Письма хрупкой души или сделано в СССР

Глава 1. Затмение 08.04.2024

Уже почти двенадцать месяцев я пишу свои книги. Я планировала написать одну, но все не влезло в одну и персонажи требовали еще развития событий. Теперь я уже практически написала вторую, ее осталось только отредактировать, с этим я не собираюсь сильно заморачиваться, потому что первую все равно никто не напечатал и не купил, поэтому тратить время на правку не имеет смысла. Редактировать я не люблю, потому параллельно начну писать эту книгу, чтобы как-то сгладит ощущение от бесперспективности происходящего.

Вчера смотрела фильм «Мир по Гарпу» там про двух писателей, которые могут жить за счет своих произведений. Интересно, у меня это будет когда-нибудь? Пока у меня есть средства с предыдущей работы, и я могу постирать белье, оплатить квартплату и купить еды, но вот все остальное становится под вопросом. Например, сейчас я мучаюсь вопросом: продавать ли мне, мои горные лыжи, для фрирайда?

2025. Лыжи я продала в январе, их было жалко. Эту книгу я пишу уже третий год, дается она мне трудно, это не про приключения экипажа Боливара писать. Так что там, где будет указано 2025 – это дополнение, написанное спустя два, три года, обычно на один абзац.

Я уже задумала третью книгу. Соседи снова продолжили делать свой безумный ремонт, кто-то видимо, чтобы заглушить его включил громко музыку. Я бы пошла и утихомирила всех, если получится, но сегодня затмение лучше никуда не выходить. Планирую только погулять по городу ближе к вечеру.

Не знаю, хватит ли у меня средств, для спокойного написания книги, у енота что-то с глушителем, нужен ремонт, смею надеяться, что все будет хорошо.

2025. С глушителем я разобралась. Теперь енот не заводится, не видит иммобилайзер. Надо звонить и ехать в ремонт. Все бы ничего, но надо решать, то или это. Енот постоянно требует вливаний. Енот – это моя машина. Я не могу решиться продать или оставить его и тяну, как обычно до последнего.

Я совсем, почти никуда не хожу и не с кем не общаюсь. Единственное с января подсела на Паскаля, в контакте девушки смешно его обсуждают, это немного развлекает меня. Интересно, мы когда-нибудь познакомимся?

Третья книга задумалась мной давно, но я не могу писать одновременно несколько и история с Хатсом очень захватила меня. На один сюжет вдохновил меня Педро, я не собиралась это писать, но может быть пришло время, достать это из своей головы, почему-то хочется, чтобы он читал это и сильно рыдал, прям крокодильими слезами, возможно, это произведет нужный эффект.

Еще про Паскаля: у меня стоит заставка на телефоне его черно-белая фотография а-ля Хавьер Пенья. Никогда прежде не доходила до такого и вот рубеж перейден. Она помогает собраться и начать делать, конечно, понятно, что в реальной жизни он совсем не такой, что возможно он не любит принимать душ по утрам и его фотографии на фотоссесиях слишком отфотошоплены. С учетом происходящих событий в моей стране, это очень помогает не зацикливаться на новостях и не читать их лишний раз.

К сожалению Педро, теперь занят и у него меньше публичных появлений, не так как было в январе, феврале и марте, честно говоря, я думала, что так будет постоянно, и теперь приходится справляться с отсутствием новостей от него. Хотя, с этим гораздо легче справиться, чем с остальным и я очень благодарна ему, что он вообще есть на этом свете. Йога и медитации уже не помогают, тапас от былых заслуг давно закончился и все что мне хочется в эти времена: тратить дофамин, рассматривая фотографии ПП и его интервью. Так что спасибо тебе Педро Паскаль за то, что ты есть и за то, что в этом году у тебя полно работы и возможно, когда эти книги начнут выходить, ты мне будешь еще интересен, а возможно и нет, и все это будет уже неважно.

Я пробираюсь вперед и надеюсь, хотя не понимаю, как это возможно, что смогу проложить себе дорогу своими книгами. И открыть новую Вселенную, хотя если это не случиться в текущих реалиях будет достаточно радости при условии определенных событий, но как учит йога ты там, где ты и должен быть и этот опыт, который те получаешь, тебе действительно нужен.

Вопрос стоит так: нужны ли мне, в самом деле, лыжи или мне нужен еще месяц свободы, чтобы написать хотя бы часть третей книги и не нужно ли мне работать еще больше и продуктивнее, чем сейчас? И не трачу ли я свое драгоценное время на удовольствия вместо того, чтобы скорее выполнить свою работу? Так много вопросов и на них нет ответов, и возможно мой стиль работы и состоит в том, чтобы много работать и потом отдыхать.

Это все Затмение, оно не приносит ясность ума и мне не хватает участия в курсе у учителя, но что поделать время идти самой. Затмение затмевает разум и вот вместо того, чтобы закончить старое, пусть оно даже не принесет средств, я продолжаю давно заброшенное новое и планирую разбить этим много сердец, хотя и с последующим восстановлением.

Это предисловие к моей книге, чтобы, когда вы ее читали, вы понимали, что никто не совершенен, нет никаких алгоритмов к действию и надо просто, начать действовать и, например, писать какую- то забавную книгу не надеясь, что ее вообще когда-нибудь кто-нибудь прочтет.

Пока я это писала, ко мне прилетела ворона или сорока, я не успела разобрать, но я думаю это хороший знак провидения, что я занимаюсь действительно нужным делом. Опирайтесь на знаки, вороны и сороки для меня хороший знак.

Глава 2. Как все начиналось

Итак, приступим, странные вещи СССР. Их было много, может и хватит на целую книгу, может и не такую большую, как следовало, но я должна достать это из своей головы и отпустить. Пусть летят в вечность!

Первая и самая странная вещь, с которой мне пришлось познакомиться сразу после рождения, за исключением, конечно, моих близких, моей болезни и прочего быта окружающего младенца в СССР – это бесконечные застолья по любому поводу. Повод всегда был, будь то коммунистические праздники, которые по каким-то неведомым обстоятельствам совпадали с церковными, дни рождения родственников, или просто суббота, например.

В детстве помню, мы ходили по гостям, это было занимательно, нас детей иногда отправляли погулять, и ты шла и исследовала новый район. Новые игрушки в гостях, цветы на подоконнике, которые почему-то можно было есть, их кислый вкус остался со мной навсегда. Это было у бабушкиной сестры бабы Полины. Полное ее имя было Аполлинария, она была второй из четырех девочек.

Думаю, уместно будет сейчас рассказать эту историю, потому что это многое объясняет. Их было четверо девчонок, предполагаю, что прадед хотел сына и у него даже было заготовлено имя для него – Александр, но поняв, что этого не случится он назвал так четвертую самую младшую из сестер, что не принесло ей счастья.

Старшую, назвали – Екатерина, она родилась в далеком 1908 году, Аполлинария в 1910, моя бабушка Ираида в 1914. Потом был перерыв, прадед ушел на войну. Первая мировая война не прошла мимо многих семей в тогдашней Российской Империи.

– Что мы сейчас знаем о ней? О подвигах тех, кто участвовал в ней? Ничего! Почему? – спросите вы. – Потому что власть сменилась, и перечеркнула все, что делало предыдущее правительство. Вот так бывает, имейте в виду.

Иван Васильевич Кузнецов вернулся с войны вместе с боевым конем и весь больной. Бабушка рассказывала маме, что тот конь мог прыгать через изгороди и его променяли на спокойную деревенскую лошадь, а ту потом, видимо, и вовсе забрали в колхоз.

Еще бабушка помнила, как она маленькая четырехлетняя девочка не хотела есть сало в супе, и отец измазал ей весь рот этим салом, заставляя его съесть. Видимо, хотел как лучше, накормить ребенка. Он отслужил казаком. Вологодское казачество, тогда было на службе у государя императора. Помню, как я спросила у бабушки глядя на его фотографию с его супругой, моей прабабкой Надеждой Ивановной:

– Где он служил, он же в форме?

– Все тогда служили, – ответила бабушка.

Это была казачья форма с погонами младшего состава и буркой. В 1918 у них родилась дочь Александра. Он умер вскоре после возвращения. Неизвестно убили ли его или он умер своей смертью. Бабушка этого не рассказывала, хотя я и спрашивала. На мой вопрос, она отвечала просто:

– Сначала умер папа, потом мама заболела и умерла.

Прабабушка истекла кровью после домашнего аборта, неизвестно был ли это ребенок прадеда или чей-то другой. Дома при дочерях. Раньше пока я не знала этого, у меня был страх истечь кровью, как-то месячные шли, не переставая, и мне приходилось год пить гормоны, чтобы останавливать их каждый месяц. Потом я узнала о случившемся, а еще потом я съездила к остеопату и вылечила все это.

– Почему ничего из этого не рассказывалось? – спросите вы.

Представьте, мы живем в новой стране с новыми традициями. И вот, я такая пионерка с красным галстуком и значком, слушаю историю о том, что мой прадед не хотел идти в колхоз или отдавать туда лошадь и его убили: проткнули штыком легкие и бросили в реку, так сказал мальчик на расстановке, который замещал его. А моя прабабушка умерла в муках. Что из этого я должна была узнать?

В четырнадцать лет дядя Григорий взял мою бабушку в Москву работать, но там ей показалось скучно, работа на заводе и все. В деревне весело, там был клуб, и она попросилась обратно. Там она встретила своего мужа Михаила Ивановича Серова, после у них родилось двое детей: Маргарита и Борис, вот тут, кажется, и начинается счастливая жизнь.

– А что же дальше? – спросите вы.

– А дальше война.

Летом сорок первого бабушкин муж ушел на фронт, в декабре родился дядя Боря, они даже не виделись. В феврале 1942 Михаил Иванович погиб под Ленинградом. Похоронки не пришло, бабушка ждала его всю жизнь. Только после ее смерти архивы рассекретили, и я нашла его. Она не получала от государства никакого пособия по утере кормильца. Причем в архивах четко прописано его имя и фамилия, только место жительства немного изменено. Самое интересное, что там, где он погиб, потом в техникуме училась его внучка Оксана, дочка Маргариты.

– Что такое всю жизнь ждать и надеяться на лучшее?

Я это умею очень хорошо, это моя супер способность: ждать и надеяться.

– Как же появилась моя мама? – подумаете вы.

Сложно ответить, бабушка никогда не говорила ей об этом. Односельчанка рассказала маме, что сосед, вернувшийся с фронта, изнасиловал бабушку, хотя у него была и жена, и дети и внуки. Его жена кидалась в бабушку поленьями, мама это помнит. Они недолюбливали друг друга – это точно. Уже после его смерти его зятья повредили ногу нашей корове. Корова давала очень вкусное молоко, мама это помнит, но рана так и не заживала и гнила, пришлось ее убить. Очень жалко было им крову.

Мой дед, странное сочетание, скажу я вам. Мой дед Федор умер, когда маме было чуть больше пяти. На лесопилке где он работал, на него случайно свалились бревна, и ему повредило позвоночник. Мама так и помнит его древним дедом, сидящим в соседском дворе, где она играла с его внучкой Надей. Что это ее отец и это ее тетя или сестра, она узнала намного позже.

Так родилась мама, может из-за смерти своей мамы от аборта бабушка побоялась его делать, в город было далеко ехать.

– Вдруг так помрет, – подумала она, возможно.

Дети тогда часто умирали во младенчестве. Но мама не умерла, даже больше скажу, она внешне очень похожа на своего отца, потому что совсем не похожа на бабушку и своих: брата и сестру. Те светлые с голубыми глазами, прям русская кровь. Мама же темная и кареглазая, последствия нашествия татарского ига, я так полагаю.

Через десять лет после окончания войны стали возвращаться те, кто был в плену, и отбывали за это срок. Бабушка все надеялась и ждала, правда немного ее смущало наличие моей мамы, но все можно было объяснить. Наверное, странно было и маме, тогда шестилетней девочке слушать о каком-то муже ее мамы, который может быть вернется.

Бабушка работал всю войну на вологодском маслозаводе. Вологодское масло, вот что дало ей такие долгие годы жизни, так она всегда считала. Дело в том, что тогда масло упаковывали в трехлитровые банки, и масло на горлышке банки мешало закрыть крышкой банку. Поэтому бабушка проводила большим пальцем по горлышку и убирала это масло, а масло, конечно же, съедала.

В колхозе она работала скотницей, как тогда говорили: ходила за скотиной. Собирала с дворов молоко и везла его на завод, и зимой и летом. Она вспоминала вологодские морозы, как было холодно и, как мерзли руки от бидонов.

Уже живя в Мурманске, носила варежки зимой, но могла спокойно обходиться без них. Помню, как встретила ее на остановке, она ехала от нас домой и смотрю, стоит без варежек, я ей как же так?

– Мне не холодно, – отвечала она.

Это получилось очень грустная глава, я хочу ее на этом закончить и разбавить позитивом, как модно нынче в наше время. Спустя сто с лишним лет вперед у моего прадеда появилось много пра пра правнуков. Дочка Оксаны, внучка Маргариты, Екатерина родила троих мальчиков: Кирилла, Артема и Романа, все как хотелось Ивану Васильевичу Кузнецову. Иногда что-то сбывается только нужно время. И до меня только дошло, что все имена с буквой «Р». Это, видимо, семейное. Много ли у нас имен с этой буквой «Р» – не много же. Самого младшего хотели назвать без «Р», но пеРедумали, ни у кого нет шанса выйти из матрицы.

Глава 3. Кровь

Кровь и наследственность играют важную роль в жизни русского человека. И, конечно же, его окружение и время проявления в этом мире. Но все-таки наследственность имеет большое значение. Например, мама, и я не переносим алкоголь, мы можем выпить, но чтобы напиться вдрызг, такое тоже, конечно, возможно было у меня по началу, но с каждым годом рвотные позы делали свое дело, и рвало все больше. Под конец шла горечь, то есть желудочный сок и если попить воды, все повторялось заново: рвота и диарея.

Поэтому я бросила употребление зеленого змия совсем, чего и вам желаю. Жизнь не заиграла новыми красками, но хотя бы не надо таскать домой лишние бутылки питья, что довольно тяжело. Даже распитие таких напитков, как пиво или более благородное – вино, тяготит нервную систему. И приводит со временем к употреблению более тяжелых напитков, которые в свою очередь очень разрушительно влияют на человека.

– Почему я так долго распространяюсь об этом? – спросите вы.

Потому что, все это есть проявление человеческого, которое в силу обстоятельств мне чуждо, и я считаю, что рекламу алкоголя, как и рекламу сигарет надо запретить.

Что ж начнем! Тетя Рита родилась в обычной крестьянской семье, перед войной. Моя бабушка, ее мама была по тогдашним меркам женщиной уже достаточного возраста, ей было лет двадцать шесть. Они с мужем не стали долго ждать и в декабре сорок первого года родился мой дядя, мамин старший брат Борис. Заметьте, снова все с «Р»!

Они дети войны. Я так полагаю, растить их помогали родственники со стороны мужа и бабушкина сестра баба Полина, которая приехала из военного Мурманска к бабушке с двумя детьми, дочкой Ниной и сыном Борисом. Почему они назвали сыновей одинаково, понятия не имею. У старшей бабушкиной сестры – бабы Кати, проживающей в соседней деревне, я так полагаю в родительском доме, тоже была дочка Нина. Муж погиб в Финскую, и детей больше не было.

Так они и прожили эти трудные годы. Не знаю, вернулся ли муж бабы Полины, теперь, видимо, и не посмотреть, только после окончания войны все они вернулись в Мурманск. Когда Маргарите исполнилось лет шестнадцать, и она получила паспорт, ну как получила, паспорт тогда хранился в колхозе, на руки его не выдавали. Бабушка всеми правдами и не правдами упросила председателя колхоза отдать его и отправила тетю Риту к теткам в Мурманск.

Не знаю точно, как складывалась поначалу ее жизнь, но работала она на хлебозаводе, пекла хлеб. Когда меня маленькую родственники спрашивали: кем будешь работать, когда вырастешь, я отвечала:

– Буду печь хлеб, как тетя Рита.

Почему-то у меня в сознании, печь хлеб было очень почетным занятием. Не помню, кто, но мне ответили, что печь хлеб – это очень тяжелая работа. Я обиделась и подумала, что с чего это они решили, что я не справлюсь.

– Тяжелое таскать надо, – так мне пояснили, – поддоны с хлебом.

Я помню свое разочарование во взрослых в тот момент. Вот тебе маленькой девочке задают вопрос, с которым и сейчас-то много взрослые люди не справляются. Ты стараешься, выбираешь в голове сложную профессию, ту, которая удовлетворит их всех, все их коммунистические чаянья, и вместо похвалы, ты получаешь укор, что вот, мол, выбери что-то другое.

Бабушка в колхозе таскала бидоны с молоком, тетя Рита поддоны с хлебом, мама рулоны, краску и все такое и все думают, что на тебе это закончится. Я таскала тяжелые рюкзаки, свежезамешенный бетон ведрами, мастику, горные лыжи, колеса от машины с дисками. Не знаю, когда-то это точно должно закончиться.

Тетя Рита была очень красивой, не Мерлин Монро, но чуть похоже. Ее муж дядя Толя ходил в море. У них было две комнаты в коммуналке с общей кухней и отсутствующим туалетом. Туалет был официально на улице, не официально все ходили в ведро, которое потом выносилось. Воду надо было приносить с колонки. Помню, как мы детьми радостно бегали за водой. Летом, конечно, в виде развлечения – это приятное занятие.

Это был район деревяшек, старый район Мурманска. Мама, когда училась в ПТУ жила чуть выше и девчонкой прибегала к старшей сестре покушать. Как она вспоминает, тетя Рита всегда вкусно готовила. У нее было две дочери Елена и Оксана. Бабушка возилась и помогала с ними.

Заняться тогда в городе, впрочем, как и сейчас было особо нечем и, когда дядя Толя приходил с моря, они ходили по гостям и гости к ним. Все это сопровождалось естественно выпивкой, и я не думаю, что в портовом городе кто-то искал дамам вино, максимум портвейн, а скорее водку. Так постепенно тетя Рита спивалась, их брак затрещал по швам. Не знаю, что происходило с дядей Толей, только он стал поколачивать жену, и они развелись. Они были очень красивой парой в самом начале, она очень красивая миниатюрная девушка, он высокий симпатичный, не думаю, что они мечтали о такой жизни. Дядя Толя уехал обратно к себе в Полтаву, ее мать, по словам сестры, прокляла их.

Старшая дочь Елена то ли умерла, то ли покончила с собой, ее молодость пришлась как раз на конец восьмидесятых. Тетя Рита пила, в какой-то момент она заснула с непотушенной сигаретой и одеяло загорелась. Проснувшись, она вместо того, чтобы отбросить одеяло, стала тушить его на себе. В больницу она поступила с множественными ожогами.

Она не выжила, умерла в больнице. Думаю, в момент опасности она перепутала планеты, вода из ладоней идет на Нихале откуда мы родом, здесь на Земле такого нет. Это было очень печально для меня, но в целительстве есть такая практика: прожег, когда на тебе жгут огонь. Это очень хорошая практика, очищает все, что накопилось за годы жизни. Думаю, перед смертью она очистила с себя все наносное, что случилось в этой жизни, и ушла чистой и незапятнанной, как и пришла сюда. Она была очень доброй.

Рядом с остановкой, где она жила находился маленький магазин игрушек, когда мы шли в гости к ней, нам разрешалось зайти туда и выбрать себе небольшую игрушку или хотя бы посмотреть. До сих пор помню дощатые подмостки, что лежали у входа. Само строение было одноэтажное, совсем небольшое. Если будите в тех краях, то выйти надо на остановке «У Дружбы» вроде и идти к улице Калинина и слева будет магазин, а прямо, раньше была деревяшка, думаю, ее уже снесли.

Как-то лет пять назад она приснилась мне. Она живет в красивом доме с большими витражными окнами, в городе на берегу озера или залива. Приглашала в гости. Город похож на Сиэтл, он находится на холмах. Она, как всегда первая исследует местность. Может быть, я когда-нибудь и приеду в гости, тетя Рита.

Дядя Боря, средний ребенок моей бабушки, родил двоих сыновей, работал на заводе и тоже много пил. Он хотел остаться жить в деревне в их доме, но пока был в армии в Германии три года, бабушка продала дом и уехала к сестрам в Мурманск, мама к тому времени тоже перебралась туда же. Он вернулся из армии, год пожил у родственников и все же поехал в Мурманск. В Вологодской губернии у нас не осталось прямых родственников, если только родственники бабушкиного мужа и, не считая маминых, но так как факт ее существования они не признали, то считай, и нет никого.

Не знаю, какая у него была жизнь. Мы ходили, друг другу в гости часто. Видимо он переживал за маму. Он тоже поколачивал жену, развелся, и стал много пить. Он умер, отказавшись ехать на скорой. Прихватило сердце. Врачи сразу сказали: не поедите с нами – умрете. Он отказался. Его старший сын приходил к нему, как только тот получал пенсию и пил с ним, пока вся она не заканчивалась.

Разница с женой у них была лет десять. Старший не был похож на него, был высокого роста и совсем не в их породу. Возможно, дядя всю жизнь думал об этом. Он много помогал бабушке и маме, что-то чинил по дому. Умер он в начале двухтысячных.

Не знаю, как сложилась жизнь у детей войны, и тех, кто родился после, помню только, что при школе, когда я там училась в восьмидесятых годах, был детский дом. Высокое пятиэтажное здание из красного кирпича. Детдомовцев было полно в каждом классе человека три, четыре, а классов в параллели было четыре. Итого, как бы это трагично не звучало, детей тринадцать, пятнадцать, умножить на восемь классов, в девятый из них шли единицы, получается сто двадцать детей. Не знаю много это или мало для города в триста тысяч жителей, таким был Мурманск во времена его рассвета.

И когда мне говорят, как замечательно жилось в Советском союзе, я вспоминаю этот Детский дом и свой страх, что могу оказаться там. Ведь папа умер рано, и нас воспитывала одна мама. Не думаю, что кто-то из родственников взял бы нас к себе, хотя все они, конечно, начнут утверждать обратное, но даже если бы так случилось, это была бы еще более сложная для меня жизнь.

Вот почему реплика: роди для себя, не вызывает у меня по сей день восторга. Человек смертен, при том смертен внезапно, как писал мой любимый Михаил Афанасьевич Булгаков, поэтому ставить под угрозу жизнь ребенка, рожая его в одиночестве, я не буду. Тем более, когда ты помнишь, кто был твой дед по материнской линии, нет желания продолжать его род.

Глава. 4. Куски жизни

Куски жизни крутятся в голове, сменяя один другого, мешаются и заслоняют друг друга. Двадцать седьмое мая две тысячи двадцать четвертого года. Я слоняюсь все утро, чтобы сесть писать. Желания никакого нет, сил тоже. Я ем, сначала первый завтрак, потом второй, потом варю обед. Не то чтобы завтраки какие-то особенно большие, так бутерброд с сыром на первый и кофе, и каша на второй. Ну как каша, Геркулес третий помол, жижа жидкая. Купила, видимо, по ошибке, терпеть не могу третий помол. Напоминает мне пайку еды, что ела Дейзи Ридли у себя на планете до того как вступить в Сопротивление. Теперь буду именно ей себя и представлять. Каши еще много.

Ездила в Москву к своему остеопату. Да сорок пять лет это вам не шутки, у меня есть свой остеопат. Еще вчера занималась йогой полтора часа, потом случился Золушкин припадок: нажарила котлет из чечевицы. Первый раз получились, раньше все время разваливались, то ли шелковый тофу сыграл свою роль, то ли благость после практики с Денисом Евгеньевичем. Да теперь у меня есть еще преподаватель йоги, даже два, жена еще его Мария.

Вещи еще погладила в комиссионку. Там дают преступно мало за них, надо еще все хорошо подготовить, и попасть в сезон, иначе, зачем это все. У меня джинсы не по сезону, слишком темные для лета и черные брюки их бы к сентябрю нести, но не знаю, раз собралась. Лучше, конечно, меньше тратить так толку больше, но деньги имеют особенность заканчиваться. Думаю, лето протяну, а там к сентябрю мои акции может, продадут тысяч на сто, можно и осень протянуть, а там время придет и можно будет закрыть инвестиционный счет, так глядишь, еще на год хватит. Но хочется ехать на море, а море нынче дорого.

К слову сказать, акции не продались, выставила Эппл, надо было три разных партии, может какая-нибудь продалась бы. Еле дотянула до октября, чтобы продать российские с инвестиционного счета, которому уже исполнилось три года.

В общем, сварила горох на обед, он хорошо замочился и проварился, сытен и питателен. Надо бы купить кроссовки на лето, старые стоптались и малы, да нога растет с годами. Сижу, жду, когда в Спортмастере цены на них упадут и такое чувство, что не раньше, чем к концу июля. Еще кепка понравилась, до этого заходила, ее не было.

Кроссовки в итоге купила отвратительные, белые, быстро порвались и постоянно пачкаются. Кепку упустила, цвет был коричневый прям к моим волосам, жалею. Иногда, вот так идешь мимоходом, видишь прекрасную вещь и не веришь себе, что такая удача – проходишь мимо. Типа: похожу, посмотрю, а кто-то сразу хватает и вот ты без вещи, и тоскуешь по ней, как по несбывшемуся счастью. Что я несу? А, все равно книгу никто не купит!