Карнавал теней

- -
- 100%
- +
– Когда я увидел вас в той кофейне, подумал сперва: «Не подойду!» К такому красавчику, умнице да задире не сунешься запросто. У него и тень, должно быть, под стать. Куда мне? Но что, если она довольна вашим разгулом? А то и хуже – молчит? Я ждал, ждал окончания сей комедии, но не утерпел. Думаю: «Коли вы не слышите свою тень, так скажу вам то, что лишь Тень одна и в силах вымолвить. Когда, как не теперь?»
Кавалер Домино сокрушённо вздохнул:
– Но кто ж знал, что язык господина Скьяри брякнет совсем-совсем не то… Лучше бы я помалкивал!
И вдруг он осёкся:
– Простите меня, Клариче!
– Но ведь вы всё верно сказали! – возмутилась моя сестра. – И не знали тогда, что я дама… и вообще…
Клариче умела краснеть, как никто, вот только это случалось с ней редко. А тут… Но к её великому утешению, Тени господина Скьяри было не до того. Заглянуть в лицо моей сестре он бы в тот миг не решился.
– Я не о том, – сказал кавалер Домино, устыдившись. – Если бы я не забылся, никогда бы вас не узнал. Я не жалею.
Сестра моя даже не улыбнулась. Она и не думала спорить. Простое приличие требовало согласиться с тем, кто выведал её секрет. А этого сделать Клариче никак не могла. Во всяком случае, вслух. Но в душе она ощутила признательность существу, которому доверила своё имя. Притом, что его молчание тяжелей, а тайна – горше.
Дзани резко остановился и вдруг спросил:
– Вам ведь тоже не нравится это лицо, Клариче?! А я предпочёл бы ему рожу в десять раз гаже, но свою. Не думайте, пожалуйста, что я завистник, мол, у господина моего красота и юность, а у меня финик сушёный. Нет! Ничего чужого не нужно мне. Своего-то не было отродясь.
Я уверен, Клариче было что возразить на это. Она не проглотила бы подобный упрёк, если бы кавалер Домино не заговорил опять:
– Так-то, Клариче. Господин Скьяри не мог даже заподозрить, что у меня появились такие мысли и мечты. Наверное, я для него ничем не лучше обыкновенной вещи. Так я полагал. И я ошибся.

8
Плащ Домино

Дзани вновь заходил по комнате, забыв от волнения, что ему нельзя выходить на солнечный свет. Потому пустой цветастый плащ пролетел привидением рядом с моей сестрой.
– Я… я знал, как господин Скьяри презирает меня. Но мне и в голову не приходило, что он ещё и боится. Да! И захочет избавиться от меня!
Кавалер Домино хрипло рассмеялся:
– Ведь как всё просто! В собственном доме юный господин Скьяри не хозяин. Имение-то по праву в руках старика! А я ещё удивлялся, дурак: что случилось? Ведь не давал же хозяину повода меня упрекнуть! Я повиновался, до тех пор, пока…
Дзани глубоко вздохнул:
– Нет, не могу, надо рассказывать с начала. Три месяца минуло с моего появления на свете, когда я увидал этот плащ. Он лежал в комнате моего хозяина, покуда сам господин Скьяри отсыпался после, ну вы понимаете… Это был его маскарадный костюм – пёстрый плащ и…
Дзани погладил рукой длинный птичий нос карнавальной маски.
– И вот это. И мне пришла в голову шальная мысль: пока господин спит, примерить его платье. Не знаю, чего тут было больше: любопытства или моей дурацкой манеры повторять всё за ним. И вот, захватив в охапку неряшливо скомканный плащ, я как в былые дни нацепил хозяйскую треуголку. Мне сразу сделалось веселей. А так как господин Скьяри спал сном младенца, я похитил у него ещё и шпагу.
Выбравшись из спальни в небольшой салон, где хозяин подолгу стоял подле зеркала, я начал облачаться.
Ух, какое это было удовольствие! Видно, я тоже щёголь, как и мой господин. Под шляпой не видать гадкой лысины – это хорошо. А если накинуть плащ, тощие ноги уже не так бросаются в глаза. Прекрасно! А нацепив маску, я и вовсе возликовал. Господин Скьяри пропал окончательно, стоило мне только поднять воротник. А кто же тогда стоял передо мной?
Дзани смущённо опустил голову:
– Вы не осудите меня, Клариче, если я скажу?! Это… это плохо, наверное…
– Говорите, – мягко произнесла Клариче и сама удивилась тому, как прозвучал её голос.
– В общем, – пролепетал Дзани, и хищный клюв его маски гордо вздёрнулся вверх, – я понравился сам себе. Очень! Ужасно! Нет, это, это было самое большое счастье в моей жизни! Я крутился перед зеркалом, смеялся, тихо-тихо напевал какие-то лихие песенки, всё ещё боясь разбудить хозяина. И только повторял, как полный идиот:
– Я?! Я! Я…
А потом, прицепив шпагу, я и вовсе сомлел от восторга!
Красавчик, умница, настоящий кавалер! Боже, как я был глуп! По дурацкой привычке не мог обратиться иначе к тому господину, которого видел в зеркале. Я отвешивал поклоны самому себе, как господину Скьяри, сыпал комплименты и не мог остановиться, пока… Не шагнул в полосу света, падавшую от окна. И я исчез. Всё исчезло.
Дзани содрогнулся:
– Так вот кто я такой! Как я мог так… так забыться! Пустое место! Ни-че-го.
Я хотел было сорвать эту маску, да пожалел. Снова шагнул в тень, и мой облик вернулся! Я затаил дыхание. Попятился и вновь пропал в ослепительном свете.
Нет, это нечестно, нечестно! Будь я человеком, я бы заплакал. Только у меня появился собственный вид, да ещё такой, как он тут же оказался пустышкой, обманом природы и самого себя.
Лучше бы вообще меня никогда не было!
Да, Клариче, мне самому было жутко видеть этот плащ, висящий в темноте посреди комнаты, и я был столь поглощён собой, что не пошевелился, даже когда услыхал, как приоткрылась дверь. Хозяин мой увидал висящие в пустоте плащ и треуголку и заорал спросонья, как будто его режут!
Я насмерть перепугался.
Клариче засмеялась. Она представила лютый страх на бесцветной роже щёголя Скьяри и удержаться не смогла, хотя очень старалась. Это же неуместно, невежливо…
Дзани совсем смутился и закутался в свой плащ.
– Трус, трус, – лепетала Клариче, пытаясь объясниться.
– Я?! – недоуменно спросил кавалер Домино, ткнув себя пальцем в грудь.
– Трус боится с-собственной тени! – вымолвила Клариче наконец, переводя дыхание. – А я ещё вызывала его на бой! Вот ведь!
– Хех, действительно! – произнёс Дзани, и голос его будто потеплел. – А я… и не знал! Ха-ха-ха!
Он рассмеялся ещё почище моей сестры, а такое, скажу вам, бывает нечасто.
– Ой, ну хватит, хватит, мне было совсем не до смеха! Это было ужасно.
Дзани еле справился с собой и, глубоко вздохнув, сказал:
– Я испугался куда больше своего господина. Шаг назад, и вот я стою в тени и пытаюсь, пытаюсь найти слова, чтобы оправдаться.
Господин Скьяри страшно вытаращил глаза и стал пунцовым. Он молчал, а я не мог выдавить из себя даже беспомощный писк.
Потом выражение лица моего хозяина стало совершенно новым и жутким.
– Снимай! – хрипло потребовал он. – Сейчас же!
Моя рука потянулась к застёжке, но вдруг замерла в воздухе.
Сам не знаю, как так. Это было очень странно, Клариче, наверное, оттого, что мы с господином стали настолько непохожи.
Тогда хозяин, чтобы я не смог удержаться, сам потянулся к собственному горлу. Я повторил за ним этот жест по старой привычке, нисколько не колеблясь, но вдруг у меня вырвалось:
– Нет!
Рука моя опустилась.
Не знаю, что сделалось с господином Скьяри. Он будто помертвел. Дальнейшее было как во сне.
– Нет? – эхом прогремел хозяин.
И его рука метнулась к поясу, надеясь выхватить шпагу, которой там не было и быть не могло. Всё произошло молниеносно. Этот жест я повторил, но моя шпага была… была при мне. Я обнажил её.
И тогда господин Скьяри заорал не своим голосом:
– Завистливый гад! Подлый выворотень, ты убить меня хочешь? Я тебе покажу, кто из нас господин Скьяри! Сюда! На помощь! Убивают!
Я стоял ни жив ни мёртв. Топот ног, голоса слуг… Дверь распахнулась, и я бросился прямо на лакея. Но, оказавшись в солнечном свете, исчез.
– Дьявол! – завопил несчастный слуга. Я промчался мимо него, ничего не замечая вокруг, и, преодолев лестницу, очутился внизу. Через прихожую, на свет, во что бы то ни стало!
Сначала я ослеп, как в тот первый раз, когда свет коснулся меня. Благо, ранним утром улица была пуста. Но всё равно в ушах у меня звенел крик. Скорее в тень, скорее бы этот кошмар кончился!
Я забежал в тень и зажмурился. Вмиг всё пропало, будто я очутился опять в тёмном зале. Мне стало так хорошо!
Ни улицы, ни господина, ни-че-го. О, хоть бы так и было всегда! Прохладно, спокойно, словно в узеньком переулке, куда солнце не заглянет и где двоим не разойтись. Отдышавшись, я открыл глаза и понял, что очутился в совершенно ином месте.
Признаюсь, Клариче, я струсил. Хотя должен был радоваться, что мне удалось спастись. Место казалось смутно знакомым, даром я только вообразил его. Но у меня закружилась голова. Где я нахожусь? И самое главное…
Дзани понизил голос:
– Где мой хозяин? Поймите, он, конечно, отлучался по делам в город, но прежде я никогда не уходил так далеко от него. И… как же мне быть?
Кавалер Домино раскинул руки так, будто пытался обхватить всю комнату.
– Сам не знаю, как же это случилось со мной. Много позже я понял, что всё, в сущности, очень просто. Люди дышат воздухом, рыбы плавают в море. А я тень. В своей стихии я волен творить, что захочу. И если свет пронзает меня насквозь, то в тени я могу просто растаять и скользить куда пожелаю; кануть иглой в полумрак переулков Джудеки, чтобы вынырнуть у рынка Риальто за спиной у купца.
В голосе Тени послышалась гордость.
– Если только представлю воочию то место, где меня нет, ну, и если, конечно, какая-нибудь синьора не поймает меня за шкирку. Вам же удалось меня уловить!
– Вы всё-таки чёрт, Дзани! – улыбнувшись, сказала моя сестра и покачала головой. – Вы тоже меня уловили. Я-то думала раньше: куда в тени пропадает тень? А во-о-он куда… кстати, что это за место?
– Чердак над жилищем одной вдовы, – пожал плечами бывший чёрт, – я частенько тут отдыхаю. Днём. Может, и вам пора? Вы же всё-таки человек! Вы, наверное, есть хотите, как это в обычае у людей? А?

9
За чужой счёт

Это было очень кстати. Моя сестра сроду ни о чём таком не попросила, тем более того, у кого и шкуры собственной нет. Даже в пустыне Клариче говорила бы всем, что ей нисколечко не хочется пить! Можно представить, как она измучилась после бессонной ночи и долгой дуэли, если сразу же сказала:
– Да, неплохо бы! Но к чему эти разговоры, я что-то не вижу здесь…
Дзани махнул рукой:
– Да, ничего нет! Но я же всё-таки чёрт…
И жеманно поклонился:
– Позвольте служить вам, синьора Клариче Фортеска!
– Я синьор, – с нарочитой строгостью отвечала сестра. – И меня зовут Алонзо. Запомните это.
Клариче не могла про себя не улыбнуться. И впрямь, точно в сказке бесплотная тварь вызвалась исполнить её желание.
Только что это за слуга, который света дневного не выносит?! Уже нащупав в кармане парочку завалящихся сольдо, сестра покачала головой:
– Забудьте! Ну куда вам в таком виде? Вам и лепёшки не продадут.
– Не скажите, – обиженно протянул Дзани. – Я осторожно, только по теневой стороне… И не буду никого пугать.
– Ну хорошо, – сдалась Клариче, – только что попроще. Лепёшка с козьим сыром и кувшинчик воды вполне устроят меня.
– Слушаюсь, – поклонился «чёрт», принимая монеты от моей сестры.
– Только не…
Клариче хотела сказать: «Не забывайтесь», но Дзани, отступив на шаг, исчез. Будто растворился в полумраке.
Сестра поёжилась, но что поделаешь! Надо быть готовым ко всему, когда берёшь в услужение чёрта.
Время тянулось медленно, а солнечный свет из окна так припекал макушку, что сестра в конце концов опустилась на пол и прислонилась спиной к стене.
– О, Мадонна, не могу больше! Хоть бы не…
Клариче принялась вспоминать клички всех щенят на отцовской псарне, народившихся в этом году, но на пегом Тигре голова склонилась на плечо, и…
Она уснула. Ей снился огромный дракон посреди пустого мощёного двора, неясные шорохи и собственная длинная тень, лежавшая перед ней, как поверженный великан.
«Насколько же Тень человека больше его самого!» – удивилась сестра, не радуясь этому.
А дракон плакал над ней:
– Клариче! Клариче!
Сестра проснулась от того, что её правая рука будто обратилась в камень. Немудрено! Клариче обнаружила себя лежащей на полу в убогой каморке вдовьего дома. Было прохладно. Солнце ушло.
Ругая себя за слабость и гадая, сколько времени она провела, свернувшись на полу, словно котёнок, сестра потянулась и встала, отряхивая от пыли камзол.
– Добрый вечер, синьор.
Клариче вздрогнула. Словно во сне или в сказке человек в маскарадном костюме стоял перед ней, держа в руках серебряный поднос. Будто вырос из темноты.
Сестра выглянула в окно. Так и есть! День почти прошёл, и он потерян.
Раздосадованная Клариче отвернулась и посмотрела на Дзани так, будто впервые его видит.
– Что? Что это ты принёс?
– Завтрак, – грустно протянул Дзани, – который совсем остыл.
С этими словами он поставил поднос на ветхую бочку.
– Я… схожу ещё раз, – виновато сказал кавалер Домино.
Клариче обомлела. На подносе была чашечка шоколада, густого, как крестьянский суп. И тарелка с жареными бекасами.
– Да ты… – пролепетала она. – Где достал это? У меня не хватило бы на подобный обед!
Кавалер Домино хмыкнул:
– Всё верно! Ваши гроши вам нужнее, пусть лучше будут при вас. А я, как вы помните, старый господин Скьяри? Почему бы мне не пообедать в долг за счёт юного? В конце концов, это честно, я же тащу его бремя.
Клариче рассмеялась:
– А вы всё-таки чёрт, Дзани!
– Ага! – отозвался тот голосом, повеселевшим от похвалы.
Сестра принялась за еду. Шоколад остыл и покрылся плёночкой, ароматное мясо и холодным было весьма недурно.
– Эм… госпожа, синьор, – робко начал Дзани, – может, всё-таки я унесу, ведь всё остыло.
– Ты с ума сошёл! – возразила Клариче. – У нас в семье никто не гоняет слуг просто так. Благородный человек и корку съест в час нужды, как царскую трапезу. Мой отец как-то вспоминал, что однажды у них в походе из всего провианта остались только сухари, траченные крысами. И знаете, что ещё папа сказал: «Неженка проиграет битву даже собственному животу!»
– Ух ты! – восхитился Дзани. – У него, должно быть, очень величавая тень!
– Не подлизывайся, – улыбнулась моя сестра, – хотя, наверное, ты прав, он вроде большого крепкого дерева, под которым всегда можно было укрыться.
Клариче вмиг погрустнела.
– Здорово, наверное, – вздохнул Дзани и добавил с усмешкой: – Мой господин ни за что бы не стал есть! Он так и закричал, едва увидев: уносите к чертям! Вот пусть не жалуется. Три завтрака успевают простыть, пока он глаза продерёт.
Сестра чуть не поперхнулась:
– Ты что же, притащил ко мне завтрак господина Скьяри? Да ты…
– Нет же, синьор! – пролепетал «чёрт» и попятился, увидав в гневе мою сестру. – Ну что же, в конце концов, старый господин Скьяри не может ничего взять в собственном доме?!
Клариче едва не задохнулась от возмущения, но возразить ничего не смогла. Как ни крути, а всё верно.
– Не будь вас, я никогда бы туда не сунулся! – обиженно протянул Дзани. – Если б вы знали, как давно я стараюсь держаться подальше от своего хозяина! Тенью-то я быть не перестану. Брр! Если хотите давиться сухим сыром, так милости прошу! Но без меня! А с вами я могу не бояться, что всё начнётся по новой. Нельзя одну тень разделить на дво… О господи!
Кавалер Домино схватился за голову:
– Клариче, простите, простите меня!
– За что же? – произнесла моя сестра в совершенной растерянности.
– У вас ведь есть ваша собственная тень, – прошептал Дзани, – и весьма недурная, как я погляжу. О-о-о! На что вам вторая, да ещё и…
Кавалер Домино погладил длинный клюв своей маски.
– Такая, как я?
– Да что с вами такое? – изумилась Клариче.
– Я п-просто подумал, – еле вымолвил Дзани, которого трясло, – что, если господин Скьяри потребует меня назад? Ведь он всё ещё в своём праве! Но если вы согласитесь, чтобы я стал вашей тенью, мне не придётся к нему возвращаться, верно? Вы не отдадите меня, Клариче?
– Да что вы несёте! – вне себя закричала моя сестра. Она сильно испугалась, но в такие мгновения со стороны могло показаться, что Клариче злится. – Не забывайтесь! Ведь вы же кавалер, мы с вами бились на дуэли… и… и…
Она умолкла, не находя слов.
– Что с вами случилось, Дзани? – печально и тихо спросила Клариче. – В чём дело, скажите мне? Как может негодяй вернуть то, от чего сам отказался? А если захочет, на что нам шпаги?!
– Шпаги… – повторил кавалер Домино, медленно приходя в себя. – Хорошо, Клариче, я расскажу.
Дзани снял треуголку и опустил голову так, что клюв его маски уткнулся в грудь.
– Понимаете, после того как ушёл, я подумал: почему вы одна среди всех господ Венеции будете грызть пресную лепёшку с куском сыра? Далась она вам? Решил вас удивить, и ничего не пришло лучше в мою пустую голову, как похи… принести из дома господина Скьяри его завтрак. Это показалось мне бог весть каким подвигом, поскольку с тех самых пор, как спасся от гнева хозяина, ни разу не возвращался я на прежнее место. И не думал, что господин Скьяри хочет, чтобы я вернулся.
Дзани перевёл дух:
– Мне казалось, Клариче, он только обрадовался моему исчезновению. Ведь можно сказать, например, что старик Скьяри помер.
А я-то – живой… Только первое время был настолько сбит с толку, что и не знал, как говорить с людьми. Просто скитался как призрак по городу. Казалось бы, вот она, воля. Лети, куда хочешь: хоть во дворец на праздник, хоть в утлую лачугу, где булькает на огне вчерашний суп. Вроде сбылось то, о чём я мечтал, но… что же мне делать? О чём я могу рассказать? Из всех людей я знал в жизни только своего хозяина, но вряд ли ужимки господина Скьяри теперь хоть на что-то годятся. Бывало, конечно, всякое. И как с вами вначале, и похуже.
Дзани поёжился:
– Из меня и чёрт вышел непутёвый. Люди верно все говорят: мол, ходит лукавый по городу, выведывая дела человеческие. Да всё никуда не прибьётся… Но даже чёртом быть лучше, чем, чем…
Кавалер Домино глубоко вздохнул, и голос его стал спокойнее.
– Вы же поняли, Клариче! Теперь – не вчера. От прошлого дня уже ничего не возьмёшь, а нынче и хорошо бывает. Вас вот встретил…
Дзани тут же отвернулся и нацепил треуголку.
– Ну так слушайте! – быстро произнёс он. – Я очутился в доме своего господина. Там всё было как всегда. Пустота и скука. Только свет заливал покои, и в лучах солнца кружилась пыль.
Я подумал, что господин Скьяри спит, и потому весь дом затаил дыхание. Но нет, из анфилады донёсся его голос. Я чуть не подпрыгнул:
– Унесите это к чертям, не буду есть, оставьте, оставьте нас!
Ужели он поднялся в такую рань? Да что с ним такое? Голос моего хозяина был и гневным и жалобным сразу, словно у кошки, которой наступили на хвост.
Я дождался, пока стихнут испуганные торопливые шаги слуг, и, затаив дыхание, пошёл на крик. Мне было не по себе, Клариче, я…
Дзани запнулся и с трудом выговорил:
– Я до сих пор боюсь господина, ведь рядом с ним я ничем иным, кроме тени, быть не могу.
Но вот я вошёл в кабинет господина Скьяри. Да, да, тот самый, с огромным молчаливым зеркалом почти во всю стену. Оно будто приветствовало меня.
А на туалетном столике царил беспорядок. Поднос с позабытым завтраком соседствовал со вчерашним миндальным пирожным, надкусанным, но не съеденным.
Точно так же алое вино сверкало рубином в бокале, а господин Скьяри бросил его, недопив.
Дзани вздохнул:
– Смотреть на всё это было очень грустно. И комната, где я узнал, что такое счастье, показалась мне совершенно чужой, будто ограбленной, что ли. По ней гулял морской ветер, раздувая шторы, как паруса, но не находил ничего, кроме запустения. А что ещё скажешь? И доброе вино забыто, если радости в нём нет.
Я хотел было стя… взять поднос и сразу податься к вам, не искушая судьбу, как вдруг.
Голоса!
Прямо за дверью! Один голос был господина Скьяри, хоть и не походивший на его обычный журчащий и несколько ленивый тон. А другой я не знал. Говорила женщина, да так сладко и ладно, что я едва не заслушался. Будто маслом лепёшку смазывала.
– Богиня! Красавица! Звезда несравненная! – умоляюще напевал господин Скьяри, словно мальчишка, которому сладостей не купили. – Как же вы могли так поступить со мной? Неужели наглый щенок теперь владеет вашим сердцем? Ему бы только бегать с деревенскими ребятами взапуски?! И вы его… приблизили. Да что он вам? Молокосос! Жалкий молокосос!
И я услыхал, как плачет господин Скьяри, в первый раз с тех пор, как снова стал молодым. Я был совсем сбит с толку и позабыл про дурацкий поднос.
– Успокойтесь, друг мой! – проговорила дама тем голосом, от которого всякое сердце растает как воск. – Вам негоже так убиваться! В вашем возрасте переживать из-за мальчишки незачем. Будьте мудрее, позвольте же юным наломать дров!
Лёгкая насмешка дамы даже не ранила, она звенела, как золотой колокольчик.
– А что же худого, если ребёнок исправит оплошность старика? Так суждено природой. О чём же тут скорбеть? Вы должны радоваться тому, что кто-то примет ваш бой вместо вас.
– Нет, нет! – горячо возразил господин Скьяри, и в голосе его зазвучал неподдельный страх. – Лучше уж бой, чем, чем…
Ах, моя богиня, вы же отдали меня всего с потрохами! Я бы с радостью придушил этого черта Скьяри, если бы у него было горло! Когда он рядом, мне не по себе, а когда вдали – я не могу спать спокойно. Пока он бродит по свету, я всё ещё не я!
– Так чего же вы от меня хотите? – рассмеялась дама с лёгким раздражением. – Тень сбежала от господина, но ещё ни один человек от своей тени не убежал! Хотите быть Лодовико Скьяри – милости прошу! Почему же тогда вы отказали в поединке юноше, который назвал ваше имя?
– Вы всё смеётесь! – безутешно воскликнул мой господин. – Мне в мои годы драться с безусым задирой? И потом… Разве я должен жить в страхе перед собственной тенью? Ох, попадись мне теперь этот Скьяри!
– И что? – спросила дама ледяным тоном. – Что вы сделаете? Если какой-то мальчишка так взволновал вас, где вам против «чёрта» выстоять?
Воцарилась тишина. В комнате моего господина зашелестел шёлк, вероятно, дама встала, и я обмер. Как и мой хозяин.
– О, прошу вас, не презирайте меня! – захныкал он самым постыдным и жалким образом. – Богиня, ангел красоты! Рабом вашим буду!
– Я не сержусь! – певуче и ласково ответила неведомая дама. – Разве не видите вы, что ваше благо – моя единственная забота? Кто, как не я, избавила вас от гнева этого сердитого львёнка? Сберегла вашу честь от неверной, завистливой тени?
Тут до меня наконец дошло, Клариче, что всё это время они говорили о вас… Вы – мальчишка! Я чуть себя не выдал, облокотившись на поднос.
Но тут господин Скьяри громко запричитал:
– О, богиня моя! Какая же честь, когда лукавый раб позорит моё имя на каждом углу, втравливая в подобные стычки? Его место у ног моих, а он…
– Тьфу! – не выдержала Клариче.
Пока Дзани рассказывал, она не знала, смеяться ей или плакать. Тень господина Скьяри так потешно и правдиво говорила за своего хозяина, что моя сестра будто увидела снова холодное холёное лицо щёголя с выпученными, как у рыбы, испуганными глазами. Отвращение сменяло желание расхохотаться в голос, и наоборот.
Но с другой стороны, в сердце своём Клариче ощутила едкий укор. Это как же её обманули, отправив на бой с неповинной тварью, которую сами вынудили жить в страхе!
А ведь всего этого могло и не быть, если бы… Но сделанного не воротишь. Одна ошибка ведёт за собой другую, пока не случится непоправимое. Всё началось с глупой горячности, а кончилось дуэлью, которая горше позора. Что бы сказал отец, узнав о таком?
Хороша дочь, ничем не лучше татя ночного!
Клариче отвернулась и посмотрела на крыши в лиловом мареве сумерек. Город походил на дракона, греющего на солнце алые чешуи бесчисленных крыш.
– Дзани, – пролепетала Клариче, – я больше молчать не могу. Я грешна перед вами.

10
Плач смоковницы

Теперь, когда настал черёд Клариче рассказывать о таинственной даме и заговорённом клинке, кавалер Домино не мог усидеть на месте. Он ходил по комнате, бормотал про себя: «Ну дела!» Даже снял от волнения маску, и Клариче впервые увидела на сморщенном старческом лице живое умное выражение. В серых глазках, бесцветных и водянистых, окружённых сеточкой тончайших морщин, грусть то и дело сменялась лукавым весельем, и, напротив, сама радость была необычайно серьёзна.