Полдень древних. Селение. Книга 2

Глава 1

Светлана Ярузова

ПОЛДЕНЬ ДРЕВНИХ. Селение

Книга 2

ПРОЛОГ

Минуло несколько лет со дня моего падения в мир Четвертой расы, чужой и странный мир. Камень пал в стоячую воду, пребывающую в гармонии тысячи лет. Первый, второй, третий слой древней вселенной… Вода все темней… Но мне туда, на дно. Через века и пространства. Моя судьба – попасть в самую глубь. Чтоб дать, наконец, вселенной имя. Свое имя, которое придумала я сама.

Надо призвать скрытую в звуке суть. Чтобы понять, каков он, древний Мир полудня, что в нем добро и что зло…

И стоит спешить. Ибо от озарения зависит не только моя жизнь. Я – надежда для многих, великих и малых, населяющих древний край Арьяна Ваэджо. Они ждут от меня служения, бескорыстия и великих дел.

Но я всего лишь человек, который сам не знает, куда идти…

Лина. Обстоятельство пятнадцатое.

Дверь бесшумно подалась – за ней просторная клеть. Залу можно понимать местной учительской. Все в знакомом по школьным годам стиле – чисто, аскетично, пустовато, за исключением, если только, буйно навороченного потолка. По стенам лавки – на лавках публика. В таких же, как на ней, белых рубахах и тоже босые. Непринужденно расположились. Кто утонул в подушках, нога на ногу, кто уселся по-турецки, кто строго и церемонно выпрямился на жестком сиденье. Пятеро женщин, четверо мужчин…

Двое из них представились первыми. Местное руководство. Женщина, за ней мужчина. Ну, потому что в доме, где воспитывались девочки, иной порядок вещей смотрелся бы странно. Бабье, все-таки, царство…

Саура, мощная седая ведьма, со змеиным взглядом, проникающим в самое нутро, холодная и жесткая, как жидкий азот. Заморозит до состояния камня и разобьет к чертовой матери все, что ее не устраивает. В изящном теле дамы Belle Époque. Этакой директрисы элитного пансиона. Не хватает, если только, пространного пучка-крыши, корсета и пенсне. И спутник ее (муж, коллега?) преподобный Агрима. Улыбчивый эфемерный эльф, непонятного возраста, статуса и воззрений. Внешне дружелюбный, впрочем…

Злой и добрый полицейский… Ну, может быть. Ничего ж не понятно в местном учебном процессе.

Остальные по виду тоже яркие характеры. Ощущение такое, что попала в коллектив психологов. Специалисты разглядывают клиента (или, скорее, пациента) и решают какую терапию применить. Консилиум… Ратна за спиной в качестве тьютора – толкает в бок, ежели что не так, и шепчет нужное на ухо.

Однако, публика, если приглядеться, колоритная. Есть чему удивиться. В блаженной стране Арьяна Ваэджо почему-то считалось, что девочек должны воспитывать личности нижеперечисленных типов и качеств.

Номер один – дама-завхоз. Так вот, прям, посмотришь, и сразу скажешь – «техничка». Ведает местными простынями, горшками, няньками и электриками. Никому не дает спуска, но при этом ее все любят. Ну, потому что мать. Мать от бога со всеми своими фибрами, закидонами и тараканами. Такими их обычно и рисует воображение – сдобными, склонными к полноте, улыбчивыми и хитроватыми. Наседками… Зовут Тийя. Представилась, сдобным же голосом. Подошла и провела по волосам канонически материнским жестом и в том же стиле улыбнулась. Это такой сценический образ, интересно? Или характер? «Мама! Мама!» – кричала маленькая напуганная обезьянка внутри. Ребенку хотелось верить…

Номер два – мужской вариант той же родительской энергетики. То есть, вот, отец. Такой, каким его хотят видеть девочки всего мира. Где-то в глубине души хотят. И это, умоляю вас, не друг по играм. Это такая, знаете, каменная стена, гарант порядка и стабильности. Ортодокс – велик телом, степенен, благоразумен и благонамерен (как велит обычай). Не забалуешь и не обойдешь. Ростом под потолок, руки как лопаты, наверху, в страшной перспективе, гнездо густых темно-русых волос. Коротких. Жрец он, значит, еще непонятного толка. Лицо – как ствол. Тут тебе и продольные полосы морщин, и нарост носа, какой-то кривой, и дупла глубоко посаженных глаз… Энт. Умное, подвижное древо. Зовут Вишал. И если уж о школьных ассоциациях, то такими бывают какие-нибудь электрики в сельских школах. И, по совместительству, все остальное: истопники, разнорабочие, дворники. В одном флаконе. В общем, нянь в мужском варианте. И там не про вытирание соплей и смену горшков, там чтоб крыша была над головой, все горело и функционировало нужным порядком. Правая рука директора. Порой даже директорский аватар. К начальству-то не со всем придешь. Вот и заглядывают все, кому не лень, в дворницкую такого Вишала. Он и сломанную игрушку починит, и гвозди научит забивать (ежели раньше не получалось), и совет даст…

К слову о директоре и номере три. Вслед за Вишалом, отвесившим поясной поклон, подошел еще один персонаж и ограничился кратким намасте. И вот, знаете, посмотришь и скажешь – директор. Такими они и бывают в сельских школах. Осанистые, с залысинами, телесность там состоит из квадратов и треугольников, последние концентрируются преимущественно на лице, поддерживают острый колючий взгляд. Не без доброжелательности он, конечно, не без мимолетной благодушной иронии – но все же. Абы с кем не спутаешь. Генеральские погоны, они и сквозь саван просвечивают… Кто он там – неизвестно, но держится человек начальственно. Представился как Дзнат. Посверкал глазами, огладил острую бородку и отошел.

Номеру четыре место освободил. Персонажу тоже очень узнаваемому, можно сказать, родному, из детских воспоминаний… Теперь уже не деревенскому – сугубо городскому.

Короткое намасте, кивок головой – невысокого роста даму, несколько полноватую и угловатую, невыносимо подмывало назвать «математичка». Такими они в массе и бывают – остроносыми, энергичными и категоричными. Если только сигареты в углу рта не хватает. Но излюбленная прическа каре наличествует. Значит дама у нас сайби. И там прагматизм, логика и резкость в суждениях – уже часть не только пути, но и природы. В таким существах женственного мало изначально – что называется, занозы.

Точные науки у таких городских училок, с огромным, как правило, опытом, мозги сдвигают в мужскую сторону. И начинает тетка понимать живых существ как категории и множества… С одной стороны хорошо – все школьные хулиганы у такой по струнке ходят, с другой стороны – это человек буквы. И ни жалости там, ни пощады, ни понимания… Такова эта местная «математичка»? Кто ее знает… Но голос в образ попадает, какой-то хриплый, вроде прокуренный. Зовут Нита.

Ух! Хорошо бы в них во всех ошибиться… Ну, типаж, ну, что он? Бывают же ошибки… С другой стороны, опять присутствовало опасение, что что эта земля, наряду с социальными функционерами типа воинов, земледельцев и жрецов, уже изначально знает, кто будет учить детей. И все школьные персонажи Кали-юги до подробностей повторяются и в другие эпохи. Просто место такое, что иначе быть не может. Раз и навсегда заведено…

По нервам опять ударило дежавю. Номер пять. Юные годы, школа. По коридору гордо вышагивает «словесница». Хозяйка точек, запятых и подлежащих, а заодно и вечных литературных вопросов, типа «Что делать?» и «Кто виноват?»… Да что ж такое?!

Высокая, представительная особа по имени Анья. По белому балахону вьется великолепное золото волос. Целое богатство, едва не до полу. И, на минутку, перед нами вайснави. Совсем другой мир, противоположный суровым сайбам. Вайснавы чаще становятся бодисатвами – учат, лечат. Ласковы и милосердны. Анья старалась соответствовать стереотипу – улыбнулась, провела теплой рукой по плечу. Но «словесницу» в женщине не спрячешь – улыбалась аристократка, взирающая на всех свысока, а теплая рука коснулась плеча так, словно бы оказали честь слуге: «Ну бывай, браток, опустоши за меня чарку в трактире!». Знаете, всегда ощущается это деревянное напряжение кисти, когда оглаживают неравного. «Словесницы» всегда были особой темой, они почему-то знают как надо – жить, держаться, думать… Непонятно откуда, но знают.

И как-то уже не было сомнений, что номер шесть будет из той же школьной оперы. То есть, вообще уже никаких. И точно! Вьющаяся копной ореховая шевелюра, вздернутый нос в веснушках, сумасшедшинка в глазах. Она, творческая личность. Преподает что-то такое прекрасное и эфемерное, что ни отцифровать, ни толком понять невозможно – музыку, рисование… Стремительные дирижерские жесты, улыбка во весь рот, искрящийся, блестящий взгляд. Обниматься полезла и даже в щеку чмокнула. Офигеешь от такого. Но хоть коллега. Можно поговорить. Хуже, если окажется музыкантшей… Звали красавицу Дунийя. Представилась, тряся руку.

Когда последним подошел номер семь – сердце сжалось. Нет, внешне он не походил на Ивана Ильича. Того Учителя, что оставил глубокий след в сердце. Если только отдельные черты – высокий, нескладный, с квадратным улыбчивым лицом, с коротким русым «ежиком». Вайснав? Скорей всего. На затылке – длинная, заплетенная в косу, шикха.

Но, что бы там ни было – видно – человек любит и понимает детей, может встать в их позицию, потому что сам во многом дитя. Не перестал быть могущественным и странным Императором вселенной, гораздым на подвиги и чудеса… С тем самым теплым, внимательным взглядом, который можно видеть на фото Януша Корчака. Такой взгляд невозможно изобразить – из глубины идет и все нутро показывает.

И сразу как-то обозначает кто здесь совесть… А значит главный, душа, на котором мир держится. Звали его Тавима. Представился, скромно сложив руки в намасте, и улыбнулся.

Посмотришь так на них на всех, синхронизируешь мозги и инстинкты, и поймешь – дикарь… Примитивный, первобытный ум, как ты там ни извивайся! Люди эти, скорее всего, соответствуют типажу с точностью до наоборот. Здесь, в блаженной стране Арьяна Ваэджо, все с ног на голову поставлено. Было, есть и будет. Кто может скрываться под этими личинами – лучше не думать…

Вот, Ратна, например. Молодая женщина… Семидесяти лет… Вполне соответствует типажу этакой хорошенькой, идеологически невыдержанной «англичанки» только-только из института. И там, за прелестной внешностью, скрывается такая же прелестная нравственная свобода от всего, что навязано и довлеет. От того что должно, но не хочется. Некая волшебная сказка о чужой стране, ее чудесах и языке… Где все не как у нас…

«Англичанкам» полагалось быть нездешними, немного стилягами, немного диссидентками, частью существа живущими в том, чужом мире… Знакомо, ведь, по школе? И здесь тоже… За пять тысяч лет до всех советских школ и «англичанок».

Но зная эту женщину, хотя бы и поверхностно, можно усмотреть в ней нечто от того самого советского типажа? Это если искать в инопланетном звездолете сходства с советской же игрушечной машинкой… Остальные, сто процентов, так же… Так что – присматриваться и наблюдать, там видно будет.

А было, на что посмотреть и чему поразиться. Не наблюдалось аналогов даже ничему местному. Просто если посмотреть на сам контекст встречи. Гость пришел познакомиться с хозяевами, о ужас, не накрашенный, не обряженный как новогодняя елка, без всяких притопов, прихлопов и завываний. Судя по обстановке ритуальных действий, типа обрядовой трапезы, тоже не предвиделось. Деловой визит. К людям, которые себя ценят, знают, чего хотят и никого не боятся. Не надо им хорониться от нового в детских играх. Созрели. Но так это представляется человеку Кали-юги, где играй в бирюльки, не играй – все равно плохо будет. Может, эти понимали себя как воины, мертвыми уже при жизни? И не страшны им ни чужаки, ни боль, ни смерть. Равнодушные к бытию, как к неизбежному злу… И какое там – хрононавт! Могли привычно ладить с инопланетянами в теле рептилии или инсекта.

Сперва заключили в круг. Деликатно, на расстоянии, присутствовали, рук не тянули, лиц странных не делали. Улыбались благожелательно, как полагается психологу на приеме, чтоб клиента расположить. Этакий круг равных – рассматривают не стесняясь (и облик, и поле, как здесь принято) но боками не трутся, не теснятся и за спину не заходят. Даже Саура и Агрима не требуют себе особой позиции. Интеллигенция…

Затем жестом было показано, что можно сесть. Быстро и ловко соорудили из лавок полукруг, набросали подушек и расположились, кто как привык. Сидят. Как на ином тренинге для тревожных. Чтоб, значит, если что, клиента на пути к двери не задерживать.

Не все, знаете, любят сидеть кружком – вроде какая-то навязанная порука. Да и лица напротив рождают невольную враждебность. В любом учебнике психологии прочтете.

По правую руку, на некотором расстоянии – Саура. На голой лавке в позе египетских владык. Прямая спина, собранные колени, узкие сухие кисти на них. Арьи садились в такую позу не случайно. Это был обрядовый пас «останов-перезагрузка», когда действительность надо переосмыслить, взглянуть на волнующий факт с другой стороны. Сар в такой, бывало, сиживал.

Вокруг прекрасной директрисиной головы (а иначе, чем директриса эту даму не назовешь), бледно-синие всполохи. Из макушки белый сверкающий столб в потолок. Сияет все вокруг нее, иной раз даже тело застит. Яркие цвета, в основном синие, с нитями зелени, далеко в пространство летят цветные протуберанцы. Размышляет, даже отчасти молится-размышляет, с высшей силой советуется. И поле не прячет (а они умеют) даже, наверное, увидеть помогает. Вайснави, несмотря на суровый вид, и бодисатва. Редко увидишь такую ауру, сверкающую всеми оттенками сапфира.

Рядом огромный зеленый куст. Реально растение – все оттенки зеленого, от салатового до изумрудного. Агрима в позе Мефистофеля. Скрещенные руки на поднятом колене, блестящий взгляд. Один в один шедевр Антокольского… Но улыбка не едкая – наивная, детская, этакий одуванчик. И как взлетающие венчики цветов – яркие оранжевые и желтые всполохи в застящей его зелени. Добрый, как и полагается эльфу, испытывает симпатию, в том числе, и как к женщине, но на фоне этого пытается понять, что перед ним за явление. А понять – это уже отчасти управлять. Так как-то…

Сиживал в такой мефистофельской позе и Сар. Вспоминается. Все время почему-то этот человек вспоминается… И лица его родителей… Вита, Мирослав. Как они там?

А поза мефистофельская – тоже, что ли, обрядовый пас? Или мудра? Этакий человек-перископ, наблюдает из недр скрюченного тела, зорко и остро наблюдает. Так надо иногда.

Но раскрылся. Поставил ногу на пол, выпрямился.

– Ну, ты же понимаешь – при детях не живут просто так. Не захочешь – упадешь в их быт. Будешь помогать и вести. Согласна?

– Конечно, буду делать, что скажете, ста.

И вот это, опять промелькнувшее «Вы». Безразлично к нему относились только жрецы. Помнится тата Инзи, хозяйка пещеры в доме Артх, ни разу не поправила. Это если сравнить с воинами, того же Сара опять вспомнить. Его «Вы» бесило, не мог понять, отчего надо обращаться во множественном числе. Вайшьй просто не хотелось пугать. Приходилось каждое слово контролировать, чтоб не выскочило. А то еще подумают, что головой тронулась.

К жрецам же невозможно было обращаться иначе… Как-то язык не поворачивался. Такие они божественно взрослые… Даже Ратна в их круге.

Агрима рассмеялся.

– Что сердце скажет, будешь делать. Само придет.

– Впрочем, никто не неволит, – проскрипело слева, – не покажется – в краме можно поселиться (у отшельников) или в доме старцев.

Вишал. Тоже весь в зелени. Но иного рода. Это как высокая, пропитанная воздухом и солнечным светом трава, стремящаяся вверх, волнующаяся, с золотыми шапками соцветий поверху. Его филантропия неяркая, просто жизнь доброго человека, который хочет защитить, оградить, в тихую сторону направить. Чтобы все просто были, а не боролись. Он знает как… Внешность не обманула, добродушный вид попадал в добродушную суть. Даже улыбнуться захотелось.

– Чего уж там, ста. Выбор сделан. Не случайно, ведь здесь, среди вас, сижу. Если б не смела, и в силах себя не ощущала – не пришла.

– Ну, это время покажет. Все в мире меняется, – синие, красные, лиловые всполохи рядом с зеленой вишаловой поляной – Дзнат. Странное у него поле. Острые разноцветные языки стремятся ввысь. Будто костер пылает. У воинов такое можно наблюдать. Воинской сути, видно, в человеке много. Да и не диво – сайб. Длинные темно-русые волосы забраны за уши. Резкий такой мужик, решительный. Добавил через время с расстановкой:

– Наблюдай за собой. Внимательно. И не загадывай, как должно быть, – улыбнулся сдержанно, – только время, проведенное здесь, скажет, как оно есть на самом деле.

– И не бойся спрашивать, даже если вопрос неуместный, – Тавима. Наконец, заговорил. Даже голос тот самый… Тихий, немного с хрипотцой. Будто улыбаются, говоря. Тембр такой особый, даже если лицо серьезное. Про всякую историческую дичь, когда таким говорят, слушать не страшно, вроде на расстоянии, на страницах книги. Иван Ильич был историком. Интересно у него тоже была такая странная аура? Плотного сине-зеленого цвета. На что похоже? На оттенок очень глубокой морской воды. Когда не зеленый и не синий, такой редкий изумруд совсем в синеву. Так бывает когда разум с сердцем слит? От этого сильного глубокого цвета даже не отвлекают искры всех цветов радуги. Ну, летят и летят, как от бенгальского огня – красные, желтые, лиловые, белые… Нет до них дела, цвет завораживает. Она даже поймала себя на том, что рот стал приоткрываться, сразу за челюсть схватилась и сразу повернула голову налево, заслышав зычное:

– Да, дочка! Помощи просить не стесняйся. Хоть днем, хоть ночью прямо ко мне. Ратна покажет, – Тийя. Улыбается, всплескивает руками. И такая вся цветная рядом с зеленым Агримой, как клумба из цветов – желтые, оранжевые, голубые всполохи. Веселые, яркие, вперемешку. Очень, такая, импульсивная особа. Сперва делает, потом думает. Точно? Да нет, не точно. Со стержнем тетка. Точнее – с какой-то такой, шпалерой. Все цветы растут из нее, движутся вокруг. Сетка из желто-зеленых, перекрещивающихся под углом лучей. Бывает же такое!

Мельком, след за Тийиным жестом, взглянула на сидящую рядом Ратну. Да нет, не может быть! Девушку окружало ровное желто-белое сияние. Прятала поле… Зачем? Да нет, ерунда какая-то. Надо поморгать! Губы меж тем сами собой произносили слова благодарности. И вот это «дочка» – как-то очень для публики такой нестандартно.

– Спасибо, тата. И просьб, и вопросов, наверное, много будет. Так что еще хвостом буду за Вами ходить.

Тийя рассмеялась. У левой руки завозились, принялись дергать за рукав.

– Лучше за мной хвостом ходи, – хихикает Дунийя, – мы с тобой похожи.

Какова! И аура такая – глаз не оторвать. Неужели и у меня подобная? Чистейшие голубые оттенки осеннего неба и, как дополнение, оранжевые, желтоватые всполохи-листья. И, пожалуй, она – музыкантша. В саровой ауре было много голубых оттенков, становящихся пронзительными, чистейшими, когда он пел. Женщина-риши, такая Сарасвати, поди все свободное время в обнимку с виной сидит.

– Может чем-то и похожи, тата, только не всем. Для Вас, наверное, свет в окне – музыка, для меня – кисть и краски.

Дунийя жеманно махает рукой.

– Все – и музыка, и краски мне милы! Потом свое хозяйство покажу. Тебе понравится!

– Ясное дело понравится. Только времени не будет углубляться во все тонкости.

Из-за плеча Дунийи сурово смотрит Нита. В углу рта – соломинка. Покусывает ее лениво. Вот, черт! Точно сигарета! Не присмотревшись – спутаешь. И опять тот же странный цвет в ауре, что у Тавимы – густой изумруд в синеву. Из плеч и макушки идет ярко-синий с лиловым отливом столб, расширяющийся наверху как цветок. Все искрит желтыми и оранжевыми всполохами. Этакая стальная фиалка… Монмартра… Чуть не получилось хохотнуть, но удалось уместно кашлянуть. Фиалка, меж тем, ворчливо продолжала:

– Когда тебя окружает десяток детей, приходится думать, что представляют все богатства мысли и искусства относительно их, – Нита хототнула, – порой даже ночью, вместо сна. Шучу…

– Именно, – вступила в разговор Анья, величественно восседавшая справа, рядом с Тавимой, – между шуткой и серьезно надутыми щеками уместен баланс, ровно как, между дхармой и камой. Придется нелегко, но научишься.

Она улыбнулась краем рта. И сделала паузу, давая себя рассмотреть. Великолепна. Этакий букет желтых гладиолусов среди острых зеленых листьев, в декорации вьющихся голубоватых лент. Власть и порядок для дамы значат много, но не самоцель, должно быть… Ласково улыбается, добавляет:

– Дети чувствуют, когда учитель о себе забыл. Тогда берегись.

Саура встала и хлопнула в ладоши. Видимо решила, что аудиенция окончена. Вслед за ней поднялись все.

Строгий взгляд серых глаз, наклон головы.

– Ты переполнена впечатлениями, Лина. Отдохни. Завтра утром жду тебя здесь, покажу дом.

Вот так… Намасте и к выходу. И никаких условностей и финтов – маскарадов, обрядовых действий, сумасшедших глаз и лиц… Просто собрались и просто поговорили. Ни о чем. Светская беседа с налетом философии. Но отчего так хорошо на душе? Радость узнавания? Все предсказуемо и стабильно – работодатель беседует с кандидатом, как в старую добрую Кали-югу? Нет… Что-то сверх, сверх привычной игры ума.

Танец силы. Круг общения с теми, кто значит здесь все. С настоящей властью. Не с борзыми, с кем страшно и противно, а со Старшими. Именно так, с большой буквы. С кем спокойно, как ребенку со взрослым. Очень радостно, когда нежданно забросит в такую ситуацию, в круг таких людей.

Она обернулась. От двери было видно всех. Среди ярких, чистых цветов их аур вились и плясали светлые нити. Целая паутина, прекрасная, непрерывно меняющаяся янтра. Между их головами, животами, руками… Нити родства, нити духовной близости. Они были единомышленники, семья. Нашли друг друга.

Особо завидуют подобному те, кто, обладая знанием и силой, одинок среди людей. Вынужден говорить со всеми встречными, как с малыми детьми, только о том, что им интересно…

Эти учителя не знали такой беды. Счастливые люди…

Ратна. Мета шестая

Ну да, мне пришлось. Не показывать же себя, как есть! Напугаю и утрачу. Мое сокровище… Не могу даже подумать!

Я первой увидела и получила. И отдать, отказаться, все меньше сил. Знаю, что не отдам. Всю мощь и хитрость в ход пущу. Держитесь!

Хотя, не хорошо это. Страшно самой… Ну, вроде, общую ценность присвоила и скрываешь. Не по-людски. Сейчас… Но будет подобное, видела. Настанут времена столь страшные, что людям о людской своей сути забыть придется. Спрячут все, что о ней напоминает. Ибо нельзя демонам такой силой владеть. Та практика называться будет Деланием девяти неизвестных…

Но если думать о Лине… Там не про демонов и не про людей. Там о мире, пограничном богам. О Великом острове. Так в их культуре называется раса, что близка к вайкунтхам.

Поэтому нельзя расставаться, терять, отдавать на откуп судьбе… Разнесет на много переходов и лет – и не узнаю… Не получу того, что жажду.

Я здесь временно. На одну тяжелую недолгую жизнь… Учиться пришла, увидеть как дорогой мне мир погибнет. Надо пройти и такой урок. Понять, как это может быть.

Я – приблуда. Та, что обрела разум не на этой земле. Похожих на меня изначальным телом здесь зовут пчелами. Это маленькие милые существа. Но далеко, среди звезд, подобные им, только большие и разумные, создали великий мир. Он походит на Третью расу, живет ее принципом. Много сотен тысяч лет живет… И снится мне каждую ночь… И сны эти заставляют просыпаться в слезах. Я тоскую по родному солнцу, знаю, что приду туда вновь. Но не должна пока. Надо узнать…

И это знание – в голове, в душе Лины. Она тоже говорит на древнем языке, когда спит, и тоже тоскует по тем, кто ей снится. Называет их «родственники». Эти сны – ее вторая жизнь. И это нужное мне знание.

Но у такой, как она… С ее воспитанием, прошлой жизнью, недоверием к людям и обстоятельствам, это трудно. Нужно время и тепло… Много времени, чтоб доверилась, пустила к себе внутрь…

Открыла свою страшную тайну… Не уверена, хочу ли я ее узнать, выдержу ли. Но должна, должна во что бы то ни стало, чтобы остался жив мой мир. Надо увидеть все своими глазами, понять, просчитать и уложить в голове. Как он расцвел, жил и умер, похожий на мою планету Великий остров.

Своими ли, чужими силами это сделать – не важно. Ха! Хитромудрые обезьяны выцарапали сокровище из бездны, чтобы продолжить историю своей расы, но не знают, чьи еще руки тянутся к нему… И, получается, не ведают, что вместе со своим человечеством спасают и мое.

Но я заигралась… Что это? Пресловутая сиддха красоты или судьба, которая хранит своих значимых, застя глаза всем, кто на них смотрит? Да, такие как я, как люди-боги Великого острова приходят к избранным, к тем, кому уготована великая судьба…

Но неизвестно, что сами испытывают при этом. Ту же необъяснимую тягу к мощному полю и великому духу? Необъяснимую… Да, не все и не всегда можно себе объяснить.