Жили-были

Дизайнер обложки Татьяна Яновна Струкова

© Татьяна Яновна Струкова, 2025

© Татьяна Яновна Струкова, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0065-8509-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Встречая новый день

На лугу пахло свежеумытой травой, скромно распустившимися цветочками и спокойствием. Шла я по этому лугу не торопясь, каждой клеточкой своего организма впитывая нехитрые ароматы, состояние душевного равновесия, покоя и умиротворения наполнило меня полностью, не оставляя места для заботы, проблем и вечной спешки.

Капельки росы, собравшиеся на травинках, листиках подорожника, всяких полевых цветах, как маленькие солнышки светили мне прямо в лицо, и я прикрыла ладонью глаза от этой яркости.

Шагах в двадцати в траве защебетала птица, поскольку я не знаток птиц, опознать её по голосу, а подойдя поближе, и по оперению, не смогла. Но пение её вписывалось в идиллическую картину как пазл встаёт в сложенную картину, последний, практически до щелчка. Птица мне понравилась, я захотела рассмотреть поближе, шаг, другой. Вот уже видны серенькие пёрышки и желтовато-серенькая грудка.

Мою медитацию грубо нарушил звонок мобильника, любимая мелодия когда-то знаменитого шлягера показалась чужеродной в этот момент, хотелось выключить, стереть с картины лишний мазок. Будильник как вестник из потустороннего мира.

Начался новый рабочий день, в котором нет места природной тишине, пению птиц и ароматам утренней росы. Стряхнув мечты, полудрёму и ощущение беззаботности, одев форменную одежду, отправляюсь на рабочее место.

Ровные шкафы с одинаковыми ручками, папки с бумагами, систематизированные базы данных в бумаге и электронных файлах, усталый компьютер, исписанный ежедневник, в котором методом палимпсеста нанесены даты, события, расписания совещаний и встреч, заданий и напоминалок.

Голоса приходящих на рабочие места коллег даже отдалённо не напоминают пение птиц, а приходящие посетители не приносят запахов свежести, они пахнут проблемами, нетерпением, иногда безысходностью, часто нагловатостью и желанием решить свои проблемы росчерком пера и мановением волшебной палочки.

Кружка горячего сладкого чая мирит тебя с действительностью и разгоняет тепло по твоему, уже готовому к новым свершениям, организму. Добро пожаловать в новый день. Велком!

Подарок

Жизнь иногда преподносит подарки. Мой подарок перегородил дорогу к квартире, забаррикадировал входную дверь, выводил замысловатые рулады и что-то менять в этой ситуации не собирался.

Поскольку время сильно вечернее, усталость брала верх, нарастало непреодолимое желание раздеться, смыть в душе прошедший день, напялить теплые носки и выпить горячий чай, сидя на широком подоконнике, оборудованном для таких чаепитий мягким матрасиком и пушистым пледом.

Пока я топталась и перекладывала пакеты из одной руки в другую, подарок открыл глаза и начал меня разглядывать. Решила действовать грубо и дерзко, на повышенных тонах:

– Господин, товарищ, барин! Не соблаговолите ли Вы…

– Да, конечно, только соберу волю в кулак и встану. Выспался хоть, первый раз в таком спокойном подъезде. Никто не прогнал и не ударил.

С этими словами он уже сидел, пытался вставать, но получалось плохо. Может зря на человека наехала?

Странно, но подойдя поближе, я не услышала запаха, присущего бомжам, одежда, конечно, запачкана, но видно, что еще недавно она имела более презентабельный вид.

Вблизи подарок оказался человеком преклонного возраста, одет в несколько несуразных слоев одежды: в расстегнутом пуховике видна жилетка от костюма-тройки, застегнутая на две пуговицы, третья болталась на честном слове и свою функцию исполнить не могла. Под жилеткой виднелась фланелевая рубашка в клетку, явно не из набора джентльмена с тростью. Кофта от спортивного костюма завязана на пояснице. Все это одеяние довершал безразмерный пуховик. Капюшон от пуховика выполнял роль как подушки, так и головного убора.

Проскользнув в квартиру, вздохнула с облегчением, разобрала пакеты, сходила в душ. Какое-то беспокойство не отпускало. Видимо мы в ответе за тех, кого получили, даже в качестве внезапного подарка.

Налив большую кружку крепкого горячего чая, смастерив несколько бутербродов с маслом, сыром и докторской колбасой, выдвинулась в подъезд.

Подарок уже собрался уходить, собирал какие-то пожитки в помятый пластиковый пакет. Я их раньше и не заметила.

Увидев меня, по-детски улыбнулся.

– Собрался уже, сейчас пойду.

– Может чай выпьете, согреетесь. Я перекусить собрала.

– Спасибо, дочка. Лишним не будет, стал забывать уже, как чай пить горячий.

Пил он, не торопясь, с чувством, проживая каждый глоток, прикрывая глаза от удовольствия, обхватив кружку двумя руками, боясь выпустить из рук. Выпив почти полкружки, взял в руки бутерброд, осторожно откусывал, долго пережевывал, запивал чаем, будто не хотел чаепитие заканчивалось.

Словно прочитав мои мысли спросил:

– Не торопишься? Я тут рассусоливаю.

– Мне торопиться некуда.

Вопрос сам сорвался с языка:

– Почему Вы спите в подъезде? Что-то случилось?

Он перестал жевать, вытер губы рукой, вздохнул:

– Это долгая история. Ничего уже не поделаешь. Привыкну. Спасибо, дочка, пойду я.

– Расскажите, или уже нужно уходить.

– Мне идти незачем и некуда.

Рассказывал он обстоятельно свою жизнь, только как-то отстраненно. Как взгляд со стороны.

Родился, учился, женился. Удачно, сначала народили сына, потом дочку. Молодой был, не ценил то, что имел. Семья держалась столько, сколько жена вытерпела. А как только выпорхнули дети из родительского гнезда, остались вдвоем с женой. Ушел он к молодухе, вскружила та ему голову, повелся на веселый нрав и молодое тело. Дети отвернулись, жена вычеркнула из своей жизни.

С молодухой квартиру купили, только как залог своей любви записал квартиру на нее. Тут и сказочке конец. Под венец не ходили, он ей никто и в квартире ему места нет. Занемог, тут то и выставил его из квартиры молодой да статный, только вещички по площадке раскидал. Что смог на себя надеть, то и сохранилось. Так и семью потерял, и квартиру, и уважение. Дети, внучка где-то без него живут, к ним идти стыдно, а больше голову приткнуть некуда. Сам виноват. Скитается уже месяц.

– Документы то сохранились? Паспорт?

– Нет, сказала, что выкинула.

– А как же пенсия?

– Не успел я ее оформить, да и не оформлю теперь.

Двоякое чувство вызвала у меня его исповедь. С одной стороны – собаке собачья жизнь. А с другой – если у собаки не хватило мозгов, в чем она виновата. Почему на ум пришла собака, а не кот, зебра или бегемот? Дилемма.

Сидели мы на лестнице долго, просто молчали, переживали рассказанную историю. Он, наверное, размышлял о том, что человек сам выбирает свою жизнь, только непонятно, чем этот выбор обернется. Возможно, возвращался в точку, когда можно было сделать другой выбор, но это как горизонт – видимая точка, которая удаляется от тебя по мере приближения.

Эта история нашла отклик в моей душе. Отец мой так же, пустив беса в ребро, ушел из семьи после двадцати трех лет брака к похожей молодухе. Только купленную квартиру предусмотрительно записал на себя. И молодуха у него пока в кулаке, и здоровье не подводит. Внуков у него пока нет, но думаю, он и не заметит их появления.

С момента описанных событий прошло уже больше трех лет. Эту историю я уже могу рассказывать в разных вариациях: трагичной, анекдотичной, оптимистичной.

Престарелый несостоявшийся герой-любовник является сейчас моим свекром, работает сторожем на складе, живет с нами и помогает воспитывать внука Тимура. И на его лепет из кроватки как-то ответил, что нельзя не жениться на девушке, если она делает вкусный чай и бутерброды с сыром и колбасой и называет бомжа господином. Но поскольку возраст у него был неподходящий, то на мне женился его сын Алексей.

Только хитрый дед умолчал, что мужа я нашла самостоятельно, когда, пожалев дедушку Савелия, отправилась разыскивать его детей, чтобы уговорить не бросать отца.

А вот почему Алексей решил- таки на мне жениться – тайна, одному ему известная. Но как-то под свечи, вино и тихую музыку он нашептал эту тайну мне на ухо, но пересказывать ее я не буду. Тайна должна оставаться тайной, как бы не хотелось ее узнать.

О наших любимых

Была у него одна особенность. Он любил себя как никто другой. Утром позволял себе поваляться часок -другой, томными глазами наблюдая как домочадцы снуют туда-сюда. Лишь когда в доме стихало неторопливо шел на кухню, прохаживался вдоль большого французского окна, если шел снег – зачарованно смотрел на кружащие снежинки. Если на улице осень – с тем же упоением смотрел на подхваченные ветром листья, слушал шелест жухнущей зелени, и скрип табурета, на котором сидел. Его не раздражали бьющие в окно огромные осенние мухи, внезапно ворвавшийся в форточку ветер. Все в жизни было размеренно и упорядоченно.

Сытно позавтракав, он огляделся. Лениво потопал к телевизору, раскинулся на диване, удобно подбив подушку. Что сегодня в программе? Не додумав эту мысль до конца, заснул. Проснувшись, повторил предыдущие действия несколько раз. Вспомнил, что скоро придет с работы Галина, улыбнулся про себя. Тепло разлилось внутри: «Классная она у меня, терпеливая, хозяюшка, люблю ее». Мурлыкая себе под нос какой-то хитрый мотив, потопал в ванную, осмотрел хозяйским взглядом помещение, сам себе подтвердил, что следы его утреннего визита Галиной убраны: полотенце ровно висело там, где должно висеть, туалетная бумага ровно стояла на полочке, зеркало не имело разводов и китайских иероглифов, которые он утром нарисовал мыльной водой из тазика. Да и самого тазика уже не было. Галина, оправдывая звание хозяюшки все прибрала до ухода на работу.

Громкий звук дверной щеколды ознаменовал приход хозяюшки домой.

– Взял бы сумки, – с укоризной произнесла усталая женщина, – эх ты…

Молча развернувшись, он с чувством оскорбленного достоинства прошествовал на диван и с умным видом уставился в экран телевизора. «Буду молчать, пусть помучается, дети не скоро придут. Воспитывать ее нужно, забывается иногда, вольной становится!».

– Студент ты у меня, ни забот, ни хлопот, – Галина уже беззлобно произнесла, зайдя в комнату, – за что тебя люблю – сама не знаю.

Повернувшись в профиль, он вел себя как египетская мумия на выставке скульптур: не шелохнулся.

Дети – сын и дочка пришли из школы часа через два, бросили портфели около порога, побежали переодеваться и умываться.

– Пойду хоть тетради проверю и дневники, – уверенно направился к портфелям, но вспомнив о чем-то более важном, изменил траекторию движения, свернув на кухню.

Оглядев всех присутствующих, немного их растолкав, занял свое почетное место за столом у окна: можно во время еды следить, что делается на улице.

Жизнь идет своим чередом. Дом – полная чаша, проблемы семьи – мои ли это проблемы? Главное – теплый бочок Галины, вкусная еда, тепло и уют в доме! Да, дети еще имеются, послушные. Чья это заслуга, если не моя?

Наступившие сумерки принесли в дом умиротворение и покой. Дети играли в своей комнате, Галина занималась хозяйством. И только он в очередной раз засыпая на диване, подумал: «Хорошо быть котом/мужчиной».

Когда у тебя вырастают крылья…

Я чувствовала себя птицей. Мои огромные крылья редкими взмахами удерживали в вышине. Мозг твердил: здесь должно быть холодно, но тепло окутывало как плед, потоки воздуха как теплые струи обволакивали каждое перышко. Видение из прошлой или будущей жизни.

Планирую, стараюсь как можно шире раскрыть крылья, даже мышцы от напряжения почувствовали легкую усталость. Сбросила ее с очередным взмахом.

Лазурь, ни единого облачка. Оглядываюсь по сторонам, и не вижу ни одного. Страх высоты и новой меня ушел, полет начинает завораживать, из груди вырывается крик удовольствия. Не узнала голос, но интонации никуда не делись. Удивление и эйфория от новых ощущений.

Научилась доверять своим крыльям.

Не меняя их размах, поймав поток, влилась в него, начала планировать вниз, где лазурь приобретает другие оттенки. С высоты все совсем другое. Снижаясь, вижу океан, слышу шум воды, много цвета и звуков.

Хочу почувствовать прикосновение воды, стремительно падаю вниз и лишь около самой волны раскрываю крылья. Капли воды попали на мои видоизменившиеся ноги, океан повеял влажностью. Это как влажными губами выпустить поток воздуха на зеркало. Сейчас бы на нем нарисовала себя новую.

Уже начинаю мысленно прикасаться к зеркалу, но до холодного стекла дотрагивается твердый коготь.

Другая реальность не хочет впускать меня и вздрогнув, взмахиваю крыльями. Рассеченный воздух становится густым, взмываю вверх для нового пике. Увидела солнце. Как я могла его не заметить? Огромное, сияющее, проглядывающее через перья.

Секунды до падения. Переживаю каждую. Глубоко вдохнув, обнимаю себя и начинаю падать. Сначала как в замедленной съемке, а потом все стремительнее. Над самой водой резко раскрываю крылья и самым кончиком правого крыла, как бритвой, разрезаю малахитовую гладь. Как ювелир одном точным движением. Одно перышко, отбилось от остальным, направив тоненькую струю прямо на меня.

Это была соль, горьковато-соленая капля попала на язык, впустив новые ощущения.

Внутренний толчок, и я села на кровати. Место в реальности нашлось не сразу. Во рту солоновато-горьковатый вкус, капля влаги на голой ноге и запах моря. Не хочется расставаться с послевкусием. Зеркало встретило меня как старого знакомого, подмигнув ему, выдохнула ему испаряющимся морским воздухом, нарисовала птицу. Несколько секунд она виднелась, но наступившее утро уже вступало в свои права, солнечными лучами превращая крылья в самые привычные руки.

Если я тебе не нравлюсь – застрелись, я не исправлюсь

Это девиз моего любимого дядюшки, который он с упорством воплощает в жизнь снова и снова. Возможно, в прошлой жизни он был милым крылатым осликом в горном кишлаке.

Во-первых, невероятное упрямство трансформировалось странным образом в его нынешнее состояние. Дух противоречия, вселяющийся в самый неподходящий момент, не дает ему спокойно жить и сосуществовать с родными, коих, к слову сказать, имеется предостаточно.

Приступы этого самого упрямства в условиях очевидной неправоты иногда доводят до смехотворных ситуаций, которые то и дело возникают на жизненном пути.

Кажется, если, намереваясь пообедать и направляясь на кухню в урочное время, услышит от любимой супруги:

– Павел, пойдем обедать!

Приступ упрямства уколет аккурат в пятую точку, траектория его движения резко изменится на противоположную, и голосом, приближенным к уверенно раздраженному, громко произнесет:

– Некогда мне, нужно еще…

Что еще и кому нужно, можно придумать, пока говоришь первую часть фразы.

Во-вторых, невероятное трудолюбие и выносливость, преобладали иногда над чувством собственного сохранения, не давая вовремя добраться до места ночлега и мягкой постели, и усталость брала верх еще на подступах к жилищу, отдавая в объятья морфея в непосредственной близости к кухонному столу. Да и бока от поклажи иногда натираются, но это не беда, имеется много мест и способов прилепить кусок пластыря или бинтика, который прилагается к поврежденным работой частям тела. Главное – довезти поклажу до домашнего очага.

В-третьих, кишлак – все-таки располагается где-то в горах, поэтому высота так волнует душу, позволяет видеть простор, знакомые до боли горизонты и ориентиры. Кишлак кишлаком, но любовь всяких высот не чужда нашему Павлу. Он то залезет на забор и с высоты птичьего полета обозревает окрестности. Правда слезть с забора грациозно не получается и смотри пункт 2 – приложим чего-нибудь к поврежденному органу, ну или на худой случай – пришьем оторвавшийся.

То, стремясь к высокому полету, забывает, что крылья ослика остались в прошлой жизни. Но крылья свербят-таки, не давая покоя, и все окружающие запомнили знаменательный полет на автомобиле, разогнанном до ста двадцати километров в час, пущенном в свободный полет с небольшой, но такой трехметровой высоты.

В целом же, ходя по жизни как по подиуму, Павел радует своих близких позитивным настроем, оптимизмом, гражданской позицией и добрым нравом. Но нет-нет, да и проявится тот самый крылатый ослик из горного кишлака, и кажется, на рукаве куртки видны участки серого меха, или это солнечные лучи так неудачно отбрасывают тень?

Иванов

История эта случилась в один из самых будничных дней и навсегда оставила след в памяти. Период, в который она произошла, можно охарактеризовать скупым официальным языком: судебная практика складывалась так, что сиротам, не имеющим жилья, и достигшим фатального возраста свыше 23 лет, ранее не обращавшимся в государственные органы за этим самым жильём, отказывали в постановке на учет, а собственно, и в предоставлении этого самого жилья. Отметим, что период этот длился недолго, но успел разрушить веру в справедливость нескольким возмужавшим юношам и обремененным детьми повзрослевшим девушкам.

Итак, собственно говоря, история.

Обычное серое двухэтажное здание прокуратуры, послеобеденное время, когда большая часть сотрудников возвращается из судов, с проверок, мероприятий, собирается в кабинеты, чтобы изложить увиденное и проверенное в рамки строго определенных документов, сформулировать свои мысли и привести документы в порядок. В нашем кабинете, как и во всех других, все сосредоточенно стучали по клавиатурам, и этот стрекот лишь изредка прерывали звуки принтеров и телефонов, короткие ответы и снова звуки клавиатуры.

В кабинет вошел запах, состоящий из неприятных обонянию букетов: немытое тело, какие-то нотки затхлого мусора и вчерашних неприятностей. Сам носитель этих ароматов зашел позже.

– Можно? Мне только спросить…

Противоречивые чувства вызвал во мне этот странный посетитель. Аккуратная, но явно несвежая одежда, немного не по размеру пуховик, по при этом какое-то благообразие, если можно применить это уже почти забытое слово. Лицо его было открытое, по-детски беспомощное, голова на худой шее, как одуванчик, готовый пустить в полет свою пушистую шапку, чьей-то небрежной рукой воткнутый в вазу с широким горлом. Глаза лишь подчеркивали его растерянность и смущение.

– Конечно. Проходи, рассказывай.

– Меня зовут Иванов, я сирота. Я не хочу в тюрьму, поэтому я работаю. Мне негде жить.

Увидев, мой немой вопрос, продолжил:

– Я живу в машине, мне друг разрешает в ней ночевать. У него «пятерка» старенькая. В квартиру не пускает, потому что у него маленький ребенок и всего крошечная комната. Иногда пускает меня помыться, но это бывает редко. Почти все деньги, которые я зарабатываю, трачу на бензин, чтобы не замерзнуть, ну и немного покушать.

Почти протараторив, вдруг резко замолчал, и не сговариваясь мы, как по команде, уставились в окно.

За окном мела поземка. Еще утром, заводя свой автомобиль, ворчала про себя, что холодно в этом году, и машину под открытым небом заметает снегом вот уже целую неделю, приходится ее и прогревать, и активно сметать снег, полурастаявший, налипший на стекла, и садиться на мягкие сиденья, напоминавшие по утрам деревянный табурет. О чем думал мой собеседник? Наверное, тоже об этом, зима – штука серьезная.

– Сколько тебе лет, бедолага? Какие есть документы?

С большой осторожностью, расстегнув пуховик, как реликвию, достал он тонкую папку, довольно потрепанную.

– 25.

Тут я обратила внимание на его руки. Они были большие, натруженные, с въевшейся грязью, руки настоящего работяги.

– Где работаешь, Иванов?

– В соседнем городе, устроился в фирму, которая окна вставляет, помогаю на этаж рамы заносить, устанавливать. Платят немного, но мне почти хватает, если бы не бензин, то получше бы жил.

Просмотрев документы, попытав этого стойкого Иванова, рассказав, про пресловутую судебную практику, сказала:

– Будем пробовать все равно. Пусть один шанс из тысячи, не сдаемся.

Ушел Иванов в надвигающуюся темноту, предварительно попросив помыть руки с мылом в нашей туалетной комнате, сказав на прощание, что обязательно придет на судебное заседание, и будет надеяться на тот самый один из тысячи.

Проветривая кабинет меня не покивало чувство вины и беспомощности. С запахом ушла и беспомощность. Сделав нужные запросы для иска, пошла домой, относясь уже по-новому и к морозу на улице, и ветру, и машине, которая слишком быстро остывает, хотя разве ее можно в этом обвинить?

Иск подготовили на следующий день с утра, благословили его всем кабинетом, пожелав ему удовлетворения, и это реально была не шутка, потому что разве можно шутить всем без тени улыбки и легкомысленной веселости.

В судебное заседание мы пришли через месяц. Иванов уже сидел на лавочке около кабинета судьи. Какие разительные изменения произошли в этом человеке. Издалека было видно, что парень уже не уличный, не ночует в машине. Предыдущее заседание затянулось, и мы с Ивановым, как старые приятели после долгой разлуки, начали обсуждать новости.

– Как ты, дружок? Вижу, ты изменился, внешне чистый, но какой-то исхудавший, что случилось?

Улыбнувшись, он начал рассказывать, как и прежде торопясь выговориться, путаясь в мыслях и словах.

– Я этот месяц пролежал в больнице, меня там отмыли, и даже постирали мою одежду, я отоспался, наконец-то. Меня с работы навещали, еды приносили, денег. Только уволили. Как выйду из больницы – буду новую работу искать. И кормят меня так, как я никогда не ел. У меня теперь есть немного денег, мне может быть хватит на то, чтобы комнату где-нибудь снять.

Я же с пятого этажа выпал.

После этих слов с пятого этажа выпала я. Причем приземлилась на голову и никак не могла понять, как собрать мысли в какую-нибудь маломальски упорядоченную колонну. Они метались в голове, как рой ос, разворошенный чьей-то длинной палкой против часовой стрелки.

– Дружок, подожди, как упал? Что случилось? Что со здоровьем?

Теперь уже я тараторила, путалась и торопилась. А он, наоборот, успокоившись, выпустив как из пулемета свои новости, стал рассказывать чинно и размеренно, как малому ребенка.

– Вы же помните, что я работал в фирме по установке окон?

Я смогла только мотнуть ошалевшей головой.

– Мы устанавливали окно на пятом этаже, нечаянно я оступился, и выпал вместе с окном. Лечу и считаю: пятый, четвертый, третий. Дальше посчитать не успел, потому что мне стало страшно, я представил, как мои мозги разлетаются по асфальту, и я потерял сознание. Очнулся уже в больнице. Пока я летел с третьего по первый этаж, это мне потом рассказал сотрудник полиции, который опрашивал свидетелей, я встретился с деревом. Тополь был хрупкий, но с большими сучьями, я оделся на одну из сломанных веток и пробил легкое, поэтому мне еще трудно дышать. Но больше никаких повреждений у меня нет, даже ушибов. Мне сказали, что я в рубашке родился, и у меня теперь все будет хорошо. В больнице мне все рады, все ходят меня проведывать, подкармливают.

Пока длился этот рассказ подошел еще один участник процесса – представитель администрации города, и мы уже вдвоем сидели и раскрыв глаза до широт необыкновенных.

Поскольку работа в должности не предполагает большого доверия и все факты подлежат проверке, отойдя в сторонку, позвонила главному врачу, поручив ему подтвердить или опровергнуть эту фантастическую историю. Звонок не заставил себя долго ждать.

– Да, все верно, есть такой Иванов, да, упал с пятого этажа, повезло парню, легкое подлечим, молодой еще, здоровый.

Тут шокированные зрители и один актер приглашены в зал судебного заседания. Права, отводы, заявления, ходатайства, укоризненный взгляд судьи в сторону прокурора, говорящий: «Господин прокурор не знает текущей судебной практики? Уже ведь был рад отказов в удовлетворении исков! Зачем вновь привели великовозрастного сироту в суд?» Эти и другие незаданные вопросы огненными стрелами так и летели, заставляя чувствовать себя между долгом, совестью и справедливостью.

Процесс в это время еще не фиксировали аудиозаписью, поэтому очень часто в суде могли себе позволить и вольные отступления. Такое отступление сегодня должно быть в процессе. Историю Иванова я рассказала судье от начала в прокуратуре и до сегодняшней встречи в прокуратуре. Представитель ответчика в своей речи уже почти просительным тоном говорила срывающимся голосом о том, что иск нужно удовлетворять, что обжаловать ни у кого рука не поднимется, что бог с ней этой судебной практикой, давайте вернем веру в государство и справедливость для одного отдельно взятого Иванова.