Мертвые, но Живые

Глава 3. Амбар

3 ноября, четверг.

Самолет в Стамбул взлетит с минуты на минуту, и я решаю сходить в биотуалет. Какой-то красавчик встал прямо в проходе и мешает пройти в хвостовую часть. Вздыхаю.

– Может быть, вы сядете? Что у вас там, набор инструментов для оркестра? Антиквариат? Прошу вас, можно поаккуратнее, – он едва меня не задевает, – и дайте наконец пройти.

Я бы была не так груба, если бы мужчина, например, сказал, что перевозит аппарат для гемодиализа, но дело в том, что в его ручную кладь он всё равно бы не поместился. Наконец сеньор заталкивает чемоданчик на верхнюю полку и, наградив меня коротким смазанным взглядом, усаживается на свое место.

– Простите, – как-то рассеянно бросает он, на меня при этом не глядя, а одергивая брюки в коленях. Залезает рукой во внутренний карман. Теперь незнакомец занят телефоном.

Усмехнувшись про себя, отправляюсь в туалет. А на обратном пути зависаю возле того самого блондинчика, поскольку случайно замечаю, как этот очаровательный мужчина под метр девяносто ростом, в кресле прямо позади моего, буравит нечто вроде графика дел в своем мобильнике. И там, рядом с пунктом "прием у стоматолога", присутствует строчка "сходить в туалет". Какой молодой и педантичный, думаю про себя и, не выдав своего любопытства, аккуратно прохожу на свое место. У меня никак в голове не укладывается, зачем же такой подробный тайм-менеджмент?

Исподтишка заглядываю за спинку. Платиновые волосы лежат кое-как, но симпатично. Его лоб нахмурен, а в глазах прежняя растерянность. Вот его брови подпрыгивают вверх, пальцы дергают волосы, похоже, он сам удивлен своим заметкам. Их писал не он? Тут парень поднимает подбородок, и его глаза, кристально-голубые и будто прозрачные, встречаются со мной. Какой же он напряженный, я подбадриваю его живой улыбкой. А потом закатываю глаза: мой добрый жест не оценили. Приходится отвернуться, как сделал это он, проигнорировав меня и посмотрев в окно.

***

4 ноября, пятница.

Да, я умерла, три дня тому назад в коме, а сейчас стою под сенью деревьев и с каменным выражением смотрю на то, как опускают в вырытую могилу обитый бархатом гроб. Там внутри лежит мой Илья. Его жизнь оборвалась так же, как и моя. Только в отличие от него, я всё еще хожу по земле и могу страдать. По щекам давно бегут слезы, горячие, тихие. Кажется, мое сердце остановилось примерно тогда же.

Пусть и в пальто, чувствую, что продрогла до костей. Не в пример Барселоне, здесь в Москве холодно в это время года. Я продолжаю стоять на тропинке меж могил даже тогда, когда всё заканчивается и люди начинают постепенно расходиться. Задевают меня плечом, один за другим, двигаясь к выходу. Они даже не замечают незнакомку, каждый в своем горе. Навстречу мне идет папа Ильи, и я опускаю глаза. Почему-то мне стыдно перед этим мужчиной, мой таксист убил его сына. Сеньор Чехов проходит мимо, и я кусаю губу. От боли и до боли. Софи тоже здесь. И я так мечтаю подойти к ней и обнять, сказать, что это я, ее лучшая подруга. Но ведь меня сочтут сумасшедшей. Этот мир не готов уверовать в фантастику.

Меня по-прежнему не видят, и вскоре я остаюсь в одиночестве.

С Ильей наедине.

Надо возвращаться. Жаль только… что нас хоронят так далеко друг от друга. Это неправильно, но кто я такая, чтобы меня послушал родной отец и оставил труп своей единственной дочери в чужой стране, рядом с любимым мужчиной. Чокнутая незнакомка, вот и всё. Никто меня не станет слушать, никто.

Глава 4. Марио

В то же время.

Голос в аэропорту объявляет о посадке пассажиров, я встаю на деревянных ногах с металлического стула и покидаю зал ожидания. Всё, что мог, я изменил. Теперь, когда разбирательства с подлинностью наброшенного мною на скорую руку завещания остались позади, я лечу в Мадрид. Я обязан найти Кати. Что-то подсказывает мне, что если жив я, то и она тоже. Или я просто хочу в это верить. В любом случае у меня нет другого выхода, только продолжать жить как Марио, а Марио – гражданин королевства. Мне тут больше делать нечего.

Решение далось мне нелегко, с учетом того, какая новость поджидала меня по приезде в родной город. Умерла та, которую я любил. Это больно. Больно до рези в груди. До спазмов мозга.

На секунду прикрываю глаза и двигаюсь в очереди.

Обдумав всё и тяжело приняв решение оставить в России свое тело, родных, друзей, улетаю обратно в Испанию, чтобы присутствовать на других похоронах. Я очень хочу успеть на церемонию прощания с Каталиной. Возможно, среди лиц незнакомок я найду ее саму.

Но через несколько часов я застаю лишь красивый гроб со статуей Каталины в полный рост и долго стою один на один с холодным камнем. Никого нет. Я опускаюсь на колени перед надгробной плитой.

– Я еле тебя нашел, любовь моя. Не представляешь, так рад, что тебя не кремировали. Глядеть на урну с прахом все равно что говорить с пустотой. – Поднимаю глаза к потолку, мой взор медленно скользит по готическим стенам усыпальницы, рука машинально затирает слезу. – Ваш семейный склеп очень красив, замок под стать королеве, настоящий храм. Знаешь, я недавно был в одном…

***

7 ноября, понедельник, раннее утро.

Возле дома Марио топчется какой-то подозрительный тип, прижимая к уху телефон. Настежь распахнута входная дверь. Я осторожно приближаюсь к нему, на всякий случай оглядываю дом, чтобы убедиться, что запомнил адрес верно, что это именно мой дом, а не этого парня в зеленом кардигане. Мужик наконец поворачивает голову в мою сторону и с облегчением бросается ко мне, говорит, что не мог дозвониться, и спрашивает, почему я не выхожу который уже день на работу.

А кем я, интересно, работаю? Дом у меня не из дешевых.

С работы по случаю свадьбы бывшей жены, как оказалось, я отпрашивался только на день, а потом пропал. На меня сыплются бесконечные вопросы. Как его, Марио, самочувствие? Не заболел ли? Я, все еще настороженный и в довесок растерянный вопросом, такой странной мужской заботой, отвечаю, что здоров.

С неловким смехом он указывает на дверь.

– Слушай, пришлось взламывать, ключ от твоего дома как назло оставил дома. Ты давал мне его как раз для таких случаев, но я облажался. Но и ты тоже хорош, не мог сразу сказать, что за границу поедешь? Раньше ты меня о таких вещах предупреждал.

– Нужно было решать срочно, – отделываюсь простой отговоркой. – Мне придется менять замок? – кисло уточняю я, оценивая время на причиненный урон. Будто проблем мне было мало.

– Не беспокойся, у тебя на двери еще два целых замка, а этот я починю. – (А я очень запасливый. С удивлением подхожу ближе и исподтишка изучаю два дополнительных встроенных замка, которые я не заметил раньше.) – На днях зайдут рабочие, ты просто покажи им что да как, они всё сделают.

– Пусть будет так, – задумчиво произношу я. – Ты что-то говорил о том, что мы опаздываем?

– Где твоя машина? – спохватившись, вдруг спрашивает мой друг и смотрит по сторонам.

Я не знаю ни о какой машине, поэтому вру, что в сервисе. В аэропорт и обратно я мчал в такси, гараж на глаза пока не попадался.

Мне на руку эта ложь, я не знаю, где работает Марио, и рассчитываю, что его приятель меня подбросит именно туда, куда нужно. Наверняка это его машина припаркована у обочины.

– Куда ты собрался без своего дипломата? – усмехается мужик, и я забегаю в дом, нахожу деловой кожаный портфель, быстро принимаю душ, переодеваюсь и через четверть часа мы оба едем на работу.

Но привозят меня в школу – а недалеко я продвинулся по части карьеры. Вижу модельных школьниц, с грацией входящих в массивные двери, и пацанов, прикалывающихся друг над другом. А одного неудачника на моих глазах столкнули с велосипеда. Мрачный, поднимается и терпеливо отряхивает школьную форму. Элита против нищих – идея стара как мир. Разочарованный, качаю головой. В университете они всё равно взрослее, а здесь – жестокие дети.

В холле мы расходимся. Приятель исчезает, а мне предстоит каким-то способом добраться до своего класса, куда меня он и послал. Уроки начинаются в девять, если не ошибаюсь. Смотрю на часы, у меня ровно одиннадцать минут, чтобы отыскать аудиторию, понять, что я преподаю, и наконец привести себя в чувство после похорон любимой женщины.

Встряхнись и вперед с песней, ты справишься, Илья. Поправка: ты справишься, Марио. Это всего лишь школа.

Делаю глубокий вдох и… так и замираю. Напротив входа, над главной лестницей и на небольшой центральной площадке, откуда ступени будто в зеркальном отражении уходят вправо и влево до самого второго этажа, стоит в натуральную величину Ника Самофракийская. Греческая скульптура из мрамора и без головы. Крылатая, подвижная, величественная, а тонкие одежды яростно развевает морской ветер, передана мельчайшая деталь божественного настроения – Пифокрит сотворил шедевр. Почти уверен, что это оригинал. Но разве он не должен быть в Лувре?

– Добрый день, сеньор Марио, – приветствуют меня ученицы, кокетливо играя с волосами и поднимаясь по лестнице.

Уже вторая проходит мимо, заигрывая со мной. Бессовестные, избалованные маленькие женщины. И почему, Марио, ты настолько смазлив? От твоего внешнего вида, чую, будут одни проблемы.

Ладно, полюбуюсь богиней в другой раз, а сейчас мне пора на занятие.

– Калеруега, ты на работе? Вот так сюрприз.

Кажется, прозвучала моя фамилия – что-то похожее я читал в паспорте. Оборачиваюсь и вежливо здороваюсь с коллегой, спрашиваю, хороши ли у него дела. Учитель слегка выглядит опешившим, кивает, растеряв все слова, и направляется куда шел. А ведь Марио не особо был хорош по части общения с коллегами. Не могу сдержать ухмылки. Будет весело.

Но почти сразу устало хмурюсь и зажимаю пальцами переносицу. Хочется домой и под одеяло, хотя бы на несколько дней.

Ох, ладно. Легонько бью себя по щеке и заставляю взбодриться. Итак, я школьный учитель.

Встав у окна, заглядываю в свой кожаный бурый дипломат и нахожу материалы к урокам на английском языке, расписание, где в таблице имеется строчка с номерами всех кабинетов. Ну, кажется, с этим разобрались – я учитель английской литературы в билингвальной школе Лас Альтурас. В школе для элиты и двадцати девяти стипендиатов.

Уже на месте прочитываю конспекты внимательней и нахожу кучу ошибок в английской грамматике. И с разбором известного произведения Колин Маккалоу я не согласен. Пусть каждый волен выбирать свою жизнь, но муки выбора главного героя, считаю, достаточно обоснованными. Я, может быть, и не так силен в литературе, в конце концов преподавал историю искусств, но даже я понимаю, что долг священника – это бессмертный результат выбора, который он принял когда-то, основываясь на своей вере в праведное, и бессрочная ответственность, которую возложил себе на плечи. А вообще, я не люблю это произведение.

Готовлюсь к первому в своей жизни испанскому уроку, но на деле оказывается, что мой "предшественник" не особо был умен и владел английским на удовлетворительном уровне.

Весело усмехаюсь, ничего не может быть проще. Уж я-то знаю побольше этого горе-учителя.

За минуту до начала урока лезу в интернет и нахожу статью про образование в Испании. Быстро пробегаюсь глазами по общим сведениям, сохраняю страницу для более детального изучения и поднимаю глаза на ребят. Что-то они расшумелись, разве урок не начался еще три минуты назад? Каждый занят своим делом, а кто-то сидит прямо на парте и громко болтает с одноклассником. Марио у них что, не в авторитете?

– Сидеть спиной к учителю – это новая форма уважения? Почему я о ней не слышал? Парень, я к тебе обращаюсь. Будь добр, встань.

Парень, забравшийся на парту, поворачивается медленно и с прищуром недоуменных глаз.

– Это ты мне? – весело спрашивает негодник. – Брось, Марио, что я тебе сделал?

Глава 5. Амбар

За девять минут до начала занятий.

У входа в уборную сталкиваюсь с весьма занимательной особой. Красивая безумно, серо-голубоглазая блондинка-диснеевская-принцесса. Но в самом простом топе, кофте с капюшоном, джинсах и кедах – вся в черном. Будто правила ей не писаны, а школьная форма для дураков. Я пока не знаю ее, но знает ли она меня?

Лучший ход – пройти мимо, что я и делаю, но она неожиданно сама заговаривает со мной. Я оборачиваюсь, она нет. Уходя уверенно по коридору, бросает безразлично, но вместе с тем как будто бы предупреждает:

– Осторожно, не споткнись. В первой кабинке воняет дерьмом, лучше идти сразу в последнюю.

Я не понимаю смысла слов девушки, пока не вижу всё собственными глазами. В первой кабинке две девчонки издеваются над третьей. Я невольно смотрю в сторону выхода: диснеевская принцесса знала и ничего не сделала?

– Ты жалкая сучка, решила, что можешь смотреть на меня свысока? – Брюнетка окунает голову девушки в грязную воду, и испуганные пальцы лихорадочно цепляются за бока унитаза. – Какая из тебя королева? Ты неудачница!

Дверца распахнута, задиры действуют в открытую. Но одна агрессивнее, вторая – русые волосы до плеч – как группа поддержки, просто устрашающе стоит рядом, однако в движениях неловкость. Ей будто неуютно здесь находиться, она с удовольствием отказалась бы от экзекуции. Но первая в ударе, со всей дури бьет пощечиной по побелевшему лицу и снова макает свою жертву в воду.

Усиленно соображаю: как бы поступила Амбар?

– Эй, девочки, вам на урок не пора? – мой голос тяжелее и мрачнее, чем обычно. – Какого хрена вы творите?

– Амбар, милая, иди куда шла, – коротко мазнув по мне взглядом, сдержанно говорит та, что с большими серыми глазами и прямыми черными волосами. Вторая по-прежнему подпирает спиной кабинку и на меня косо поглядывает:

– Что, интересно? – с вызывающим видом спрашивает она меня. Так, будто я нанесла ей личную обиду. – Любишь такое? Тебе никогда не нравились жалкие, присоединишься?

Не успеваю ничего ответить, только сделать шаг вперед, чтобы это прекратить, как входит еще одна мисс-из-коллекции-Барби и приводит всё в порядок. Громко сказано. Просто прекращает этот суд:

– Что ты делаешь, Бланка? – шипит она сквозь зубы, но почти спокойно. Посмотрев на меня равнодушно и немного удивившись, что я здесь стою, продолжает: – Из ума выжила? Отпусти ее. – Но только я думаю, что эта школьница нормальная, она меня тут же разочаровывает: – Она не на стипендии. Ты не можешь прямо тут ее истязать, а если кто из учителей зайдет.

"Подружки", – закатываю я глаза. Складываю руки на груди.

– Мне всё равно, она должна мириться с моим уставом, – пожимает плечами эта Бланка, но всё же перестает удерживать голову девчонки. И пока та жадно ловит ртом воздух и в нервном припадке захлебывается в остатках проглоченной воды, упрямо заглядывает ей в лицо и сладко предупреждает: – В прежней школе, может быть, ты и была чьим-то кумиром, в чем я сильно сомневаюсь, но здесь ты обычная дворняжка. Соплячка, – припечатывает она безжалостно. – И деньги твоего отца здесь ничего не решают, ты чужая. Еще раз попытаешься клеиться к моему парню, я тебя утоплю, это ясно?

Бедняжка истерично кивает, вода капает с ее лица и светлых волос, и форма намокает.

– Как у тебя вообще мозгов хватило попытаться присвоить чужое? – с презрением заявляет подружка и равнодушно отворачивается. Она так похожа на меня: у нее такие же кудрявые каштановые волосы, карие с серым глаза, тот же разлет бровей. Но сходство только в этом.

В туалет заходит какая-то рыжая школьница и становится свидетелем последнего удара Бланки. Я внутренне сжимаюсь, потому что думала, что всё уже позади, а эта негодяйка добавила еще финального предупреждения.

– Что встала? Свали в сторону, стипендиатка.

Побледневшая девушка немедленно отскакивает к стене.

Наконец трио подруг уходит; растрепанная и мокрая отверженная школьница испуганно смотрит на меня и, быстро подскочив, убегает в коридор. Неловкая тишина: я и незнакомка остаемся вдвоем. Я ничего не спрашиваю, потому что пока не имею представления, что сказала бы в этой ситуации настоящая Амбар. А девушка молчит, потому что не хочет лезть на рожон, и первая заскакивает во вторую кабинку.

Размышляя над увиденным, направляюсь к последней, как мне и советовали. Я в свое время хоть и училась в похожей, тоже элитной, но эта школа чересчур кровожадна, распущена и переполнена коронованными злодейками. Это уже второй инцидент травли за утро, и ведь я даже до класса не дошла.

***

Вхожу в аудиторию, где сейчас должны заниматься старшеклассники. Кругом знакомые лица. Трио, девчонка с медно-каштановыми волосами и белокурая принцесса в черном капюшоне.

Учитель опаздывает. Но, глянув на время, понимаю, что есть еще две минуты.

Многие из присутствующих быстро опускают глаза, едва натолкнувшись на мой взгляд. Будто боятся, что проглочу их живьем. Не могу определиться, куда сесть. Диснеевская принцесса, заметив это, сухо бросает:

– Чего застыла? Падай скорее.

И по тону девушки я понимаю, что мое место рядом с ней. Мы подруги? Если принять ее слова у туалета за жест доброй воли, похоже, что так и есть.

– Марио отошел, не парься.

Я гляжу на стол преподавателя, открытую крышку ноутбука, дипломат стоит на краешке стола, а стильный клетчатый пиджак висит на стуле. Занимаю соседний с блондинкой стул и улыбаюсь ей.

– Что с тобой? Скулы свело? – хмыкает она, указательным пальцем лениво листая что-то в своем планшете.