Слуга тигра

© Ло Ян, Чан Ань, текст, 2024

© ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Глава 1

В прорехе между бамбуковыми кронами плыли тучи, тяжелые, набухшие от непролитых дождей. Порывистый ветер немилосердно трепал ветви; сухой лист, кружась, упал Сун Цзиюю в подставленную ладонь.

Что за погода… А ведь, казалось бы, юг.

– Господин, Чжунчэн в двух больших часах. Желаете сделать привал?

– Нет. Едем. – Сун Цзиюй перевернул ладонь, и лист, тщетно цепляясь за загрубевшую от меча кожу, соскользнул в чмокающую под копытами Бархата грязь.

Позади скрипели колеса, возница вполголоса ругался на разбитые дороги. Две повозки, четверо слуг, старый меч да фамильная гордость – вот и все, что осталось от славного рода Сун.

Сун Цзиюй невесело усмехнулся.

– Господин! Господин!.. – Высланный дозором Жу Юй во весь опор мчался назад. – Разворачивайтесь! Разбойники…

Он резко осадил коня, и тот заплясал перед Бархатом. Бархат показал зубы.

– Тихо, – Сун Цзиюй слегка натянул повод. – Где, сколько?

– Через три ли. Остановили какую-то повозку, богатую, человек десять их…

– Ждите здесь, – велел Сун Цзиюй остальным. – Жу Юй, Лань Сы, со мной.

Бархат взял в галоп с места, бамбуковые стволы по сторонам от дороги слились в зеленую полосу. Копыта ударяли по камням звонко, дробно, разжигая азарт – и вправду, сколько можно плестись шагом да жалеть себя? Намотав поводья на луку седла, Сун Цзиюй на скаку зарядил маленький арбалет. Еще не принял полномочия, а уже нет покоя…

Он ухмыльнулся. Тоску, сжавшую было сердце, смыло горячей волной, кровь стучала в ушах, как боевые барабаны.

Поворот и еще один. Услышав голоса, он спешился и дал слугам знак ждать, а сам двинулся вперед, держась за деревьями. Очень кстати впереди показалась кряжистая сосна – за ее широким стволом он и замер, рассматривая напряженную сцену. Вот они: поваленная на бок повозка резного дерева, прижавшийся к колесу молодой господин, на персиковом рукаве дорогого халата темное пятно – кровь. Вокруг добычи фигуры в черном – нависли, встали в полукруг.

– Послушайте, господа… – незнакомец старался говорить уверенно и непринужденно, но голос подрагивал. – Зачем же доводить до смертоубийства… ведь мы разумные люди…

– А зачем ты нам живым? – глухо рассмеялся из-под маски разбойник. – Мы знаем, что старый магистрат съехал, а нового еще нет! Хоть всех тут перебьем, никто и не почешется!

Наглый, и язык подвешен. Вожак?

Сун Цзиюй не спеша, тщательно прицелился. Пусть болтает: за звуком своего голоса не услышит, как тренькнет тетива.

– Резонно рассуждаете, почтенный разбойник… – пробормотал щеголь. – Прошу, в знак моих добрых намерений… примите мое серебро… но только не трогайте подвеску, это фамильная драгоце…

Вожак заинтересованно приподнял кончиком меча подвеску – что там, яшмовый тигр?..

Сун Цзиюй выстрелил на выдохе. Свистнул арбалетный болт, но разбойничий главарь выкрутил вдруг саблю и одним легким движением отбил стрелу. Сун Цзиюй видел такой трюк лишь на ярмарках, не думал, что кто-то и вправду способен на это в бою.

– Что за трус там стреляет из-за угла! – крикнул разбойник. – Выходи, или я сам к тебе приду!

Сун Цзиюй перезарядил арбалет и осторожно высунулся из-за дерева – но разбойник внезапно был уже рядом и взмахом сабли вышиб у него из рук оружие. Сун Цзиюй отпрыгнул, бросив полный сожаления взгляд на упавшие на землю две половинки любимой игрушки, и выхватил меч.

Зазвенели, встретившись, клинки. Он стиснул зубы: да что это за бандит?! Такая сила и умение…

Лань Сы тоже приходилось несладко – он, видно, хотел бесшумно обойти врага по бамбуковому подлеску, но разбойники его заметили: сразу двое плясали вокруг, дразня его, насмешливо тявкая высокими голосами, видно, чтобы сбить с толку. Невысокие, стройные… юнцы из цзянху?

Главарь сделал выпад, едва не пропоров Сун Цзиюю рукав. Прищурился:

– Вас всего двое! Убирайся-ка подобру-поздорову и не вмешивайся в дела… Летучих лис!

– Уж не думаешь ли ты, что я позволю разбойникам убить честного человека на дороге? – процедил Сун Цзиюй.

Он отступил в сторону, и еще, и еще, сближаясь с Лань Сы. Тот чуть кивнул, разгадав его маневр. Если удастся захватить вожака, может, удастся поторговаться…

– Честного человека! – фыркнул главарь. – Этот-то честный? Богатый пьяница и развратник?

– Эй! – возмутился прижавшийся к повозке «пьяница». – Всыпьте им как следует, господин! Не жалейте!

Двое разбойников тем временем взлетели одновременно в цингуне, оттолкнулись от древесных стволов и наскочили сзади: один на Сун Цзиюя, другой на Лань Сы. Мечи у них были короткие, в самый раз для быстрых подлых ударов.

Сун Цзиюй бросился на землю и перекатился, уходя из-под падающего клинка, а потом резко оттолкнулся ногами, сделал сальто назад и оказался прямо за спиной у вожака. Лань Сы отвлек его, заставив парировать удар, и Сун Цзиюй ловко схватил разбойника, притиснул к себе.

– А ну стоять! – рявкнул он, прижав лезвие к резко вытянувшейся шее.

Его подельники замерли, не сводя с Сун Цзиюя внимательных глаз.

– Пусти нашего брата! – крикнул тот, что повыше. – Пусти, и разойдемся мирно! Не будем тебя убивать!

– Отпущу, когда вы все уберетесь отсюда, – мрачно рявкнул Сун Цзиюй. – Положили оружие на землю и пошли вон!

Он не был уверен, что это сработает; что, в конце концов, им помешает пожертвовать главарем? В цзянху каждый сам в главари метит… Или вот так же пригрозить все еще сидящему на земле «пьянице»?

Почему он не бежит, ноги у него, что ли, отнялись?

Разбойники медленно, не сводя с него глаз, присели на корточки… И вдруг произошло нечто странное. Главарь, стоявший прямо перед ним, вдруг исчез. Не просто присел, а… в одно мгновение оказался внизу, перекатился по земле…

– Уходим! – взвизгнул он неожиданно тонким голоском, и разбойники порскнули кто куда, только пятки засверкали.

Сун Цзиюй медленно опустил меч, изумленно спросил Лань Сы:

– Это что такое было?..

Тот нахмурился.

– Я в вашу сторону не смотрел, наблюдал за теми двумя. Как вы его упустили?

Если б знать… Не скажешь ведь, что разбойник как будто уменьшился на мгновение?

Сун Цзиюй помотал головой. Ладно, потом. Надо проверить, как там этот господин у повозки…

Господин встал, опираясь о тележную ось, отряхнул персиковый халат, ощупал распущенные волосы, проверяя, видно, не выронил ли нефритовую шпильку. Впрочем, она скорее запуталась в локонах, чем действительно скрепляла прическу, так что разницы не было. Раненую руку он держал на отлете, словно не вполне понимая, что с ней делать. Боялся запачкать одежду?

– Благодарность этого несчастного не знает границ! – он поклонился Сун Цзиюю. – Как ваше драгоценное имя? За кого я должен вечно просить Небо?

Аромат сливового вина усилился.

– Мое скромное имя – Цзиюй. Фамилия – Сун, – он покачал головой, оглядывая «несчастного» с головы до ног. Пожалуй, ровесник, лет тридцать на вид. Одежда дороже, чем месячное жалование магистрата, подол в винных пятнах, верхний персиковый халат с тончайшей золотой вышивкой запахнут кое-как, на поясе искусной работы подвеска из красной яшмы, действительно в виде тигра, из-за пазухи торчит лакированный веер. Должно быть, выходец из местной знати или сын купца.

– Лань Сы! – позвал Сун Цзиюй.

Тот, оказывается, уже давно стоял рядом, не растерял способность подкрадываться бесшумно. Верный слуга и учитель, когда-то спас отцу жизнь в краю рек и озер, а теперь вот прислуживает недостойному сыну.

– Молодому господину нужна перевязка, – Сун Цзиюй кивнул на окровавленный рукав. – Затем ему следует поехать в управу для дачи показаний.

Он оглянулся на лес. Да и как бы разбойники не вернулись с подкреплением.

– Ни к чему, ни к чему, господин Сун, просто царапина! – господин с кислой миной осмотрел попорченный рукав. – Я, ничтожный Ху Мэнцзы, не слушал заветов батюшки, не упражнялся ни с мечом, ни с палицей, сам виноват. Ну да садясь в свадебный паланкин, поздно прокалывать дырочки в ушах…

Он вдруг улыбнулся, темные миндалевидные глаза блеснули искрой веселья.

– В управе скучно, там одни нудные чинуши! Едем же в мое поместье, благодетель, отобедайте у меня! Это меньшее, что ваш покорный слуга может сделать в благодарность. Не отказывайтесь, отказа не приму! Будем пить за мое чудесное спасение!

– Вынужден все же отказаться, – Сун Цзиюй оглядел «поле боя». Резной возок на боку, лошади разбежались, слуги, по-видимому, тоже. Придется брать господина… как он сказал, Ху?.. с собой.

– Забирайтесь, – он указал на свою подъехавшую повозку.

Господин Ху не стал куртуазно отказываться: в мгновение ока влез за полог, вальяжно устроился на подушках, достав из рукава серебристую флягу с чеканным пейзажем: горный источник бежит по скалам.

– Пожалуй, составлю вам компанию, благодетель Сун! – пропел он. – Но только до перекрестка, а там уж эти трусливые сукины дети, что мне служат, найдут лошадей и догонят нас.

Он высунулся в маленькое окошечко и вдруг, сунув два пальца в рот, свистнул заливисто, так что у Сун Цзиюя уши заложило. В ответ по лесу пронесся шорох, лошади заржали где-то вдалеке.

– Далеко не убежали, – удовлетворенно ухмыльнулся Ху Мэнцзы и, поднеся фляжку к губам, сделал большой глоток.

«Так и есть – пьяница, – подумал Сун Цзиюй. – Или просто запивает испуг?.. Надо будет послать к нему завтра пристава, раз сам не хочет ехать в управу. Не дело, что разбойники вот так запросто шастают по дорогам и нападают на людей…»

Он подозвал Бархата и вскочил в седло, поехал шагом рядом с повозкой.

Дорога вползла на перевал; просветлело – тяжелые облака уплыли к реке, вьющейся внизу серебристой лентой. Вдали на берегу раскинулся город Чжунчэн, старая столица: маленький по меркам нынешних городов, а издалека и вовсе будто игрушечный. Ближе темнела заросшая громада императорского кургана. Сине-зеленые сосны, взбегавшие к вершине, делали его похожим на взметнувшуюся над городом волну.

Давно, будучи еще совсем юношей, Сун Цзиюй мечтал разгадать тайну гибели правившей в Чжунчэне династии – но теперь это казалось детскими играми. Столько всего произошло за годы в столице, столько чувств он испытал, столько дел раскрыл, дум передумал… и где все это? Словно осенним ветром унесло вместе с юношескими фантазиями.

Вместо грусти на него неожиданно снизошел покой. Заливались в зарослях птицы, солнце, клонясь к горизонту, светило теперь мягче. Косые лучи пронизывали лес, и тени бамбуковых стволов крест-накрест ложились на дорогу, в мягкую пушистую пыль.

Прелестный горный пейзаж, будто и не было никаких разбойников.

– И часто у вас так, господин Ху? – спросил Сун Цзиюй. В конце концов, зачем ждать до завтра и посылать людей, если можно выяснить все сейчас.

Господин Ху уже успел задремать, облокотившись на руку. Широкий рукав задрался, обнажив яшмово-белое запястье, гладкое предплечье…

Никакого нательного белья.

Сун Цзиюй отвернулся. Распущенные волосы, теперь это. Что за вид? Вольного философа он, что ли, изображает? Пил вино в бамбуковой роще, сняв одежды и распустив волосы?

Или… был на свидании? Но ничем, кроме вина, от него не пахло.

Господин Ху зевнул, потянулся.

– Часто ли у нас… хорошая погода? – промурлыкал он. – Нечасто. Видно, в честь вашего приезда вышло солнышко. Часто ли я попадаю в передряги? Это впервые. Разбойники боятся местного тигра и не задерживаются у нас.

Он окинул Сун Цзиюя сонным, ленивым взглядом.

– Тигр охраняет горы, дракон бережет реки… А Сын Неба защищает людей. Дайте-ка угадаю: магистрат Чжунчэна тяжело заболел и уехал умирать на родину, мы остались без защитника. И вот на дороге в город я встречаю воина с длинным мечом и решительным взглядом… Статного, чернобрового… Серьезного, даже слишком. Признайтесь, благодетель Сун, вы – наш новый магистрат?

«Вот уж насмешка судьбы, первый же встреченный житель Чжунчэна – и подобный наглец!» – изумился Сун Цзиюй.

– Господин Ху проницателен, – не стал лукавить он. – Значит, вы полагаете, эти разбойники – пришлые?

– Не наш говор, – отмахнулся Ху Мэнцзы, снова приложившись к фляжке. – А вы боитесь тигров, магистрат Сун? Ведь вы тоже не местный, вдруг он выйдет на ваш чудесный запах?

Он потянул носом.

– Сандал… лаванда от моли… крапивный отвар для волос… и… кажется, масло сладкого миндаля после бритья.

Сун Цзиюй поглядел на него с изумлением – тот безошибочно перечислил все, что лежало в притороченных к задку повозки ящиках.

– Господин Ху – владелец косметической лавки? – спросил он.

– Просто слежу за собой, – отмахнулся Ху Мэнцзы. – К тому же от тряски по нашим дорогам у вас там все пролилось.

Он с улыбкой поманил Сун Цзиюя.

– Наклонитесь, и сами почуете.

Сун Цзиюй слегка наклонился с седла и обеспокоенно потянул носом. А ведь он говорил Жу Юю не ставить ящик с книгами в самый низ, что, если их перепачкало?

Масло где-то разлилось точно, но вот остальное…

– Ясные глаза, – ухмыльнулся Ху Мэнцзы. – Вблизи вижу, как в них мерцают звезды. Магистрат Сун – исключительный человек, я уверен.

Сун Цзиюй резко выпрямился. Да этот Ху действительно наглец! Захотел рассмотреть поближе, значит?

Надо же было так легко попасться: он же просто перечислил вещи, которыми пользуются все! Кто не моет голову крапивой, не перекладывает одежду лавандой от моли? Так глупо…

Он поджал губы. Вот твоя карма, Сун Цзиюй, – первым же встретить в Чжунчэне повесу-бесстыдника!

– Завтра приходите в управу для дачи показаний, – суховато сказал он.

Впереди как раз показался перекресток.

– Ну раз вы приглашаете меня в управу, так и быть, зайду засвидетельствовать почтение новому магистрату и благодарность – спасшему меня герою! – бесстыдник Ху дождался, пока лошади остановятся, и легко, будто трезвый, выпрыгнул на дорогу, даже не пошатнувшись. В то же мгновение сзади раздался топот копыт и скрип колес: резная повозка, покачиваясь так, словно ось погнулась, наконец догнала их. Ею правил юноша-слуга, его товарищ помладше с виноватым видом сидел на облучке.

Сун Цзиюй скользнул по ним взглядом: невысокого роста, белолицые, с нежными, почти девичьими чертами лица и холеными руками, а повозку смогли поднять, гляди-ка.

Бесстыдник кашлянул, и Сун Цзиюй забыл о слугах. «Что еще скажет», – подумал он, заранее закатив глаза.

Ху Мэнцзы взмахнул рукавами, складывая ладони для вежливого поклона, но вино вдруг все-таки взяло свое: кланяясь, он не рассчитал сил и едва не полетел носом в пыль.

– Еще раз сердечно благодарю за спасение, магистрат!

Сун Цзиюй только головой покачал. Будет чудом, если завтра утром этот господинчик окажется в управе.

Он легонько кивнул и дал своим людям знак продолжать путь.

Нищие, гревшиеся на солнышке за городскими воротами, у родника, порскнули, как зайцы, завидев его, и скрылись в бамбуке: никто и не думал ни вырубать заросли вокруг ворот, ни подновлять штукатурку на городских стенах. Когда-то она выкрашена была в алый, но время сделало ее грязно-розовой; то тут, то там виднелись нацарапанные кем-то неприличные слова и странные значки, похожие на танцующих человечков или древнее письмо.

Приветственно хрюкнула из лужи огромная свинья, но головы не подняла, лишь выдула носом огромный пузырь. Мальчишка-козопас, увидев богато одетого всадника, попытался отогнать с дороги свое равнодушно пасущееся стадо, но козы разбредались неохотно, оставляя в знак протеста помет.

Чжунчэн переживал упадок – как и говорили в столице. Вблизи исчезло все кукольное очарование пейзажа: да, изгибы крыш все так же изящны, но что проку, если черепица на них – как выбитые зубы? Когда-то Чжунчэн славился как город, где не найти было улиц немощеных, но то ли это с самого начала была ложь, то ли булыжники давно растащили. Людей на улицах было мало, лавочники лениво отгоняли мух от лежалой рыбы и сморщенных, явно издалека привезенных овощей. Увиденное Сун Цзиюя не удивило, скорее разочаровало. Прекрасный императорский дворец прошлой династии, по слухам, сгорел из-за того, что туда повадились пробираться нищие, но ведь не дворцом единым… Он ожидал увидеть если не описанные в исторических хрониках величественные корабли у причалов, товары со всего света и заморских купцов, то хотя бы достойное увядание, красоту несовершенства… Однако встретили его лишь грязь и равнодушие. Тревожный знак. Люди, живущие так расхлябанно, наверняка не чураются и преступлений, погрязли в безнаказанности. Разве странно, что предшественник так тяжко заболел!

Ни зеваки, ни процессия встречающих его не удивили тоже, хотя он предпочел бы появиться тихо и принять незваных гостей на своей территории, в управе.

Одетый в парчовый халат худощавый старик в переносном кресле под балдахином с кистями был, верно, гуном Цюем, местным аристократом. Он не стал подниматься для приветствия, лишь кивнул, надменно оглаживая длинную бороду. При старой династии из клана Цюй призывали на придворную службу звездочетов и гадателей, но те времена давно прошли… А вот гордыня, видимо, осталась.

Грузный, но подвижный, как шмель, господин в бархатной шапочке и нарочито простой одежде наверняка был судовладелец Ма – самая известная в Чжунчэне фигура. Кого бы Сун Цзиюй ни спрашивал в столице, все в первую очередь с улыбкой вспоминали гостеприимство господина Ма Юнси.

Нервный высокий мужчина с землистым лицом и вовсе не был загадкой: синее одеяние с вышитой цаплей и чиновничий головной убор выдавали в нем человека из управы, должно быть, старшего секретаря.

Были вокруг и другие, россыпь местных торговцев и помещиков, решивших «засвидетельствовать почтение». На деле почтения к нему у них было не больше, чем у коз по ту сторону ворот, – они явно собрались поприветствовать нового магистрата из пустого любопытства. Таращились, словно скот…

Сун Цзиюй мысленно обругал себя за подобные сравнения. Чжунчэн теперь его дом. Его жители – под защитой императора, направляющего руку этого презренного Суна. Ему придется узнать их, и наверняка некоторые знакомства будут приятными. Он слышал, что многие провинциальные помещики начитанны и образованны, прекрасные собеседники, обретшие мудрость вдали от столичной суеты. Почему бы таким людям не оказаться и в этом городе?

Некстати на ум пришло смазливое и хитрое лицо Ху Мэнцзы. Не лучший пример.

– Магистрат Сун! Такая честь, такая честь! – звучно провозгласил Ма Юнси, кланяясь. – Теперь-то Чжунчэн расцветет! Слава его императорскому величеству за то, что даровал нам такого юного и способного судью!

– Слава императору! – нестройно пронеслось по толпе. – Долгих лет его величеству!

Сун Цзиюй обвел толпу взглядом и легко поклонился, не спешиваясь.

– Долгих лет его величеству.

Подхалимов он никогда не любил и, служа придворным цензором, спускал с лестницы всякого, кто осмеливался втираться в доверие. Ничего не изменилось.

– Благодарю за встречу. Если у кого-то есть ко мне дело, жду вас завтра в управе, – коротко сказал он и тронул коня.

В толпе поднялось некоторое смятение. Нервный секретарь, подхватив полы халата, с неожиданной прытью бросился вдогонку, ухватил Сун Цзиюя за стремя.

– Господин магистрат, господин магистрат! – глаза его бегали: то ли, соблюдая приличия, не желал смотреть прямо, то ли боялся чего-то. – Простите этого недостойного, я Чжан Ши, надзираю за писарями управы. Нижайше прошу вас остаться, господин Ма устраивает в вашу честь ужин в «Золотой утке»! Если хотите умыться с дороги, там приготовлены и комнаты для вас! Зачем же спешить, зачем спешить?

Сун Цзиюй, удерживая заволновавшегося Бархата, бросил на секретаря такой убийственный взгляд, что тот отдернул руку, сделал неловкий шаг назад и сел в пыль.

– Если у кого-то есть дело, о котором он хотел бы заявить, – приходите в управу, – внятно повторил Сун Цзиюй. – А ты поднимись и проводи.

Секретарь вскочил и, предупредительно оглядываясь, засеменил вперед.

Вокруг по узким улицам сновал народ. Гадатели и уличные игроки в кости перекрикивали друг друга, носились стайками грязные дети, что-то хором выклянчивая у прохожих. Какой-то старик с жидкой бороденкой сунул цветную тряпку прямо под морду коню, приговаривая про сычуаньский шелк, и Бархат снова захрапел, заплясал на месте.

Конь выражал чувства прямее хозяина. Сун Цзиюй потрепал его по шее, успокаивая. Может, и зря он был так груб с Ма и остальными. Но как же не хочется снова погружаться в этот котел человеческой мерзости, будто не хватило в столице…

«Вот поэтому ты и здесь, – сказал себе Сун Цзиюй. – Мнил себя чище всех, не захотел ручки замарать, даже ради…»

Он отмел неприятную мысль и выпрямился в седле.

– Господин магистрат уже бывал в Чжунчэне? – спросил секретарь, поравнявшись с ним. Как бы высоко он ни задирал полы, чавкающая грязь забрызгала его до колен. – Последние лет двадцать тут неказисто, что и говорить! А все эти – из соседнего уезда!

– Какие эти? – поинтересовался Сун Цзиюй.

– Крестьяне! Вонючие сукины дети из Тяньчжоу! – секретарь сплюнул так яростно, будто говорил о личных врагах, а не о дальних соседях. – Собрались и продолбили дорогу через скалу! Император был доволен, велел продолжать, даже выделил на строительство солдат с порохом! Но как же мы?!

Поняв, что его жалобы звучит слишком путано, он перевел дух.

– Там, за храмом Небесного спокойствия, наша река Чжэнхэ. Двадцать лет назад вы бы уже отсюда увидели паруса, столько лодок приходило! Наш торговый путь был для южан самый удобный. Само собой, и город процветал… Но теперь появилась другая дорога, через Тяньчжоу. И плакала местная торговля. Такое огорчение, такое огорчение!

Сун Цзиюй вздохнул. Когда-то давно этот город был столицей империи Си, а теперь – грязь, неприятные люди, мелкие дрязги. Наверняка ему уже завтра принесут какое-нибудь дело о том, как один сосед у другого колесо от телеги украл…

Сун Цзиюй усмехнулся: «Что бы ты сказал мне, Лун-гэ? Позлорадствовал бы? Изобразил сочувствие? Лучше не представлять…»

– Далеко еще до управы?

– Нет-нет! Вот сюда, надо свернуть на Львиную улицу, и мы на месте. Здание старое, потолки кое-где текут, но если велите, мигом наймем плотника! В ваших покоях, конечно, все по высшему разряду… Только вот успели ли прибрать… Вас так рано не ждали, вы понимаете. Господин Ма важный человек, у него суда, лавки, он один из немногих, кто остался в Чжунчэне, заботится о нас, как родной отец… Все думали, что вы сперва изволите отобедать с ним.

– Не изволю, – равнодушно откликнулся Сун Цзиюй. Они повернули, и взгляду открылась управа.

Она ничуть не отличалась от всех управ, что ему приходилось видеть: те же ворота с барабаном, ударив в который, любой мог потребовать справедливости, тот же двухэтажный судебный павильон на северной стороне, те же флигели с различными службами. Во внутреннем дворе росла пара чахлых деревьев и стояли щербатые от времени каменные фонари, между плитами дорожки пробивалась трава.

Служащие управы, секретари в форменных одеждах и шапочках, стражники в плоских шлемах стояли, склонившись, по обе стороны от входа в зал суда. Внимание Сун Цзиюя привлек юноша, стоявший с краю, возле благообразного высокого старика. Юнец единственный был одет не по уставу, в невнятного цвета темные обноски, никак не выдававшие род его занятий.

«Все же предупредили, – отметил себе Сун Цзиюй. – Кто-то успел добежать от городских ворот и быстро всех собрать. Похвальная прыть».

– Я Сун Цзиюй. Новый магистрат, – он небрежно поклонился. – Представьтесь, только быстро.

Первым вышел дородный мужчина с аккуратной бородкой. Бородка, как и виски, отливала синевой, как бывает с подкрашенными волосами, но кроме этого ничего примечательного в его облике не было. Этот человек походил скорее на портрет чиновника: все идеально и пристойно, но глазу не за что зацепиться.

– Приветствую магистрата, – глубоким, звучным голосом произнес он, с поклоном протягивая квадратную коробочку. – Я Пань Юань, старший секретарь управы. Мне поручено передать вам судебную печать, господин Сун.

Сун Цзиюй открыл коробку. «Вот и все, – подумал он, глядя на резную яшму. – Поздравляем с новой должностью, господин магистрат. Казни, милуй, доводи до подданных волю императора. Не вспоминай о доме. О Лун-гэ».