- -
- 100%
- +
С экрана с презрением таращилась примерзкая рожа. С одутловатыми щеками и с выпученными, как у проснувшегося лемура глазами. Приподнятая кверху левая бровь придавала физиономии идиотически глумливое выражение. И единственной ее человеческой чертой, не вызывавшей омерзения, был огромный фиолетовый бланш под левым глазом.
Несколько секунд я с отвращением рассматривал это серое, как будто собранное из помятых обрывков старых обоев, лицо, а потом расхохотался прямо в него яростным истерическим смехом. Рожа в ответ раззявила перекошенный рот и затряслась в пароксизмальных конвульсиях. И тогда, собрав последние остатки сил, я бешено дернул головой, так что мои уши чудом не остались в руках расторопного лейтенанта, и с диким воем кинулся на майора.
Глава 4. Правосудие
Кто бы сомневался, что суд над мультимиллиардером Аланом Верном, гражданином Конфедерации, владельцем множества компаний и банков, способен собрать аншлаг похлеще, чем премьера в Стардаст Холле. Нужно быть полным идиотом, чтобы пропустить такое зрелище: представители высших эшелонов власти и бизнес элиты, сотни газетчиков, бесчисленные стервятники и прилипалы, падкие до сенсаций зеваки и, разумеется, многократно усиленная охрана!
Суд над Бэзилом Бэнгом, безработным алкоголиком с Мейпл стрит обошелся всего двумя конвойными. Что же до эшелонов власти, то я был удивлен, что сам судья не забыл явиться на заседание. А впрочем, мне грех было жаловаться. Кроме судьи в пустом зале присутствовали еще целых два человека: государственный обвинитель и почтенный Бенджамин Смит, эта жалкая пародия на адвоката, которую штат выделил для моей защиты.
Да кто ты такой, Бэзил Бэнг? Ты вообще человек? Почему у тебя нет ни родственников, ни друзей, ни даже приятелей-собутыльников? Откуда ты взялся? Свалился с луны? Материализовался из загазованного воздуха Индустриального сектора? Не удивлюсь, если у тебя нет и никогда не было даже матери, и ты просто пророс из спор плесени на какой-нибудь мусорной свалке в Швайзен тауне. Или появился на свет прямо в крысином гнезде, откуда тебя выкурила служба очистки, где ты и остался служить до тех пор, пока алкоголь и бесцельное существование не превратили тебя в грязный человеческий обмылок.
– Слушается дело “Штат Монти против Бэзила Бэнга”. – В равнодушном голосе судьи сквозили скука и нетерпение.
Потерпите, ваша честь. Бэзил Бэнг не отнимет у вас много времени. На носу ланч, и ваш антрекот не успеет остыть, как дело будет закрыто. Уверен, это будет самое быстрое дело в вашей практике. Разве вы сами не заметили, что все вопросы, касающиеся никчемного забулдыги Бэнга решаются очень быстро? С момента задержания до суда не прошло и недели. Удивительная расторопность, не правда ли? А эксклюзивные условия? Все это время я имел возможность наслаждаться одиночеством в отдельной камере. С чего бы такая честь для скромного мистера Бэнга, м? Господин судья?
– Подсудимый обвиняется по следующим статьям Объединенного Кодекса Конфедерации: статья сорок вторая пункт первый – незаконное проникновение в жилище, статья тридцать четвертая пункт третий – сопротивление при аресте, статья двадцать восьмая пункт первый – нападение на сотрудника правоохранительных органов при исполнении, статья пятьдесят третья пункт…
Да бросьте вы, ваша честь. Можете совершенно спокойно отправляться к вашему антрекоту прямо сейчас. Ведь ни одно из ваших смехотворных обвинений не поможет найти главный ответ. Что и когда я упустил! Как все могло зайти так далеко? О, да! Все зашло очень далеко. Гораздо дальше, чем я когда-либо мог себе вообразить. Но это не повод подставлять свое горло голодным псам. Думать! Надо думать! Если все, что сейчас со мной происходит, всего лишь заговор, то игроки, играющие против меня, обладают таким могуществом, которое мне и не снилось. Но решение должно быть. И я его найду. Уж вы не сомневайтесь, ваша честь.
– Свидетель обвинения Майкл Вильгофф! Клянетесь ли вы говорить правду и только правду…
А-а! Старина Майкл! Никогда бы не подумал, что буду рад тебя видеть. С удовольствием поболтал бы с тобой о трупах, но сейчас мне немного не до того.
Итак, что мы имеем? Нет, то, что мы имеем – это совершенно немыслимо! И все же. Я каким-то непостижимым образом оказался в теле совершенно другого человека. Нет даже не человека. Человеческого обрубка. Отброса с грязной кухни самого дьявола. И это вы называете фактом? Даже думать об этом дико, и первое, что приходит на ум – это мысль об уютной койке в психиатрической лечебнице. Но, тем не менее – это свершившийся факт.
Мое тело больше не было моим. Все детали головоломки сошлись в моей голове в тот же день, когда майор подсунул мне под нос тот злосчастный телефон. И теперь у меня не было никаких сомнений, что мерзкая образина, хохотавшая надо мной с экрана – это и есть я. Зеркала мне в изоляторе, разумеется, никто не предоставил. Тут, знаете ли, вообще туго с мебелью, как, впрочем, и с остальными удобствами. Но за те семь дней, что я провел в камере временного заключения, я имел возможность не меньше тысячи раз ощупать свое лицо. День за днем, час за часом я трогал его. Мял. Изучал наощупь каждую складку, каждую морщину. И однажды, кажется, даже пытался содрать это ненавистное лицо вместе с кожей. Словно все еще надеялся, что под ним где-то все еще существует тот другой, настоящий я.
Это была какая-то дикая разновидность помешательства. Как помешательством было и то, что я часами рассматривал свои руки. Нет не свои. Чужие. Чужие руки. С короткими, узловатыми пальцами. С грязными, изгрызенными под корень ногтями. С не меньше месяца немытыми, помятыми ладонями, сплошь испещренными застарелыми шрамами. И эти руки. Живот. Грудная клетка. И даже ноги. Все! Все было не моим! И мешком болтающаяся на плечах одежда старины Вильгоффа – а ведь в той, прошлой жизни, мы с ним были бы примерно одинаковой комплекции – только подтверждала этот дикий вывод.
Но как такое возможно? Предположение что меня похитили, чем-то накачали и изменили внешность, я отмел сразу. Можно сделать пластику. Можно изменить черты лица, длину носа, даже форму ушей. Но нельзя уменьшить рост. Нельзя укоротить ноги! Изменить форму пальцев. Ширину плеч.
Сотни раз я задавал себе один и тот же вопрос – как такое возможно, и не находил ответа. Что это? Международный заговор? Ученые Союза Республик изобрели формулу переноса сознания в другое тело? Дичь! Все это какая-то невообразимая, невероятная дичь. И тем не менее теперь она стала моей реальностью. И пока я сижу здесь, в этом полупустом зале суда, пока глотающий голодную слюну судья со скучающим видом слушает показания свидетелей моего помешательства, моя корпорация, моя империя, на строительство которой ушла вся моя сознательная жизнь, осталась без хозяина. Нет сомнений, тех, кто организовал этот заговор, интересовал не я. Их интересовали мои кампании. Вернее, их активы, превышавшие общую стоимость всего штата Монти со всеми его губернаторами, полицейскими и судьями. И ни один из моих конкурентов не был способен провернуть то, что провернули эти неизвестные, вернее пока еще неизвестные мне …
– Подсудимый, встать!
Я поднялся на ноги и по уже сформировавшейся привычке заложил руки за спину.
– Вы признаете свою вину?
– Да, Ваша Честь. Признаю.
– Подсудимый Бэзил Бэнг. У вас есть что сказать в свою защиту?
– Да. Есть. Я раскаиваюсь и приношу свои извинения господину Верну, господину Вильгоффу и сотруднику Департамента внутреннего правопорядка майору Дугласу.
Смешно. Попросить прощения у самого себя – что может быть проще. Да я попросил бы прощения хоть у самого Бэзила Бэнга, за то, что позаимствовал его гниющее тело. Я бы даже поцеловал майора Дугласа в его патриотическую задницу. Что угодно! Я сделал бы что угодно, лишь бы выбраться отсюда. Лишь бы не метаться больше по камере и не сходить с ума от бездействия. От невозможности получить хоть какую-то информацию о том, что происходит за этими стенами, и кто сегодня ходит в моем теле.
Задавать вопросы о моей корпорации, вернее о корпорации Алана Верна, конвою или законникам было бессмысленно. Попытки выяснить что-то у адвоката тоже ни к чему не привели. Все, чего я смог добиться от старого клоуна, это сдержанный смешок и идиотский совет забыть об Алане Верне и подумать о своей собственной судьбе. Вы серьезно, советник? О судьбе? О моей собственной судьбе?
– Подсудимый Бэзил Бэнг! У вас есть что добавить?
– Нет. Ваша Честь.
Не-ет, сейчас я был готов на что угодно, лишь бы выбраться на свободу и, наконец, начать действовать. Я найду тех, кто сделал это со мной. Я уничтожу каждого, кто посмел покуситься на то, что принадлежит мне. Чего бы мне это ни стоило. Даже если на это придется потратить весь остаток жизни.
– Властью, данной мне штатом Монти, подсудимый Бэзил Бэнг признан виновным и приговаривается к восьми месяцам лишения свободы. Меру пресечения оставить прежней. Также суд устанавливает запрет в отношении Бэзила Бенга на приближение на расстояние ближе одной мили к Алану Дрейку Верну и членам его семьи, их имуществу, жилищу, месту работы, на любые виды контактов с обозначенными лицами, включая телефонные звонки, переписку посредством обычной и электронной почты, сообщения через социальные сети, отправку факсов, посылку цветов, подарков и других почтовых, либо курьерских отправлений. Запрет устанавливается сроком на десять лет и вступает в силу с момента оглашения решения суда.
Скука в голосе судьи сменилась облегчением и радостным предвкушением. А последовавший за этим удар молотка показался мне слишком тихим по сравнению с грохотом крови в ушах Бэзила Бэнга.
– Дело закрыто!
Глава 5. Заключенный номер 843
Его звали Громила Билл, и он был адской головной болью. А, впрочем, почему только головной? Он был и зубной болью тоже. И мышечной. И болью в суставах. Болью в почках, в печени и даже в таких местах, о которых я раньше и не догадывался, что они существуют в моем теле.
Помню, когда шесть месяцев назад я впервые вошел в камеру в пятом блоке, со шконки навстречу мне поднялся добродушный здоровяк.
– Говорят, ты у нас миллионщик. – Расплылся он в радушной улыбке. – Не поделишься? Закатим вечеринку, закажем девочек и Тейлор Свифт.
Четверо жлобов, тершихся за спиной здоровяка, разразились бурным смехом. «Похоже, я здесь буду приносить людям радость», – подумал я тогда.
И о да, я ее приносил. В тюрьме не слишком-то много развлечений. И ни один заключенный, будучи в здравом уме, никогда не откажется поиграть в дружескую командную игру. Например, в баскетбол. Или в водное поло. Откуда на зоне бассейн, спросите вы? Нет, здесь для игры в поло не нужен бассейн. Достаточно нескольких нападающих, которые никогда не промахиваются по почкам и вратаря, поливающего тебя из шланга ледяной водой. Как говорится, чем богаты. Но не подумайте, что у нас тут нет возможности выбора. Если надоедают водные процедуры и экстрим – есть и более спокойная игра. Здесь ее называют Маникюрный салон. А что ждет счастливчика, которого назначили клиентом – тут уж включайте воображение сами. А я этим счастьем сыт по горло.
– Эй, Бэз! Ты сегодня без охраны? – Судя по довольству, сквозившему в голосе, Билл был сегодня в отличном расположении духа. А впрочем, он вообще редко впадал в уныние.
– Если ты о том, чтобы предложить свою кандидатуру, то я не занимаюсь подбором персонала, – огрызнулся я, одновременно напрягая мышцы пресса. Это давало небольшой шанс на то, что предстоящий ланч хотя бы ненадолго задержится в желудке, и мне не придется снова драить заблеванный толчок.
– Бэз, а ты в курсе, что ты сегодня не только без охраны, но и без обеда? – Задорно хохотнул Билл, переждав, пока я перестану хватать ртом воздух после убойного тычка в солнечное сплетение. После чего еле уловимо кивнул мне за плечо, и алюминиевая миска с дневной пайкой перекочевала с моего подноса на поднос Проныры Снупа. Невысокий, жилистый, юркий, как шакал, он вечно вертелся под ногами Громилы, и при этом умудрялся снизу вверх взирать на окружающий мир так, как будто он не шнырь, выполняющий мелкие поручения блатного шулера, а личный киллер главы итальянской мафии.
– А он на диете, – поддакнул Снуп. – У него ЗОЖ. – Бэз, не боишься похудеть? Смотри, вернешься в свой фамильный замок – осрамишься. Шёлковые панталончики будут спадать.
Шутка была так себе, но Громиле, как ни странно, зашла.
– Миллионщик Бэз без штанов! – Хлопнув себя ладонью по лоснящейся макушке, здоровяк затрясся от хохота. – Всю жизнь мечтал посмотреть на голую задницу миллионщика! Сколько стоит твоя задница? А, Бэз? Давай, назови цену! А я подумаю. Только не продешеви. Может, тогда я и передумаю на нее смотреть. Может, я ее загоню на аукционе в Морган Плаза. Как думаешь, много дадут? Мне хватит чтобы до конца дней жрать Дом Периньон с куропатками?
Поняв, что бить больше не будут, я поплелся в дальний конец барака и, с трудом опустившись за пустой стол, попытался восстановить дыхание. От первого же глубокого вдоха кишки скрутило, как кальсоны в центрифуге, и я снова задышал мелко и часто.
В голове опять всплыли злосчастные семь цифр. Нет, только не это. Как долго еще память будет изводить меня, пиная сознание от надежды в отчаяние и обратно, словно футбольный мяч? О-о, как я ненавидел эти семь цифр! Гораздо сильнее, чем свое тщедушное, воняющее страхом и ненавистью тело. И еще в тысячу раз сильнее, чем весельчака Билла, ежедневно превращающего его в тугой, постоянно напряженный сгусток боли.
Это все они! Это из-за них я никак не могу стать, наконец, самим собой – незаметным и ничтожным пьянчужкой Бэзом, до которого никому нет дела. Они дарят надежду, которая тянет меня за язык, когда надо держать его за зубами. Которая не позволяет мне избавиться от совершенно лишней в этих стенах привычки огрызаться, из-за чего все истекшие полгода меня лупят чаще, чем кормят.
И в то же время, этот секретный код – моя единственная зацепка. Знать бы еще за что я пытаюсь зацепиться. Но черт возьми. Если я действительно не Алан Верн, а местный психопат Бэз, то откуда я мог знать доступ к личному лифту этого богатея?
Хватит. Нет никакого Алана Верна! Есть Бэзил Бэнг. Психопат Бэз. Ничтожество. Отброс. Атрофировавшийся отросток на эволюционировавшем теле человечества. И чем быстрее я это уясню, тем лучше для меня. Хотя для кого меня? Того или этого? Стоп. Я сказал, хватит!
– Эй, Бэз! Мы не договорили!
– Хотите снова вернуться к вашим баранам?
Черт! Пока я предавался галлюциногенным воспоминаниям, мои друзья успели расправиться с помоями, которые тут называют ланчем, и решили перед вечерним моционом еще раз поразвлечься за мой счет.
– К нашим баранам, умник, – с самодовольным видом изрек Билл.
– Я и говорю – к вашим баранам.
Ну давайте уже. Кто первый? Старина Бэз всегда к вашим услугам.
– Билл. Что-то наш воротила снова начал заговариваться. Не иначе забыл, что такое цивилизованные переговоры. – Снуп молниеносным движением выбросил вбок локоть, и мой рот наполнился кровью.
– Как сказал любимый шут правителя Кантерильских земель Иеримона Восьмого, испуская дух под плетью палача, – задумчиво погладил выскобленный подбородок Громила, – Хорошая шутка должна пережить ее сочинителя.
– Впечатляющая история. – Я попытался растянуть саднящие губы в ухмылке. – Кто-то опять всю ночь штудировал учебники?
Блажь Билла полистывать время от времени исторические книжонки из тюремной библиотеки, чтобы после рисоваться, к месту и ни к месту вворачивая зазубренные цитаты, была всем известна.
– Зришь в корень. – Радостно кивнул Громила и добродушно похлопал меня по плечу.
С других концов барака начали медленно подтягиваться довольно ухмыляющиеся зэки. Значит, на этот раз бить будут всем хором.
Но развлечение пришлось отложить.
Возле выхода наметилось какое-то оживление, и быки, принимая скучающий вид, принялись растекаться по углам. Не иначе на наш огонек решил заглянуть вертухай.
– Восемьсот сорок третий. На выход.
Услышав свой номер, я принялся растерянно озираться, не понимая, что должен сейчас делать.
– Эй, Бэз! Что застыл? Для обложки позируешь? – Снова благостно разулыбался Громила. – К тебе министр обороны с официальным визитом.
– Клаус Джефферсон? – Вырвалось у меня прежде, чем я успел прикусить язык.
Со всех сторон тут же посыпались дружеские напутствия.
– У тебя запланирован брифинг, а мы ни сном не духом? Не по понятиям…
– Эй, психушка. Куда в таком виде? С немытой рожей к министрам не ходят.
– А ему плевать. Он у нас все министерство вертел на пальце.
– Бэз, не забудь и за нас замолвить словечко…
– Га-га-га! Передай, что знаешь ребят, у которых отличные рекомендации. Неужели в министерстве обороны не найдется тепленького местечка для твоих добрых друзей…
Когда я, заложив руки за спину, шел по коридору в сопровождении двух вооруженных шоковыми дубинками конвойных, сердце прыгало в пустом брюхе, как долбанный шарик для пинг-понга. Кому я мог вдруг понадобиться? За все семь месяцев моего пребывания в этой исправительной клоаке, которая могла исправить разве что плюс на минус, ни одной сволочи не пришло в голову меня навестить. Как будто мистер Бэнг действительно был фантомом, существовавшим только на бумаге и в этой богом забытой дыре. Но если я иду сейчас по этому коридору, означает ли это, что мистер Бэнг все-таки существует? И сейчас я узнаю о себе… что? Что я узнаю?
В первую секунду, когда я увидел знакомую атлетическую фигуру в идеально сидящем черном костюме, безупречно выровненный ежик блондинистых волос и бесстрастное лицо с очень правильными чертами, лишавшими его какой-либо индивидуальности, я подумал, что мне снова стало хуже, и опять вернулись галлюцинации, которые выписали мне пропуск в это оздоровительное заведение. Но стоящий напротив человек был слишком реальным. Поза, выражение лица, даже сцепленные перед собой в замок руки, все в нем было слишком значительным, слишком конкретным для того, чтобы это можно было принять за фантазию.
– Джеффри? – Решил уточнить я. – Джеффри Даргард?
В непроницаемых глазах посетителя на секунду мелькнуло какое-то выражение, но оно исчезло прежде, чем я смог его уловить.
– Откуда вы меня знаете? – Ровный, лишенный эмоций голос был мне тоже хорошо знаком.
– Значит ты все-таки существуешь…
– Вы не ответили на мой вопрос.
Я зло рассмеялся.
– Знал бы ты, сколько раз я сам себе его задавал. Но если ты действительно существуешь, значит…
Джефф изучающе смотрел на меня, и по его глазам я видел, что мои слова если и долетают до него, то кажутся совершенно бессмысленными. Нет. Этого говорить нельзя. Во всяком случае, сейчас нельзя. Рано. Слишком рано.
Заяви я сейчас Джеффу, что я Алан Верн, и он скорее всего просто развернется и уйдет, даже не став меня слушать. Вряд ли сбрендивший алкаш, выдающий себя за миллиардера, сможет надолго удержать его интерес. С тем же успехом он мог бы часами допрашивать многочисленных Фараонов и Цезарей, которых нетрудно найти в любой психиатрической лечебнице Марвела.
– Послушай, Джефф, – торопясь и в то же время стараясь, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее, заговорил я. – Я понимаю, все что я хочу тебе рассказать, прозвучит полнейшим бредом. Но прошу, задумайся. Задумайся хотя бы на секунду. Если ты Джефф Даргард, глава службы безопасности самого Алана Верна, то откуда обычный забулдыга из трущоб может знать тебя в лицо? Откуда он… то есть я могу знать твое имя? Просто подумай об этом. И выслушай меня. Ведь если ты – это ты, и я действительно тебя знаю, разве это не доказывает, что…
– То, что вы меня знаете, мистер Бэнг, ничего не доказывает, – холодно возразил Джефф. – Вы могли видеть мою фотографию в газетах. На одном из приемов, в которых принимал участие господин Верн. Вы могли выследить меня, когда готовились к проникновению в резиденцию мистера Верна. Вы могли читать мое дело, когда разрабатывали с вашими сообщниками план проникновения в башню мистера Верна. И я хочу знать, какая из моих догадок соответствует действительности.
Нет. Нет, нет, нет! Так мы ничего не добьемся. Он мне не верит. А впрочем, я и сам-то себе с трудом верю. Так, что же делать? Что делать? Как его убедить?
– Хорошо, хорошо, Джефф. Пусть так. Пусть я Бэзил Бэнг. Но тогда скажи мне… Скажи, как я смог проникнуть в здание? Откуда я мог знать секретный код от личного лифта Алана Верна, который неизвестен даже тебе? Или, например, откуда я знаю твою зарплату с точностью до доллара? Сто тридцать восемь тысяч в год плюс страховые и пенсионные взносы. М? Джефф? Откуда я могу все это знать?
– Вы на удивление догадливы, мистер Бэнг. Именно для этого я здесь. Я хочу знать, кто и с какой целью сообщил вам закрытые сведения о компании Ална Верна. В окружении господина Верна есть человек, который сотрудничает с вами?
– С нами? С кем это с нами?
– Это вы скажите мне, мистер Бэнг. Кто вы? И с какой целью подбираетесь к мистеру Верну? На кого вы работаете? Кто вас подослал?
Как же мне хотелось в этот момент наброситься на него! Наброситься и врезать со всей дури! Чтобы выбить из его правильной башки всю эту солдафонскую логику! Разве он не понимает – то, что происходит сейчас у него под самым носом – это не какие-то рядовые грабеж или попытка подкопать под шефа. Это… Черт! Хотел бы я сам знать, что это. Нет, нет. Надо держать себя в руках. Нельзя его сейчас спугнуть. Да и до окончания срока остается меньше месяца. Нет, нет. Карцер нам сейчас ни к чему. На свободе у меня будет гораздо больше шансов выяснить… Черт! Выяснить что? Бред… Бред! У меня снова начинается бред!
Что я собираюсь выяснять там на свободе? Кто я такой? Из какой сточной канавы я вылез? Но… как такое может быть? Ведь вот же он! Начальник моей охраны Джеффри Даргард. И я его знаю. Знаю! И если я – это все-таки я, то откуда я могу его знать? Откуда я, Бэзил Бэнг знаю Джеффа Даргарда, начальника личной охраны Алана Верна?
– Так у вас есть что мне рассказать, мистер Бэнг? Я еще раз повторяю свой вопрос – откуда вам стал известен код…
– А знаете, что я вам скажу, господин Даргард? Этот ваш секретный код приснился мне во сне. После джека Дениелса у меня, знаете ли, бывают вещие сны… А ты случайно не захватил для меня бурбона? А то глядишь, я бы и тебе погадал.
Нет, Джефф. Ты мне ничем не поможешь. Ты хочешь знать, откуда мне стал известен код? О, ты удивишься, но мне известен не только код. Ты даже не представляешь, как много я мог бы тебе рассказать об Алане Верне и его секретах. Но что мне это даст?
Нет. Я слишком хорошо знаю, как работает моя служба безопасности. Вам хватит и недели, чтобы выбить из меня признание в чем угодно. Даже в том, что я секретный агент на службе инопланетян. Пожалуй, в это вам было бы легче поверить, чем в то, что я Алан Верн, переселившийся в тело какого-то забулдыги. Но, пожалуй, кое в чем ты мне все-таки можешь быть полезен, Джеф.
Я должен узнать! Если я нахожусь сейчас здесь в теле какого-то отброса, то кто сейчас управляет корпорацией? Существует ли некто, кто занял мое место в моем теле и в моей империи? Или меня просто убили? Где сейчас настоящий Алан Верн? Мертв? Пропал без вести? Или в полном здравии и пустился во все тяжкие?
– Кстати, мистер Даргард! – Задавая следующий вопрос, я похабно ухмылялся, хотя сердце колотилось в ушах с такой силой, что я боялся, как бы у меня не хлынула горлом кровь. – А как поживает наш дорогой господин Верн? Надеюсь, он в добром здравии?
Обливаясь холодным потом, я впился глазами в лицо Джеффа, словно на самом деле надеялся загипнотизировать взглядом этого прожженного вояку. Ну давай же! Давай! Одно слово! Да или нет! Что бы ты сейчас ни сказал, я пойму по твоему лицу, ложь это или правда.
Но на лице Джеффа не дрогнул ни один мускул.
Бессмысленно. Все бессмысленно! Он ничего мне не скажет. Кто я такой, чтобы этот цепной пес давал мне отчет о своем хозяине? Но даже из его молчания мне показалось, что моя догадка была верна. Значит, я прав! Пока Бэзил Бэнг, никому не нужный отброс и мелкий проходимец сидит в этой грязной дыре, настоящий Алан Верн управляет корпорацией. А впрочем, все правильно! Жизненное равновесие не должно быть нарушено.
– А знаете, мистер Даргард? У меня остался к вам всего один вопрос. Ты, разумеется, мне не ответишь, но я все же спрошу. Почему ты пришел только сейчас? Почему сейчас, а не тогда? Это он? Он приказал тебе не совать нос в это дело?
Джефф снова окинул меня долгим непроницаемым взглядом и, намереваясь уйти, поднялся со стула. Да, пожалуй, так будет лучше. Мне давно пора возвращаться в камеру. Меня там уже заждались мои добрые друзья.
Но когда Даргард был уже в дверях, а конвойные, надев наручники, подталкивали меня к противоположному выходу, я на несколько секунд задержался, и рискуя получить разряд в пятьдесят киловольт, отчаянно выкрикнул:




