ф. Волынского, В.Н. Карагодина, И.А. Николайчука, В.В. Трухачева, Н.П. Яблокова и др.), в качестве одного из основных субъектов такого противодействия называется адвокат – защитник лица, в отношении которого осуществляется уголовное преследование (подозреваемого, обвиняемого, подсудимого). Естественно, что в таких случаях речь идет о негативном влиянии адвоката на реализацию уголовного преследования. И говорится об этом, заметим, с нескрываемой раздражительностью. «Адвокат, – например, строго предупреждает Ю.П. Гармаев, – не должен подстрекать своего подзащитного ко лжи»[5].
Действительно (будем реалистами) участие адвоката-защитника в уголовном судопроизводстве с самых начальных его стадий – с возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица, задержания подозреваемого, предъявления обвинения и, более того, возможность для свидетеля явки на допрос со своим адвокатом – само по себе многократно усложнило процесс расследования преступлений. А если учитывать, что на практике адвокаты, увы, зачастую, используют для защиты своих клиентов весьма сомнительные с точки зрения закона и нравственности средства и приемы, то на первый взгляд такая точка зрения большинства криминалистов на деятельность адвокатов представляется оправданной.
Но так ли верна эта позиция на самом деле?..
На наш взгляд, проблема правомерности (или неправомерности) противодействия адвоката уголовному преследованию, осуществляемому в отношении его подзащитного, значительно сложнее, чем та, какой она представляется названным и другим авторам, рассматривающим с этой точки зрения деятельность адвоката исключительно в негативном плане. Мы полагаем, что без противодействия уголовному преследованию со стороны защиты (и наоборот) в принципе исчезает сам смысл состязательности уголовного судопроизводства как системы, состоящей в уголовном преследовании, защите от него и отправлении правосудия. Нет противодействия в этой деятельности – нет состязательности.
Делая такой вывод, мы исходим из нескольких посылок.
Во-первых, из этимологического значения термина «противодействие»: «Противодействовать – перечить, идти противу, наперекор, мешать, стараться уничтожить другое действие»[6].
Во-вторых, из такого же значения понятий состязания, состязательности: «Состязаться – спорить, споровать, бороться, противоборствовать (выделено нами. – О.Б.), тягаться, стараться осилить, вступать в прение, в борьбу, в спор, в распрю»[7].
Опуская дальнейшую нашу аргументацию по данной проблеме[8], отметим только, что под состязательностью в уголовном процессе мы понимаем деятельность (действия, бездействие) сторон, направленную на усложнение формирования и полное или частичное опровержение конечного процессуального тезиса, формулируемого противоположной стороной в соответствии с ее уголовно-процессуальной функцией в уголовном судопроизводстве и противоречащего интересам противоборствующей стороны.
Таким образом, состязательность сама по себе предполагает противоборствование, противодействие состязающихся сторон в реализации каждой из них своей уголовно-процессуальной функции.
В-третьих, наконец, из взгляда на противодействие как на одну из ключевых категорий теории конфликта – конфликтного поведения, суть которого заключается в действиях, направленных «на то, чтобы прямо или косвенно блокировать достижение противостоящей стороной ее целей, намерений и так далее»[9].
Стратегическая цель предварительного расследования преступлений – законное и обоснованное уголовное преследование, направленное на формулирование обвинительного тезиса в отношении лица, по мнению осуществляющих его субъектов (органов и должностных лиц), совершившего расследуемое преступление. И когда речь идет о противодействии предварительному расследованию преступлений, в сущности следует подразумевать именно эту его направленность – противодействие уголовному преследованию (поэтому далее понятия противодействие предварительному расследованию и противодействие уголовному преследованию будут употребляться нами как синонимы).
Очевидно, что преодоление противодействия уголовному преследованию есть необходимость, данность, присущая самому информационно-познавательному характеру уголовного преследования, осуществляемого, как правило, в конфликтных условиях.
В то же время системный характер уголовного судопроизводства, находящий свое выражение в принципе состязательности сторон, объективно обусловливает такую же возможность (скажем более – необходимость) противодействия уголовному преследованию со стороны защиты; иначе ни о каком равноправии в состязании сторон говорить невозможно[10].
В первую очередь здесь мы имеем в виду единственного ее профессионального представителя: адвоката-защитника лица, подвергающегося уголовному преследованию.
С учетом сформулированного выше понимания противодействия как формы реализации принципа состязательности сторон противодействие адвоката-защитника уголовному преследованию подзащитного есть умышленная его деятельность (действия, бездействие) с целью законного и допустимого воспрепятствования средствам, методам формирования и объему уголовного преследования, которое осуществляется в отношении его подзащитного.
Полагаем, что противодействие адвоката уголовному преследованию своего подзащитного есть данность, процессуальная неизбежность. Речь должна идти не о том, допустимо ли такое противодействие как самостоятельный феномен, а лишь о пределах допустимости методов и средств осуществления такого противодействия.
Совершенно очевидно (и это в силу повышенной его значимости отражено в предложенной дефиниции), что такое противодействие уголовному преследованию подзащитного со стороны адвоката-защитника должно осуществляться лишь не противоречащими закону и этически безупречными средствами и способами.
«В избрании средств и способов защиты, – указывалось в Правилах адвокатской профессии дореволюционной России, – адвокат должен руководствоваться законом, указаниями науки, практикой и своей совестью, не допуская никакого влияния, в том числе со стороны доверителя»[11].
Проблема допустимости средств защиты всегда была и, несомненно, остается в настоящее время краеугольной при изучении практически любого аспекта деятельности адвоката-защитника по уголовным делам, тем более такого «острого» из них, как противодействие защитника уголовному преследованию подзащитного.
Как известно, закон предоставляет адвокату весьма широкие полномочия для осуществления им правозащитной деятельности в сфере уголовного судопроизводства. Однако какие-либо конкретные способы защиты законодательно – что вполне естественно – установлены быть не могут; в то же время – что не менее очевидно – именно закон является нижней границей допустимости противодействия адвоката уголовному преследованию подзащитного. Все, что за его пределами, – недопустимо a priori.
В этом отношении мы всецело согласны с мнением Ю.П. Гармаева: «Пределами правомерной деятельности, «красными флажками», линию которых не вправе преступать ни один защитник, помимо норм профессиональной этики, является деятельность, прямо запрещенная нормативными актами законодательства. К числу таких актов относятся Уголовно-процессуальный кодекс, Кодекс об административных правонарушениях, Закон об адвокатуре, Кодекс профессиональной этики. Важнейшим нормативным правовым актом, определяющим «красную черту» между законной и незаконной, точнее преступной, защитительной деятельностью, является Уголовный кодекс Российской Федерации»[12].
Представляется, что наиболее точно психологические и гносеологические формы противодействия расследованию сформулированы Р.С. Белкиным. Поэтому позволим себе привести достаточно обширную цитату, в краткой форме обобщающую видение данного вопроса этим выдающимся криминалистом и позволяющую, думается, научно корректно экстраполировать сформулированные в ней положения на противодействие адвоката уголовному преследованию подзащитного.
«Противодействие расследованию предполагает ту или иную форму общения субъекта противодействия со следователем. В структуре общения различают три компонента: перцептивный, коммуникативный и интерактивный. Содержание перцептивного компонента – процессы восприятия и понимания друг друга участниками общения; коммуникативный компонент заключается в обмене информацией участников общения. Интерактивный компонент характеризует взаимодействие участников общения. В аспекте перцепции субъект противодействия, понимая цели и направленность действий следователя, стремится воздействовать на них в желательную для себя сторону. С коммуникативных позиций противодействие расследованию заключается, с одной стороны, в его стремлении получить информацию о замыслах и действиях следователя, с другой стороны, в передаче следователю ложной или маскирующей информации или вообще в ее сокрытии от следователя. Наконец, интерактивный компонент в данном случае выражается в конфликтном взаимодействии, в противоположности, несовместимости целей взаимодействующих сторон»[13].
Особо следует подчеркнуть: речь идет о противодействии адвоката уголовному преследованию, а не правосудию; о противодействии уголовному преследованию – за правосудие.
Нам думается, что и лица, осуществляющие уголовное преследование, и лица, профессионально осуществляющие защиту от него, работают с одним и тем же материалом – со следами, возникшими в результате механизма совершения преступления в той или иной криминальной ситуации, возможности переработки ими которых зависят от сложившейся криминалистической ситуации. Поэтому методические основы всей этой деятельности по уголовно-процессуальному исследованию преступлений в принципе едины, но стоящие перед каждым из названных субъектов цели его участия в этом исследовании предопределяют противоположное значение законного, допустимого и обоснованного их достижения для противостоящей стороны. Успех уголовного преследования противоположен целям профессиональной защиты от него, и наоборот.
Отмечая это обстоятельство и считая методологически порочным изучение проблем деятельности адвоката-защитника в рамках науки криминалистики, отдельные авторы (О.А. Крестников и др.) полагают, что при таком подходе «криминалистика из науки по раскрытию преступлений, осуществляемому в соответствии с принципами законности и объективности, превращается в средство сокрытия преступлений»[14].
Мы же убеждены, что в настоящее время предметная область науки криминалистики более широкая, чем раскрытие преступлений.
Ее составляет изучение феномена уголовно-процессуального исследования преступлений как большой системы, включающей в себя в качестве структурных элементов как деятельность органов и лиц, осуществляющих уголовное преследование на различных его стадиях и этапах, так и профессиональную защиту от него.
Мы убеждены также, что изучение методики уголовного преследования и профессиональной защиты от него «в одной связке», в системе, учитывающей «знаки влияния», плюсы и минусы в деятельности каждой из этих подсистем и на этой основе разрабатывающей допустимые средства и методы уголовно-процессуального исследования преступлений, является теоретически корректным и практически оптимальным.
То, что изучение методических основ и проблем криминалистической методики уголовного преследования и профессиональной защиты от него мы решили предпринять на примере уголовно-процессуального исследования должностных и служебных преступлений, объясняется достаточно просто.
Эти преступления, как правило, носят коррупционный характер, которые в системе своей представляют прямую угрозу дальнейшему демократическому развитию нашего общества и государства. Тем не менее постоянно звучащие из уст руководителей государства, депутатов и журналистов всех уровней, в средствах массовой информации почти ритуальные заклинания о необходимости борьбы с коррупцией[15], увы, практически не сказываются на повышении эффективности выявления и уголовно-процессуального исследования конкретных их фактов.
Причины этого, на наш взгляд, в определенной мере обусловлены недостаточной разработкой криминалистами методических основ данной наиболее существенной в современных условиях части деятельности уголовной юстиции. А потому необходимость дальнейшей разработки теории и практики уголовного преследования по фактам коррупции во всех ее проявлениях, как и профессиональной защиты от него, иными словами, сложность теории и практики уголовно-процессуального исследования коррупционных преступлений – очевидна.
И последнее замечание – оно касается архитектоники предлагаемой читателю работы. По ряду объективных и субъективных причин мы ограничили рамки нашего исследования досудебным производством по уголовным делам о должностных и служебных преступлениях и производством по ним в суде первой инстанции.
Глава 1
ПРАГМАТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ МЕТОДИКИ
§ 1. Механизм следообразования как структурирующее начало конструирования криминалистической методики
При всем разнообразии формулировок (отдельные из которых будут приведены ниже) все исследователи едины во мнении: криминалистическая методика представляет приложение и соответствующую интерпретацию достижений частных теорий этой науки, криминалистической техники и криминалистической тактики к специфике расследования отдельных видов и категорий преступлений.
Поэтому, думается, в принципе можно согласиться с меланхоличным замечанием Ю.П. Гармаева и А.Ф. Лубина: при всем спектре современных определений этой категории и ее содержания при ближайшем рассмотрении можно увидеть, что по сути в своих воззрениях на криминалистическую методику современные криминалисты не так далеко ушли от взглядов на нее В.И. Громова, предложившего в 1929 году сам термин «методика расследования отдельных видов преступлений», и Б.М. Шавера, сформулировавшего в 1938-м понятие и задачи этого раздела науки криминалистики[16].
Так, например, по мнению Б.М. Шавера, «часть науки советской криминалистики, обобщающая опыт расследования отдельных видов преступлений, определяющая в строгом соответствии с требованиями советского уголовного процессуального закона и специфическими особенностями каждой категории дел научные приемы и методы раскрытия, расследования и предупреждения этих преступлений, называется методикой расследования отдельных видов преступлений, или частной методикой»[17].
Практически аналогичное определение спустя много лет дал И.А. Возгрин: «Криминалистическая методика расследования преступлений, являясь самостоятельным заключительным разделом науки криминалистики, изучает закономерности организации работы следователей по уголовному преследованию лиц, совершивших преступные деяния, в целях выработки в соответствии с требованиями законов научно обоснованных и практически проверенных эффективных частных методик расследования отдельных видов преступлений»[18].
Более отчетлива, на наш взгляд, приведенная нами во введении дефиниция, предложенная Р.С. Белкиным. Повторим ее: криминалистическая методика есть «синтезирующий раздел криминалистики, объединяющий положения криминалистической техники и криминалистической тактики в их специфическом преломлении применительно к условиям и задачам расследования конкретного вида преступлений. Содержит систему научных положений и разрабатываемых на их основе рекомендаций по организации и осуществлению расследования и предотвращения преступлений».
Несколько достаточно очевидных примеров, раскрывающих суть этого определения.
Если криминалистическая техника разработала научные основы и методики работы с дактилоскопическими следами (пальцев рук, губ, ушей человека), то частная криминалистическая методика расследования создает системы рекомендаций, на каких объектах наиболее вероятно наличие подобных следов, и раскрывает доказательственную значимость их обнаружения и идентификации с определенным лицом. Так, при расследовании насильственных преступлений наиболее значимо их обнаружение на орудии преступления; при расследовании взяточничества – на предмете взятки (хотя, обратим на это внимание, сами методы и методики криминалистической техники при этом модифицируются не часто).
Если следственная тактика – суть средства предупреждения и преодоления противодействия при производстве отдельных действий и в целом при осуществлении уголовного преследования, то частная криминалистическая методика расследования интерпретирует эти средства к возможным особенностям оказания такого противодействия при расследовании преступлений отдельных видов. Так, следственная тактика обосновала постулат: эффективность допроса напрямую обусловлена наличием у следователя психологического контакта с допрашиваемым, разработала принципы и общие приемы его установления. Однако, естественно, способы установления контакта разительно отличны в зависимости от того, допрашивается ли лицо в связи с его уголовным преследованием в совершении коррупционного преступления либо, например, сексуального посягательства. Именно частная методика дает рекомендации по способам установления контакта при расследовании преступлений соответствующего вида.
Нет сомнений и в том, что при создании криминалистической методики необходимой интерпретации подлежат не только средства и методы техники и тактики. В ней (что не отражено в приведенном выше определении Р.С. Белкина) творчески преломляются и достижения общей теории криминалистики, ее частных криминалистических учений (в первую очередь о механизмах совершения преступлений и следообразования, о следственных ситуациях, о преодолении противодействия расследованию и т. п.). Здесь эти достижения выступают и используются как частные результаты проявления соответствующих закономерностей.
Таким образом, из сказанного с очевидностью следует, что криминалистическая методика носит ярко выраженный прикладной характер, непосредственно обеспечивающий эффективность реализации назначения (задач) судопроизводства по уголовным делам о преступлениях, относящихся к отдельным их криминалистическим классификациям (об этом будет сказано ниже).
Данная, думается бесспорная, посылка делает вполне обоснованным изучение проблем криминалистической методики с позиций прагматического к ним подхода[19].
Прагматизм же, напомним, видит наиболее яркое выражение человеческой сущности в действии; ценность или отсутствие ценности мышления ставится в зависимость от того, является ли оно действием, служит ли оно действию, жизненной практике[20]. Прагматизм рассматривает значение понятий, суждений и прочего в терминах практических последствий основанного на них действия[21].
В первую очередь такой подход позволит, как представляется, несколько иначе, более «прагматично», чем в известных нам работах других криминалистов, рассмотреть основные системообразующие элементы и их взаимосвязи (структуру) криминалистической методики. В частности, он избавляет от необходимости в очередной раз излагать историю возникновения и развития этой одной из основных категорий криминалистики и синтезирующего раздела этой науки, и он же позволяет в этой работе не вовлекаться в дискуссии по многочисленным теоретическим аспектам криминалистической методики, которые при всей своей несомненной важности все же непосредственно «не являются действием, не служат непосредственно ему».
В то же время мы весьма настороженно относимся к мнению А.С. Шаталова, что частная криминалистическая методика «должна содержать минимальное обоснование содержащихся в ней положений и должна быть представлена в виде криминалистических алгоритмов и программ расследования преступлений»[22].
Уголовно-процессуальное исследование преступлений – процесс творческий. И, как в любом творчестве, потребитель криминалистической методики (следователь и другой иной профессиональный участник этого процесса) должен не механически следовать тому или иному разработанному в теории алгоритму (программе), но осмысленно понимать, почему определенный его шаг если не оптимален, то наиболее рационален для исполнения. А это невозможно без понимания им сущности «содержащихся в ней [методике] положений». Иными словами, потребитель методики должен быть вооружен знаниями не только о том, почему ему следует поступать определенным образом, но и о том, почему для него является оптимальным (рациональным) поступать именно предлагаемым способом (как говаривал А.В. Суворов, «каждый солдат должен понимать свой маневр»).
И с этих позиций начать необходимо с того, что нет ни малейшего сомнения в том, что обобщение криминалистического опыта расследования преступлений, относящихся к отдельным видам, – «от Якимова, Шавера до Белкина», главным образом, преследовало и преследует цель выявления – обнаружения в этом опыте неких общих черт. Именно это позволяет использовать их при расследовании конкретных преступлений и формулируемых криминалистами в виде постулатов (теоретических, научных положений), на основе которых и разрабатываются частно-методические рекомендации. По существу, эти положения, повторим, представляют собой результат проявления выявленных при изучении криминалистического опыта и теоретически обоснованных закономерностей, изучение которых составляет предметную область криминалистики, в преломлении их, как сказано выше, к задачам данного раздела этой науки.