Карнавал теней

- -
- 100%
- +
– О-о-о! – протянула дама, и глаза её вспыхнули радостным огнём. – Вы хотите сразиться! Иного ответа я от вас не ждала. Так слушайте. Я дам вам шпагу. На время. Она досталась мне по наследству, и ей нет цены. Не земным пламенем она закалена.
Синьора Грация хлопнула в ладоши, и, шелестя шароварами, в комнату вошёл высокий красивый арап и с поклоном подал своей госпоже шпагу, лежавшую на алой бархатной подушке.
Никогда ещё Фортеска не видел столь благородного клинка, чистого и белого, словно луч лунного света. С великим восторгом он принял шпагу из рук прекрасной хозяйки и поцеловал ледяной клинок.
– За такой дар короны Наваррской не жалко! – воскликнул юноша.
– Да! – с улыбкой ответила женщина. – А ещё многих других корон. Всякую суть всякого создания Божьего или людского он для вас обнажит. И нет от него защиты. Но поклянитесь, что не оставите его себе.
– Клянусь! – с жаром воскликнул юноша. – А если нужен залог – вот вам моя собственная шпага. Она вам и будет порукой!
– Хорошо! – произнесла синьора Грация, после чего уже шпага юноши легла на бархатную подушку.
– А теперь, – не сказала, а пропела дама, – нам пора расстаться. Я провожу вас.
И весь путь повторился в обратном порядке, с той лишь разницей, что диковинные комнаты утрачивали своё великолепие, стоило только хозяйке войти. Ничто не могло сравниться с её красотой.
Она говорила, что чудесные двери из красного дерева привезли из восточных стран, что зала, где не горело ни одной свечи, сплошь устлана персидскими коврами… И только перед статуей дракона на каменном дворе дама остановилась.
– А это двор чудес! – сказала синьора Грация с лучезарной улыбкой. – Вы знаете почему?
– Нет, – признался юноша, глядя на испещрённые звёздами небеса.
– В солнечный день из глаз моего дракона текут слёзы, – сказала дама, – это фонтан.
Юноша вздрогнул. Эта весёлость в голосе красивой женщины заставила его почувствовать к ней неприязнь. Ведь и впрямь на щеках каменного дракона пролегли тёмные борозды.
А на причале возле дома уже поджидал синьора Фортеска гребец, задремавший в своей лодке.
Голоса поющих и веселящихся горожан доносило до юноши гулкое эхо. Тёмная вода сильно волновалась, и шум её походил на испуганный шёпот.
«Боже мой, – подумал юноша, – та Венеция, что была светлей принцессы в церкви, нынче одета вдовой».
И никто не мог бы подумать, увидав его в этот час, что душа синьора Фортеска воспротивилась:
– Стой! Чёрт или человек, не важно, но ведь ты – не убийца!
Мальчишка замер на мгновение, но потом шагнул в лодку.
Прежде ему не доводилось драться, это так. И потому не хотелось думать: правда ли нельзя отразить клинок, похожий на луч непорочного света? Да нет же, отец говорил ему, что ничего непобедимого нет на свете, а значит, и битва будет честна! Но все же… Откуда тогда эта оторопь, гадкая до тошноты? Будто собственного сердца не вынести человеку!
Лодка мерно скользила по чёрной воде. И луна, и звёзды, и ночные огни растекались на беспокойных волнах длинными лентами света.
Молодой Фортеска смутно сознавал, что праздник его окончен, но пусть он продлится ещё, пока лодка плывёт, пока душа свободна от непоправимого.
Но уже поднимался из вод тяжёлый купол церкви Спасителя, выстроенной в честь избавления от чумы.

4
Поединок

Не странно ли, что встреча с чёртом назначена в тени церковной громады? Там и предстояло дожидаться самого воровского и глухого часа ночи. В строгой тишине только и было слышно, как скрипят, покачиваясь, лодки и плещется вода. В этот миг вся красота великолепной Венеции, всё богатство её дворцов показались юноше сродни утлой барке на груди моря.
Было зябко, а тонкие перчатки совсем не грели. Молодой Фортеска снял их и принялся согревать руки своим дыханием.
Ожидание чёрта вскоре стало невыносимым. Юноша успел перебрать в уме все молитвы и все песенки, которые знал с детства припомнил по именам всех былых сослуживцев отца, и, наконец, взмолился Мадонне, чтобы не уснуть. Измучившись, Фортеска решил, что Скьяри, кем бы он ни был, не явится, а значит, осталось только дождаться утра и возвратить госпоже Грации её шпагу. Что поделаешь, если чёрт оказался обычным трусом?
Как вдруг…
Фортеска, озираясь по сторонам, заметил человека. А человек – его, и медленно отошёл от церковной стены. Некто встал на самой границе тени и лунного света. Ошибки быть не могло. То же безликое, несуразное существо смотрело на него. Птичья маска, чёрная треуголка, длинный плащ из чёрных и золотых обрезков.
Юноша приблизился к нему. Кавалер Домино не шелохнулся и не проронил ни слова. Высокий и тощий, он чем-то неуловимым напомнил юноше ворона.
Фортеска крайне удивился, когда его противник произнёс:
– Вы не передумали?
Голос, глубокий и спокойный, был безгневен. Ни страха, ни насмешки в нём не было.
– А вы? – проронил юноша с обидой. – Почему так долго?!
– Я пришёл в срок, – тихо вздохнул человек в маске, – но, как видно, рано. Вижу, дня вам не хватило, чтобы в разум прийти!
– Не надо нравоучений! – рассердился Фортеска. – О моём поведении я могу печалиться сам. Если хотите знать, мне меньше вашего понравилось то, что вчера случилось…
Юноша стиснул зубы так крепко, словно испугался, что скажет лишнее.
– Но что же сделали вы, Лодовико Скьяри? Если это ваше настоящее имя? Я предлагал вам замирение, вы же сказали, что не знаете меня!
Голос юноши жалобно дрогнул.
– Снимите маску, кто бы вы ни были! Я хочу видеть того, кто оставил меня в дураках!
Кавалер Домино на миг опустил голову, ибо его хищный клюв коснулся груди.
– Нет! – только и вымолвил он.
– Я всё ещё требую, – злым шёпотом вымолвил молодой Фортеска, – снимите маску или скрестите шпагу со мной. А лучше и то и другое! Ну же! Так ли вы благородны на деле, как на словах?
Молчание.
– Нет, – вымолвил кавалер Домино. А затем произнёс: – Хм-м-м…
Впервые в его голосе скользнуло лёгкое подобие насмешки.
– Кажется, вы сами не понимаете того, о чём говорите.
Сердце молодого Фортеска готово было лопнуть от гнева. Хорош чёрт, ему бы сутану носить! Но это сожаление… О, лучше бы он насмеялся над ним! Проклятый Скьяри!
– Что же?! Не желаете драться?! – горько выкрикнул юноша. Тщедушный и тонкий, ещё совсем безусый, он изо всех сил пытался сдержаться и не выбранить этого носатого чёрта, словно базарная баба.
– Я не дерусь с детьми, – спокойно сказал кавалер Домино, – хотя, если вы нападёте, я буду защищаться.
– Вот как! – воскликнул Фортеска, с презрением вскинув голову. Рука сама легла на эфес чудесной шпаги, а в голосе впервые зазвучало ожесточение.
– Это вам нужен ответ, – холодно произнёс Скьяри, – вам его и взыскивать, ведь я оскорбил вас, верно?
– Б-будь по-вашему, – пролепетал юноша, вытаскивая шпагу из ножен. Он сделал выпад, желая только ранить противника в руку, как учил отец. Да и то нехотя, лишь бы не стоять истуканом под пристальным взглядом странного существа, не человеческого, но и не бесовского.
Но произошла удивительная и жуткая вещь: рука не послушалась юношу. Кавалер Домино отскочил назад, отбивая удар за ударом.
И рука, и шпага точно обрёли свой собственный разум. Какую лёгкость, какое упоение и в то же время ужас испытал Фортеска, владея чудесным оружием! Рука его творила страшные выпады, такие, каким не мог научить его отец, но и треклятый Скьяри был совершенно неуловим; подвижный и лёгкий, несмотря на рост, он бился искусно и хитро. В другое время юноша подивился бы его умению, но теперь он испытал жалость к этому человеку, скрытому под маской. Даже его великолепная манера была бессильна перед чудесным клинком. А вослед жалости пришёл и… стыд.
«Умоляю, остановись, остановись! – думал юноша, нанося новые и новые удары. – Повинуйся мне или вернись в ножны! Что это за победа такая?!»
Неожиданно кавалер Домино вскрикнул. Не от страха или боли, а скорее от изумления.
Юноша остановился, рука его наконец ослабла. Не сразу, но Фортеска понял, что он ранил противника.
– Маску! – прохрипел юноша. – Сейчас же! Отвечайте, кто вы есть?
Кавалер Домино попятился; видно, рана и впрямь пришлась в руку. Но когда юноша выставил клинок, чтобы повторить свои слова, Скьяри бросился бежать.
Да! Самым подлым и беззастенчивым образом. Молодой Фортеска и рад был расхохотаться, но это было уже не смешно. Лицо мальчика залила краска стыда:
– Постойте!
Но ответа не было, и Фортеска побежал чёрту вослед.
В горле стоял неприятный комок. Теперь уже, когда дело сделано, юноше стало ясно, что его кругом обманули. Ибо не может лукавым быть существо, не желавшее крови чужой, как не может считаться дуэлью поединок с заговорённым оружием. Нет, подумать только, та, кто дала этот клинок…
– Стойте!
Чёрт удирал, перепрыгивая лодки, ныряя во мрак зловонных переулков, где застоявшаяся вода походила на обсидиановое стекло. Фортеска не отставал. Наконец, забежав за угол дома, Скьяри остановился, будто задумавшись. И юноша успел ухватиться за его плащ. В следующий миг неодолимая сила потянула Фортеска за собой. Ему почудилось, что снова он стоит в зале синьоры Грации, где только темнота и ничего больше. Но потом темноту прорезала полоса бледного лунного света.
Окно! Стало быть, в пылу погони они оказались… Гм, не иначе, как в какой-то каморке с гнилыми досками вместо пола. За окном виднелись чешуйчатые спины крыш.
Как такое возможно? Скьяри затащил его в эту лачугу? Выходит, он и впрямь чёрт!
Кавалер Домино лежал на полу, тяжко дыша и прижимая раненую руку к груди. Повинуясь острому страху, Фортеска пригвоздил к полу край цветастого плаща. Небо над крышами медленно начинало сереть.
– Ма-маску! – потребовал юноша, протягивая руку.
– Нет, – прохрипел Скьяри. Что-то в его голосе заставило юношу затаить дыхание.
– Ну так не суди! – в сердцах бросил Фортеска и ухватился за потешный птичий клюв.
Маска очутилась у него в руках, чтобы через мгновение упасть на пол. Юноша ожидал увидеть что угодно: высокомерную улыбку щёголя Скьяри или отвратительную харю чудовища, но не это…
Лицо, сморщенное, точно печёное яблоко, с бесцветными глазками и носом, которому могла бы позавидовать иная потешная рожа.
– Проклятие! – простонал Фортеска и отшатнулся.
Не оставалось сомнений, что его обманули. Это не Скьяри, это даже не двойник Скьяри. Это какой-то ветхий старик, из которого песок сыплется!
Юноша прижался к подоконнику и повернулся к противнику спиной. Лишь бы не видеть тоскливого, немого страха на старческом лице.
Бледная заря занималась над скопищем ветхих лачуг. Они теснились, как бедняки у ворот менялы, стена к стене. Должно быть, то было Гетто. Но молодой Фортеска будто забыл, каким чудом его сюда занесло. И беззвучно заплакал. Сколько глупостей совершил он за последние дни? Фортеска сбился со счёта. А теперь ещё и это… Как и когда он дошёл до подлости? Юноша и сам не мог ответить на свой вопрос.
– О господи, – прошелестел у него за спиной изумлённый голос, – да ты ведь девчонка!
Фортеска вздрогнул всем телом и обернулся. На мгновение в его глазах промелькнул страх.
– Надень свою маску, – грубо произнёс юноша, – смотреть на тебя тошно!
И отвернулся, не отвечая на оскорбление, чтобы скрыть постыдные слёзы. Зашелестела ткань. Видать, и чёрт был не рад своему личику.
– Девчонка! – повторил вдруг старый Скьяри, и в его голосе, совершенно непохожем на старческий, зазвучало неподдельное веселье. – А ведь я что-то подозревал! Не станет же храбрец при каждом удобном случае хвататься за шпагу?! К чему бы?
Фортеска содрогнулся и, резко выпрямившись, повернулся на носках.
– Послушайте, вы! Кем бы вы ни были?! Не повторяйте свою ошибку, оскорбляя меня, а не то я… я…
– И что вы сделаете? – с любопытством спросил чёрт. Теперь его лицо снова скрывала птичья маска, а ворот был поднят, но юноша не сомневался, что его противник улыбается.
– Проклятие! – пронзительно закричал Фортеска, забывшись. – Да я проткну вас, точно мотылька!
Он резко шагнул незнакомцу навстречу, схватился за рукоять подаренного клинка. И… застыл. Юноша вспомнил о его ужасающей силе, которую, раз освободив, нельзя загнать обратно в ножны, и по-настоящему испугался.
Кавалер Домино медленно и совершенно беззвучно поднялся, словно длинная тень, что ползёт по стене.
– И отчего не пригвоздите? – мирно спросил он. – Вы меня видели и догадались, наверное, что мне такая жизнь, извините за каламбур, осточертела! Вас я оскорбил! Молчите? Так я скажу почему! Сама ваша природа вам противится. Она ведь предназначена жизнь давать. Я прав?
Юноша стоял, опустив голову и закусив губу. В конце концов, он топнул ногой и бросил зачарованную шпагу.
– Ваша взя-взяла! – крикнул Фортеска. – Будьте вы прокляты, Скьяри! Я… я…
Голос его сорвался.
И вот мнимый синьор Фортеска прислонился к стене ветхой лачуги и зарыдал.
Солнце поднималось над крышами Гетто, и полоса ослепительного света пролегла между человеком и чёртом. И поплыл над лачугами бедных и дворцами вельмож колокольный бой. Мерный, неотвратимый. Быть может, в той самой церкви Спасителя служба уже началась.
В самом деле, нынешней ночью мой двойник делал всё, что возможно: таился и боролся, любезничал и не давал никому спуску. А всё равно от чёрта не скроешься…
Слёзы смыли всё напускное мальчишество. Уже нисколько не притворяясь и не прячась, тонкая девушка в лазурном камзоле утирала слёзы рукавом.
– Меня сразила девчонка! – с какой-то странной гордостью произнёс кавалер Домино, размышляя вслух. – Кто может похвастаться подобным? Меня – и девчонка?! Клянусь, это самое удивительное, что случилось со мной за мою недолгую жизнь, не считая…
Девушка затихла, не веря своим ушам. Она подумала сперва, что её противник спятил. Но нет, он, видно, лишь издевается над ней.
– Какое было ваше собачье дело! – всхлипнув, закричала она. – Куда вы влезли, старый хрыч?! Вам бы дома сидеть в ночном колпаке! Я искала своего брата, но его не было нигде; он точно сквозь землю провалился. И…
Девушка снова заплакала.
– Синьора, синьора! – забеспокоился чёрт. – Ведь я ещё здесь, говорите же до конца! Как зовут вашего брата?
Девушка замолчала. Губы её ещё дрожали, когда она произнесла:
– Алонзо Фортеска. А я – Клариче.
Она подняла взгляд на чёрта и застыла в ужасе. Кавалер Домино протянул к ней руку, но яркий солнечный луч прошёл насквозь через его ладонь, оставив лишь неясную дымку в пустом рукаве.
«Скьяри» охнул и укрылся в тени.

5
Дуэль самозванцев

Моя бедная сестра! В нашем привольном детстве, бегая с мальчишками наравне, она не смела заплакать, если ей случалось поранить коленку. И, отправляясь сражаться с чёртом, до последнего надеялась, несмотря на всё происходящее, что перед ней человек. Причём не высокомерный щёголь Скьяри, одним своим видом навевавший отвращение и скуку, а тот самый незнакомец из кофейни; именно с ним любой из Фортеска почёл бы за честь скрестить свою шпагу, даже если придётся проиграть.
А тут?! Неужели и впрямь чёрт?!
Клариче подняла клинок:
– Радуйся, Мария, благодати полная! Говорю в последний раз. Отвечайте, кто вы и что вы! Дух в аду или тварь на земле?
Сестра шагнула в полосу света, и её шпага в полумраке каморки показалась солнечным лучом, покорившимся человеку.
Кавалер Домино попятился, отступил в тёмный угол и медленно обмяк. Померкло золото на его плаще, он отпустил раненую руку, и Клариче с удивлением увидела не кровь, но тонкий белый след, похожий на нитку.
– Вы до дна меня проглядеть хотите? – тихо и очень грустно сказал чёрт. – Зачем это вам? Я же сказал: я полностью в вашей власти. Хотите – убейте, но…
Скьяри затрясся.
– Вы хоть понимаете, что если разоблачите меня до конца, как избавили от маски, то не останется ничего!
Нет, вижу, не понимаете! Вы имеете столько, что и голову свою любому проходимцу не боитесь заложить, даже имя своё оставили! Я одного не пойму: на что вам становиться братней тенью?! Ужели нету своей?
– Вы о себе ничего не скажете? – рассердилась Клариче.
Вздох. Долгое молчание, потом шелестящий ответ:
– Нет. Убивайте.
Клариче Фортеска задумалась. И тихо произнесла:
– Можем позже сразиться снова, коли вам пришла охота драться. Но от первой нашей дуэли не было никакого проку.
Сестра посмотрела на чудесный клинок с тоской. Шпага была великолепна, но чести не было в том, чтобы её носить. Клариче возвратила клинок в ножны и покачала головой:
– Нет уж, давайте биться иначе. Раз уж мы начали. Судите сами: я разоблачила вас, а вы – меня. Ничья! Однако за мной право нового удара. А вы уже торопитесь узнать, на что мне братнее имя! Нет, мой черёд. Говорите: вы – Скьяри? Или же Скьяри на самом деле молодой господин, что не знает меня?
Носатая маска снова коснулась груди.
– Я не Скьяри, – негромко произнёс кавалер Домино, – вы уже поняли это без меня. Я просто не мог назвать другого имени. Я жалею об этом.
– Почему же? – хмыкнула Клариче, с горькой усмешкой опуская клинок. – У вас что, своего нет?
«Всего этого могло и не быть, – подумала она, – а теперь даже чёрт в жалком положении!»
Как вдруг услышала:
– Нет.
Птичья маска теперь смотрела прямо на неё.
– У меня нет своего имени.
Это было похоже на глупую шутку, но шуткой не было.
– И как же вас называли раньше? – оторопев, спросила Клариче.
– Меня никто не звал, – понуро протянул чёрт, – даже господин Скьяри. Я и так ходил следом за ним без всякого зова. Даже не знал, что можно иначе.
– Так вы… служили у него?! – удивилась Клариче и улыбнулась про себя. – Ясно!
– И что же именно вам «ясно»? – впервые рассердился кавалер Домино. – Что я сбежал от господина? Думаете, угадали, да? И теперь сплю и вижу, как бы ему навредить?! А вы ничего не заметили странного в господине Скьяри? Он же так хорош! Наверное, даже и тени своей не касается?
Чёрт изобразил подобие поклона, нарочито льстивого и смешного. И кисло добавил:
– Да! Я его слуга. Нижайший! Почитай что раб. Каждый его жест ловлю лучше верного лакея. Словно актёришка дзани…
– Дзани? – улыбнулась через силу Клариче. – Вот уж не думала, что господину Скьяри служит чёрт! Ну что ж, будете Дзани! Не звать же вас именем бесовским?
Кавалер Домино, шелестя шелками, опустился на пол.
– Как вам угодно, – хмуро согласился он, – всё равно меня тошнит от одного имени Скьяри.
И, вздохнув, вымолвил:
– Ваш черёд. Вам-то чужое имя на что? Своё прискучило?
– Какое же оно чужое, если оно братнее? – возразила Клариче.
– Всё равно, – прошелестел Дзани и тихо рассмеялся, – куда вам две шкуры носить? Так своей не станет.
– Много вы понимаете, – фыркнула сестра, – одно вино в двух разных сосудах, но вкус не страдает от этого. Худо ли, что я девушка? Важнее, что род наш, по преданию, происходит от римских всадников, а прадеды сражали сарацин; оттого на гербе нашем полумесяц повержен крестом…
Сестра покраснела от удовольствия, даже голос её стал глубже и мягче.
– Отец не делал меж нами различий. И в нашем имении в Тоскане мы дни напролёт предавались играм и забавам. Среди деревенской детворы мы были атаманами всех проказ и никогда не расставались, как Луна и Солнце.
Признаюсь, быть может, отец и разбаловал нас, ведь после смерти матушки ни в какой потехе нам не было отказа.
Ненадолго Клариче замолчала, но потом будто опомнилась:
– Но вам это знать ни к чему. А важно вот что. Мы с братом и впрямь будто жили одной душой. Ничего тайного не было меж нами. От него я выучилась драться на шпагах, а так как в детстве мы были очень похожи, то не раз я, притворившись Алонзо, отвечала учителю братний урок. И никто ничего не знал! Немудрено, ведь мы родились в один день.
– О-о-о! – восхищённо протянул кавалер Домино. – Двое, рождённых под одной звездой! Я слышал о таком, но никогда не видел прежде! Ведь вся суть и радость человека в том, что он не повторится больше на земле, и вдруг… Сама природа даёт ему… т… товарища.
Клариче невольно улыбнулась.
– Но время неумолимо, – продолжала она. – Брат вырос, стал рассудительным и спокойным. За хорошей книгой он просиживал ночи напролёт. Учение давалось ему легко, а перо поэта и шпага воина с одинаковой радостью повиновались.
Я же любила больше шумные охоты и прекрасных коней. Все ручьи и перелески в нашем краю знала наперечёт, как имена всех собак на отцовской псарне. И не было для меня ничего хуже, чем сидеть в четырёх стенах, будь они даже золотыми! Здесь всё прекрасно и дивно, но притом и чуждо мне.
Клариче вздохнула и, смахнув со лба чёрную прядь, искоса поглядела на чёрта. Тот совсем заслушался.
– Отец одряхлел, а в брате моём видел он свою молодость, восставшую из пепла. Я знала, что Алонзо суждено меня покинуть, но случилось это внезапно. Пришли вести, что род нашей матушки вымер весь, и в этом городе его наследие по праву наше. А ведь в славной семье Фортеска не собирали сокровищ земных.
«Единой чести ищем» – начертано у нас на гербе. А дела наши давно не радовали отца.
И вот брат уехал. А я осталась дома, и каждое письмо Алонзо встречала как праздник. А потом письма приходить перестали. Мы ждали долго-долго. И день ото дня отец всё больше мрачнел и хилел, сетуя на то, что в наслаждениях городской жизни юнцы совсем позабыли головы. Хуже того: временами его охватывала то тревога, то невыразимая тоска: подолгу отец сидел, не желая ни видеть, ни слышать ничего вокруг. А ночами плакал: «Много их, распутников, нынче в шелках, а завтра, завтра и облик людской оставят!» Мне тоже сделалось тревожно…
Клариче запнулась:
– Я не верю в то, чтобы мой брат мог опуститься так, но… душой чувствую, когда с ним неладно. Оставаться дома я более не могла. И потому отпросилась у отца посетить монастырь Святой Клары, дабы помолиться за упокой матушкиной души, а дальше…
Тут сестра хлопнула в ладоши. Грусть и радость шли у неё рука об руку, а не похвалиться удачной проделкой, пусть даже перед чёртом, она не могла.
– Дальше было просто! Слуг у меня немного, а кормилица, любившая меня и брата, как собственных детей, знала, что со мной ничего не сделаешь, и, уповая на Мадонну, взяла узелок с братними вещами.
Правда, отец приставил ко мне дуэнью, старуху безобразную и злую, но почти не знающую нашего языка и тупую, как пробка. Я научилась от неё только помалкивать, когда нужно, и потому пусть за моё исчезновение ответит она. Ей-же-ей! Карга не заметила даже, что под моей чёрной покаянной вуалью всю дорогу скрывалась дочь кормилицы! Но, видать, её кротким молчанием ведьма весьма довольна.
С губ моей сестры сорвался едкий смешок.
– А вы ещё меня чёртом зовёте? – возмутился Дзани. – В самом деле, чёрт, что ли, будет отвечать за ваши проделки? Да и братнее имя вы носите не слишком хорошо. Каково ему будет узнать, что у него завелась… такая тень?
– Я не тень! – разозлилась Клариче и топнула ногой. – Два синьора Фортеска не могут находиться в одном месте, а значит, непременно к самозванцу должен явиться настоящий Алонзо, но…
Сестра покачала головой:
– Я хотела найти брата первой. И вот я нигде не нахожу его. Даже низкий люд, что вечно знает о нас больше нас самих, ничего не смог мне поведать. Ни лодочники, ни прачки, ни ростовщики не видели до меня ни цехина от синьора Фортеска. Я был… была в отчаянии.
Клариче посмотрела с тоской на собеседника-черта:
– А вы решили, что я веселюсь! Да я бы и в разбойничье гнездо отправилась его искать! Но Алонзо Фортеска будто и не было никогда в Венеции, только вот…
Сестра вспомнила о синьоре Грации и её странных словах, но не стала договаривать, ощутив тревожный холодок у самого сердца.
Однако хитрость удалась; наново крещённый Дзани, увлечённый её рассказом, хлопнул себя по коленям и вскочил на ноги.
– Синьор… а! Человек, если только он живёт на свете, не может пропасть бесследно! Вы уверены, что он был в городе? Если да, он не пропадёт (коли женщины в вашей семье дают чертям фору, чего ждать от мужчин?). Если нет, вам следует вернуться домой; с вашим характером только и жди беды.
– Он пропал здесь полгода назад! – побагровев, воскликнула Клариче и добавила печально: – Хотя бы это я знаю.
– Если так, то… дело плохо, – грустно молвил Дзани. – Да это же… подумать только! Полгода назад меня ещё даже не было в помине… А-а-а-а-а!