- -
- 100%
- +

Моей любимой дочке Веронике Щтыкар,
всем на свете родителям
Редактор Полина Игоревна Голубева
Корректор Сергей Ким
© Ясин Фалль, 2025
ISBN 978-5-0068-1561-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
После тридцати лет незыблемого атеизма Творец всё-таки дал понять, что Он есть. На что я пока могу ответить только одно: мне очень жаль, по-человечески жаль. А значит, если Бог существует, то всё дозволено, ибо я – всего лишь воля Его. Однако до полного отрицания, до глубокого разочарования шло жесточайшее противостояние.
«Маленькое чудовище» – свежеиспеченная жемчужина современной литературы, иронично выписанная в удивительно аутентичной языковой палитре. Настоящее удовольствие наблюдать, как Ясин Фалль филигранно жонглирует словами в стиле магистра Йоды из «Звездных войн», сплетая кружево поэтичной мелодики.
Автор окунает читателя в колоритный мир Мавритании: пара строк, и ты уже вдыхаешь песчаные ароматы Сахары и пересчитываешь стопами каждый камешек Нуакшота – такого родного, такого ненавистного «Шелудивого» города.
Мы становимся свидетелями эклектичного и философского пути простого африканского мальчишки к непоправимому, фатальному повороту грядущего. Каждый его шаг, каждая внутренняя борьба прорисованы с такой глубиной и проницательностью, что кажется, будто ты сам все крепче врастаешь в жестокую и дикую историю одного маленького человека.
⠀
Голубева Полина ИгоревнаПомню, мне было десять лет. Я стоял в проёме двери гостиной, заслонив собой дневной свет. С трудом я удержал двуствольное ружьё, направленное на отца. Руки тряслись от тяжести дерева и холода металла, а сердце что есть духу колотилось. Запах пороха в воздухе развеян, одурманил юное сознание. Настал момент истины для обидчика детей. Передо мной сидели отец и его друзья. Они, словно шайка гиеновых собак, принимающая корм из миски, бесцеремонно чавкали, уничтожали остатки пищи на своём пути. При виде меня с дробовиком в руках наступила восклицательная тишина. Что могло сподвигнуть десятилетнего ребёнка взяться за оружие для взрослых?
Через мушку я лицезрел застывшую в ужасе глотку врага и видел, как его рот широко открылся, оголяя зубы с остатками недожёванной пищи. Я слышал, как сердце его перестало биться. Читал в глазах молитвы души, застигнутой врасплох. Ещё бы – любимый сын, в которого вложили всю душу, хочет его убить. Никогда ещё в Африке дитя не направляло ружьё на собственного отца.
Не помню точно, когда всё началось. Моему безумию была одна основная причина: растущее сознание просило своё, отец же требовал усмирения аппетита. Однако желание не понимает слова «нет». Возникшее недоразумение пробудило в маленьком ребёнке большое чудовище. Но однозначно всё началось задолго до этого кульминационного момента.
Первая часть
1. «Шелудивый» город
Я отпущен в свободное плавание и на откуп городским тёмным переулкам, обзавёлся многими друзьями, с которыми играл и делил все отрады жизни вне дома. Нет в Африке Деда Мороза, к которому можно обращаться раз в год за подарками – я так и остался без вожделенного игрушечного поезда с рельсами и мостами. Незнакома мне и зубная фея. Она бы подложила несколько скромных монет под подушку взамен выпавших молочных зубов – непростительный просчёт в стране торгашей. Не знал я и о прочих сказочных героях. Они бы пришли на помощь в беде, а ведь была потребность. Однако рядом никого не оказалось, даже ангела-хранителя. А Бог находился на противоположной стороне.
День рождения в Мавритании отмечают только раз в жизни, при появлении на свет. Естественно, я не мог помнить то событие, но, несомненно, это был самый роскошный праздник во всей Сахаре. Ведь в мою честь зарезали не барана, как обычно в таких случаях, а забили целого верблюда. О том дне гриоты слагали легенды. Я был путеводной звездой, светом во мраке, долгожданной обетованной землёй и всем для отца. Никогда ранее никто не додумался так отмечать рождение сына. Но это скорее исключение из правил, чёрный континент не балует своих детей, родился – и слава богу.
После того как я гордо встал на ножки и начал разбираться в местности, меня оставили один на один с этим незнакомым миром. Однако это было и моё решение. Я мог сидеть на кухне рядом с мамой и ни о чём не беспокоиться, но нет, это разве стезя храбрых? Сделав твёрдый выбор, я вышел смелым шагом из дома. Вместе с друзьями мы бросили вызов самоуверенному миру, где нет головорезов, но есть много городских «шакалов» разных оттенков хитрости. Мне по душе каникулы в Мавритании, они длятся три месяца, в маленьком возрасте – это целая вечность.
Помню, после плотного завтрака я вышел из дома и оказался в крепких объятьях кровной улицы. Яркий солнечный день тепло приветствовал, а прохладный ветерок игриво щекотал лицо. Несомненно, мир приглашал резвиться. Что может быть прекраснее, чем близкие сердцу просторы?
Три четверти своего бодрствования я проводил на улице. В глаза врезалась обыденность этих мест. Выходящая из соседней лачуги молодая женщина с трудом несла в руках большой тяжёлый металлический таз. Остановившись посередине улицы, вылила мутно-серое содержимое на землю в шаге передо мной, громко отрыгнув:
– Будь ты проклят! Чтобы все на этой грязной земле сдохли, до единого!
Слова смелые, слуху непривычны, для мавританского разума – оглушительны. Обомлевший на мгновение, я замер. Застыл и мир вокруг, словно приказали внести смуту в сознание жителя Сахары. В голове зазвучал голос мечети, воображаемый муэдзин зазывал всех на совещание с Богом. Что могло так сильно разозлить мавританских женщин. Никогда ещё на моей памяти не слышал такое неистовое сочетание слов. Люди обычно строго держали язык за зубами – не дай бог Бога из себя выводить. Мысли обыденны для подлинного жителя Нуакшота, однако слова непривычны для слуха. Эти согревающие душу грязные понятия, крамольные мысли мы обычно трепетно держали глубоко внутри. Но чтобы об этом громко объявить?
Женщина смелая – женщина не из мира сего.
«Вроде сегодня не день большой стирки», – пролетела мимо мысль. Однако явь срочно напомнила о себе, на меня надвигалась огромная волна грязно-серой жидкости. Я очнулся, успев отпрыгнуть в сторону.
– Вы что? – крикнул я вне себя от злости. – Куда смотрите?
– Что хочу, то и делаю! Ещё вопросы будут?
– Чего?!
– Заткнись, мелкая букашка!
– Прошу жаргон придержать, женщина! – повторил я любимую фразу дяди Джибриля.
– Молоко не высохло на губах, а уже говорит, как взрослый. Ну-ка быстро скажи, в каком доме живёшь?
– Хотите жаловаться моим родителям? Вы что, мне угрожаете?
– Официально заявляю – ещё как угрожаю! И что сделаешь, букашка? Побежишь мамочке поплакаться в юбку?
– Берега попутали?
– Острым перцем объелся? Что дерзкий такой? Быстро топай сюда, мелкий гад!
– А вы что, думаете, меня так просто напугать?
Воздух попахивал гарью, и в горле першило, не было желания бодаться с озлобленной незнакомкой. От греха подальше я сделал несколько шагов в сторону.
– Куда собрался, жук навозный? Ну-ка иди сюда, сопливый!
– С какого перепуга?
– А я тебе дам титьку понюхать, шавка гиеновая!
– У вас что, ум за разум зашёл?
В столице пустыни часто дают волю своему вспыльчивому нраву, но дело никогда не доводят до драки – кажется, культура не позволяет. Здесь в основном следуют известному народному принципу: «Держите меня семеро» и «Не дай бог, не удержите!». Главная причина кроется в том, что на этой земле не принято бить людей, иначе станете изгоем для общества. Такое варварство не прощается. Однако детей пороть – святая обязанность взрослого жителя города.
Спор нарастал, и дело попахивало психиатрией. Моя неистовая собеседница явно была не в себе. Смысла нет поддерживать «душевный» разговор в стране, где взрослым всё, а детям – ничего. Во всём виноваты будут последние. Почему? Потому что старших нужно уважать. А женщина в этом государстве всегда права, пока разделяет главные ценности общества: муж – охотник и глава семьи, жена – послушная домохозяйка, а дети – те, кто во всех бедах виноват. И никто не поручится, что домашние хлопоты будут проще, чем трудности охоты. Разделение труда, может, и справедливо, но жаловаться на судьбу – святая обязанность примерного жителя этого паршивого города. Да и «тигроловы» пошли не бог весть какие. Давно никто из них не приносил домой мамонта. Одни зайцы да вонючие грызуны. Отсюда и недовольство слабого пола, скоро и женщинам придётся идти на охоту.
Огибая мутную лужу, что образовалась передо мной, я шагнул навстречу солнцу. Однако голос недовольной особы меня быстро догнал:
– Ну-ка вернись, козявка невоспитанная, я ещё не всё сказала!
– До свидания! – крикнул я с безопасного расстояния.
– Иди сюда, гад ползучий! Куда собрался?
Сдаётся мне, что коты на этой проклятой земле не только перестали ловить мышей, но и плохо справляются со своими супружескими обязанностями. Моя разгорячённая собеседница задыхалась от злости, и на это у неё должны быть веские причины, но печаль взрослых – не забота маленьких. Я не горел желанием испортить себе настроение. День обещал быть бодрым и на веселье щедрым. Солнце, далёкое от зенита, слабо грело. Своими просторами родные улицы душу радовали, а ветер бодрил духом свежим.
Я шёл непринуждённо, временами вальяжно. Передо мной простирался не безукоризненный, но привычный пейзаж нуакшотских улиц. Природа в этих краях не балует, а страна бедна историей, культурой, населением, умами… Песок, некогда прозрачно-жёлтый, от грязи стал чёрным. Ещё день-другой, и смело сможет соперничать с угольными шахтами. Все элементы таблицы Менделеева под ногами покоятся. Эта многострадальная земля впитала в себя коварство всех формул стирального порошка, всех оттенков хозяйственного мыла, всех отходов человеческой деятельности. Тысячи стеклянных осколков, бесчисленная армия ржавых гвоздей, смешанные с песком, бдят, ожидая своего часа. Надзирают из земли и тонны строительного мусора – от щепки до досок, от гравия до камней, от цемента до кирпичей, от проволоки до лома. Этот суровый край впитал в себя непередаваемую боль людской судьбы – от рабства до насильственной исламизации и колонизации. Две расы, говорящие на четырёх языках, состоящие из пяти народностей, терпеливо обитают в этом суровом краю, и неизвестно, чем закончится история. Дай бог – миром и процветанием.
Я поднял взор вдаль, пренебрегая неопрятностью улиц, но, увы, от неряшливости реалий этих суровых мест ни за какой ширмой не скрыться. В глаза то и дело врезалась невзрачность местности, мусор, разбросанный всюду, особенно досаждал. Разноцветные рваные полиэтиленовые клочья, засеянные в землю, торчали из песка, впрочем, лохмотья эти – единственное, что «растёт» в бесплодной почве Нуакшота. Картина пёстрая, вызывает недоумение, гнев и слёзы, но и вместе с тем заставляет улыбаться. Пищи для размышления более чем достаточно.
Внимание зачастую отвлекает то хромая коза, то беззаботный баран, то бродячая собака. А если откликнуться на шумовой фон, то обязательно услышите и рёв души блохастого осла, и мычание коровы, недовольной судьбой. Столица пустыни до боли напоминает лоскутное одеяло, томившееся в мусорном ведре несколько вечностей. Природа скудная, люди бедные, воздух знойный, улицы грязные, и это – обычная действительность гнусного города. Днём мухи не дают житья, ночью – комары. Мы не замечаем, в какой глуши живём, пока не находим, с чем её сравнить. Если долго пребывать в выгребной яме, то непременно привыкнете к богатству оттенков непревзойдённого духа местности. Скоро начнёте искусно разбирать фекалии по видам и подвидам. А если вы в этой среде родились, то ждите беду, от одного глотка свежего воздуха можно дух испустить.
Город воистину шелудивый и отдаёт вшивой псиной. Он один такой на свете, и в этом есть тонкая нота дерзости – привкус благородного острого перца в невзрачном блюде. Мавритания дышит вопреки, а не благодаря. Нуакшот вызывающе стоит среди безжизненных барханов – то ли наложить на себя руки, то ли вызов бросить судьбе, то ли смиренно поклониться Богу. Там, где трава не растёт, а чёрт давно на всё махнул рукой, выросла огромная деревня, которая кишит жизнью. И если закрыть глаза на грязь и жгучие запахи, то можно найти золотую середину и вдохнуть полной грудью. Благо здесь вихры, вечно бушующие, быстро избавляют от смрада, а палящий зной ускоряет разложение нечистот.
Детский вердикт вышел неутешительный для здравого смысла: в аду можно жить, а в шелудивом городе – строить своё счастье, даже если оно возведено будет на обломках чужой неудачи. В этом мире, кажется, живут хорошо только равнодушные к беде ближнего. Но счастье счастью рознь. Не так ли?
2. Новый помощник продавца
Я шёл и радовался, пока не споткнулся о мысль дельную: а как же десерт? После плотного завтрака нужна сладкая конфетка. Развернувшись, я направился обратно. В то время папа держал маленький продуктовый магазин, где работали всего два человека: ответственный Абдаллахи и его вежливый помощник из соседней страны. Я не знал, как зовут последнего, но разве существенно для шахматиста, как называется битая фигура?
Когда заглянул в магазин, то заметил, что вместо старого помощника красуется новый, маленький, излишне тёмный. Король умер, да здравствует король! На квантовом уровне появление незнакомого человека в поле зрения вызывает неудобство в подсознании, требует времени, чтобы привыкнуть к присутствию этой личности, заставляет мозг делать расчёты и вносить новый элемент в базу данных.
У нашего свежеиспечённого героя кожа настолько чёрная, что вызывала зависть у самой тёмной ночи, а мрак, ледяной от глубокого уважения, беспрестанно целовал ему ноги. Не осталась в стороне и чёрная звезда, что удерживает Млечный Путь – где ей взять столько материи тёмной? А как быть князю тьмы? Разве что рвать на себе волосы?
На свету кожа сверкала и переливалась весёлым синим оттенком. Похоже, у новенького кровь голубая. Не исключено, что передо мной потомок древних африканских королей. Судя по виду и габаритам, он был старше меня, но всё ещё ребёнок. Возможно, подросток. На первый взгляд это наидобрейший человек, что на языке улиц означало: необычайно простодушный. Из глаз исходила самая что ни на есть доброта. Это был неискушённый, городом ещё не испорченный человек. Я бы сказал, чересчур непритязательный для таких мест. Столица пустыни однозначно его недостойна. Видно, только спустился с барханов мавританской Сахары. Худощавое лицо и большие мягкосердечные глаза свидетельствовали об этом. От него исходил ещё свежий аромат деревни. В воздухе попахивало кислым верблюжьим молоком и коровьим навозом.
К сожалению, что хорошо по природе своей – отрицательно в искусственном мире. Доброта – плохая черта для человека, живущего в большом городе. Кислорода, может, и всем хватает, но с пищей большая беда. Присутствие такого элемента в крупном населённом пункте, где паразитирует масса бессовестных людей всех калибров и мастей, нарушает гармонию этого города и действует на жителей словно красная тряпка на быка. Рискованно быть красивым среди уродов. Чтобы обезопасить себя, придётся выучить назубок пословицу: «С волками быть, по-волчьи выть». Добро необходимо как кислород, но без кулаков оно превращается в злокачественную опухоль и рано или поздно ополчится на своего носителя.
Мне уже десять лет, и у меня сложилось устойчивое представление о том, что такое хорошо и что такое плохо. Главные уроки бытия я получал не только дома, но и от жизни на просторах нуакшотских улиц: удовольствие желанно, боль противопоказана. Всё тривиально, мой подход предельно ясен – блаженствовать всеми фибрами души, даже если придётся идти по лезвию ножа. Правда, боль не по душе, но разве мудрость – конёк маленьких? Умные, конечно, учатся на чужих ошибках, но дети – только на собственных. Другого не дано.
В своей мудрости не было тени сомнений даже в том возрасте: я прав, пока обратное не доказано. Нутром чувствовал, в большом городе скромность – плохая черта. Если взять крепость, то штурмом и дерзостью. Своей сегодняшней стеснительностью я обязан длинному жизненному пути и роковому конфликту, что в том возрасте противопоставил отцу.
Оказывается, к Абдаллахи приехал его тринадцатилетний племянник из глубоких песчаных недр Мавритании, который, думаю, кроме игр в догонялки с ослами, пряток с баранами и забегов на верблюдах, ничего не видел в этой паршивой жизни. Скорее всего, он не знает, как выглядит футбольный мяч, никогда не играл на деньги, отродясь не слушал хорошую музыку. Разве он поймёт магию движения картин? Кроме Корана книг не читал, а комиксы – волшебное слово. Ни карате, ни бокс, ничего он не знал об акульем мире, куда я каждый день нырял до самого дна и выплывал почти без царапин. Подозреваю, наш бедуин видел автомобиль всего раз в жизни. Надеюсь, он не приехал верхом на верблюде. Посещать столицу пустыни опрометчиво с его стороны.
Личность крайне забавная. Во мне проснулась городская наука – желание проучить тех, кто оступился, пробудилась ненависть ко всему простому и деревенскому.
Зрительная связь установлена, эскиз психологического портрета набросан. Выводы неутешительны для человечности: новый помощник продавца ужасен и недостоин быть жителем столицы пустыни. Его главная ошибка: слишком уж он добр. Ничего не купив, я вышел из магазина и направился к своим друзьям.
Голову будоражили мысли недобрые, но чертовски занимательные. Довольный собой, я сиял от счастья, мерцала и Вселенная вокруг. Грустите, и жизнь к вам повернётся мохнатым задом, радуйтесь – даже без причин, – и мироздание вам положительно ответит.
Солнце, драгоценное, тёплыми лучами нежно ласкало, прохладный ветерок с лёгким запахом Атлантического океана игриво душу дразнил. Жизнелюбие проснулось в каждой клетке тела, счастье наполнило сердце до краёв. Из глубин сознания незаметно подкралось желание проучить нового продавца за дерзость посетить город без разрешения его маленьких жителей. Замысел нежно щекотал нервы и приятно ласкал душу. Затея под стать моему детскому нраву. Лучше, чем рай, может быть только рай вдвойне. Я предвкушал большую долю глумлений над жителем деревни.
Однако мысль, внезапно поднявшись из глубин нравственных норм, доносила до поверхности сознания волнения, чуждые городскому юному разуму: нельзя глумиться над слабыми, бумеранги знают дорогу домой. В душе нарастало явное противоречие. Совесть требовала милосердия и доброты, а нутро хотело ещё немного блаженства, ещё чуточку безумия. Неужто быть счастливым – это преступление? Что важней, конечный результат или способ его достижения? Разве поставить подножку слепой старухе и раствориться в восторге – не есть хорошо? Неужто нам не нужен рай? Не считаясь ни с чем. А схватить крокодила за глотку, заглянуть ему в пасть и уйти без единой царапины – не есть хорошо? Мораль непременно ответит: истерзать любое существо – плохо. Но сдаётся мне, что между старухой и рептилией имеется значительная разница.
Нет желания углубляться в устои общества, есть простая и понятная жажда получить удовольствие. Я имею право досаждать помощнику продавца до тех пор, пока не стошнит от блаженства. Чутьё маленького городского жителя шептало на ухо: в отличие от старухи, крокодил может дать болезненный ответ. Будущий соперник больше походил на крокодила. Не зазорно, когда противник равен по силе и духу. Если слабых нельзя бить, то сильных можно пинать, и от всей души.
Я шёл и думал, пока ко мне радостно не прибежал Рекс, местная бродячая дворняга, которая принадлежала всем и никому. Но сдаётся мне, что общая собака просто всем хороший друг и товарищ. Во многом мы были похожи, оба считали улицу своим домом. Рекс радостно вилял хвостом, направляя на меня просящие сердечные глаза, а я смотрел на него сверху, усмехаясь. Он не был похож на своих сородичей из шелудивого города, маленький рост и небольшой вес ярко его выделяли. Во мне опомнилось добро, на лице засияла широкая улыбка. Машинально я пал на колени и крепко обнял слюнявого дружка.
– Привет, Рексик! Ты даже не представляешь, как рад тебя видеть. Извини, что нечем угостить, но обещаю, в следующий раз исправлюсь.
– Гав, гав, гав!.. – радостно лаял он в ответ.
– Скажи, мой дорогой друг, почему ты всегда такой добрый? Разве у тебя никогда не возникает простого человеческого желания почудить иногда, замучить кого-нибудь до чёртиков? В конце концов, подножку поставить соседу, чтобы он плюхнулся со всей дури поганой мордой в вонючую землю?
– Гав-гав!
– А нагадить злой соседке в сандалии?
– Гав-гав!
– Нет! Ты что говоришь? А раздавить таракана? Укусить недруга за бок и описаться от счастья, пока он скулит от боли мучительной? Нет?
– Гав-гав!
– Эх, что за собака такая? Не получится из тебя хороший человек.
Рекс, как ни странно, отрицал насилие, и в этом мы с ним были прямой противоположностью. И всё-таки моё нутро с этим не смирилось, я решил задать другу каверзный вопрос:
– Скажи, ты бы смог наступить кошке на хвост? Ухватить за бочок, поднять и потрепать от всей души? Например, кота Алиена, того жирного и наглого. Ты понял, о ком я? Как тебе предложение?
Мой «собеседник» на этот раз не спешил с ответом, и этим всё было сказано. Значит, не всё потеряно.
– Гав-гав!
– Когда-нибудь я тебя научу получать простое удовольствие от непростых поступков. Не забудь напомнить мне об этом позже. Хорошо?
– Гав!
– Хотя… Давай вечером, после ужина, я тебе принесу косточки? Договорились?
– Гав!
– Не наешься, конечно, но заморишь червячка и заодно челюсти отполируешь. И тогда, возможно, в тебе проснётся инстинкт настоящего убийцы. Хорошо?
– Гав!
– Вот и славно. А пока я пойду обдумаю детали одного коварного дела, – ухмыляясь, попрощался я с другом.
Я встал с колен и пошёл к своим приятелям. Полагаю, они уже собрались у фонарного столба на соседней улице. Рекс бежал за мной какое-то время, пока не понял, что даже самый любящий человек иногда нуждается в одиночестве. Мысли разные приходили в голову. Однако участившийся в висках пульс напомнил о нехватке сахара в организме. Конфеты! Я же не купил конфеты. Рука машинально спустилась в карман, но там оказались лишь одна жвачка и несколько мелких монет. Это не то, что нужно мне сейчас. Развернувшись, я снова направился в магазин и у входа столкнулся с дядей Абдаллахи. Не заметив меня, старший продавец стремительно прошёл мимо, словно его звали на не терпящее отлагательств собеседование с проктологом. Он явно опаздывал, а голову тревожили мысли о содержимом прямой кишки.
***
Прошло немного времени прежде, чем остыл след от старшего продавца. Я сосредоточился, ко мне возвратилась на мгновение утерянная уверенность в себе. От переизбытка жары в организме я вновь спесиво стоял у входа магазина в одних шортах, а футболку поло гордо держал за петельку, перебросив через левое плечо. Живот завтраком набит, высокомерно торчал наружу и, кажется, искал приключений на свой пупок. Умышленная громкая отрыжка наполнила воздух запахом булки с маслом и кофе с молоком, сгустила в пространстве моё невозмутимое бесстрашие.
Новый продавец заметил меня – поднял брови, сморщил лицо и быстро опустил взгляд. Руки на бёдрах, рот на замке – я надменно стоял, словно сам Бог по жизни мне должен. И всё-таки этот мир создан не для скромных и пугливых. В большой саванне, где бал правят гиены, есть только одна почётная роль для антилопы: быть главным блюдом на скромном столе хищников. К сожалению, исключительно добрые, честные и храбрые, как правило, долго не живут. Если, конечно, они ещё водятся на белом свете.
Отпустив руку в карман шорт, я достал жвачку, ловко освободил от упаковки и положил в рот до того, как обёртка прикоснулась к земле. Незамысловатые движения, отработанные до автоматизма, которые я неосознанно совершал много раз в день, сейчас были осмысленные, преднамеренные и показательные. Благодаря им укреплялись мой дух и статус на собственной улице. Этими движениями, своим поведением и многими другими действиями я метил принадлежащую мне по праву территорию, дабы никому не пришло в голову посягать на святое. Никого я не готов терпеть на родной улице-кормилице. Детский эгоизм? Возможно. Инстинкты защищать своё? Несомненно.
Что происходит в мозгу десятилетнего африканского ребёнка, отпущенного на все четыре стороны? Меня не заперли с компьютером между четырёх стен, лишь бы был рядом. От меня не откупились новым смартфоном, лишь бы не мешал жить. Мне подарили свободу. Улица стала домом, а жилище нужно оборонять от посягательств чужих. На просторах города правила диктуются обстоятельствами и теми, у кого сила и зачатки ума в избытке. Борьба жесточайшая, приходится искать единомышленников, чтобы вместе строить свой мир и сообща заступаться друг за друга. Присутствие каждого нового лица на моей улице – это брошенный вызов лично мне и моим друзьям.