Библиотека «Одиссерион»

Когда-то в наше время в каком-то городе N…

Глава 1. Последний тихий уголок

Для Сени библиотека «Одиссерион» пахла тайнами.

Это был не просто запах старых книг – пыльный, сладковатый и чуть горьковатый. Это была сложная симфония ароматов: терпкий дух переплетённой кожи, тонкие нотки выцветшей типографской краски, едва уловимая пыльца засушенных цветов, которые читатели забывали в качестве закладок сто лет назад, и всегда – лёгкий, прохладный запах камня, исходящий от древних, никогда не нагревающихся на солнце стен.

Именно этим «одиссерионовским» воздухом Сеня вдохнул полной грудью, толкнув тяжёлую дубовую дверь с витражным стеклом, изображавшим каких-то морских чудищ. Дверь со скрипом захлопнулась за его спиной, отсекая внешний мир с его грохотом машин, криками рекламных зазывал с экранов на фасадах зданий и вечно куда-то спешащими людьми. Здесь, внутри, царила вечная, неподвижная тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем маятниковых часов в дальнем углу зала и тихим шелестом страниц.

Это был его второй дом. Вернее, так: дом был местом, где он спал и ел. А «Одиссерион» был местом, где он жил.

– Сеня, здравствуй, – раздался из-за стойки выдач неторопливый, бархатный голос. Это была Маргарита Павловна, главный и, по сути, единственный библиотекарь. Её седые волосы были убраны в строгую, но изящную шишку, а в глазах, позади очков в тонкой золотой оправе, теплился привычный огонёк радушия. – Новая партия поступлений из архива. Я сразу подумала, что тебе будет интересно. Вон, на том столике у камина.

Сеня лишь кивнул, сдерживая улыбку. Слова здесь были часто лишними. Маргарита Павловна понимала его без них. Он снял с плеч рюкзак, набитый школьными учебниками, и поставил его у ног тяжёлого кожаного кресла, на котором, по легенде, любил сидеть сам основатель города, купец Трофимов. Рюкзак казался здесь чужеродным, слишком современным и кричащим предметом.

Он обвёл взглядом свой собор.

Высокие потолки «Одиссериона» терялись в полумраке, подпираемые резными деревянными колоннами, на которых причудливые виноградные лозы обвивались с диковинными птицами. Бесконечные стеллажи из тёмного дерева уходили вглубь помещения, образуя настоящие лабиринты. Между ними можно было заблудиться, и Сеня не раз это делал в детстве, пока не изучил каждый закоулок. Здесь были свои достопримечательности: винтовая железная лестница, ведущая на узкий балкончик-галерею, с которого открывался вид на весь читальный зал; огромный глобус XIX века в медном обруче, где на месте некоторых стран красовались пятна неизвестных морей; и, конечно, камин – никогда не топящийся, но всегда казавшийся тёплым, с тяжёлой мраморной полкой, на которой стояли самые старые и ценные фолианты.

Сеня направился к указанному столику. Его стопы бесшумно ступали по деревянному полу, украшенному сложной инкрустацией – замысловатым узором из звёзд, компасных роз и астролябий, который все давно привыкли топтать, не всматриваясь. Он провёл рукой по корешкам книг, ощущая под пальцами шершавую кожу, холст, шёлк. Он знал многие из них буквально на ощупь.

Он взял с верхней стопки первый том – тяжёлый, в потёртом кожаном переплёте с потускневшим золотым тиснением: «Легенды и были нашего города. Том I». Это была его любимая книга. История о том, как эксцентричный купец и мечтатель Трофимов основал город на перекрёстке торговых путей, превратив болотистую глушь в процветающий порт. Сеня открыл книгу на привычном месте – главе о постройке первой городской ратуши – и погрузился в чтение, отгораживаясь от всего мира.

Он не знал, сколько прошло времени – минута или час. Время в «Одиссерионе» текло по-другому, замедлялось, подчиняясь неторопливому ритму веков. Его покой нарушил лишь резкий скрип двери и голоса, ворвавшиеся в зал, как порыв холодного ветра.

В библиотеку вошли двое рабочих в зелёных комбинезонах. Один из них нёс в руках рулетку и какой-то план на пластиковом листе.

– Ну, и темница же, – громко, не стесняясь, сказал один, и его голос грубо отозвался от высоких сводов. – И чем они тут дышат? Нафталином?

– Замерь от стены до колонны, – буркнул второй, разматывая рулетку. – И высоту проёма. Директор сказал, что перегородки тут ломать нельзя, несущие.

Сеня замер. Ледяная тяжесть сдавила ему грудь. Он посмотрел на Маргариту Павловну. Она стояла за стойкой, выпрямившись, и смотрела на рабочих не с испугом, а с безмолвным, ледяным достоинством. Её лицо было непроницаемо, но Сеня, знавший её много лет, увидел в уголках её губ и в том, как она сжала платок в руке, глубочайшую печаль.

Он уже знал, что произойдёт со зданием библиотеки. Но знать – не значит верить. Он читал об этом в местной газете, видел проект нового блестящего бизнес-центра на рекламном щите. Но вот эти люди с рулетками здесь, в его доме, делали угрозу осязаемой. Реальной. Они измеряли «Одиссерион», как патологоанатом измеряет тело перед вскрытием.

Рабочие, закончив замеры, удалились, снова скрипнув дверью. Тишина вернулась, но теперь она была иной – настороженной, раненой.

Сеня больше не мог читать. Он закрыл книгу, и его пальцы скользнули по её шершавой обложке, будто пытаясь утешить живое существо. Он обвёл взглядом полки, галерею, глобус, камин. Он представил, как на их месте будут стоять стерильные белые перегородки, гудеть серверные стойки, мерцать экраны компьютеров. Исчезнет запах. Исчезнет тишина. Исчезнет сама душа этого места.

Он прижал книгу к груди и в последний раз, как ему тогда казалось, глубоко вдохнул воздух, напоённый историей. Воздух, который скоро должен был раствориться в вечности.

Глава 2. Сборище у фонтана

Сеня вышел из библиотеки, и мир снова набросился на него со всей своей оглушительной яркостью. Солнце, отражаясь от стеклянных фасадов новых высоток, слепило глаза. После библиотечного полумрака всё здесь казалось слишком громким, слишком быстрым, слишком пластмассовым (если выражаться метафорично). Он зажмурился, пытаясь сохранить внутри себя прохладную тишину и тот самый, ни на что не похожий запах.

Он медленно побрёл в сторону городского парка, к старому фонтану «Тритон» – традиционному месту сбора Сени и его собственных друзей после уроков. Фонтан был ещё одним островком старого города, таким же немодным и обветшалым, как библиотека, но одновременно с этим невероятно уютным. Седой от времени мрамор, тёплый на ощупь, зелёная вода, в которой плавали опавшие листья, и вечно хрипящая струя, которую муниципальные службы чинили раз в год, да и то не всегда. Именно здесь, на его широком бортике, они всегда назначали встречи.

Трое из его одноклассников были уже на месте. Вернее, двое сидели, а один – носился вокруг фонтана, снимая всё на камеру своего телефона.

– И вот мы у легендарного фонтана «Тритон», – нараспев говорил Даня, комментируя свой же собственный видеоблог. Он был весь в движении: то присядет, чтобы поймать необычный ракурс, то встанет на бортик, рискуя свалиться в воду. Его рыжие кудри торчали в разные стороны, как взрывная волна, а на лице застыло выражение крайней озабоченности контентом. – Место силы местной молодёжи, а также голубей и бабулек с семечками! Говорят, если бросить в него монетку, то на контрольной по математике попадётся именно та задача, которую ты учил! Проверяем? Нет, ребята, не будем проверять, ибо я, как известно, все задачи учу! Лайк за это!

– Дань, хватит воду мутить, в прямом и переносном смысле, – не поднимая головы, сказал Глеб. Он сидел, склонившись над шахматной доской, расставленной на коленях. Вместо фигур он использовал разноцветные камешки, которые собирал тут же, у фонтана. Его лицо, обычно спокойное и сосредоточенное, сейчас было искажено лёгкой гримасой раздражения. Он вёл партию сам с собой, и, судя по всему, обе его стороны были в тупике. Глеб ненавидел тупики. – Ты мешаешь концентрации, – продолжал он, закрыв глаза. – И от тебя рябит в глазах.

– Это, брат, не я ряблю, это жизнь такая – пёстрая и быстрая! – парировал Даня, но телефон всё-таки убрал. – А ты всё со своими камушками. Купил бы уже нормальные шахматы.

– Зачем? Фигуры – это просто символы. Важна логика, а не материал, – отрезал Глеб, передвигая тёмный камешек с бороздкой. – И твой влог – это такое же бесполезное расходование ресурсов. Энергии, времени, гигабайт.

– Зато я развиваю личный бренд! – возразил Даня, плюхнувшись на бортик рядом. – Скоро меня узнавать на улицах будут. А тебя? Твои камушки?

Сеня молча пристроился поодаль, наблюдая за ними. Глеб и Даня были полными противоположностями, вечно затевавшими словесные баталии. Глеб – стратег, аналитик, человек системы и порядка. Даня – хаос, энергия и жажда внимания в чистом виде. Они словно говорили на разных языках, но почему-то всегда находились рядом.

На другом конце бортика, абсолютно не обращая внимания на их спор, сидела Мая. Она не участвовала в разговоре, потому что была целиком и полностью поглощена другим занятием. В её руках был скетчбук, а пальцы, испачканные графитом и пастелью, быстро порхали по бумаге. Она рисовала фонтан. Но не так, как его видели все. Она зарисовывала трещину в мраморной ноге Тритона, форму тени, падающей от клёна на воду, игру бликов на мокром камне. Её взгляд был пристальным, почти не моргающим, будто она фотографировала реальность на внутреннюю матрицу своей феноменальной памяти.

– Мая! Опять мир в детали дробишь? – поддел её Даня.

Мая медленно подняла на него глаза. Большие, серые, очень внимательные.

– Тут на одной из чешуек у Тритона кто-то вырезал сердечко, – сказала она тихим, задумчивым голосом. – И буквы «М» и «С». И год – 1955-й. Представляешь? Какой-то Максим или Матвей признавался в любви Светлане или Софье прямо здесь, семьдесят лет назад. А мы сейчас об этом узнали.

Даня на секунду задумался.

– Круто! Надо снять про это отдельный ролик! «Тайны старого фонтана: история любви в граните»!

– Это не гранит, это мрамор, – поправил его Глеб, не отрываясь от доски. – И твой ролик проживёт в сети неделю. А надпись – семьдесят лет. Вывод?

– Вывод, что ты зануда, – рассмеялся Даня.

В этот момент к группе подкатила на скейтборде Юля. Она остановилась так резко, что щебень с треском отлетел из-под колёс. Юля была вся в движении, даже когда стояла на месте: пружинила на носках, разминала плечи. В её коротких тёмных волосах запутались солнечные зайчики и пара травинок, а на коленке краснела свежая ссадина – видимо, результат недавнего трюка.

– Всем привет! – выдохнула она, скидывая рюкзак на землю. – Что-то вы все сегодня какие-то сонные. Особенно ты, Сеня. Опять в своей норе просидел?

Сеня лишь пожал плечами. Юля была громкой, стремительной и иногда немного пугающей своей прямолинейностью. Но она никогда не врала и всегда была готова прийти на помощь, если кому-то угрожала реальная опасность. Она была тем человеком, который не будет долго думать, а просто прыгнет за тобой в воду, если ты начнёшь тонуть.

– Так, народ, слушайте сюда! – Юля хлопнула в ладоши, привлекая всеобщее внимание. – Учёба почти закончилась, каникулы на носу. Предлагаю не терять время зря! Завтра идём на заброшенный карьер за рекой? Говорят, там появилась суперская скалолазная трасса от местных альпинистов. Кто со мной?

– Я пас, – сразу сказал Глеб. – Карьер – это нестабильная геологическая формация. Высокий риск обвала. Плюс, юридически мы туда проникнем как? Вот и зачем тогда?

– Я снимаю! – тут же воскликнул Даня. – Экстремальный забег по карьеру! Это же готовый контент!

– Я посмотрю на текстуры скал, – тихо сказала Мая. – Там наверняка интересные слои пород.

Все взгляды автоматически переметнулись на Сеню. Он сжался.

– Я… я, пожалуй, останусь. Мне надо… в библиотеку.

– Опять в библиотеку! – Юля закатила глаза. – Сеня, там же скоро… – она запнулась, увидев выражение его лица.

Неловкое молчание повисло в воздухе. Все знали. Все видели этот проект на щите рядом. Все слышали разговоры родителей. Но пока это была просто абстрактная, неприятная новость. Для Сени же это была уже личная трагедия.

– Да, кстати, о библиотеке, – переменил тему Даня, всегда чуткий к настроению аудитории. – Я вчера порылся в городских пабликах. Там пишут, что этот девелопер, «Светлострой», – реально крутая контора. Они везде новые центры строят. И девушка у них там главная, Светлова, просто железная леди! Говорят, она работает по шестнадцать часов в сутки!

– «Железная леди» готовит кувалду для «Одиссериона», – мрачно произнёс Глеб, наконец отложив свою импровизированную шахматную доску. – И её аргументы, с точки зрения экономики, безупречны. Новые рабочие места, налоговые отчисления, современная инфраструктура. Сентиментальная ценность старого здания в её уравнение не входит.

– Ну, может, и правильно? – осторожно предположил Даня. – Ну, будет новый крутой центр с кинотеатром и всякими коворкингами. Веселее же, чем пыльные книги?

Сеня почувствовал, как у него внутри всё сжалось в тугой, болезненный комок. Он хотел что-то сказать, объяснить, что «Одиссерион» – это не просто «пыльные книги». Что это другое измерение, другая вселенная. Но слова застревали в горле.

– Там пахнет историей, – вдруг тихо, глядя на свой рисунок, сказала Мая. Все повернулись к ней. – И тишиной. Особенной тишиной. В которой слышно, как время течёт. В новом центре будет пахнуть попкорном и пластиком. И будет громко.

– А ещё там есть потрясающий узор на полу, – добавил Глеб неожиданно для всех. – Геометрически безупречный. Его топчут, не глядя. Жалко.

Юля, которая терпеть не могла долгих философских разговоров, вздохнула.

– Ну, вообще-то, решать не нам. Взрослые уже всё порешали. Нам остаётся только принимать факты. Так что давайте лучше про карьер!

Но факт, холодный и неоспоримый, уже висел в воздухе, отравляя предвкушение каникул. Они сидели на краю старого фонтана – прагматик, мечтательница, блогер, спортсменка и молчаливый хранитель – команда, собранная случайностью в одном классе.

Глава 3. Первая тревога

После недолгого и немного тягостного прощания у фонтана компания стала расходиться. Юля умчалась на скейтборде, увлекая за собой Данину камеру – он решил, что съёмка трюкового заезда по набережной станет отличным завершением влога. Мая, поправив скетчбук под мышкой, молча тронулась в сторону дома, её взгляд уже ловил новые детали городского пейзажа – причудливый изгиб кованого фонаря, игру света на мокром после полива асфальте. Глеб, нахмуренный и задумчивый, побрёл в свою сторону, мысленно продолжая проигрывать шахматную партию и просчитывая экономические аргументы девелоперов.

Сеня остался сидеть на бортике один. Ему не хотелось никуда идти. Мысли о библиотеке, о рабочих с рулетками, о грядущем конце света под названием «бизнес-центр» вихрем крутились в голове, не давая покоя. Он смотрел, как вода в фонтане лениво переливается через край, и ему казалось, что это вместе с ней утекает куда-то время – время, которое осталось у «Одиссериона».

Внезапно его взгляд зацепился за яркий, кричаще-новый объект, дисгармонично врезавшийся в привычный пейзаж площади. Напротив фонтана, на месте старого, облезлого стенда с афишами самодеятельных театров и объявлениями о пропавших котах, теперь стоял глянцевый рекламный щит. Он был таким большим, ярким и нахальным, что, казалось, оттеснял собой даже здание мэрии по соседству.

Любопытство, сильнее тоски, заставило Сеню подняться и подойти ближе.

На щите сияла компьютерная графика, изображающая нечто футуристическое и стерильное. Сверкающие стеклянные плоскости под невероятными углами отражали облака. Стройные, улыбающиеся стилизованные человечки неслись по белоснежным переходам с кофе в руках. Яркие неоновые вывески гласили: «Офисные пространства класса А», «Фитнес-центр с панорамным видом», «Гастрономическая галерея». Это был идеальный, вылизанный до блеска образ будущего, такого притягательного и бездушного.

А потом Сеня увидел главное. В самом низу щита, под броским заголовком «НОВАЯ ТОЧКА ОТСЧЁТА. СКОРО ОТКРЫТИЕ», располагалась небольшая, но очень чёткая схематичная карта. Она показывала квартал, который предстояло преобразить. И на этой карте знакомым до боли силуэтом было изображено здание библиотеки «Одиссерион». Только оно не было закрашено или помечено каким-то особым значком. Оно было просто… отсутствовало. На его месте на карте красовалась та самая стеклянная коробка будущего бизнес-центра.

Сердце Сени ёкнуло и упало куда-то в пятки. Он уже знал, но видеть это воочию, в таких откровенных и беспощадных деталях, было совсем другое дело. Это была не слуховая абстракция, а холодный, расчётливый план, уже воплощающийся в жизнь. Его библиотеку не просто закрывали. Её стирали с лица города, как стирают ластиком ошибочную линию с чертежа.

Он стоял, вжавшись в землю, не в силах отвести взгляд от этого изображения. Яркие краски на щите резали глаза, улыбки стилизованных человечков казались теперь зловещими, насмешливыми гримасами. Он слышал, как где-то рядом проезжают машины, смеются прохожие, звонит чей-то телефон. Жизнь била ключом, и никому не было дела до того, что в её самом центре готовилось тихое, методичное убийство.

Внезапно он ощутил рядом чьё-то присутствие. Обернулся – это был Глеб. Он тоже не ушёл. Он стоял рядом, с тем же окаменелым выражением лица, и смотрел на щит своим холодным, аналитическим взглядом.

– Так и есть, – произнёс Глеб без всяких эмоций, словно констатировал научный факт. – «Светлострой». Я проверял. У них безупречная репутация в деловых кругах. Высокая рентабельность, быстрые сроки окупаемости проектов. Их логика безупречна. С точки зрения инвестиций, участок в центре города под старой библиотекой – это золотое дно. А само здание… – он сделал небольшую паузу, – само здание для них всего лишь препятствие, подлежащее демонтажу. Старая проводка, несоответствие современным нормам, дорогое содержание. Сплошные убытки.

Сеня молчал. Слова Глеба были точными и безжалостными, как скальпель. Они не оставляли места ни надежде, ни иллюзиям.

– Ты как будто рад этому, – с трудом выдавил он наконец.

– Я не рад. Я просто понимаю механизм, – поправил его Глеб. – Эмоции здесь бессильны. Это чистая математика. И против чисел, увы, не попрёшь.

В этот момент к ним подкатил на скейте запыхавшийся Даня, с телефоном наготове.

– Ого! Вот это видюха! – воскликнул он, наводя камеру на щит. – «Новая точка отсчёта»! Звучит круто! Вы видели? Там, кажется, даже кинотеатр будет! Представляете? Попкорн, кресла с вибромоторами… – он замолк, увидев их лица. – Что? Вы чего такие кислые?

– Даня, посмотри внимательнее, – тихо сказал Глеб, указывая на карту внизу щита. – На что они ставят свой кинотеатр.

Даня присмотрелся. Его брови поползли вверх. Азартная ухмылка медленно сползла с его лица, сменившись сначала недоумением, а потом и лёгкой паникой.

– Опа… – прошептал он. – Так это ж… Это же на месте «Одиссериона»? Серьёзно? Точно? Я думал, они просто рядом что-то строят…

Он опустил телефон и почесал затылок, уже совсем не похожий на самодовольного блогера. Теперь он выглядел как мальчик, который только что осознал, что его тайное убежище собираются снести бульдозером.

– Ну, чёрт… – выдохнул он. – А я там… я там в прошлом году в углу читального зала свой никнейм на подоконнике выцарапал. На память. Теперь его в музей не сдашь.

Глеб фыркнул, но беззлобно. Данин инфантилизм был хоть каким-то противовесом леденящей душу реальности.

Трое мальчишек стояли перед глянцевым образом светлого будущего, которое наступало на их собственное прошлое. Они были разными: молчаливый мечтатель, холодный логик и легкомысленный блогер. Но сейчас их объединяло одно – щемящее чувство непоправимой потери, которую они были не в силах остановить.

Глава 4. Городское недовольство

Весть о рекламном щите разнеслась по их небольшой компании со скоростью лесного пожара. На следующее утро в школе уже все пятеро, включая обычно невозмутимую Маю и вечно куда-то спешащую Юлю, говорили только об этом. Даже самые отстранённые одноклассники, обычно погружённые в свои телефоны и планы на каникулы, с любопытством оборачивались на их взволнованную группу у шкафчиков.

– Значит, это правда? – спросила Юля, втискивая скейтборд в узкую камеру хранения. – Совсем снесут? Без вариантов?

– Варианты есть, – с мрачным видом ответил Глеб, перелистывая учебник по обществознанию, словно ища в нём ответ. – Но они все экономически невыгодны. Вариант один – снос.

– Я вчера в городском паблике читал! Сегодня в шесть вечера на площади у мэрии собираются жители, – сообщил Даня. Он уже снимал всё на телефон, комментируя шёпотом: «Эксклюзив! Первая реакция на трагедию!». – Будем пробивать тему?

Сеня молча кивнул. В его груди теплилась слабая, но упрямая надежда. Если взрослые выйдут, если они все вместе будут протестовать, может быть, их услышат? Может, чиновники передумают?

В шесть вечера площадь у здания мэрии, обычно пустующая в это время дня, была полна народа. Сюда пришли несколько сотен человек: пожилые пары, держащиеся за руки; молодые родители с детьми на плечах; учителя из соседней школы; даже несколько бородатых мужчин в свитерах, похожих на университетских профессоров. В руках у людей были самодельные плакаты: «Сохраним нашу историю!», «Одиссерион – сердце города!», «Прогресс – не значит разрушение!». Кто-то раздавал листовки с фотографией библиотеки.

Сеня, Глеб, Даня, Мая и Юля затесались в толпу, чувствуя себя одновременно крошечными и причастными к чему-то большому. Воздух звенел от возбуждённых голосов, треска мегафона и где-то вдалеке – звука гитары: кто-то пытался петь песни про город.

– Народное единство! – восторженно шептал Даня, снимая всё подряд. – Вот это контент! Настоящий, даже живой!

Но постепенно восторг стал сменяться ощущением бессилия. Митинг был похож на большого, шумного, но беззубого зверя. Люди кричали, аплодировали выступающим, но их голоса, казалось, упирались в холодные гранитные стены мэрии и рассеивались в вечернем воздухе.

Выступали разные люди. Пожилая женщина, бывший библиотекарь, со слезами на глазах рассказывала, как приходила в «Одиссерион» маленькой девочкой. Молодой отец говорил о том, что не хочет, чтобы его дети росли среди стекла и бетона, без «мест с душой». Учительница литературы цитировала Борхеса про рай в виде библиотеки.

Их аргументы были искренними, душевными, полными любви. И абсолютно бессильными против того, что должно было произойти.

Наконец, на импровизированную сцену из сложенных ящиков поднялась она. Невысокая женщина в строгом бежевом костюме и с идеальной причёской. В её руках не было мегафона – он ей был не нужен. Её голос, чёткий, поставленный и холодный, как горный поток, резал толпу без всяких усилителей.

– Добрый вечер. Меня зовут Алиса Викторовна Светлова. Я представляю интересы компании «Светлострой».

Толпа зашумела, зашикала. Но Светлова лишь чуть приподняла бровь, дожидаясь тишины. И тишина наступила, покорённая её спокойной, неоспоримой уверенностью.

– Я понимаю ваши эмоции, – начала она, и в её голосе действительно звучало что-то похожее на понимание, но такое, каким понимают капризного ребёнка. – Но давайте говорить не на языке эмоций, а на языке фактов. Факт первый: здание библиотеки не является памятником архитектуры. Оно не внесено в соответствующий реестр. Факт второй: его износ составляет более семидесяти процентов. Коммуникации, отопление, электропроводка – всё требует полной замены. Стоимость реставрации, которую озвучивают некоторые выступавшие, занижена как минимум втрое. Факт третий: на содержание здания ежегодно уходят городские деньги, которых нет в бюджете. Деньги, которые можно направить на ремонт школ, дорог, больниц.

Она делала небольшие паузы, позволяя каждому её слову осесть в сознании слушателей. Её речь была идеальным образцом холодной, железной логики.

– Мы же предлагаем городу не просто новое здание. Мы предлагаем новые рабочие места. Более трёхсот постоянных позиций. Мы предлагаем современное общественное пространство – коворкинги, лекционные залы, кафе. Мы предлагаем значительные налоговые отчисления в городской бюджет. Отчисления, которые позволят той же школе № 14, где учатся, я вижу, некоторые из присутствующих, наконец-то починить протекающую крышу.

Она бросила взгляд в сторону группы школьников, и Сене показалось, что её глаза на секунду остановились на их пятёрке. Даня невольно опустил телефон.

– Я не призываю вас забыть историю. Напротив. В проекте нового комплекса мы предусмотрели мемориальную зону, где будут размещены фотографии старой библиотеки и некоторые артефакты. Мы предлагаем городу будущее. Комфортное, удобное, экономически стабильное. И я уверена, что основатель вашего города, купец Трофимов, будучи человеком практичным, поддержал бы наше начинание. Он строил для будущего. И мы делаем то же самое.