Линии. Другая память

Глава 1

Говорят, что раньше люди не жили после старости… Что от них оставались тела, которые зарывали в землю или сжигали… И что это называлось смертью. Я в такое не верю. Если есть тело, то, как можно не жить?

Еще говорят, что один человек мог сам сделать смерть другому. Полный бред! Даже если тело и может не жить, то зачем кому-то делать так, чтобы кто-то другой не жил?

Но самое бредовое из того, что говорят, что много людей могли делать смерть друг другу. И не просто могли, а делали. Очень много раз. Это называлось войной.

На уроках истории часто рассказывают, как последняя из войн почти уничтожила человечество, но ученым удалось создать таких, как мы – новых людей. От нас не остается тел, потому что мы живем по две жизни – от рождения до старости и от старости до распада.

И еще у нас нет болезней. Я не знаю, что значит это слово, но в книгах по Старому Миру, написано, что от них тоже случалась смерть.

Теперь же этого всего не существует. Но говорят… Что творить смерть до сих пор в природе человека, и люди в любой момент могут начать это делать…Чтобы оградить их от такого соблазна была придумана новая система мира.

Нас разделили на две Линии. На Первой Линии находятся первоживцы, те, кто живет первый раз – от младенчества до семидесяти пяти лет. Их цель – понять ценность жизни и доказать, что они ее достойны. А Вторая Линия для тех, кто уже все доказал. Для второживцев. Для тех, кто молодеет каждый год и может жить так, как вздумается, пока не наступит время распада.

Если второживцы заводят детей, то они могут воспитывать их только до пятнадцати лет. После этого они обязаны посадить своих детей на поезд до Первой Линии. Если же оба родителя, живущие в обратную сторону, достигают пятнадцати лет раньше, чем их ребенок, то ребенка перевозят на Первую Линию раньше, а родители отправляются под опеку своих потомков или в интернат.

Нарушения невозможны. За этим строго следит Лидерство. У каждой Линии оно свое. Только Лидерства могут общаться между Линиями. Обычные люди, разделенные границей, не имеют связи друг с другом, даже если они родственники.

Я родилась на Второй Линии и в детстве мечтала отправиться к первоживцам, чтобы поскорее доказать родителям, что я тоже достойна свободной жизни, как и они. Но со временем поняла, что, из-за этого переезда, мне придется попрощаться с ними навсегда. Теперь я туда не хочу.

Но на прошлой неделе мне исполнилось пятнадцать…

– Агата!

Я услышала голос нашего куратора и поняла, что занятие давным-давно началось. Это специально сформированная группа для тех, кто в этом месяце будет отправлен на Первую Линию. Я очень надеялась, что здесь нам расскажут, что с нами будет, но кроме того, что нам придется привыкать к новым правилам никто ничего так и не сказал.

– Да, Мария Максимовна.

– Напомни всем, какая задача стоит перед вами на Первой Линии кроме той, чтобы заслужить право на жизнь во Второй?

– Мы должны рассказать о том, как жили здесь.

– Да, все верно, – Мария Максимовна отвела от меня взгляд и обратилась ко всей группе. – Там, куда вы отправляетесь, живут по-другому! Многим из тех людей трудно даже поверить, что есть другой образ жизни, но благодаря вам и вашим рассказам, они будут вдохновляться и стараться жить лучше. С вами им будет легче…

– Разве это честно? – послышался голос с последней парты.

Это была Роза, моя подружка. Она единственная из всех моих знакомых, кто никогда не хотел переезжать. Некоторые считают ее параноиком из-за постоянных сомнений и подозрений. Если честно, меня тоже иногда бесит ее нытье, мы даже ругались с ней из-за этого.

– Почему тебе кажется это нечестным? – С улыбкой спросила Мария Максимовна

– Во-первых, они всю жизнь могут общаться с родителями! Даже две жизни! А мы своих больше не увидим!! А во-вторых, они и так там живут с рождения, им не надо ни к чему привыкать, а значит им уже проще. А вот мы даже не представляем, что нас ждет и нам никто не рассказывает. Так почему мы должны им помогать, а не наоборот?

В аудитории повисла тишина. Мне кажется, впервые, паранойя моей подруги звучала оправдано. Даже Мария Максимовна, как будто погрустнела на мгновение, но быстро пришла в себя и продолжила.

– Я понимаю… Никто не хочет расставаться с родителями, но, к сожалению, вам изначально было отведено с ними меньше времени! Даже если бы вы остались, то вскоре пришлось бы прощаться. А по поводу “во-вторых, вам, конечно же, тоже будут помогать, особенно в адаптации.

Дальше я не слушала куратора. Думалось только о том, что Роза права.

Привыкать придется именно нам… Понять бы еще к чему. Я не паникер и не плачу ночами от того, что не знаю, что со мной будет, но это дурацкое “придется привыкать” меня уже бесит. Что они заставят меня делать? Носить школьную форму? Есть по расписанию? Что еще?

Ну если никто из потомков моих родителей меня не возьмет под опеку, может придется смириться с жизнью в интернате.

Вдруг на всю аудиторию раздался звук из игры на смартфоне. Женек, наш пофигист, как обычно не участвовал в обучении. Он быстро выключил игру и засунул смартфон в рюкзак, но все уже смотрели на него. Мария Максимовна не злилась, у нее вообще не было такой привычки, но что-нибудь сказать, она должна была.

– Думаю, вам стоит начать отвыкать от смартфонов. На Первой Линии их нет.

Все напряглись, не понимая шутит она или нет. Я подумала, что шутит, ведь первоживцам тоже надо как-то держать связь друг с другом! Иначе как они договариваются о встречах? Как узнают куда идти, если адрес не знакомый? А если им хочется посмотреть кино или рецепт для готовки, что они делают?

– Вы не серьезно! – Улыбнулся Женек.

Он тоже ей не поверил.

– Абсолютно серьезно. На Первой Линии смартфоны могут иметь только работники Лидерства Линии или сотрудники Исследовательского центра, временно находящиеся на территории первоживцев. И пользоваться ими можно исключительно в рабочих целях.

Стало понятно, что Мария Максимовна не шутит.

В книгах по Старому Миру их бы назвали дикарями. Почему они не пользуются смартфонами, если знают, что они есть? Зачем так усложнять себе жизнь? Как они вообще живут? А может у них и телевидения нет? И магазинов? И домов?

– И почему нас не предупреждали об этом раньше? – Выкрикнула Роза

– Ради соблюдения порядка нам запрещено рассказывать о Первой Линии тем, кому предстоит туда отправиться. Это все, что сейчас вам нужно знать.

– Ну вы же рассказали нам про смартфон. Почему про все остальное нельзя?

– Это называется “Вводная для адаптации”. Мне разрешено открыть вам один факт о предстоящей жизни, чтобы вы испытали сопротивление и успели его преодолеть. У вас, как раз, есть несколько дней для этого. Второй адаптивный факт каждый из вас узнает от своих родителей.

В аудитории начался гул. Все бесились, пытались разузнать, о чем-то еще, требовали ответов, но Мария Максимовна была спокойна и постоянно повторяла, что скоро мы все узнаем.

Когда время вышло, все ринулись из аудитории. Кто-то кричал, что никуда не поедет, сбежит, что-то придумает. Мне же не хотелось разговаривать об этом со своими одногруппниками. Я собиралась поскорее вернуться домой, чтобы высказать все, что я думаю, родителям.

Они всю жизнь вешали мне лапшу на уши о том, что любят меня и даже не попытались предупредить об этих идиотских правилах. В тот момент я их ненавидела. Я готова была сразу уехать куда-нибудь подальше от этих предателей.

Когда я влетела домой, они пили чай в гостиной и смотрели свои тупые музыкальные передачи по телеку. Я бросила рюкзак на пол и двинулась к ним. Думаю, было понятно, что я злая и хочу объяснений, но они решили прикинуться тупицами.

– Ну как последний день в школе нашей Линии? – Мама спросила это с улыбкой, чем еще больше меня взбесила. Она же отлично знала про правило первого факта и знала, что сегодня я буду в таком состоянии.

– А ты как думаешь? – Я стиснула зубы и почувствовала, как искривилось мое лицо. Из-за злости я не могла контролировать свой тон, да и не хотела.

– Ооооо, у кого-то начался период адаптации? – Спокойно спросил папа. – И какой же факт вам открыли?

Я не поверила своим ушам! Они что издеваются надо мной? Мне только что сказали, что я поеду жить с дикарями, а они вместо того, чтобы извиниться и рассказать, что еще меня ждет, ведут себя как ни в чем не бывало!

– Тебе-то что? Ты же их все знаешь! Может сам догадаешься? – Меня понесло. – Вы всю жизнь знали, что Первая Линия – это днище! И ничего мне не сказали. Загоняли мне, что это так прекрасно, что я туда отправлюсь, ждали этого дня. Я вас ненавижу! Ненавижу!!!

Я видела, как меняются их лица. Им явно не нравилось, как я разговариваю, но тогда было уже все равно. Я очень хотела их задеть хоть как-то.

– Агата!!! – Папа повысил голос.

Раньше он никогда не кричал на меня, поэтому его грозный тон быстро меня тормознул. Я уставилась на него, стиснув зубы. Злость никуда не делась, и я все еще ждала оправданий, но вместо этого он продолжил говорить строго.

– Ты первоживец! Твое место на Первой Линии, как и у всех людей, которые недавно родились. Жизнь, которую ты знаешь, нужно заслужить! И ты это сделаешь! Как и все!

От этого заявления меня начало трясти. Я не хотела его больше видеть. Ни его, ни маму. Никогда. Стали накатывать слезы, я развернулась и побежала в свою комнату. Первый раз за всю свою жизнь я плакала в подушку несколько часов, и никто из них так и не пришел мириться.

Вот как они меня обожают…Хотя если бы и пришли, я бы не открыла. Зачем? Эти гнусные люди с радостью отправляют меня в какую-то жуткую жесть и хотят, чтобы я за это сказала спасибо? Не дождутся”.

Меня отвлек видео звонок от Розы. Я была рада, что она позвонила. Хоть кто-то, кто мог меня понять.

– Вау! – Роза явно не ожидала увидеть меня заплаканной. Еще полдня назад я бы не позволила себе показаться на видео с размазанным макияжем, но сейчас уже пофиг. – Разговор с родителями не удался?

– Нет, – мне почему-то было трудно собрать предложение. Мыслей было много, но рот выдал только одно слово.

– А мне почти удалось еще кое-то узнать.

– Почти?

– Да, моя тетя проболталась, что если бы первоживцам Второй Линии рассказывали все правила заранее, то они бы начали сбегать. Правда, потом она поняла, что взболтнула лишнего и добавила, что на самом деле ничего страшного там нет. Просто после Второй Линии будет непривычно и все.

– Все ясно. Там жесть.

Красноречие ко мне так и не вернулось. Я чувствовала, что опять расплачусь, но сдержалась. Слова Розы еще больше меня расстроили.

Получается ее тетя подтвердила, что там ужасно. Ну что ж! Тогда я и правда сбегу оттуда. Кто меня остановит? Просто возьму, типа пойду в школу, а сама сбегу. Как-нибудь доберусь до Второй Линии, а тут уже соображу, что делать.

У Розы были такие же мысли, и мы договорились встретиться в кафе и все обсудить, пока у нас есть такая возможность. Ведь как мы будем общаться на Первой Линии непонятно! Смартфонов же не будет! Жесть!!! Как мы вообще сможем там найти друг друга? И остальных наших друзей? Срочно надо было что-то придумывать.

Утром мама пыталась заговорить со мной и предлагала завтрак, но я включила игнор. Отец даже не пытался ничего сделать.

Наверное, ему не терпится избавиться от меня поскорее. Ну и все. Скоро его желание исполниться. А когда я сбегу, я даже не скажу им, что вернулась. Не хочу знать этих лицемеров.

Первый раз в жизни я просто ушла из квартиры и никому не сказала, что ухожу. Конечно, они слышали, как я собираюсь, но не отреагировали на это.

Даже не спросили надо ли мне денег перевести или когда я вернусь…

А может я вообще не вернусь! Или они считают, что я не смогу взять и убежать без их денег?

Я злилась всю дорогу до кафе. Мне все больше и больше хотелось поскорее убежать, и я была уверена, что Роза снова меня поддержит. Оказалось, что она не единственная, кто готов это сделать. В кафе вместе с Розой уже сидел Женек. Его я тоже была рада видеть. Ему-то точно будет очень тяжело без гаджетов, он с детства в них живет.

Женек рассказал, что они с некоторыми ребятами из нашей группы сбегут вечером и позвал нас с ними. Он сказал, что есть люди, готовые помочь и укрыть нас в каком-то месте на границе Линий. Мне идея понравилась, и я согласилась, но у Розы опять началась паранойя… Она стала убеждать, что тех, кто не явится на поезд, все равно, найдут и накажут. Но я была готова бежать даже без нее. Если ей хотелось жить с дикарями, пусть!

Я вернулась домой так же молча, как и уходила. Мой план был быстренько собрать вещи и свалить навсегда. Женек рассказал, где они встречаются, и я продумала, как буду добираться. Денег на транспорт уже не было, поэтому решила идти пешком. Вещей взяла мало, чтобы было удобнее. Еще нужно было захватить еды, мало ли проголодаюсь. Женек говорил, что на месте с этим проблем не будет, но путь до туда не близкий.

Пока я планировала, как забрать еду с кухни так, чтобы родители не увидели, ко мне вошла мама. Я быстро пихнула рюкзак с одеждой под кровать.

– Чего тебе? – Сразу же нагрубила я. Мама не отреагировала на мою агрессию.

– Пытаешься сбежать? – Спросила она.

У меня заколотилось сердце, и я начала вести себя как дура.

– Что? Нет…Не твое дело. Уйди…

Я опять не могла внятно разговаривать. После такого ответа даже идиот бы догадался о моем побеге. А мама уж тем более. Мне показалось, что она даже усмехнулась…

– Если ты собираешься в место на границе Линий, где тебя никто не найдет, то такого места нет.

Я не поверила своим ушам и не могла выдавить из себя ни слова.

Откуда она то об этом знает? Может это Роза настучала ей? Или она следила за мной?

Мама поняла, что ответа не будет и объяснила.

– Ты не первая кто туда собрался. Каждый месяц кто-то из первоживцев Второй Линии сбегает на границу, но их находят и доставляют туда, куда нужно, на Первую Линию.

– Ты врешь!

Я решила, что она обманывает, чтобы остановить меня, но она продолжила.

– На границе Линий находятся только заводы, на которых создают мясо и другие продукты питания. Это официальное, известное место и там живут по таким же законам.

Меня опять начало трясти и хотелось зарыдать.

Про заводы, где создают мясо, я знала, но понятия не имела, где они находятся, ведь географию преподают только в школах Первой Линии. Слезы, все-таки, потекли, и я отвернулась, чтобы их не показывать.

Мама села на кровать и пыталась словесно меня успокоить. Не помню, что она говорила, было уже все равно. Я уже не злилась, не боялась, не обижалась, мне просто было плохо. Когда я включилась, она уже выходила из комнаты и прежде, чем закрыть дверь сообщила мне второй факт.

Сказала, что вещи собирать не нужно, потому что на Первой Линии носят другую одежду и в поезде нам выдадут первый комплект. Я ничего ей не ответила. Было непонятно, что это за другая одежда и, но она мне уже не нравилась.

Несколько часов я стояла в ступоре и думала о том, что на Первой Линии меня ждет только ужас. Эти мысли, как будто не давали мне двигаться. Уже хотелось сбежать не только из Линии, а даже из тела, чтобы ни о чем не думать…

И тут меня осенило… А что, если смерть, которая существовала в Старом Мире – это не горе, как описывают в книгах? Может через смерть люди сбегали от жизни, которая им не нравилась? А те, кто делал смерть, это не злодеи, а наоборот, доброжелатели?

Я почувствовала облегчение. Мне показалось, что я нашла то, что мне поможет – смерть. Я не знала, как ее делают, но почему-то была уверена, что это не трудно. Наконец-то ступор спал, я легла в постель и сразу вырубилась.

Глава 2

“Тот самый день” наступил. Я так и не начала разговаривать с родителями, а им, как-будто, было все равно. Они молча отвезли меня на поезд и всё. Наверное, думали, что перед посадкой я первая с ними заговорю и начну извиняться, и управшивать забрать меня обратно. Но нет! Я даже прощаться не стала. Просто необорачиваясь ушла в вагон. Никаких угрызений совести с моей стороны не было. Да я вообще ничего не чувствовала! Меня даже не пугало, что я их больше не увижу. Думалось только о том, что мне поможет только смерть.

Проводница проводила меня в купе, где сидела Роза. Она явно обрадовалась, что я пришла.

– Хорошо, что ты не сбежала!

Я села напротив нее.

– Женек ошибся.

– Ошибся?

– Ну да. Мама сказала, что на границе Линий есть только заводы, где делают мясо.

– Вот это да!!! А я не знала. Бедняжки. Хорошо, что твоя мама тебя предупредила.

– А что? Женек все-таки сбежал?

– Ну да! Женек, Тимур, Артур, Виолетта и Дарина. Их родители сообщили о побеге еще с утра. Тридцать минут назад тут такое творилось… Все бегали, кричали, выясняли… Короче, они в розыске.

Я понимала, что если мама сказала правду, то их найдут и накажут, но в тот момент мне стало жалко, что я не пошла с ними. Вдруг мама все-таки соврала и у них все получится? Тогда я лоханулась и буду страдать зря!

– Вот я дура! Надо было тоже…

– Ты не дура! Я слышала, что на заводы очень строго отбирают сотрудников и никаким посторонним нельзя даже близко подходить! Их по любому вернут.

Я не хотела спорить и промолчала. Теперь я стала думать о том, что попробую сбежать из Первой Линии, но Розе ничего говорить не стала. Она все равно была бы против.

Поезд тронулся и у меня сильно застучало сердце.

Это все? Я уезжаю отсюда на целую жизнь? Может все-таки надо было попрощаться с родителями? Или хотя бы посмотреть на них напоследок?

Я вдруг поняла, что не могу вдохнуть, меня скукожило и затрясло. Роза в панике понеслась за проводницей и мне налили мятный чай. Потом я успокоилась. Оказалось, что такое часто происходит с теми, кто впервые едет на Первую Линию.

Через какое-то время проводница снова вернулась и принесла нам два комплекта одежды в пакетах. Она сказала, что в 6:00 нам необходимо быть в форме, сидеть с ровной спиной с двух сторон от стола и ждать инструктора, которого нужно встречать с улыбкой и приветствием.

Мне хотелось послать эту проводницу куда подальше. Какой еще инструктор в шесть утра?

Роза, конечно же, спросила зачем вставать так рано, ведь нам говорили, что мы приедем в 10:00. На что ей ответили, что это правило.

Как же тупо… Что мы четыре часа будем делать? Не будет же инструктаж идти все это время? Дурацкая Первая Линия!

Когда мы остались одни, Роза сразу же развернула свой комплект одежды. Там была белая блузка и серая юбка, примерно до колен. Выглядело кошмарно. Я свой в свой пакет даже заглядывать не стала.

Чтобы отвлечься я хотела позалипать на видео, пока у меня еще был смартфон, но сети уже не работали… А мы ведь даже еще не выехали из территории Второй Линии!

Опять полились слезы.

Путь казался долгим. Мы с Розой то раздумывали о том, какие способы связи есть на Первой Линии, то злились на весь мир, то пытались смириться. Иногда к нам заходили девчонки из других купе, и мы делали тоже самое вместе с ними. Оказалось, что вагоны делятся на женские и мужские. Девушки и парни ехали раздельно.

Я не знаю во сколько я заснула, но мой сон длился не долго. Нас разбудил крик девчонки из первого купе. Не смотря на то, что мы находились в третьем, казалось, как-будто она кричит прямо за стеной. Я быстро вскочила. Мы с Розой в страхе смотрели друг на друга, пока та несчастная извинялась и просила прекратить.

– Что там происходит? – Наконец-то выдавила из себя Роза.

Она хотела посмотреть, но дверь оказалась заперта.

Вопли прекратились, а через минуту закричал уже другой голос. Я сидела в углу, зажав в руках одеяло, а Роза металась по купе и делала предположения, что происходиит, но вдруг резко остановилась у стола, смотря на смартфон.

– Уже десять минут седьмого!!! Давай вставай, нужно одеваться. Помнишь нам говорили, что надо быть одетыми и сидеть за столом?

– Жесть! Жесть! Жесть! Жесть! – У меня стали сдавать нервы. Я очень испугалась и не понимала, что делать.

Роза быстро начала переодеваться в свой комплект одежды. А я до сих пор тряслась, сжимая свое одеяло все сильнее, и смотря на то, как она одевается в эти убогие вещи.

– Чего ты сидишь? Быстрее! – Роза почти кричала на меня. Потом она вырвала из моих рук одеяло и начала его свертывать.

Я наконец-то пришла в себя, схватила свой комплект и начала натягивать юбку. Пока я одевалась, Роза собрала мою постель и засунула на верхнюю полку. Мы быстро сели за стол и не дышали. Оставалось только ждать.

Было слышно, как открывается дверь второго купе. Потом прошло минут пятнадцать, но криков больше не было. Мы все это время сидели, не двигаясь. И не разговаривали.

Начала открываться наша дверь и я снова услышала, как стучит мое сердце.

Зашла высокая женщина в строгом бордовом костюме. У нее в руках был какой-то большой журнал с твердой обложкой. Она попросила кого-то подождать за дверью и закрыла ее.

– Доброе утро.

После того, как она поздоровалась, мы ответили ей тем же.

– Молодцы! Прилежно выглядите! – Похвалила она, а потом обратилась отдельно к Розе – Но здороваться нужно с улыбкой, чтобы было понятно, что вы искренне желаете человеку добра. И сидеть надо прямо, как твоя соседка. Это правило.

Я была в шоке. Это я сижу прямо и улыбаюсь? Сколько себя помню, я всегда сутулилась! Мне даже родители делали замечания! А тут… Я и правда сидела с прямой спиной. А улыбка? Почему я улыбнулась? Как я это запомнила? При чем все получилось само собой. И я вдруг почувствовала, что такое какбудто уже было.

Эта женщина забрала наши смартфоны и рассказала, что мы обе отправимся под опеку потомков наших родителей. Еще она объяснила, как надо выходить из поезда. Строем. По очереди.

У опекунов были номера, под которыми выходят их подопечные. И пока не заберут одного, другой не должен был ступать на перрон.

Я стояла перед Розой. Пока мы ждали своей очереди выхода на перрон, мне захотелось с ней попрощаться, ведь было непонятно, как долго мы теперь не увидимся. Но как только я повернула голову, проводница хлестнула меня плеткой по руке. Так больно мне еще никогда не было. Я взвизгнула и стала тереть руку. Она сказала, что при выходе из поезда можно смотреть только вперед и добавила, чтобы я опустила руки, иначе она ударит и по второй.

Я прикусила губу, опустила руки и пошла дальше. Я понимала, что у меня по щекам текут слезы, но боялась их вытереть. Вдруг это тоже запрещено…

Теперь стало понятно почему кричали девочки из первого купе, они проспали или просто не успели одеться… И их побили за это.

Неужели здесь за все нарушения получаешь плетью? Чего еще тут нельзя делать? И разве можно к такому привыкнуть?

Проводница дала знак, что мне пора выходить и я сразу же это сделала. На перроне стояла женщина лет тридцати пяти в темно-синем костюме. Это была Анна, моя опекунша. Она улыбнулась и поприветствовала меня. Я сделала тоже самое в ответ. На свое удивление я сразу же поблагодарила ее за то, что она решила меня приютить. Не знаю почему, но слова сами вырвались, как будто я их отрепетировала. Это было странно. Обычно я теряюсь и не могу выдавить ни слова. А тут…

Я пошла вслед за ней. Выйдя с вокзала, я увидела множество серых машин. Одна из них подъехала к нам, и мы сели на заднее сидение. Я не знала можно ли мне говорить, поэтому старалась молчать и сидеть ровно.

Неожиданно Анна она спросила.

– Как доехала?

– Э…у…Хорошо. – Я опять начала тормозить.

Было очень страшно ответить неправильно. Но так и получилось. Я забыла сказать “спасибо” за то, что она интересуется моим самочувствием и водитель сразу же сделал мне замечание. Я ответила, что поняла и извинилась. И опять не сказала “спасибо”. Тогда этот придурошный тупица сделал мне замечание еще раз, и добавил, что с такими манерами мне будет тяжело жить на их Линии.

Я начала паниковать, но моя опекунша заступилась за меня. Она сказала, что в первый день так у всех, и что я скоро привыкну. А потом поблагодарила его за заботу.

Мне казалось, это бредовой игрой. Что за идиотизм – говорить “спасибо” за каждое слово. Может мне еще этой придурошной проводнице надо было сказать “спасибо” за то, что она меня ударила?

Всю остальную дорогу мы ехали молча. Я начала рассматривать улицы. Везде были только спальные районы с одинаковыми домами и какие-то непонятные магазины. Ни многоэтажек, ни ресторанов я не заметила, хотя ехали долго.

Мое молчание прекратилось только в доме Анны. Когда мы вошли, она повернулась ко мне и сказала

– Все! Теперь расслабься!