Смоленская Русь. Экспансия

© Алексей Янов, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Глава 1

После отъезда Изяслава Мстиславича «в отпуск на юга» я, уже в новом статусе князя-наместника, был вынужден передислоцироваться на левый берег Днепра в Свирский терем. В Заднепровье, в моём тамошнем покинутом дворцово-производственном хозяйстве, поставил главным верного мне дядьку-пестуна Перемогу.

В первый же день, в то время, когда челядь перевозила с места на место сундуки и узлы с вещами, я вместе с небольшой кавалькадой конных разведчиков, приодетых по случаю в полные доспехи, проехался по улочкам Окольного города. Нужно было во всей красе показать себя свету.

Смоленск стал многолюден как, наверное, никогда прежде. Откуда и народу столько взялось? Горожане и приезжие бродили по улицам толпами. Серо-чёрная людская масса разбавлялась изредка нарядными шубами вельмож. Вместе с тем из-за срочного отъезда князя с большей частью дружины чувствовалось, что обстановка в городе нервная и несколько напряжённая.

Тем не менее торговля, получившая от меня живительный пинок в виде латунных монет и новых товаров, процветала. Торговые ряды, засыпаемые охапками снега, по-прежнему, словно и нет зимы, ломились от всякой всячины, к которой добавилась убоина.

Меня приостановила группка молодых боярских дочерей, о чём-то щебечущих у распахнутых ворот боярских хоромов. Они были в дорогих парчовых одеждах, подбитых мехом, и в синих шапочках с меховой опушкой. С раскрасневшимися то ли от холода, то ли от смущения лицами девчата у меня поинтересовались на предмет того, появлюсь ли я на гуляньях по случаю дня какой-то Катерины-санницы, покровительницы невест. В этот день, оказывается, принято гулять, гадать и кататься на санях. Ну его к лешему такие праздники, подумалось мне, не успеешь и глазом моргнуть, как оженят на ком-либо. Вежливо отказался, отмазка у меня железная появилась – я теперь был не каким-то княжичем, а целым «подручным» князем своего отца Изяслава Мстиславича, да к тому же ещё и его наместником. А вы мне тут, понимаешь, предлагаете подростковые забавы!

Около полутора часов таким вот макаром неспешно курсировали по улицам города. Снегопад ещё больше усилился. Наконец, мы все, с ног до головы засыпанные снегом из-за разыгравшейся не на шутку вьюги, покинули Окольный город и въехали на территорию Свирского детинца.

На подворье помимо «радушных» цепных псов нас встречала суетящаяся дворня, частично разбавленная моей заднепровской челядью, единственным желанием которой было угодить своему новому хозяину. Весь «трудовой коллектив» дружно падал в ноги, отказываясь самостоятельно подниматься, несмотря на мои настойчивые просьбы. Ну и так далее, всячески проявляя своё низкопоклонство.

Вечером того же дня в гриднице собрались представители главных боярских родов города. Практически все они были моими компаньонами, только вовлечённые в совместный наш с ними бизнес с разной степенью интенсивности. Но в Паевом торговом товариществе состояли все без исключения лично или через своих доверенных купцов. На эту встречу также заявились смоленский епископ вкупе с игуменами нескольких пригородных монастырей.

С отъездом князя охрана дворца поменялась, и теперь вельмож встречали расквартированные здесь бойцы первой роты первого батальона первого Смоленского полка. Размещались они здесь на ротационной основе. Через неделю их должны будут сменить бойцы того же батальона, но уже из второй роты и так далее. Первым батальоном командовал Улеб, он, соответственно, пробудет в этом дворце ровно три недели, а потом будет заменён комбатом-2. В Ильинском подворье на аналогичных условиях встала двадцать пятая рота девятого батальона третьего Смоленского полка под началом комбата Твердилы. Хоть комбат-9 никогда не просыхал, но и на службу откровенно не забивал, делегировав большую часть своих служебных обязанностей своим ротным командирам.

Вельможи нескончаемой чередой заходили и рассаживались по лавкам, ждали моего появления. Я в это время в компании своих дворян находился в ныне опустевшей светлице князя.

Дворянам было объявлено о том, что я освобождаю их от ненужных мне должностей «меченош», «конюших» и прочих сомнительных «спальников». Охрана у меня теперь из пехотинцев, а поить-кормить-одевать меня и челядинцы смогут. Поэтому для них я придумал новые должности и иные места приложения их трудовых усилий.

Ещё раньше из состава моих дворян убыли спальник Корыть, подавшийся в науку, спальник Веруслав, возглавивший заводское правление и училище (ПТУ) при металлургическом заводе, четверо из пяти «пороховщиков» без остатка «растворились» в химических производствах, пятый, Нил, заделался математиком. Теперь же пришла пора и остальных, так и не поддавшихся искушениям научно-преподавательской и естественно-испытательной деятельности, распределить по более вменяемым и понятным мне должностям.

– Все вы, друзья мои, с сего дня начнёте новую для себя службу! – начал я своё выступление. – Неволить никого не буду, но поработать некоторое время на новых должностях вам придётся! Потом тех из вас, кому новая служба не понравится, я переведу туда, куда вы сами того пожелаете, обещаю!

Дворяне были само внимание, все как один навострили уши и затаили дыхание.

– Ты, Борислав Немунич, больше не конюший! Отныне станешь моим управляющим и должен будешь создать новую организационную структуру – Управление при князе. Она в себя будет включать две отдельные службы: первая – Служба по делам князя (включающая штат моих личных помощников) и вторая – Служба охраны.

– Вот, держи, управляющий, – стоявшему на вытяжку по стойке смирно Бориславу я передал несколько исписанных мной листов бумаги. – Здесь я расписал тебе то, как мне видится функционирование этого твоего управления. Сразу хочу тебя успокоить, всё, что здесь мной написано, быстро на практике ты осуществить не сможешь. Поэтому поспешай не спеша и начни со службы моей охраны. Отныне тебя должны слушать и подчиняться всем твоим требованиям дежурные охранные роты в моих дворцах, а также их командиры, кто бы они ни были – от звеньевого до полковника. Очень важную и ответственную, Борислав, возлагаю на тебя задачу!

– Слушаюсь, княже! – Борислав, на манер моих пехотинцев, козырнул, поднеся свою пятерню к непокрытой голове. Ну, на эти мелкие условности я внимания не обращал, фуражки здесь ещё не в ходу.

– В штате твоего управления будет состоять мой личный секретарь с помощниками, точнее с будущими помощниками. Даю тебе, Борислав, на ознакомление с документами ровно сутки! Завтра в это же время доложишься, что тебе понятно, что нет. В чём смогу – помогу и подскажу.

– Всё ясно, Владимир Изяславич.

Борислав выглядел довольным донельзя, похоже, очень уж он впечатлился своей новой должностью.

– Николай Башмаков! – гаркнул я на примостившегося на краюшке лавки парня пятнадцати лет от роду. Тот вскочил, как ударенный током.

– Слушаю, Владимир Изяславич! – протараторил он, преданно, по-собачьи, поедая меня глазами.

– Чем последний месяц при мне занимался, то и будешь продолжать делать, но уже получая зарплату десять латунников в месяц!

Всегда живой и подвижный как ртуть Николка замер, как будто впал в каталептический ступор. Ещё бы, сын простого городского сапожника не только всегда будет при князе, что уже само по себе великая честь, но будет ещё и бешеные по нынешним временам деньги получать.

– Усади ты его, наконец, на лавку! – обратился я к стоявшему рядом Бориславу.

Но тут Николка сразу ожил и кинулся ко мне в ноги, благодарить своего благодетеля. Успокоился через минуту, когда его бывшие дворяне еле-еле отняли от моих сапог и, держа под мышки, посадили обратно на лавку. Когда все успокоились и умолкли, я продолжил.

– Следующий у нас по списку…

Спустя полчаса выдал всем сёстрам по серьгам. Объявил также об учреждении ещё одного важнейшего ведомства – Главного военного управления (ГВУ), правда, с пока ещё вакантной должностью управляющего, но зато сразу с тремя службами: хозяйственной во главе с Братило – сыном княжеского истопника, Особой военной службой (ОВС), верховодить которой теперь будет мой бывший спальник Тырий, Военно-технической службой (ВТС) под руководством бывшего меченоши Нерада.

К этим пока ещё эфемерным службам прилагались такие же существующие пока только на бумаге отделы: «военного строительства», «вооружений», «резервистов и призывников», «материального обеспечения (питание, вещевое довольствие)», «кадрово-аттестационный» – все входящие в структуру хозяйственной службы; «военной разведки и контрразведки», «специальных войск», «политический отдел» – все в составе Особой военной службы (ОВС); «оборонного заказа» и «технического контроля (проверки качества)» – в ведомстве военно-технической службы (ВТС).

Кроме того, всем службам в обязательном порядке были приданы финансово-кадровые отделы, их я поручил сформировать, а потом возглавить «математику» Нилу.

Остальных своих дворян – Люта, Усташа, Вертака и Вторижа, излишне боевитых и плохо подходящих для системной управленческой работы, – я отфутболил в гнёздовские полки. Там для них самое место! Им я выдал нашивки с буквами «ПП», что у меня означало помощник полковника, или подполковник, и направил их на помощь зашивающимся действующим полковникам, с обязанностями адъютантов-преподавателей. Дело в том, что мои полковники, бывшие княжеские десятники, всё ещё оставались малограмотными, и их следовало срочно подтянуть в этом направлении. Адъютантов-подполковников в конфиденциальной беседе я заверил, что эта их должность временная, максимум на год, а потом они сами смогут единолично возглавить батальоны и полки, чем их сильно обрадовал.

Несколько дней спустя наметил ещё две точки роста. Были созданы Военно-промышленное управление (ВПУ) под началом Веруслава. Он теперь стал у меня многостаночником, так как от работы в заводском правлении и в училище (ПТУ) я его не освобождал. Начальником химической службы при ВПУ стал главный гнёздовский химик Прибиш. Пороховой отдел при этой же службе возглавил «советник» Клепик Василь. Оружейную службу при ВПУ с отделами: «пушкарским», «ручного огнестрельного оружия», «корпусов гранат, мин, снарядов», «бронным», «холодного оружия» – возглавили мастера-пайщики СМЗ, при этом по-прежнему оставшись работать на действующих производствах.

Все эти новые структуры существовали пока неофициально, так как мной не было ни подписано, ни тем более обнародовано никаких нормативно-правовых актов, которые могли бы придать легальность новым учреждениям. ГВУ разместили в Гнёздово в одном из бараков, ВПУ – в пустующем амбаре при металлургическом заводе, а УПК были выделены комнаты во всех моих теремах. И заработали хоть как-то приемлемо все эти управления, службы и отделы тоже далеко не сразу – более или менее они «раскочегарились» спустя многие месяцы, после периода долгого и напряжённого, я бы даже сказал, кропотливого ковыряния в моих нервах. Но иного выхода нет: с тиунами и прочими огнищанами нам было не по пути!

А через неделю я вспомнил о здравоохранении, в приложении к санитарно-карантинным баракам, и организовал очередную «бумажную» службу на вырост: образования, книгопечатания, науки и здравоохранения, отдав её под патронаж «учёного-естествоиспытателя», бывшего спальника Корытя.

В этот вечер обстоятельно побеседовать с будущими управленцами и адъютантами не получилось. Неожиданно раздался деликатный стук в дверь. Получив разрешение, в дверной проём вошёл и сразу, как положено, вытянулся пехотинец с нашивками взводного на жёлтом поле сюрко. Это был молодой человек лет восемнадцати с гладко выбритым лицом. В отличие от княжеской дружины что-либо отращивать у себя на лице в пехотных войсках Устав разрешал только в званиях от ротного и выше, все остальные были вынуждены регулярно бриться, если, конечно, не хотели схлопотать наряды вне очереди. В походах это правило, конечно, так строго не соблюдалось.

– Княже! Разреши обратиться?

– Слушаю тебя, взводный.

– Бояре с попами все в сборе!

Стоило лишь войти в гридницу, как все бояре встали, приветствуя меня поклоном. Один лишь епископ продолжал как ни в чём не бывало восседать на своём обитом бархатом персональном кресле.

– Господа бояре! – поклонился на три стороны. – Рад вас всех видеть! – поздоровался сразу со всеми присутствующими.

– Здравствуй, святой отче, – в отдельном порядке подошёл и облобызал волосатую длань священника, за что, с плохо скрываемой неприязнью, был осенён крестным знамением.

«Недолго тебе кочевряжиться осталось, – думал я, рассматривая этого сноба в ризе, – дай мне только несколько месяцев подтянуть новое пополнение рекрутов, и потом при моём появлении ты на коленях будешь ползать!»

На большинство этих деятелей от церкви, погрязших в ростовщичестве, массово холопящих в своих монастырях православных людей, наплевав на все заповеди Божьи, я просто не мог спокойно смотреть. Потому как знал, что дальше будет ещё хуже: когда истерзанные усобицами русские земли обратятся в пепелища под копытами степной орды, эти деятели, получив от монголов налоговые преференции, с радостью провозгласят Батыя царём, а главного предателя Ярослава Всеволодича признают святым.

Я вернулся назад, плюхнувшись в своё кресло. Сидящие на лавках бояре притихли, выжидающе смотрели на меня. Алексий сидел, опершись обеими руками о посох, и в мою сторону даже не смотрел, игумены перебирали чётки и тоже помалкивали. Вероятно, открывать заседание придётся мне.

Откашлявшись, я начал свою речь:

– Я, как наместник нашего князя Изяслава Мстиславича, буду самостоятельно, точнее при помощи княжеских ключников, тиунов и огнищан, заведовать дворцовым хозяйством и всеми делами в княжеских уделах и волостях. Кроме того, готов вместе со смоленским тысяцким отвечать за оборону города, случись такая надобность, а за все остальные дела я не в ответе!

Бояре уже хотели было разродиться гулом, но я его успел перекрыть своими следующими словами.

– Не спешите, не совсем правильно я выразился! Остальные княжеские обязанности, как то формирование новых погостов, назначение судей, тиунов, таможенников в городах княжества и иные дела предлагаю передать Боярской думе. До чего вы на этой думе договоритесь большинством голосов, то я и завизирую. Но только при условии, если принятое решение меня будет устраивать, в противном случае ничего подписывать и скреплять печатями не буду! В таком случае будете дожидаться князя и уже с ним решать спорные вопросы. У меня много других дел, а потому прошу вас меня избавить от всех этих мелочных вопросов. – Хотел ещё добавить незабвенные слова ЕБээНа «берите суверенитета столько, сколько хотите», но промолчал, всё равно не поймут.

Такая постановка вопроса боярам явно пришлась по душе. А я про себя лишь злорадно усмехался, думая о том, что пусть вельможи напоследок немножко потешатся, а мои управления, отделы и службы поднаберутся опыта, потом я их поменяю местами. Лояльных бояр инкорпорирую в свои новые властные структуры, а остальных или разгоню «по-хорошему», или же разметаю в клочья, но уже «по-плохому», время покажет. И тратить сейчас это время на пустые вопросы и разговоры с моей стороны было бы крайне недальновидно.

– Что вы, бояре, притихли? Или не хотите мне помогать?

Епископ стукнул посохом.

– Не пристало тебе, княже, дела так весть! Спокон веку иначе заведено, и не тебе всё переиначивать!

– Мудрые твои слова, святой отче! – я закивал головой. – Но только если с думцами буду каждый божий день заседать, то боюсь, что другие мои дела встанут.

– А нам какая печаль? – Алексий зловредно улыбнулся.

Тут большинство бояр вскочили и коршунами налетели на епископа, напрочь позабыв о его священном сане. Они несколько минут изобличали епископа, поставившего под возможный удар их собственные шкурные интересы.

Наконец, искоса поглядывая на мою невозмутимую физиономию, бояре несколько успокоились, вновь рассевшись по своим местам.

– Владыко, я ведь думаю расширять производство парафиновых свечей, а заодно для матери нашей церкви цены на них снизить. Но если вам сии свечи не нужны, то…

Епископ сразу переменился в лице.

– Потребны! – И даже пристукнул посохом. – Дело это богоугодное, и здесь ты прав, и мирские заботы тебя сильно не должны отвлекать!

– Ну вот, святой отче, и замечательно! Из числа бояр-думцев есть кто против Боярской думы? – Чтобы не разводить дальнейшую демагогию я поставил вопрос ребром.

Как и следовало ожидать, возражающих не нашлось.

Потом вся эта честная компания со мной во главе переместилась в трапезную.

Ночное застолье я покинул в числе первых, наплевав на все условности. К моим экстравагантным поступкам и прочим не менее оригинальным делам местные уже давно привыкли, а потому никто не удивился такому поведению нового наместника.

Две служанки, воспользовавшись отсутствием беременной Инеи, не пойми как оказались в моей кровати и наотрез отказывалась её покидать. Впрочем, я настолько устал от переезда, что сил бороться с чем бы и кем бы то ни было совсем не осталось, ну, почти совсем…

Первая неделя моего наместничества прошла для меня очень тяжко. Бояре, по давно заведённой традиции, прибывали в терем с самого раннего утра. Приезжали они или в санных возках, или верхом на конях, сдавая свои «транспортные средства» своим же слугам, неотлучно сопровождающим хозяев. Слуги отводили боярских лошадей в пустующие княжеские конюшни, а сами шатались по подворью, точа лясы с моими челядинниками. Бояре же целенаправленно направлялись в терем, расползаясь, как тараканы, по коридорам, гриднице и горницам. Если бы такой бардак творился на моём Ильинском подворье, то я бы точно не стал дожидаться лета, постарался бы прямо здесь и сейчас взять все бразды правления в городе в свои руки.

Из-за непрестанного шума, издаваемого громогласными глотками бояр, терем превращался в филиал сумасшедшего дома. Происходящее запомнилось мне нескончаемым потоком разговоров, славословий, шумом и хмельным угаром. Ежедневно я вёл долгие муторные разговоры с городским нобилитетом. Приходилось игнорировать или пропускать мимо ушей раздающиеся с разных сторон тонкие намёки на толстые обстоятельства, не давая себя втравить во всякие мутные политические группировки. Адекватно со мной боярству можно было поговорить разве что по предпринимательским делам. Здесь я был дока, чувствуя себя как рыба в воде, и активно шёл на контакт.

Но всё-таки с горем пополам работа Боярской думы наладилась, и моё постоянное присутствие на этих сборищах уже не требовалось. У нас с боярами установился новый обычай. Думцы самостоятельно собирались в Свирском тереме через день и в моё отсутствие выносили свои предварительные решения по различным вопросам. А решались ими в основном дела, по моему разумению, не стоящие и выеденного яйца, особенно в свете того, что в будущем я собирался всё переиначить на свой лад. Поэтому ну какое мне, спрашивается, дело до земельных споров, расширения боярских наделов за счёт закабалённых жителей соседних свободных весей и тому подобной грызни. Вскоре всё это будет нивелировано, ну а если вдруг у меня ничего не получится, то история просто пойдёт по своему привычному пути, и станет неважно, превратилась ли вервь Гадюкино в боярское село в 1234 году, или это произойдёт спустя два-три года… двадцать лет – без разницы!

Оттого на земельные захваты боярами свободных общин я смотрел сквозь пальцы. Лишь бы только они поменьше меня донимали, давая возможность заниматься своим собственным производством. Микроскопическое уменьшение доходов казны из-за некоторого сокращения налогооблагаемой базы меня тоже трогало мало, так как мои доходы уже превышали все княжеские сборы вместе взятые. Поэтому, в отличие от прежнего прижимистого князя, боярам был очень выгоден такой щедрый наместник, без особых проблем и возражений удовлетворявший их земельные аппетиты. В общем, всё у нас с боярами вершилось к обоюдной выгоде сторон.

И теперь один раз в две недели я устраивал общий сбор думцев, где председательствовал и рассуживал все эти их «пленарные постановления», шлёпая печатью направо и налево. Все были счастливы!

И едва только наладив работу думцев, я тут же взялся за старое – принялся в ежедневном режиме навещать своё Заднепровское подворье, пропадая там днями напролёт. Больше некому было ограничивать моё времяпрепровождение на СМЗ. Мне было почти пятнадцать, что в глазах местной общественности означало полное совершеннолетие, особенно с учётом отъезда князя. Это событие автоматически повышало мой статус, превращающий меня в самостоятельную фигуру – князя в полном смысле этого слова. Этими обстоятельствами я и воспользовался на всю катушку, «зажигая» по полной на заводе.

За лето существенно расширили орудийный цех. Теперь он, по сути, превратился в отдельный завод со своими доменными и пудлинговыми печами. Модернизировали старые цеха. Теперь на СМЗ в общей сложности было четыре доменные печи.

К тому же теперь зима не была большой помехой. Воздушные двигатели с лихвой заменили бесполезные в стужу водяные колёса. Перевод на новую механическую тягу воздуходувок, молотов, а также реконструкция доменного и печного оборудования стале- и железолитейного цехов заняли практически всю осень. Тем более что заготовленные запасы руды полностью исчерпались уже к концу лета. В пусконаладочных работах я принимал самое активное участие.

Сегодня, после технического перерыва, предстояло перезапустить доменный процесс на новой, модернизированной производственной базе. Благо, что и руды на складах удалось за осень поднакопить.

Утро выдалось морозным и ясным, но одновременно то ли с неба, то ли с деревьев сыпался совсем мелкий, редкий снежок. Будем считать это хорошей приметой.

Все главные действующие лица были в сборе. С моего одобрения мастер даёт отмашку – начинается загрузка угля. От угольного бункера и до домны выстраивается цепочка рабочих, и, передавая друг другу, по их рукам пошли полные ведёрки с углём. Угля загрузили в общей сложности почти тринадцать тонн. Вслед, аналогично углю, в печь посыпалась заранее размельчённая, обожжённая руда и прочие присадки.

Вот и всё, домна готова к задувке! Мастер даёт команду:

– Включаем воздуходувки!

Как всегда медленно, но уверенно набирая обороты, заработали воздушные двигатели, в другой истории известные как двигатели внешнего сгорания Стирлинга.

– Сопла открыть! – отдаётся очередная команда.

Рабочие-доменщики сноровисто вынимают задвижки и по соплам – трубам, с сильным шипением, в домну начинает поступать воздух. Он через клапан холодного дутья с резким шумом врывается в каупера. Задувка пошла! Температура начинает расти, через полчаса поступает новая команда:

– Открыть клапан горячего дутья!

От горячего воздуха домна вдруг тяжело и громко загудела. Из печи вырвалось облако угольной пыли, которое тут же сменяется сизым дымом над трубой. Плавка началась!

Постояв ещё немного, я удаляюсь в терем. До вечера ничего интересного тут не должно происходить. После первой рудной засыпки через каждые двадцать минут будут добавляться в печь новые порции угля, руды, известкового камня для флюса, а также несколько килограммов мелкого чугуна в крошьях.

Во дворце время пролетело быстро. Поужинав, я вновь спешу на СМЗ, чтобы увидеть «файер-шоу».

Литейный двор заметно выделялся на общем фоне. Его интенсивно освещали пылающие повсюду костры. Ранние декабрьские сумерки заполошно метались, неизменно отступая под напором яркого пламени.

Немного припоздал. Из шлаковой лётки уже вытекал первый расплавленный, пышущий огнём шлак.

– Желоба подготовлены, скоро чугун пустим! – встречает меня мастер – начальник третьей, ночной смены.

Я перевожу взгляд на желоба, прикрытые железными листами, на которых горит уголь. Это было сделано для того, чтобы чугун раньше времени не остывал.

– Не забыли желоба известью обмазать? – уточняю на всякий случай.

– Ничёх не позабыли! – с нотками праведного возмущения в голосе отвечает мастер, являющийся к тому же ещё и миноритарным пайщиком СМЗ.

Через некоторое время он уже обращается к группе рабочих:

– Хватит языками чесать, облачайтесь!

Горновые рабочие, помогая друг другу, одеваются в защитные халаты, перчатки и войлочные шапки. Вооружившись ломом с кувалдами, они подкрадываются к чугунной лётке. Далее следуют осторожные, но в то же время сильные, выверенные удары. Лётка крошится. Рабочие отскакивают, их разом освещает ослепительное белое пламя.

Огненной шипящей рекой чугун врывается в желоб, заботливо укрытый сверху разогретыми железными заслонками. Народ что-то радостно и возбуждённо кричит.