- -
- 100%
- +
– Где я работал? – продолжал настаивать я. – У меня ведь была хоть какая-то работа? На что-то же я жил? Скажи, и ты меня здесь больше не увидишь.
– В баре через два квартала твоя работа, – раздраженно ответила Рут. – Во всяком случае именно туда ты таскался каждый божий день. Иные работяги на таро-комбинат ходят не так регулярно, как ты к Вилли. Уж не знаю, где ты брал денег. Но такой проходимец никогда не упустит случая поживиться за чужой счет.
Вот как. Я не только маргинал, но еще и мерзавец, – дошло, наконец, до моего сознания. Милое сочетание. Так вот почему никто не пришел ни на заседание суда, когда меня приговаривали к заключению, ни в тюрьму, где я заживо гнил, как выброшенный на помойку отброс. Не-ет, Бэз. Ты не подобный эфиру фантом, появившийся из ниоткуда. Ты просто первостатейная мразь, с которой зазорно даже здороваться, не то, что иметь дело.
А Рут все не унималась. Но посреди очередной гневной тирады лицо ее вдруг удивленно вытянулось, и она торопливо осенила себя крестным знамением. Проследив за ее взглядом, я увидел направляющегося к нам по проулку человека ничем не примечательной наружности, если не считать надвинутой на самые брови армейской кепки с тускло поблескивающей над козырьком металлической эмблемой Конфедерации.
– Тьфу ты! – Сплюнула Рут, как только незнакомец подошел поближе. А потом снова сдвинула брови:
– Во-от, значит, как. И дружок твой тут как тут. То год носа не показывал, а как ты явился, так и он следом.
– Дружок? – переспросил я, пристально вглядываясь в нового старого знакомого.
– Ты глянь-ка! – возмущенно повысила голос Рут. – Это ж твоя шапка на нем, а Бэз? А я уж думала, у меня в глазах двоится. Вот проходимец! Ты что ж, стервец, пока собутыльник твой в тюрьме сидел, обокрасть его успел? Или в сумасшедшую восьмерку выиграл? И как только земля таких носит… А впрочем, вы друг друга стоите, вон даже и с лица не отличишь – один другого синее.
– Думай, что говоришь, старая кошелка! Джимми сроду чужого не брал, – заметил парень, взглянув на меня бойкими, подвижными глазами. И тут же на лице его появилось некое подобие улыбки.
– Бэз, приятель, рад тебя видеть.
– Ну хоть кто-то мне тут рад. – Я сделал шаг навстречу незнакомцу и протянул руку.
Джимми ответил вялым рукопожатием.
– Как на счет обмыть твое возвращение у Вилли?
Я бросил прощальный взгляд на дом, но он ответил мрачным молчанием. А соседка лишь в сердцах махнула рукой. Подхватила с крыльца пластиковый таз и, прошествовав мимо, принялась срывать развешанные на веревках простыни.
Мы последовали в сторону “Хозяйственной лавки Боба” к располагавшемуся по соседству бару.
– Я угощаю. Вилли! – бросил Джимми приземистому мужчине за стойкой. – Смотри, кто к нам вернулся.
– Привет, Бэз. – Мужчина хмуро кивнул и вернулся к протирке стаканов.
– Так ты украл мою кепку или все-таки выиграл? – спросил я у Джимми, когда нам подали выпивку.
– Ты что? В бешеной восьмерке на третьей раздаче ты вышел с валета, и кепочка тю-тю. Неужели не помнишь?
– Помню,– заверил я, поднося к носу стакан. От резкого запаха защипало в глазах.
– Чертовски рад, что ты снова на свободе, Бэз.
Я сделал глоток самого омерзительного в своей жизни виски и попытался изобразить на лице улыбку:
– А уж как я рад.
– Есть выгодное дельце. – Понизив голос, склонился ко мне Джимми. – Питейный магазинчик старого Тони Беннета на углу безымянного переулка и Тейлор стрит. Ты знаешь это место. Тихое, как спальня крошки Бэтси. Никакого риска.
– Погоди, ты хочешь чтобы я…
– Дело верное, – успокоил Джимми, гипнотизируя меня взглядом. – Две сотни твои. Ты только подверни замок и выгрузи поддоны. А дальше уж можешь не беспокоиться. Я довершу остальное.
Я вспомнил, что когда бродил по Кирк тауну, мне действительно попадался небольшой магазинчик под вывеской “Погребок Тони”. Конечно, элитные вина в здешних местах вряд ли пользовались бы спросом, но даже самый бюджетный ассортимент винной лавки должен был исчисляться тысячами долларов.
Недорого же ты ценишь мою работу, дорогой Джимми.
– А, впрочем, если тебе не нужны деньги… – С деланным равнодушием пожал плечами мой заботливый друг, откидываясь на спинку стула.
– Нужно оценить менеджерские риски и продумать диверсификацию ожидаемой прибыли, – машинально произнес я, вертя в руках стакан.
– Что?
– Прости, Джимми. Мне на киче совсем отбили голову. Ты прав. Дело стоящее.
А кстати, ты сам давно после последней отсидки?
– Я? Да бог пока миловал.
Ну еще бы. В моем деле ни слова о верном подельнике и сбытчике краденного Джимми, черт, как там тебя? Похоже, за наши общие дела сидел я один.
– Верное дело, это я тебе говорю, – продолжал тем временем убеждать Джимми. – Девки и выпивка, как обычно, за мой счет.
Я опрокинул в себя оставшуюся в стакане жидкость и с отвращением поморщился.
Мало того, что ты животное на низшей стадии развития, милый Бэз. Так ты еще и животное абсолютно безмозглое. Любая дрянь вертит тобой за стакан виски и пару дешевых девок.
– Ну что, по рукам? – Не отставал Джимми.
– Я и сам вижу, что дело плевое. – Пришло время отделаться от перспективного партнера. – По рукам. Завтра обсудим подробности. А сейчас мне пора. Нужно выспаться.
Опрокинув еще по стаканчику за успех будущего предприятия, мы вышли из бара. Солнце уже клонилось к закату, но наступившие сумерки не принесли с собой даже слабого ветерка. В неподвижном воздухе стоял удушливый аромат прелой листвы и магнолий.
– Ну тогда до завтра. – Протянул руку Джимми.
Откуда-то справа вдруг раздался визг тормозов, и из-за угла вынырнул серебристый седан. Не сбавляя скорости он пролетел по проулку и резко затормозил в каких-то паре метров от входа в бар. Мы так и застыли с протянутыми друг другу руками.
– А это что еще за фифа? – спросил Джим, первым приходя в себя. – Интересно, что она тут забыла?
За рулем автомобиля сидела блондинка лет тридцати пяти, в идеально круглой кичке и темном офисном пиджаке, из лацканов которого выглядывал белый воротничок. Джим был прав – вряд ли эта бизнес-леди приехала в наше захолустье прямиком с Ротшильд-стрит чтобы навестить родственников. Не иначе, заблудилась.
Автомобиль снова зашуршал шинами и начал медленно пятиться в сторону выезда из проулка.
– Что она делает? – С недоумением посмотрел на меня Джим. – Вот курица! Кто так паркуется?
С этими словами Джим направился к машине, делая на ходу знаки руками, которые, судя по всему, должны были помочь водительнице вырулить на предназначенный для парковки пятачок. Автомобиль снова остановился. Колеса медленно повернулись вправо, затем влево, словно сидящая за рулем женщина никак не могла определиться с нужным направлением.
И вдруг машина резко сорвалась с места и двинулась прямо на размахивающего руками Джимми. Послышался глухой удар. Одновременно с этим коротко и страшно взвизгнул из-за спины чей-то женский голос. И только что маячивший в проулке Джимми вдруг исчез, будто и не было.
Несколько бесконечных секунд я смотрел на неподвижный автомобиль, не понимая, куда делся Джим, пока не заметил, наконец, армейскую кепку, лежащую на асфальте возле выхлопной трубы.
Шапка Бэза, – прошептал я, сам не понимая, к чему. Какая-то неоформившаяся мысль мелькнула в голове и тут же исчезла, оставив после себя ощущение удушья.
Я, сломя голову, бросился в проулок. Господи! Он ведь жив? Пожалуйста, пусть он будет еще жив. Но в сидящую за рулем женщину, казалось, вселился сам дьявол. Во всяком случае, в тот момент это казалось мне единственным объяснением, почему только что сбивший человека автомобиль снова ожил и, зловеще урча мотором, медленно пополз назад.
От открывшейся глазам картины, к горлу подкатила тошнота. Джимми лежал на асфальте с раскинутыми, словно для последнего объятия, руками. Голова, чуть склоненная набок под каким-то неестественным углом, конвульсивно подергивалась, а залитое кровью лицо походило на сердцевину разломанного граната.
Серебристый седан, скрипнув шинами, снова двинулся вперед, с омерзительным чавком сминая лежащее на асфальте тело. Громкий хруст ломающихся костей прошил меня до самого желудка, вызвав очередной рвотный позыв. Зажав рукой рот, я уставился через лобовое стекло прямо в лицо управляющей машиной психопатки. Женщина скользнула по мне равнодушным, но совершенно осмысленным взглядом, и снова устремила глаза на дорогу. Весь ее вид выдавал крайнюю степень сосредоточенности, и мне вдруг пришло в голову, что с таким выражением она могла бы составлять аудиторские заключения.
Автомобиль тем временем снова пришел в движение. Вырвавшись из оцепенения, я бросился к водительской дверце, с силой рванул ее на себя и запрыгнул в салон, едва не угодив при этом ногой под колесо.
Сидящая за рулем женщина даже бровью не повела. Не отрывая неподвижного, словно у рептилии, взгляда от лобового стекла, она опять тянулась к коробке передач чтобы в очередной раз включить заднюю скорость.
Я со сдавленным вскриком перехватил ее руку и оттолкнул от рычага. Женщина покачнулась. А потом медленно повернула голову и вопросительно посмотрела на меня:
– Что вы делаете?
– Я? Вы спрашиваете меня? – заорал я ей прямо в лицо. – Это что вы делаете?
– Вы мне мешаете, – холодно отчеканила она. – Я должна довести это до конца.
– Это? Вы в своем уме? Что это?
– Что? – Женщина сдвинула тонкие брови. – Я… не знаю. – В глазах ее на секунду промелькнула растерянность, но лицо тут же снова приобрело сосредоточенное выражение. Машина оглушительно взвыла на холостых оборотах, давая понять, что спятившая леди просто так не остановится. И тогда мне не оставалось ничего другого, как обезвредить ее несильным, но эффективным ударом в висок.
Вытащив блондинку из салона, я уложил ее рядом с телом Джимми, прямо на пропитавшийся кровью асфальт и попытался нащупать под белоснежным воротничком пульс. Все-таки бить безоружную женщину совсем не то же самое, что лупить по мешкам с песком под бдительным оком досточтимого сенсея. Скверно будет, если я перестарался.
– Полиция… Кто-нибудь! Вызовите полицию…
Я медленно поднял голову и столкнулся взглядом с широко раскрытыми глазами Вилли. За его спиной, нервно теребя ворот футболки, маячила какая-то ярко накрашенная девица, видимо из посетительниц бара.
Полиция… – отстраненно подумал я, поднимаясь на ноги. Ну, конечно. Только полиции мне еще и не хватало. Вилли перевел ошарашенный взгляд с моего лица на лежащие в луже крови тела. Покачнулся. И протянул ко мне руку, не то ища поддержки, не то в попытке задержать. И тогда я с силой оттолкнул его и бросился прочь.
Бежать. Бежать из этого проклятого города! Бежать от карающих мечей пречистых Архангелов и от огненных стрел своих собственных демонов. От старого Дюка и от доброго лендлорда Суджи. От распластанного на асфальте Джимми и, наконец, от самого себя. Беги, Бэз. Беги! А я посмотрю, надолго ли тебя хватит.
Глава 7. Улицы Марвела
Багровый диск солнца опасно балансировал на остроконечных башнях Нордгейтского вокзала, что возвышался за Центральным рынком. Раздача бесплатной еды располагалась недалеко от мясных рядов. Бездомным часто перепадало от добрых фермеров.
Суп из овечьих потрохов славился на весь город, и я безропотно переминался с ноги на ногу, охраняя свое место в очереди. Неудачники, оказавшиеся в хвосте, рисковали лишиться похлебки и довольствоваться просроченной лапшой.
За спиной негромко переговаривались двое бездомных. Одного из них я знал. Кроха, добродушный с виду увалень в неизменном полосатом пончо, славился своим скандальным нравом и привычкой лезть в драку по любому поводу.
– Слыхали? Вчера за старыми доками нашли шестерых наших.
– Говорят на месте лиц сплошная чернота, – подхватил второй незнакомый голос. – Вместо внутренностей – речной песок. А черепа, что гнилые кочаны – если дотронешься, три дня не отмоешься от этой вони.
Я вжал голову в плечи и поглубже натянул на уши шапку, благодаря всевышнего за такую находку. Шапка была почти новой. Без единой дыры. Я проходил в ней все лето, как принц датский, не боясь ни солнечных лучей, ни проливного дождя. Неплохо бы еще к зиме разжиться каким-нибудь пальтецом. Нужно будет снова наведаться к новым помойным бакам в задней части Малан сквер. А, впрочем, плевать. Может, до зимы я и не доживу. На кой мне тогда пальто?
– Чуть не каждый день наших режут, – снова взволнованно забубнил за спиной Кроха. – А копам и дела нет. Жалкие пожиратели пончиков. Сидят по своим норам, бумажки пачкают, пока нас тут истребляют подчистую.
– Да они и не ловят этого потрошителя, – вмешался в разговор третий голос, на этот раз женский. – Он же только нищих режет. Вот им и на руку.
– Потрошитель, как же, – хмыкнул Кроха. – А то, что в иные ночи находят по десятку трупов, и все в разных районах – это как? Не-ет. Потрошитель – фуфло. Сказочка для отвода глаз. Тут орудует целая банда. Я слыхал, это дело рук Гетса. Что-то он задумал, старый дьявол.
– Если так, скоро всем нам конец. Говорят, слишком много шушары развелось, вот он и решил устроить чистку. Убрать с улиц лишние рты, от которых никакой пользы. А уж если Гетс задумал от кого избавиться, то пиши пропало.
– Так, может, подсуетиться? Глядишь, и мы ему на что сгодимся? – с надеждой проговорила женщина.
– Да, да. Надо идти к Гетсу. Своих-то он, небось, не трогает.
– Давай, если жить надоело, – вставил Кроха. – На кой ты ему сдался, доходяга. Пустит в расход, и рта раскрыть не успеешь.
– А тебе что за дело? Думаешь, если состоишь при помойке, тебя пощадят?
– Если бы, – тоскливо вздохнул Кроха, даже забыв возмутиться в ответ на грубость.
– Точно. Говорят, среди тех, из доков, был и Бешеный Джо. А он вообще из честных нищих.
– Ну, может, проштрафился.
Больше года прожив на улице, я уже знал – чтобы стать настоящим нищим, нужно пройти ритуал посвящения. Оказывается, быть нищим – не только тяжелое ремесло, но и особая честь. И иерархия среди них похлеще, чем на зоне. Есть авторитетные нищие – мажордомы. Их на весь Марвел не больше дюжины – по числу городских районов, которыми они и заправляют. Есть честные нищие – уважаемые, элита. Почти все они состоят на службе у мажордомов. Тех, что попроще – таких, как Кроха, называют гарсонами. Это основная рабочая сила маргинального сообщества. А проще говоря – щипачи, попрошайки, мусорщики и шулеры. А есть еще и шушара, вроде меня. Они не проходят ритуал, и до них никому нет дела. Их жизни не стоят ни гроша, и, случись вдруг авторитетам затеять войну с конкурентами, именно из таких, как я, набирают добровольцев для пушечного мяса. А несогласные просто бесследно исчезают. И наверху этой грандиозной пирамиды восседает ужасный и беспощадный Оскар Гетс – король всех нищих Марвела, а также Южных, Западных и Северо-Восточных окраин.
– А ты откуда взялся, собака? Тебя тут не было! – закричал вдруг над самым ухом Кроха.
Очевидно кто-то пытается пролезть к потрошкам без очереди, – подумал я. – Вот камикадзе. Неужели хоть кто-то здесь не знает, что за это грозит? Влезших без очереди карали жестоко и чаще всего молниеносно.
Я непроизвольно передернул плечами, вдруг вспомнив страшную смерть одного бездомного, которого на моих глазах случайный прохожий с безучастным взглядом проткнул зонтиком. Зонтик в беднягу вошел по самую ручку и раскрылся на спине, забрызгав кровью не только тротуар, но и витрину рождественского бутика.
После того случая я целую неделю не мог спать, не напившись до омертвения. Спустил до последнего гроша все, что заработал на сортировке просроченных овощей, и откладывал на… Да плевать. Не все ли равно теперь, на что я их откладывал.
Стараясь не обращать внимания на приглушенные звуки возни, я поднял повыше воротник куртки и вытянул шею. Далеко ли, и хватит ли мне потрошков? Но сильный тычок в спину все-таки заставил меня обернуться.
– Эй, полегче!
– Да он, как из под земли, и без очереди. Как ты пролез, лишенец? – Кроха ткнул пальцем в стоящего позади меня мужчину.
У того были темные, немигающие глаза и заостренный нос, похожий на птичий клюв. Надетые на бродяге зеленый жокейский картуз и изрядно потрепанный костюм для гольфа составляли друг с другом пестрый и совершенно нелепый ансамбль. На дырявом рукаве форменной куртки отливала серебром большая круглая нашивка со странными символами, не похожими на логотип ни одного из известных мне гольф клубов. Я невольно поморщился. Не иначе этот клоун откопал свой шутовской прикид на помойке возле какого-нибудь захолустного театра.
Картуз, тем временем, с безразличным видом топтался у меня за спиной и в упор не замечал наступавшего на него здоровяка Кроху.
– Эй, – Кроха продолжал восстанавливать справедливость. – Тебя и близко тут не было!
– Ну и пусть стоит, тебе то что? – раздалось из очереди. – Сегодня можно. Еды завались.
– Ну надо же! Какие мы щедрые! – взвился Кроха. – Если тебе завались, то и вали отсюда. Нам больше достанется. Сегодня, слышали? Три блюда на выбор. Но можно брать и все три разом. Да еще и салат! Так что, гуляем!
– Какой еще салат! – выкрикнул из толпы насмешливый голос. – Что ты мелешь?
– Крабовый! Я сам видел.
– А, может, тебе еще и трюфелей подвезли? По персональному заказу? Поделишься?
– Да зуб даю! – принялся доказывать Кроха. – Вы что – не слышали? Психованый лорд вчера устроил прием в своей башне. Говорят, такой пир закатил! Ярмарка объединенных наций отдыхает. Жратвы было выброшено на сотни тысяч. Вот и нам перепало.
– Какой еще психованный лорд? – оживилась моложавая бомжиха в изрядно помятом, но аккуратно подпоясанном плащике. Видимо, та самая, что предлагала идти на поклон к Гетсу.
– Как какой? Да этот… психопат-миллионер. Верн. Вернее, теперь уже лорд Верн! Мы сегодня с Милашкой Лав до колик угагатывались. Темная башня у него и так была. Теперь титул нарисовался. Глядишь скоро орков начнет клепать…
– Верн? Ты сказал Верн? – холодея, пробормотал я, чувствуя, как тротуар под ногами закачался, словно веревочный мост через Великий Каньон.
– Он самый, – подтвердил Кроха. – Говорят, совсем в маразм впал, старый скупердяй. Седина в борду – бес в ребро.
– Какая седина? – возразила подпоясанная, подмигнув Крохе густо подведенным глазом. – Лорд Верн мужчина в самом соку. Я слышала, что…
Но дослушивать сплетни местной жрицы любви я не стал.
– Что ты несешь, орангутан? – Ухватил я Кроху за бахрому пончо.
– Ты на кого лезешь, шушара? – Кроха раздраженно стряхнул мою руку, и принялся сосредоточенно расправлять ворот съехавшего пончо. – Вот газета. Свежий номер из пятого мусорного. Сам знаешь – в нем всегда свежая пресса. Сходи, почитай.
Ну конечно, газета! Я прикрыл глаза. Старый добрый Марвел, несмотря на современные коммуникации, до сих пор доверял только печатному слову. Верность традициям. Милый консерватизм моего любимого Марвела.
– Дай мне ее, – попросил я Кроху, попытавшись вложить в эти слова весь свой дар убеждения.
– С какой это стати?– Кроха спрятал заскорузлый свиток в недрах своего пончо.
– Дай, тебе говорю, – твердил я.
– Да черт с тобой! – махнул рукой здоровяк, видимо, желая поскорее отвязаться. – Меняю! На шапку!
Я сдернул с головы шапку, и, рыцарским жестом швырнул Крохе под ноги. А тот снова извлек из складок необъятного пончо скомканный газетный листок.
Взяв его в руки, я аккуратно расправил потрепанные, местами прожженные страницы. Марвел Дейли. В выходных данных на последнем развороте значилось “Бай Верн пресс”. Когда-то она тоже принадлежала мне. Как и практически вся бумажная индустрия штата. Жаль только недавно сгорела крупнейшая бумажная фабрика. Этот новый Верн совершенно не бережет мое имущество.
Я погрузился в чтение.
“Миллиардер Алан Верн… Заявил…. “
Буквы на пожелтевшем листке вдруг принялись выплясывать, словно взбесившиеся блохи.
“Приемный сын своих родителей… На самом деле является потомком древнего рода… Тест ДНК… По случаю присвоения титула лорда… Более тридцати тысяч гостей… Высшие чины… Из зарубежных… Внутренняя реконструкция Алан тауэр… Прием обошелся в триста пятьдесят миллионов долларов… Продажа активов компании. Более трехсот офисов реконструированы в бальные залы… Заложен завод по производству компьютерных комплектующих…”
Империю Алана Верна лихорадило, как пропойцу в абстинентном синдроме.
Ладно, про снижение капитализации я уже слышал. Первыми сдулись паевые фонды. Теперь еще и промышленный сектор. Новый Алан переводит активы в кэш. Продает долгосрочные проекты по бросовым ценам, безбожно роняя стоки. Зачем ему столько свободных денег?
Кто ты, Новый Алан? – спросил я себя уже не в первый раз. Кто бы ты ни был, ты ни черта не смыслишь в бизнесе. Конечно, рядом Сэм. Первоклассный специалист и отличный советчик. Но Сэм никогда ничего не сделает без команды шефа. А новый шеф, очевидно, совершенный олух. Сердце болезненно сжалось. Моя империя гибнет. И отщепенцы, стоя в очереди за бесплатным супом, потешаются над ее крахом.
Триста пятьдесят миллионов. Триста пятьдесят миллионов, – отзывалось у меня в голове. Но кто-то вдруг рванул из рук страшный листок, и в небо взвился пронзительный женский крик:
– Да вышвырни его из очереди и дело с концом!
Мысленно еще находясь на полях финансовых сражений, я обернулся на виновника переполоха. Бродяга в зеленом картузе продолжал, чуть раскачиваясь, топтаться в полуметре от меня. И не сводя с моего лица неподвижного взгляда черных, широко расставленных глаз, медленно, короткими шажками неумолимо сокращал дистанцию.
Выкрики в толпе становились все более нервными и пронзительными, а через несколько секунд в воздухе замельтешили кулаки и скрюченные пальцы дерущихся.
Они его не трогают. Почему они его не трогают? – повторял я про себя, словно в прострации переводя взгляд с зеленой жокейской шапочки на голове бродяги на поблескивающую на рукаве нашивку, похожую на вышитый серебряной гладью шеврон. А тот, и не думая бежать от возбужденной толпы, уже почти приблизился ко мне вплотную.
Инстинктивно пятясь, я уткнулся в спину впереди стоящего. И тогда Картуз резко подал вперед. Затем отшатнулся. А после замер, словно внезапно что-то забыл. В таком положении он пребывал несколько секунд. И вдруг прямо у меня на глазах незнакомец заискрился. По телу его от макушки до ботинок прошла переливающаяся кислотными цветами волна. После чего, издав тихий хруст, как будто в чьих-то очках треснуло стекло, бродяга растворился в воздухе, оставив после себя лишь облачко мерцающей пыли.
– Боже! – прошептал я. А в следующую секунду из горла сам собой вырвался дикий вопль:
– А-а-а!
– Ты чего? – поинтересовался рядом участливый голос.
– Кар-раул! – заикаясь, забормотал я. – Вы видели? Видели? Он исчез! Тот, которого не было, исчез!
– Что – сбежал? – ахнула дамочка в плаще, прижимая ко рту исцарапанную ладошку.
– Какое сбежал! – Я закрутил головой в поисках свидетелей. – Вы, что не видели? Он… Он вдруг бах! Как салют! – Я, словно мельница, замахал в воздухе руками, пытаясь изобразить рассыпающиеся искры. – Растворился!
– Как это растворился?
– Что он говорит?
Дерущиеся, тут же позабыв о выбитых зубах и свежеприобретенных синяках, обступили меня плотным кольцом и принялись сочувственно похлопывать по плечам и качать головами.
– Эй, чуваки. Пропустите его без очереди. Видите, совсем у мужика крыша поехала.
– Давай, давай. Проходи, старик.
– Мне не нужно. Я постою.
– Да что ты, чувак. Мы же с пониманием.
– Я не сумасшедший!
– Фююю! – присвистнул кто-то из хвоста. – Готов. Спекся.
Меня со всех сторон принялись интенсивно проталкивать к раздаточным столам. Я отчаянно упирался соскальзывающими ногами и уже собирался пустить в ход кулаки, как вдруг увидел ее.
Озарение, вот что это было! Настоящее снисхождение благодати. Она стояла у кирпичной стены всего лишь в каких-то паре метров от раздачи. И мне показалось, что, несмотря на окружавшие со всех сторон зловонные тела, я даже отсюда мог уловить ее восхитительный запах. Легкие древесные нотки с примесью прелой листвы и нагретой солнцем земли. Я должен до нее добраться! Во что бы то ни стало!
Окрыленный вдруг открывшейся мне истиной, я сам принялся интенсивно расталкивать локтями своих заботливых помощников, яростно пробиваясь к заветной цели.
До кирпичной стойки, загроможденной огромными металлическими чанами, оставались считанные метры. Мне везло. Меня пропускали и даже подталкивали вперед. Еще один ободряющий толчок в спину, и я протягиваю руку, беру со стола пустую миску и, демонстративно втягивая ноздрями клубящийся над чанами пар, медленной походкой огибаю стол и делаю несколько шагов к противоположному концу стойки.