© Закир Ярани, 2025
ISBN 978-5-0065-5770-3 (т. 1)
ISBN 978-5-0065-5771-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Аргентина, провинция Чубут, 1976 год
Сырой, холодный ветер, неприятно просачивавшийся под одежду и вызывавший мелкую дрожь, пробегал над раскинувшимися по склонам горных бугров серо-зелеными пастбищами. Индейцы-арауканы, рассевшиеся вокруг слабого костра, дым от которого стелился по ветру над потоптанной и поеденной овцами травой, кутались в потрепанные пастушеские пончо. Овцы, защищенные от холода теплой курчавой шерстью, мирно паслись, разбредшись по бугристому пастбищу среди торчавших из травы серых выступов скал, каменных обломков, когда-то принесенных спускавшимся с вершины ледником, и редких небольших кустарников. Кругом поднимались огромные сужающиеся к небу вершины гор. Они были покрыты белыми шапками, полосами и пятнами вечного снега и льда. Облака клубились, двигаясь вдоль них, будто проползая по снегу, по выступавшим между снежных полос серым скалам, по низким, будто шерсть у только что постриженной овцы, высокогорным лугам. Горы словно подпирали вершинами облачное небо, источавшее прохладное дыхание приближающейся осени, и ничтожными в сравнении с ними казались и гулявшие по пастбищу овцы, и костер, и сидевшие вокруг него люди, и располагавшиеся ниже по широкому травянистому склону – у начала границы темного хвойного леса, жердчато-дощатые хижины с кухней. Пастбище тоже сначала плавно, а затем все круче поднималось наверх, переходя в склон увенчанной снегом вершины Делонуке, покорить которую было под силу только профессиональному альпинисту.
Эрих, развернувшись боком к огню и вытянув уже затекшие от долгого согнутого положения ноги по расстеленному на траве коврику из овечьей шкуры, стал смотреть на возвышавшуюся севернее красивую и могучую гору, разглядывая ее уступы и складки, скалистые обрывы и осыпи, между которыми белел снег или зеленели верхние луга. Одетая ледником вершина уходила под движущиеся по небу серые тучи. От Делонуке, в нижней части склона которой располагалось принадлежащее семье Пеньог пастбище, ее отделяло глубокое ущелье, поросшее темным лесом – в основном из деревьев, напоминавших европейские сосны. Арауканы у костра отдыхали, попивая чай из металлических кружек и беседуя о своих домашних делах по-испански, время от времени вставляя фразы из родного языка.
Эрих приложил к глазам бинокль, в него осмотрел склоны красивой горы напротив, обнаружил летавших над ними больших птиц, а на гребне продолговатой серой скалы – нескольких пасшихся там гуанако – диких животных вроде ламы, напоминающих безгорбых верблюдов с густой шерстью. Эрих не удивился гуанако: он уже несколько раз встречал их издалека за время своей экспедиции к аргентинским арауканам, но его удивило то, что на склонах горы нигде не было видно овец, которых повсюду разводили в Андах Чубута. Пастбища там были словно заповедные, предназначенные лишь для диких животных и птиц. Опустив бинокль, Эрих спросил по-испански сидевших рядом пастухов-арауканов:
– А что на той горе? Там земля кому-то принадлежит?
– Никому не принадлежит, – ответил пожилой индеец Херман, потягивая папиросу, дым от которой, как и дым костра, уносился ветром в сторону. Среди всех остальных пастухов он выделялся самым типичным видом американского аборигена: прямые и длинные седые волосы спускались из-под широкополой темно-серой шляпы на плечи, покрытые теплым узорным пончо, глубоко посаженные глаза с удлиненным разрезом флегматично смотрели куда-то вперед из-под черных с небольшой проседью бровей, а медно-смуглое лицо точно прорезали глубокие скулы.
– Никто не хочет там пасти овец? – поинтересовался Эрих.
– Там живет векуфе, – ответил Херман. Так суеверные арауканы называли опасных духов.
– Векуфе? – переспросил Эрих. – Демон? – он прикинул, не шутит ли почтенный индеец, но другие пастухи не смеялись, а серьезно поглядывали то на трепетавшее пламя костра, то на разбредшихся по пастбищу овец, то на привлекшую внимание Эриха соседнюю с Делонуке гору.
– Говорят, что он похож на демона, – сказал молодой пастух по-имени Лео, сидевший на коврике из овечьей шерсти, закинув ногу на ногу, и зачем-то придвинул ближе к себе гладкую пастушескую палку. – А кто он на самом деле – мы не знаем.
– Вы его видели? – спросил Эрих. В нем проснулся исследовательский азарт: сведения об обитающем на высокой горе в Андах духе, в которого верят местные арауканы – это находка для его, изучающего этнологию, института.
– Я видел, – произнес Херман. – Он там часто ходит, – кивком индеец указал в сторону таинственной горы. – Передвигается как человек, голова чем-то покрыта, одет в какой-то черный плащ. Лицо его не разглядеть. А в руке держит длинную палку и опирается на нее.
– Ты думаешь, он там живет? Может быть, он зачем-то приезжает откуда-нибудь, а?
Некоторые из индейцев усмехнулись на слова Эрика.
– Туда приехать можно только верхом на лошади, – сказал широколицый пастух Мануэль. – Автомобиль там не пройдет…
– Я видел, как туда два раза приезжал на лошади монах, – вступил в разговор пастух Пабло. – Наверное, он искал этого векуфе в плаще.
– И не нашел? – спросил Эрих.
– Не знаю. Я с ним не разговаривал. Видел у поворота дороги на Кларо-Бланко и издалека на той стороне, – Пабло показал пастушеской палкой куда-то на восточную сторону горы. – Ездил верхом на лошади, в сутане как положено.
– Может быть, этот «векуфе» тоже монах? – предположил Эрих.
– Нет, – арауканы закачали головами.
– Это совсем неизвестный человек, – сказал пастух Маурисио. – или дух – непонятно, кто он. Но если он человек, то зачем там живет? Что он ест? У него даже лошади не замечали, значит, передвигается пешком. То у речки мы его увидим, то он там по лугам ходит…
– Я его прямо в лесу встретил! – воскликнул другой молодой пастух, имени которого Эрих не запомнил. – Шел на ферму – и тут он идет за деревьями. Вот так… шага три от меня…
– И ты его хорошо разглядел?
– На нем нечего было разглядывать. – Он весь был скрыт под своим плащом… или что это у него… Покрытый от головы до подошв. В руках – длинная палка, он ей о землю опирается.
– Он что-нибудь сказал?
– Что-то сказал, но я не расслышал, что, – ответил пастух. – Я быстрее подальше убрался – мало ли, что это за человек или дух… Но он очень давно там живет, на той горе.
– Да, даже когда я сюда приехал, мне говорили, что он тут рядом с давних пор живет, но никому не вредит и не мешает, – сказал Херман. – Просто ходит по лесу или возле речки, которая там, – он рукой указал в сторону ущелья, отделяющего ту гору от Делонуке. – и ни к кому не приближается…
– Ко мне приблизился, – ухмыльнувшись, произнес молодой индеец, которому довелось вблизи встретиться с этим неким человеком или духом в плаще.
– Ты сам к нему приблизился, – отмахнулся Херман.
– Я видел, как он молился, – проговорил Маурисио.
– Да, иногда видели, как молится… – кивнул Херман. – Тоже то в лесу, то у речки.
– А молится как истинный католик, – заметил еще один индеец, имени которого Эрих не знал.
– Тогда почему же он векуфе, если он молится как католик? – поинтересовался Эрих.
– Если он католик, то почему живет один в лесу как дикий зверь? – спросил Маурисио. – Почему он не приходит сюда – к нам в летник?..
– Он не скрывается от людей, но и сам не подходит, – сказал Херман. – Кто он такой, как сюда пришел и что делает – никто не знает.
– И никто не пытался узнать? – удивился Эрих.
– А зачем? – произнес Пабло. – Если он бродит по лесу – значит, ему так надо. Главное, чтобы овец хозяина не воровал. Мы в чужие дела лезть не любим. Может быть, тот монах, который приезжал на лошади, что-нибудь о нем и знает.
– А если я сам с ним попробую встретиться и поинтересуюсь, кто он? – предложил Эрих.
– Ну, это твои дела, – пожал плечами Херман. – Вон там он живет, – индеец показал рукой в сторону нескольких выступавших над ущельем на другой его стороне скал. – Видишь? Там у него есть пещера. Я один раз зашел на ту гору, увидел его издалека в лесу и решил посмотреть, куда он пойдет. Он шел, шел по лесу и скрылся в пещере… ее отсюда не видно, но там за речкой есть тропинка, которую протоптали гуанако – она ведет в ту сторону.
– Тогда я завтра же и пойду к нему с утра, – решил Эрих, закутываясь теплее в куртку. – Узнаю у него, и вам расскажу, кто он такой.
– Если он тебя на костре не зажарит, – усмехнулся Пабло. Индейцы рассмеялись.
– Разве он кого-то уже зажарил?
– Ну, мало ли… Раз он сам ни к кому не подходит, наверное, хочет, чтобы и к нему никто не подходил.
– Вдруг это какой-нибудь беглый убийца, – заметил Лео. – Или сумасшедший.
– Ты, немец, человек свободный – можешь пойти и проверить, векуфе это или просто одичавший безумец, – проговорил Маурисио. – А мы должны овец стеречь: нам за это платят.
– Да мне тоже платят… – произнес Эрих. – За общение вот с такими «духами» в том числе…
Сегодняшний день был еще холоднее, чем вчерашний: ветер пригнал заволокшие небо и пространство между горами серые тучи, после чего почти стих. Теперь из туч лил промозглым душем дождь, прекращаясь лишь на короткое время, превращая горную почву в скользкую грязь. Эрих, тяжело отдуваясь, поминутно оскальзываясь на грязи, которой уже были почти до колен покрыты его джинсы, и опираясь на взятый у арауканов пастушеский посох, все выше и выше забирался по узкой лесной тропинке. Он уже пожалел, что с утра в такую плохую погоду рванул на гору, соседнюю с Делонуке, искать следы неведомого векуфе. С пастбища расстояние казалось не очень и большим, но теперь уже более трех часов Эрих брел по горному лесу в сырой и запачкавшейся одежде, подняв от дождя капюшон куртки, который все равно плохо защищал. Через два дня его ждал в Буэнос-Айресе самолет, улетавший в Германию, поэтому Эрих так торопился. Ему хотелось приложить к результатам своей работы по описанию современной жизни арауканов в Аргентине, прежде всего, касающегося влияния на нее современных прогрессивных реалий, какую-нибудь «изюминку», которая привлекла бы особое внимание к его докладу. Некий «векуфе», по словам пастухов-индейцев, обитающий на этой горе, как показалось ему, прекрасно подходил для этой роли. Эрих не сомневался, конечно, что это какой-нибудь по неизвестным причинам попавший сюда обычный человек, возможно, отшельник, но индейцы подозревали в нем призрачного духа. Чем не психологическое слияние современности с древним мировоззрением? Однако теперь, выбиваясь из сил и потеряв надежду вернуться на пастбище до вечера, Эрих подумывал, что, возможно, и не стоил этот не то человек, не то дух из индейских сказок того, чтобы ради него затевать в конце экспедиции такой поход, где есть риск сломать ногу где-нибудь на горной тропинке или простудиться под дождем.
Тропинка, протоптанная дикими животными, была узкой: длинные ветви лесных кустов нависали над ней, с шорохом скользили по мокрой куртке Эриха, и скопившаяся на них дождевая вода еще больше прибавляла сырости на ткани, ручейками стекала по одежде вниз. Капли дождя шелестели по листьям кустов, по темно-зеленым ветвям похожих на сосны деревьев. Пастушеские сапоги, которые надел Эрих перед выходом, с хлюпаньем уходили в разжиженную грязь, и настолько ею покрылись, что не было видно ни кусочка чистой кожи. Лесная живность тоже попряталась от дождя и холода, лишь иногда где-то в чаще одиноко вскрикивала какая-нибудь птица или мелкая мушка пролетала мимо Эриха уже с час поднимающегося по тропинке в гору. Перед подъемом он сначала добрался пешком от пастушеского домика до спуска в ущелье, разделяющего горы, затем долго и тяжело спускался по проторенной людьми тропинке на дно, потом по камням перешел бегущую внизу быструю и холодную речку, а теперь лез и лез вверх – на другой склон ущелья по звериной тропе.
Эрих даже не знал, сможет ли лично увидеть странного обитателя этой горы, и задать ему вопросы, которые приготовил, и не был уверен, что увидит какие-либо следы пребывания неизвестного. Пожилой индеец Херман достаточно подробно объяснил ему, как найти обиталище этого векуфе, и пока все шло точно по маршруту, описанному Херманом. Но Эрих не знал, не собьется ли он с тропы дальше, и не перепутал ли чего-нибудь сам индеец: ведь он всего раз или два подходил близко к пещере таинственного горного жителя, надолго там не задерживаясь.
Тропинка то более, то менее круто все шла вверх и даже не хотела выравниваться. Эрих уже несколько раз падал, поскользнувшись и пачкая куртку, правда, ливший дождь быстро смывал с одежды бóльшую часть грязи. Обувь стала тяжелой из-за налипшей на нее земли, ноги ломило, голова кружилась, и гулко колотилось сердце. Время от времени Эрих останавливался, чтобы отдышаться и хоть чуть унять тяжелую ломоту в уставших ногах. А потом вновь продолжал упорно лезть вверх на неопределенную высоту, потому что возвращаться на пастбище ни с чем после стольких затраченных сил и времени было бы для него унизительно. С трудом подняв голову, чтобы сориентироваться, и из-под капюшона приметив выше у тропинки облезлый мокрый ствол упавшего дерева, Эрих решил присесть на него, чтобы передохнуть. И, еще энергичнее зашагал наверх, напрягши оставшиеся силы. И хотя он едва не задохнулся, а голова страшно пошла кругом, будто принял он стакан крепкого алкоголя, до намеченной точки ему удалось добраться меньше, чем за минуту. В изнеможении он упал грудью на почерневший гнилой ствол, который покрывали капли дождевой воды и островки сырого мха, уронив рядом посох.
Минуты две Эрих лежал поперек мертвого дерева, пока выравнивалось дыхание, успокаивалось сердце и унималось головокружение. Кругом же шумел по деревьям и кустам никак не прекращавшийся дождь, щелкали и шуршали облупливавшиеся со стволов кусочки коры. И стоял смешанный запах сырой трухи, лесной подстилки, грибов и смолистой хвои. Наконец, отдышавшись, Эрих перевернулся и сел, подобрав лежавший рядом посох. Повернув голову, он взглянул на продолжение тропинки, и вдруг в просвете леса увидел высоко поднимавшуюся впереди серую скалистую стену, а в ней между несколькими каменными выступами, подобными колоссальным дверным косякам и притолоке, чернел довольно широкий вход в пещеру. Эрих спешно встал и зашагал, превозмогая ломоту в ногах, боль в перетружденных стопах, к заветной цели сегодняшнего похода. Он надеялся, что это именно та пещера, о которой говорил Херман, где живет неведомый обитатель здешних гор и лесов. Какая-то крупная птица, испуганно закричав, вспорхнула из кустов, росших вблизи скал, и улетела в чащу леса.
Эрих вышел на небольшой ровный участок перед поднимавшимися к небу – за древесные кроны, скалами, и зиявшим в них входом в пещеру. Это была пещера-грот: пол на входе в нее был земляной. Эрих заметил, что дождь, наконец, прекратился. Над темно-зелеными вершинами деревьев полз серый холодный туман. Эриху хотелось бы, чтобы дождь не возобновлялся, пока он не вернется обратно в пастушескую хижину, но на это было мало надежды, поскольку погода высоко в горах очень переменчива.
Поправив за плечами рюкзак, Эрих осторожно стал входить в пещеру. Над головой навис мрачный каменный свод, слева и справа встали каменные стены. Эрих сделал еще шаг и остановился в нерешительности: пещера была обитаемой. Вдоль сырых скальных стен стояли или лежали различные предметы человеческого быта. У одной стены находился маленький столик с лежавшей на нем закрытой книгой в кожаной обложке и низкая табуретка рядом, у другой поверх расстеленного по полу брезента лежал матрас, сверху аккуратно застеленный шерстяным одеялом, а возле матраса лежал покрытый каким-то старым ковриком зеленого цвета кусок дерева. Прямо перед Эрихом в земляном полу темнел выложенный из плоских камней очаг с кучей черно-белесой золы, и из этой золы еще струился слабый дымок. То есть, здесь недавно был человек, который разводил огонь. Глаза привыкли к полумраку пещеры, и в глубине ее Эрих различил несколько стоящих близко друг к другу чем-то наполненных мешков, еще какие-то вещи. И в пещере этой пахло жилым.
Эрих, с одной стороны, обрадовался: значит, не напрасен был его путь, он нашел обитель таинственного человека-духа, и теперь можно будет сделать привлекательный для коллег из института Фробениуса доклад. С другой стороны, он не знал, будет ли хозяин пещеры рад встрече с ним, особенно тому, что чужак без спросу зашел внутрь его жилища. Все же исследовательское любопытство победило, и Эрих сделал еще несколько шагов вперед, обходя очаг, чтобы посмотреть, что за книга лежит на маленьком столике у стены справа. Приблизившись, он прочитал вытисненную на кожаной обложке надпись: «Biblia». Да, здесь жил какой-то христианский отшельник, скорее всего местный католик, так как надпись «Библия» была испанской или латинской. Это несколько подбодрило Эриха: хотя сам он происходил из лютеранской семьи, вряд ли набожный аскет в двадцатом веке встретит его враждебно. Тем не менее, неэтичным было долго оставаться в чужом жилище без приглашения, и Эрих решил выйти и подождать обитателя этой естественной каменной кельи снаружи. Развернувшись, он быстрыми шагами покинул мрачноватый скалистый свод и тут вздрогнул от неожиданности: прямо возле него стоял некто крупный и темный. Через секунду восприятие прояснилось, и Эрих увидел, что это был человек среднего роста, одетый в доходивший до середины голеней широкий покров из грубой ткани темно-коричневого цвета наподобие наскоро сшитой сутаны. Соединенный с этой сутаной высокий капюшон скрывал голову и лицо. Широкие темные штаны были заправлены в покрытые грязью башмаки. В одной руке странный и с непривычки выглядевший довольно зловеще, будто и вправду какой-то сказочный дух, человек держал толстую и длинную палку, на которую опирался, в другой – наполненный чем-то серый мешок.
– Добрый день!.. – произнес растерявшийся Эрих по-испански. Теперь этот загадочный житель гор, о котором говорили индейцы, вживую стоял перед ним. Что он будет делать? Простит ли неожиданное вторжение? Станет ругаться и прогонит? А может быть, сейчас нападет, чтобы избавиться от Эриха как от случайного свидетеля каких-то своих дел? Все эти мысли стремительно пронеслись в голове исследователя подобно кинокадрам при ускоренной перемотке. Но странный незнакомец вдруг спокойно, так же по-испански ответил:
– Добрый день! Да пребудет с вами милость Господня! – и просто прошел мимо потрясенно застывшего Эриха в пещеру.
Опомнившись, Эрих повернулся к пещере лицом, присмотрелся и увидел, как странный человек в грубой сутане что-то делает внутри. Затем исследователь решился и, подойдя к краю входа, осторожно спросил:
– Извините, пожалуйста! Можно войти?
– Входите, – послышался из пещеры тот же спокойный и будто даже равнодушный голос.
Эрих снова шагнул под сырой каменный свод. Человек в сутане с поднятым капюшоном стоял в полумраке глубины пещеры. Эрих слышал, что он очень тихо произносит какие-то слова, прислушавшись, понял, что он читает молитвы на латыни. И действительно, рука загадочного незнакомца мелькала у его груди, совершая крестные знамения, затем неведомый отшельник, подобрав полы своей сутаны, опустился на колени и продолжил так молиться. Эрих решил подождать, когда он закончит, чтобы обратиться к нему.
Однако ждать пришлось долго. Отшельник молился весьма истово и неустанно, тихо проговаривая латинские слова. Эрих уже начал подумывать, что поговорить с ним, как хотелось бы, не получится: похоже было на то, что этот человек, хотя видел, что происходит вокруг, находился будто в каком-то параллельном мире, целиком погруженный в свои дела, в том числе молитву, и совершенно не интересовался визитом неожиданного гостя. Но вдруг неизвестный закончил молиться, встал, расправил свое длинное грубое одеяние и откинул капюшон. Эрих увидел голову старика с длинными седыми волосами и такой же седой бородой. Да, это был настоящий отшельник-аскет, похожий на монаха раннего европейского христианства. Старик, посмотрев в сторону Эриха, вышел из глубины пещеры ему навстречу. Палки и мешка в его руках уже не было.
– Садитесь сюда! – он указал на табуретку возле столика с Библией.
– Спасибо! – Эрих снова подошел к столику в обход очага с золой и довольно неуклюже опустился на табуретку. Старик же, подобрав полы своей рубищеподобной сутаны, сел на покрытый зеленым ковриком кусок дерева у другой стены пещеры. Эриху показалось, что он прихрамывает на одну ногу, и подумалось, сколько же надо прожить здесь, чтобы привыкнуть хромым ходить по таким кручам, еще и таскать с собой полные мешки: ведь обитатель пещеры совсем не выглядел усталым. А тот сказал:
– Я бы предложил вам кофе, но кофе у меня нет.
– Нет-нет, – проговорил Эрих. – Я не нуждаюсь в кофе и не голоден… У меня есть с собой несколько пакетиков растворимого кофе, я могу вам их оставить… – он принялся снимать из-за плеч рюкзак.
– Не надо! – категоричной фразой, будто дорогу шлагбаумом перекрыв, остановил его старик. – Я ни в чем не нуждаюсь: Господь всем дает пропитание. Вот, сейчас я очередной мешок лесных орехов принес сюда: буду делать из них муку и печь лепешки.
– Вы так и живете здесь… э-э… так сказать, совсем без благ цивилизации, питаетесь природной пищей? – удивленно произнес Эрих.
– Конечно, – старик кивнул седой длинноволосой головой. Эрих увидел теперь, что старик, безусловно, чистокровный белый: не индеец и не метис.
– Но почему? – Эриху хотелось понять, что могло заставить белого человека вот так бросить весь людской мир и уйти жить в дикие леса и горы, вести совершенно первобытное существование.
– Я стар, – ответил обитатель пещеры. – Моя жизнь вряд ли продлится еще долго. И раз я получил Господню милость дожить до таких лет, когда в миру от меня мало пользы, я отдам остаток своей жизни целиком служению Богу. Чтобы постараться с чистой душой перейти в истинный мир. Ведь Господь повелел нам служить ему и исполнять его заповеди, дабы быть принятыми в царство небесное. А верно ли мы ему служим, когда наши пристрастия дают дьяволу возможность увлечь нас на путь погибели? Сколько грехов мы совершаем, хотя можем от них отказаться, и как часто проявляем лень и нетерпение в служении своему Создателю? Гоняемся за тающими призраками бренной жизни, любим больше, чем Бога, людей, которые умирают, и которые нас не любят. Отдаем душу богатствам земным, забыв о богатствах небесных, теряя и те, и другие. Я уже мало добра могу сделать людям в земной жизни, поэтому я ушел сюда, чтобы ничего не искушало меня, и молюсь о спасении человеческих душ и о спасении собственной души. Это то, что я еще могу сделать для себя и для людей.
– Вы монах? – спросил Эрих и тут спохватился. – О, простите! Я не представился. Я Эрих Вальман, этнолог… сотрудник института Фробениуса в Западной Германии. Приехал в Аргентину для изучения современной жизни местных арауканов.
– Мое имя Хуан, – назвал себя старик. – Значит, вы из Германии? – он будто пристальнее посмотрел на Эриха. – Я владею немецким языком, и если хотите, я могу говорить с вами по-немецки.
– Ja! Ich freue mich… (Да! Я рад…) – проговорил несколько удивленный Эрих, и тут старик Хуан в сутане заговорил на чистом немецком языке:
– Если у вас какое-то дело ко мне, то обращайтесь без стеснения. Не просто так ведь вы проделали сюда путь без автомобиля. Мы все – твари Божьи, все обратимся в прах и предстанем перед Тем, Кто нас создал. Нам не стоит стесняться друг друга.
– Спасибо, – ответил Эрих теперь тоже по-немецки. – Вы, наверное, хорошо образованы?
– Да, у меня есть светское образование, – кивнул Хуан.
– Я сейчас живу и работаю там, на ферме Пеньог, – Эрих махнул рукой в ту сторону, где за пещерой, лесом и ущельем было пастбище внизу горы Делонуке. – собираю данные о жизни арауканов, которые пасут овец Пеньог. Они сказали, что иногда видят вас, но опасаются подходить… – он несколько смущенно усмехнулся. – И даже принимают вас за злого духа.
Старик в грубой сутане пожал плечами.
– Я тоже часто вижу их. Что можно взять с невежественных людей? Сами они ко мне не приходят, а я не хожу на ферму, потому что не хочу подвергать себя искушению отдаляющими от Бога соблазнами, заходя туда, где живут миряне.
– Вы… монах? – снова спросил Эрих.
– Я был в монастырской братии. Мы помогали спасать людей во время несчастных случаев: пожаров и наводнений. Это трудная работа: двое наших братьев сами отправились к Богу, выполняя перед ним долг. И меня уносило потоком, когда я пересаживал из затопленного дома в лодку женщину и двух ее малюток, но Бог миловал меня. Мы кормили бедных людей и собирали пожертвования для больных, у которых не было своих средств на лечение. В моей земной жизни это, наверное, было самое прекрасное время. Но потом я почувствовал приближение старости и решил по-настоящему отстраниться от бренного мира… ведь даже в монастыре могут быть искушения… Там есть свои высшие и низшие… Здесь мои братья иногда проведывают меня, рассказывают новости, которые происходят в мире. Я благодарен Богу и им за это. Часто приезжать у них не получается: это место находится слишком далеко от автомобильных дорог, достаточно быстро сюда можно подняться только верхом на лошади…
– Да, индейцы говорили, что видели, как к вам приезжал монах! – кивнул Эрих. – Скажите… а у вас, может быть, есть близкие или родственники? Вы с ними поддерживаете какую-нибудь связь?
– Я стар, какие у меня близкие! – произнес Хуан. – Женат я никогда не был, детей у меня нет.
Эрих тут задумался. Его давно и тяжело мучили последствия неприятной истории в его жизни. Этот горный старик, похоже, хорошо разбирался в духовных вопросах, и был настолько отрешен от бренного мира, что едва ли мог испытывать интерес к осуждению Эриха или к рассказу о его делах кому-то другому. И Эрих решился задать личный вопрос.
– Я смотрю… – снова смутившись, начал он. – вы знаете, как Бог относится к людям…
– Бог милостив к людям, – заметил Хуан. – Никто так не милостив к людям, как Бог. Люди каждый час, каждую минуту забывают о нем и ослушиваются его, а он помнит о них, поддерживает их жизнь и дает пропитание.
– Да, – кивнул Эрих. – И я хотел бы спросить у вас об одном деле, относящемся лично ко мне.
– Конечно, спрашивайте.
– Но… ничего, что вы католик, а мои родители – лютеране?
– Вы же в любом случае имеете какое-то представление о Боге и о Десяти Заповедях.
Набрав в грудь больше воздуха, Эрих начал:
– Знаете, когда я был еще юношей и учился на начальном курсе университета во Франкфурте… на Майне… я дружил с одной девушкой… Вернее, я со многими девушками дружил, но эта девушка выделяла меня особо. Она всегда очень хорошо относилась ко мне, была внимательной, но не навязчивой, первой приходила на помощь, если что-то мне было нужно. Может быть, она была в меня влюблена…
Старый отшельник Хуан слушал молча, не сводя с Эриха внимательных глаз. С одной стороны, это подбадривало: значит, старик готов всерьез воспринять его слова и дать совет, с другой же стороны, это вызывало неприятное беспокойство: слишком уж пристальным был взгляд отшельника, будто тот прочитывал его мысли и душу, то ли высматривая, правду ли говорит Эрих, то ли оценивая излагаемые факты. Эрих побаивался своей историей вызвать у набожного человека праведный гнев. Нопродолжил:
– Я, конечно, ценил ее внимание, но сам не выделял ее среди остальных моих подружек… Их было много, знаете ли, ранняя молодость, широкие перспективы впереди, много людей вокруг из разного общества, в том числе из высокоуважаемых семей… – Эрих снова замялся, готовясь перейти к сути дела, и ожидал, что старик сейчас поторопит или подбодрит его, но тот продолжал сидеть на своем куске дерева неподвижно, и смотрел на него молча и внимательно.
– Она была очень приличной девушкой, ее родители были школьными учителями, но старших сестру и брата убило американской авиабомбой во время войны, а отец погиб в фольксштурме – их она и не знала лично, а ее мать умерла, когда она была еще школьницей. Она со своей тетей жила в бедности, и ей помогли поступить в университет из уважения к ее погибшей семье. Девушка была очень прилежной студенткой, постоянно помогала тете зарабатывать на жизнь, смотрела за домом, при этом успевая хорошо учиться.
Я тоже был старательным студентом, но однажды так получилось, что не успел должным образом подготовить к сдаче одну важную работу. Низкая оценка для меня была бы позором. Узнав об этом, моя подруга, как обычно, предложила свою помощь. Я решил… просто из юного куража, провести эти наши совместные занятия в романтической обстановке, купил бренди и пригласил ее заниматься в загородный дом моих родителей. И там… ну, ее соблазнил. Наутро я, конечно, извинился перед ней, мы пообещали друг другу, что никому не расскажем о произошедшем, и спокойно поехали на учебу. Однако я был наказан за свое легкомыслие! Вскоре девушка предложила мне прогуляться по городу и во время прогулки сказала мне, что беременна от меня… – Эрих снова втянул больше сырого пещерного воздуха в легкие и продолжил рассказ:
– Мне очень стыдно, но в ту секунду я подумал, что она будет шантажировать меня. Однако, наоборот, девушка пообещала, что не расскажет, от кого этот ребенок, и попросила меня не беспокоиться: мол, она решит все сама. И добавила, что долго думала, ставить меня в известность или нет, но все-таки решила сообщить мне, потому что отец должен знать, что у него есть ребенок, дополнив, что аборт она не сделает, потому что дитя в утробе – это уже живой человек, которого нельзя убить. Может быть, девушка и ждала, что я сделаю ей предложение, – Эрих пожал плечами. – Но я подумал: вот, она живет с тетей, постоянно в нужде, а у меня состоятельные родители, впереди бóльшая часть учебы во Франкфуртском университете, такие радужные перспективы… знакомства с владельцами заводов и аристократами. И сейчас мне придется сначала объясняться с родителями, потом тратить лучшее время своей жизни на поиск личного дохода, на заботу о женщине, которая для меня просто сегодняшняя подружка, о ребенке от нее… а может быть, мне придется и забыть о дальнейшей учебе, а значит, и о вершинах общества… Словом, я смалодушничал. Поблагодарил ее за заботу о моей карьере – и только. С того времени я начал ее избегать. И она, похоже, понимала это… Не просто понимала, а входила в мое положение, потому что, хотя при случайных встречах улыбалась как прежде ласково, но тоже старалась лишний раз не оказываться со мною рядом. Отказывалась от приглашения на вечеринки, в которых я принимал участие, а потом ушла из университета. А я через некоторое время совсем про нее забыл и даже не вспоминал, что где-то у меня есть мой родной ребенок.