- -
- 100%
- +
Как и большинство талантливых личностей на Руси, Коля страдал запоями. В этом состоянии он, видимо, любил подраться, а поскольку телосложения он был довольно хлипкого, то дрался он чаще всего со своей женой. Беда его была, однако, в том, что жена была юристом, или имела к этому какое-то отношение, поэтому она быстро вызывала милицию и сдавала Колю в вытрезвитель. Оттуда, ясное дело, через некоторое время на работу приходила бумага, на которую общественность должна была обязательно отреагировать.
Однажды в жаркий июльский день, придя на практику, Веня видит за соседним столом престранную картину: там сидит мужик, похожий на Колю, но в зимней меховой шапке, натянутой до подбородка и в черных «шпионских» очках. Спрашивает удивленно:
– Коля, ты что, в кино снимаешься?
Тот сердито буркнул:
– Выпил вчера, подрался.
Действительно, лицо всё было в синяках, царапинах и кровоподтеках. Вообще-то это не страшно, потому что через неделю всё проходит бесследно, если делать примочки, а через две недели проходит бесследно и без всяких примочек. Но через две недели в институт приходит роковая бумага из вытрезвителяи Колю увольняют. Оказывается, после предыдущей истории профсоюзное собрание приняло решение больше выходки этого хулигана не рассматривать, а при следующем инциденте уволить немедленно. Через два месяца Веня встречает цветущего Колю на Морском проспекте, интересуется, как жизнь. Коля улыбается:
– Хороший радиомонтажник нигде не пропадет, а я не хороший монтажник, я – классный. Перешел через дорогу в Институт автоматики, с руками взяли.
Веня порадовался такому оптимизму.
Университетский диплом
Перебрав ворох мелких и случайных поручений, Серёга определил тему дипломной работы: нужно разработать алгоритмы и программы моделирования оптики пучка в Гироконе. До этого Веня проводил расчеты сначала по серёгиным примитивным программам на ИЯФовской машине «Минск-32», потом по чужой программе, разработанной в Вычислительном центре. Программа эта была написана в кодах машины «БЭСМ-2», поэтому если требовалось вычислить какую-либо характеристику, не предусмотренную программой, сделать это могли только сами разработчики.
Серёга дал Вене какой-то препринт на английском языке:
– Вот, давай, разберись. Ты у нас умный. Может, что и получится. Тогда это будет наплохая тема для дипломной работы.
В препринте описывался метод расчёта электростатических полей на основе интегральных уравнений. С этим Веня столкнулся впервые. Чтобы понять, откуда эти уравнения берутся и как их решать, нужно было либо найти толкового специалиста, либо самому разобраться, читая соответствующую литературу. Специалистов в ИЯФе было предостаточно, но все они были заняты своими важными делами, и вопросы студента оставались без ответов. Найти нужные книги и статьи тоже оказалось непросто, но, в конце концов, упрямство Вени все эти препятствия начало преодолевать, и забрезжил какой-то свет в конце туннеля. Пришлось разобраться в методах численного решения интегральных уравнений и выучиться программированию на языке Фортран.
Нужно было нечто принципиально новое, своё, в котором ты понимаешь каждый шаг и можешь изменить на более подходящий поставленной задаче, поэтому весь пятый курс Веня пропадал на Вычислительном центре, разрабатывая алгоритм и отлаживая свою программу. Чем дальше, тем все интереснее казалась ему эта работа, и к защите диплома он успел сделать намного больше того, что предполагалось в начале работы. Но вершиной его работы многим показалась одна деталь, которой Веня поначалу не придавал особого значения. Дело в том, что в дипломную работу он вставил результаты расчетов траекторий частиц и эквипотенциальных линий электрического поля, выполненные цветными перьями графопостроителя. Тогда это была крайняя редкость, многие видели такие картинки только в заграничных журналах. Вычислительный центр совсем незадолго перед этим закупил во Франции очень качественные графопостроители фирмы «Бенсон». Когда Веня принёс первые картинки показать Серёге, тот остолбенел, потом выдернул эти картинки у него из рук и молча куда-то убежал.
– Ну, всё понятно, – сказали коллеги. – Сейчас он гордо демонстрирует эти картинки начальству, приговаривая: «Да вот, умеем мы кое-что делать. На мировом уровне. И даже выше».
Действительно, часто взрослые люди кажутся в чём-то смешнее детей.
Первый вариант своей дипломной работы Веня написал за два месяца до защиты. Вообще-то, это бывает очень редко, потому что нормальный студент завершающие страницы пишет и печатает в самые последние дни перед защитой. Но он был не любитель суматохи и бестолковщины, и потому решил в это солнечное время немного расслабиться, позагорать на пляже, покупаться в море и прийти на защиту в лучшей форме. Поэтому вручил за два месяца этот вариант диплома Серёге и сказал:
– Вычеркни всё, что тебе не нравится и впиши всё, что захочешь вписать, а потом я перепечатаю окончательный вариант.
Серёга хорошо поработал ручкой, внося свое понимание в то, как надо писать правильную дипломную работу. Веня сильно не кочевряжился, понимая, что дипломную работу студента читает лишь один человек – рецензент, да и то поверхностно, поэтому шлифовать работу, являя изящный стиль – это слишком большая роскошь. Интересно, что позднее точно так же он относился и к диссертациям. Поскольку, как бывший радист, Веня профессионально печатал на пишущей машинке, через два дня положил перед Серёгой чистовой вариант. Тот сильно удивился, поскольку в его практике это был первый случай проявления столь необычной шустрости. С другой стороны, это просто возмутительный непорядок, если студент будет лоботрясничать именно в те месяцы, когда все остальные носятся, как угорелые. Поэтому он спросил:
– Ты с какой точностью проводил расчеты?
Вопрос был настолько глупым, что Веня ответил, не задумываясь:
– Гарантирую пять верных знаков.
– Вот видишь, – торжествующе изрёк Серёга, – пересчитай все с шестью верными знаками, вставь эти результаты в диплом и можешь отдать в переплёт. Ты еще успеешь.
– Хорошо, – не стал спорить с руководителем Веня и тут же отнёс дипломную работу переплётчику, а затем готовый экземпляр передал на рецензию Игорю Мешкову. Остаток дней он провёл на пляже, лениво «пересчитывая» результаты.
Сам процесс защиты дипломных работ чем-то напоминает защиту диссертаций, только бумаг меньше. Такие же нервные претенденты с безумными взглядами. Такая же неторопливая комиссия из солидных людей. Такие же бездарно выполненные плакаты с формулами, рисунками и диаграммами, мелкие буквы которых невозможно разглядеть уже из второго ряда. Такие же маловразумительные речи защищающихся и такие же глупые вопросы из задних рядов. И такой же вздох огромного облегчения, когда краткие двадцать минут позора позади.
Зато послезащитные процедуры совершенно иные. После защиты диплома традиционного для диссертаций банкета нет и не потому, что студенты намного беднее диссертантов (бедные практически все, кто решил связать свою судьбу с наукой), а потому, что банкет заменяется глобальной пьянкой в общежитии и отмечанием процедуры рождения молодых специалистов в ресторане мелкими группами по интересам. Веня с товарищами, например, отмечал этот знаменательный день всей студенческой летней «шабашной» бригадой в ресторане «Центральный» с жёнами и подругами. Позднее, когда он стал специалистом, ему не хватило бы денег, чтобы отметить там банкетом защиту кандидатской, поэтому, спустя пару лет такой банкет он организовал в своей двухкомнатной квартире. Тихо, по-домашнему.
ГЛАВА 2. СТАЖЕР
ИЯФ
Для того, чтобы после практики быть оставленным в Институте ядерной физики в качестве стажёра-исследователя нужно было иметь средний балл выше 4,5 и заявку от руководителя дипломного проекта. Всё это у Вени было плюс рекомендация в аспирантуру, поэтому его оставили в восьмой лаборатории в группе, которая занималась установкой «Гирокон». Комната, в которой выделили рабочий стол, была занята еще тремя сотрудниками: Володей Теряевым и двумя радиомонтажниками. Володя – флегматичный сухощавый мужчина тридцати лет, толковый инженер, который не только ручки осциллографа крутить способен, но склонен к теоретическому анализу физических процессов, не чужд и вычислений на ЭВМ. Один из монтажников, Коля, низенького роста, щуплый и вечно улыбающийся. В работе считался специалистом весьма высокого класса, но не чужд был и мальчишества, разрабатывая какие-либо полезные для дома конструкции, которые он находил в журналах «Радио», типа электронной кукушки для часов. Другой монтажник, Константин Григорьевич был пожилым, слегка угрюмым и при ходьбе слегка приволакивал правую ногу. Несмотря на стаж, класс его работы был заметно ниже, чем у Коли. Иногда он выдавал странные сентенции:
– Электроника, понимаш, с кибернетикой. А вот у меня на даче патефон. Ни электричества ему не нужно, ни батареек. Покрутил ручку, поставил иглу на пластинку – вот-те и вся музыка – ни лампа не сгорит, ни транзистор, поскольку нет их там, а пружина, она же, считай, вечная.
При таких речах Коля за спиной Григорьича крутил пальцем у виска и хитро подмигивал. С Колей Веня еще на практике подружился, поскольку мужик он был компанейский, всегда был рад помочь. Ещё в ту пору, когда Веня на практике паял себе усилители для музыки, он учил его основам мастерства: как грамотно разводить печатные платы, как паять аккуратно, как подбирать пары транзисторов. Он любил немного прихвастнуть:
– Знаешь какие бабки я зарабатывал в благословенные времена фирмы «Факел»? По две-три зарплаты дополнительно выколачивал. Они подрядили меня делать ячейки памяти для БЭСМ-6. Я сделал приспособления, чтобы аккуратно по стандарту сгибать ножки резисторов, кондёров и транзисторов, посадил за эту работу всю семью, дети вставляли элементы в отверстия плат, а я только паял не разгибаясь, как опытная гладильщица гладит платки и наволочки.
Вспоманая об этом славном прошлом, Коля вдохновенно продолжал:
– За особое качество работы мне потом доверяли самые тонкие операции, например, ремонтировать кубы памяти. Видел их когда-нибудь? Это же плетеное трехмерное кружево, настолько тонкие там проводнички, на которые нанизаны ферритовые колечки столь маленькие, что двумя пальцами их не удержишь, так и норовят выскочить из рук. Вообще-то, в случае обрыва проводника внутри куба его положено просто выкинуть, поскольку паять такие тонкие проводки мало кто может – обычный паяльник их просто пережигает. Да и припой обычный тут не пойдёт, поскольку при работе на мегагерцовой частоте в месте пайки известными припоями возникает контактная разность потенциалов, что порождает шумы и приводит к сбоям компьютера. Тут нужен особый спец, который знает такие тонкости мастерства, которые ни в каких книжках не описаны. Он и рассказывать их кому-попало не будет.
Приступив к работе, Веня энергично стал развивать свою программу по расчету двумерных электростатических полей и оптики интенсивных релятивистских пучков, первый вариант которой он представил в качестве дипломного проекта, рассчитав пушку «Гирокона», но Серёга стал внушать ему:
– Всё это лабуда, поскольку каждый физик должен иметь свой «кусок работающего железа» в коллективном проекте, тогда у него появляется «перспектива роста», а чем ты посчитал – столбиком на бумажке, на логарифмической линейке или с помощью компьютера – это никого не волнует.
С этим тезисом Веня с самого начала был не согласен.
– Это схемку спаять или крутить ручки осциллографа каждый сможет. – рассуждал он. – Сам-то Серёга до моего появления пробовал проводить расчеты по «Гирокону», но у него одна только траектория электрона в магнитном поле считалась полтора часа на ИЯФовской машине «Минск-32», а до оптики плотных пучков ему было как пешком до Китая. То, что Веня умел делать еще студентом, никто в институте пока считать не мог, поэтому к нему с разными задачками приходил народ из самых разных лабораторий.
Выслушав просьбы коллег, Веня никому никогда не отказывал, хорошо понимая, что программа ещё сырая, и он должен обкатать её на разных задачах. Одновременно с этим рос и его авторитет. Только Серёга эту его благотворительную деятельность решил прекратить, заявив:
– Распечатай вот этот бланк в нужном количестве и приступай к решению задач со стороны только после моей подписи.
Веня стал разглядывать бумажку, что ему сунули мне в руки. В самом верху её обозначилась «шапка» с текстом: «Утверждаю… Начальник лаборатории (подпись)», ниже шёл текст: «В порядке оказания научно-технической помощи просим Вас провести расчёт (содержание задачи, требуемые ресурсы)», а еще ниже были предусмотрены подписи завлаба заказчика расчёта и старшего инженера Морозова, то есть самого Серёги. Понятно, что он потихоньку спустил эту бюрократическую дурь на тормозах, поскольку такая бумага совсем не отражала, кто именно расчёт будет проводить – там не было никакого упоминания вениной фамилии – она работала на повышение авторитета самого Серёги перед вышестоящим начальством.
Судьба теоретика
Спорить же с начальником об экспериментальной работе он, тем более не стал. Для начала Веня был придан в качестве помощника одному из инженерв, который также входил в группу, работающую над «Гироконом». Задача состояла в том, чтобы разработать систему диагностики мощного электронного пучка по его свечению на молекулах остаточных газов после откачки прибора. Это свечение было весьма слабым, но предполагалось, что его можно увидеть с помощью высокочуствительной камеры, разработанной в Саратове для подводных съёмок. Единственная сложность этой работы состояла в том, что закупленные камеры оказались нестандартными. Они не встраивались безболезненно в стандартную оснастку промышленной телеустановки ПТУ-01, поскольку требовали повышенного анодного питания. Решили взять за основу стандартную ПТУ и установить дополнительный источник питания. Понятно, что при этом нужно было слегка модифицировать общую схему питания электродов камеры.
Вот тут-то и начинается «научная работа» – найти подходящий источник. На складе, разумеется, хорошие источники не залёживаются, поскольку они уже прибраны хозяйственными людьми. Узнав, скажем, что такой источник есть у дяди Васи, идёшь к нему, получив предварительную информацию от мнженера. Дядя Вася старше тебя возрастом почти втрое, поэтому не стоит вот так запросто начинать разговор с того, что тебе нужно. Он тебя просто «пошлёт», иногда относительно вежливо, а если чем-то огорчён, то и совсем невежливо, и никто его за это не осудит. Поэтому разговор нужно начинать издалека. Скажем, летом нужно поинтересоваться видом на урожаи кабачков и помидоров на даче, а зимой спросить о здоровье жены и детишек. Политика!
Источник они достали, хотя и не сразу. Спаяли схемку, включили, пошёл дым. Быстро выключили.
– Слабые детали должны выгореть, – пошутил инженер, – а когда останутся только крепкие, появится шанс, что прибор заработает.
Они ещё раз внимательно проверили соответствие нарисованной ими схемы и платы питания. Обнаружив ошибку в распайке пары проводов, перепаяли, включили снова. На этот раз дыма не было, но и на экране трубки вместо тестовой таблицы был лишь красивый «бублик» молочного цвета, и вид этого бублика совершенно не менялся, какие бы ручки настройки ни крутили. Тогда вынули трубку, отсоединив питание, и Веня взглянул на её экран поближе. Люминисцентный слой свернулся в струпья. Трубка «сдохла» при первом включении. В это время послышался ехидный голос Серёги:
– Да-а-с, физики хреновы! Трубка-то стоит четыре тыщи, примерно как машина «Москвич». Но это ничего. У нас еще одна осталась. А за эту трубку с вас будут вычитать по трети зарплаты в месяц. Потихоньку и расплатитесь.
Вот так закончилась первая венина экспериментальная работа. Хотя инженер на второй трубке довёл дело до конца. Веня же попросил Серёгу в следующий раз поручить ему работу на менее дорогостоящем оборудовании и продолжал заниматься своей программой. Месяца через три подоспела и вторая работа. Теперь он должен взять на себя написание и отладку программы автоматического управления «Гироконом». В те достославные времена ещё не было подходящих минимашин, каждая из которых управляет своей установкой. Они появились лет через пять, а пока управляющие программы выполнялись на недавно установленной польской ЭВМ «Одра», к которой была подключена терминальная сеть. Терминалами были стандартные телетайпы, которые стрекотали как чудовищных размеров кузнечики.
Важность автоматического управления состоит в том, что у «Гирокона» мощный непрерывный пучок. Если он отклонится по какой-либо причине от расчетной траектории, он может проплавить любой металл, тогда авария неизбежна. При малых отклонениях пучка должна включаться система коррекции магнитным полем, а при очень больших должна включаться система отключения пучка путём подачи запирающего напряжения на соответствующий электрод.
Поскольку днём на установке не протолкнуться – там и слесари, и ваккумщики, и инженеры, настраивающие аппаратуру, Веня и приданная ему с вычислительного центра пара ребят решили работать вечерами, когда остальной народ уже ушёл, и установка выключена. На этом этапе для отладки программы достаточно было работающего телетайпа, который питался от стандартного блока питания 220 вольт в одной из стоек «Гирокона». Первое приключение состояло в том, что однажды, придя вечером на установку, Веня обнаружил, что телетайп не работает. Довольно быстро установил, что перегорел обычный предохранитель блока питания на стойке. Сложность ситуации в том, что весь народ уже ушел, и шкафы с запасными деталями были закрыты на ключ. Недолго думая, он переставил местами неисправный блок питания с таким же с другой стойки, и ребята приступили к работе.
На следующий день он заглянул на установку днём. Там стоял сплошной мат. Больше всех разорялся Ваня Макаров, который отвечал за настройку элементов СВЧ. Оказывается, целая неделя кропотливой работы его команды по тонкой настройке резонаторов пошла насмарку. Сегодня все выстроенные с таким трудом режимы разъехались в разные стороны. Только к вениному приходу было наконец установлено, что какой-то паразит поменял местами блоки питания, и на том месте, где должен был стоять высокостабилизированный блок, поставили обычный, типовой. Веня понял, что этот паразит и есть он сам, поскольку перед уходом забыл переставить блоки обратно. Но признаваться не стал – его бы отпинали по полной программе.
Второе приключение имело гораздо худшие последствия. Работа по отладке программы автоматического управления установкой близилась к концу, и в свой день рождения Веня сказал ребятам:
– Мне пора домой за праздничный стол, а вы тут заканчивайте сами.
На следующий день, стоило ему появиться на пороге лаборатории, все загомонили, что его вызывает срочно завлаб на ковёр. Это был первый для него такой случай, и он побежал к кабинету завлаба, лихорадочно размышляя, что бы такое могло произойти. «Клизма», которую вставил начальник, и для лошади показалась бы не маленькой. Надо же такому случиться, чтобы именно в тот злолучный вечер завлаб засиделся допоздна на работе и решил прогуляться по институту. Когда он зашёл на установку, увидел странную картину: какие-то совершенно незнакомые ему люди сидели в полутьме за телетайпом и что-то выстукивали.
– Кто такие? – грозно спросил Марлен Моисеевич.
– Да мы тут с Петровым работаем, – робко пролепетали ребята.
– А сам он где?
– Только что ушёл.
– И давно вы с ним тут работаете?
– Второй месяц.
Завлвб молча открыл журнал установки, долго листал его, но не нашел ни одной записи о том, что Веня работал на установке. Согласно инструкции, на высоковольтной и радиационно опасной установке никто не имеет право работать в отсутствие кого-либо из ответственных за установку. А когда работает, должен, как в судовом журнале, указать, в какое время что именно включил и когда выключил. Тогда начальник набрал побольше воздуха в лёгкие и проорал:
– Во-о-он отсюда все!
Ребята выпорхнули, как воробьи при приближении ястреба. Это они Вене потом всё рассказали в красках. Вот тогда он понял, что его предназначение в физике – это головой думать, а не руками что-либо делать. Всю остальную жизнь он придерживался этого мудрого правила и не пожалел.
Переход на ВЦ
Работа не клеилась, всё валилось из рук. Во-первыз, Веня пролетел с аспирантурой. Рекомендацию он получил ещё при защите диплома. После поступления в институт на работу, он через пару месяцев увидел на стене объявление о наборе в аспирантуру. Для этого нужно было сначала получить согласие завлаба, к которому он и направился тут же. Завлаб выслушал пожелание молодого стажёра с понимающей улыюкой на лице, затем мягко пояснил:
– Видите ли, молодой человек, желанию учиться у нас никто Вам препятствовать не будет. Однако, принятый в институте порядок таков, что после университета стажёр должен отработать положенные два года, а потом, конечно, можете поступать в аспирантуру.
– А сразу нельзя? – спросил Веня. – У меня есть рекомендация после защиты диплома.
– Запретить Вам никто не может, но у нас так не принято.
Тогда новоиспечённый стажёр начал понимать, что есть государственные законы о высшем образовании и праве на учёбу, а есть ниписанные правила, и вторые важнее первых. Старшие коллеги вразумили:
– Два года стажёром за сто рублей – это почти бесплатное для института научное рабство, поскольку при этом ты не являешься штатным сотрудником. Если не покажешь институту свою необходимость, тебя по окончании срока просто не оставят в нём, не переведут в штат. После этих двух лет тебя уже никто уговаривать не станет, тебе просто предложат поступать в аспирантуру. И выбор будет небольшой: либо аспирантура на три года, опять же за сто рублей, либо переведут в старшие лаборанты на сто десять, но уже на неопределённое время.
– Что за странные правила? Кому и зачем такое нужно? – удивился Веня.
– Да ничего странного тут нет. Аспиранту стипендию платит Министерство высшего образования, поэтому для института это ещё на три года бесплатный научный раб, которого по окончании аспирантуры не нужно увольнять, поскольку он не является штатным сотрудником, не стоит в очереди на жильё и не пользуется профсоюзными льготами. Только после этой «принудительной аспирантуры» никто в институте ещё не защищался.
– А вот когда ты закончишь аспирантуру, – поучали опытные коллеги, – тебя зачислят в штат инженером, тогда можешь расслабиться, теперь ты штатный сотрудник института.
Прошло несколько месяцев. Объявления о сроках сдачи экзаменов в аспирантуру Веня так и не увидел. Сотрудники пояснили:
– Не переживай. Те, кому положено, уже поступили. Зачем зря вешать объявления.
Самому Вене этих ста рублей, возможно, бы и хватило, но содержать семью на такую зарплату было совершенно невозможно. Именно поэтому молодые учёные весь свой летний отпуск вкалывали в сельской местности, строя элеваторы, зерносушилки и жилые дома. Веня, ещё будучи студентом, успел приобрести богатый опыт строителя и освоил профессию каменщика.
Впрочем, неудачу с аспирантурой, он пережил сравнительно легко. Его любимой работе постоянно препятствовали какие-то нагрузки, которые не имели к научной работе никакого отношения. То заставят стажёров заполнять карточки по учёту приборов и других материальных ценностей лаборатории, то сколачивают бригаду помощи соседним совхозам на время сенокоса. Всё это не способствовало спокойствию духа, столь необходимому, чтобы сосредоточиться на решении научных задач.
Разрешение этой непростой жизненной ситуации пришло с неожиданной стороны. Однажды вечером Серёга, прогуливая собачку, встретил завлаба с Вычислительного центра Сибирского отделения Академии наук, где разработали ту программу в кодах «БЭСМ-2», которой Веня пользовался до того, как написал свою программу на Фортране.
– Что-то Вы, Сергей Николаевич, перестали у нас появляться, – любезно приветствовал его завлаб.
– А зачем? – важно ответствовал собеседник. – У нас своя есть. Студент мой написал. Вы, поди, всей лабораторией лет десять ту программу разрабатывали, а у меня студент за год сделал. Так она гораздо продвинутей Вашей: не только способна рассчитывать многие новые параметры, но и результаты выдаёт не в виде огромного массива чисел, как у Вас, а сразу в графическом виде, разрисовывая цветными линиями контур прибора, траектории частиц и эквипотенциали электрического поля. Раньше-то мы часами строили такие графики на миллиметровке по распечаткам Вашей программы, а при необходимости внесения новых элементов в эту программу, изыскивать возможности приплачивать Вашим сотрудникам. Теперь всё стало проще. Да и по точности расчётов Ваша программа значительно уступает нашей.