- -
- 100%
- +
Я спесиво стоял и неспешно жевал, вкушая каждый момент этой гастрономической эпопеи. Тот, кто в детстве пробовал жвачку, меня поймёт. Это тонкая материя, над которой кропотливо работали гении человеческой мысли, дабы маленькие наслаждались всеми оттенками фруктовых вкусов. Будет несправедливо, однако, сводить все преимущества этого высококачественного продукта к незабываемым вкусовым ощущениям. Жвачка – это ещё и лучший антидепрессант в мире. Она устраняет страх и тревогу, успокаивает и даёт чувство невозмутимости, переходящее в неуязвимость. Главное – не переборщить с этим средством. Передозировка вызывает приятные галлюцинации: померещится, что вы – царь горы.
Затягивая удовольствие, я наслаждался каждым мигом этой сладкой сцены. Объект моего внимания выглядел жалким, а я тяжёлым взором презренно его изучал. «Милосердие», – просила душа бедолаги. Но нет у меня сострадания, человечность – не детская слабость.
С расстояния трёх метров, облокотившись о стену у двери, я досконально изучал деревенщину, а он, скукожившись, закрылся в своём психологическом панцире, как делает моя черепаха. Слегка оттопырив нижнюю губу, словно Вселенная нагадила ему в обувь, он стыдливым взглядом сверлил пол. Опустив голову, маленький продавец представил моему взору широкий лоб, надеюсь, не от избытка ума. Кожа жирная и потому ярко сверкала, затмив блеск разноцветных этикеток от товара, что стоял на полках сзади. Мелкие капельки пота предательски вырисовывались на лбу, свидетельствуя о бурной мозговой деятельности. Короткие, кудрявые, на солнце обгоревшие волосы – грязные. Среди тёмно-рыжих кудрей то и дело мелькали песчинки жёлтого цвета, непохожие на чёрный уличный песок шелудивого города. Наш герой был одет в клетчатую чёрно-белую рубашку с короткими рукавами, из которых торчали две несуразные конечности. Ногти грязные, пальцы толстые, кисти большие, предплечья тонкие. Левой рукой он теребил свой подбородок, словно в этом месте сгустилось всё серое вещество. Не удивлюсь, если это было так.
Никчёмность исходила отовсюду. Я уже забыл, зачем вернулся, и думал только о том, как нащупать слабые места деревенского олуха. Его ноги скрылись от моего взора за стоящую между нами витринную стойку метровой высоты. Однако это было не столь важно – доподлинно известно, что нижние конечности кривые и волосатые, как у всех бедуинов. Вековые путешествия верхом на кораблях пустыни дают о себе знать даже на генетическом уровне.
Я долго стоял и молча наблюдал – ни здравствуй, ни привет, ни добро пожаловать тебе в этот гнусный город, лишь презрение, надменность и ничего другого. Глаза пристально смотрели в одну точку, строго, прямо и в упор. Цепкий, испепеляющий взгляд пронзил моего угрюмого визави. Безгласное громыхание дрели в его голове сводило несчастного с ума. Охвачен паникой, он впал в смятение. Не знала добрая душа, как быть в такой типичной городской обстановке. Полагаю, в деревенской школе, где он сидел за партой между дворняжкой и беременной козой, этому не учат. Бедолаге не стоялось на месте, за глотку схватил паралич ума, в прямой кишке хозяйничали червы, насытившись сильнодействующими веществами. Что ему не сиделось в своей деревне?
Осенило. Мысль прекрасная внезапно озарила угрюмого, одним духом он пролетел трёхметровое расстояние, отделяющее его от холодильника. Что вдруг потянуло к несчастному хранилищу скоропортящихся продуктов? Неужто между ними возникло неодолимое притяжение душ? Маловероятно, технике не свойственно ощущать. Полагаю, наш герой просто хотел оторваться от моей удушающей психологической хватки. Воздух – вещь необходимая даже для психики.
Оказавшись напротив объекта своих «вожделений», наш герой открыл дверцу с громким шумом и хмуро застыл, будто стая чёрных кошек несколько раз подряд перебежала ему дорогу. Вряд ли он ждал ответа от продуктов, не думаю, что уныние и смятение толкали излить душу содержимому холодильника. Скорее всего, страхом перегретый мозг завис. Но, к счастью, ненадолго. Опомнившись, наш маленький продавец начал с большим рвением копошиться в холодильнике, двигая продукты с места на место, возможно, в алфавитном порядке. Покончив со скоропортящимся товаром, он развернулся к стеллажу сзади и начал считать банки с концентрированным молоком, затем дошла очередь до растворимого кофе, следом пошёл консервированный горох, зелёная фасоль, морковка, смесь овощей… После того как всё посчитал, начал переставлять товар местами по одному богу известному порядку. Маловероятно, что невежда знаком с мудростями фэншуй.
Жалкое зрелище длилось долго. Картина больно напоминала трудящегося, сильно вовлечённого в рабочий процесс, однако лёгкая дрожь, охватившая всё тело, свидетельствовала о ледяном ужасе в душе деревенщины. Что муха с парализованными крыльями может противопоставить пауку, вооружённому липкой паутиной и сильнейшим ядом? Да ничего, разве что уповать на Бога, но быть реалистом.
С высоты своего пьедестала скажу вам: маркетолог из этой деревенской «овечки» никакой. Весь балаган затеян, дабы оторваться от паучьих чар. Но ухода от суровой действительности и клоунады недостаточно, чтобы избавиться от давления незнакомого города, особенно если речь идёт о столице пустыни и делёжке моей улицы.
Установив свои порядки на стеллаже, наш герой подошёл к кассе, открыл ящик и начал неспешно считать деньги. Торгаш из этого неуклюжего человека явно паршивый, а бухгалтер и подавно. Это было видно невооружённым глазом. Процесс, очевидно, нашему барану удавался с трудом. Сначала он тихо и медленно считал, затем всё быстрее и громче бормотал неясные цифры. Со стороны всё выглядело, словно маленький продавец разговаривал с кассой, а та, грешница валютная, стеснялась отвечать. Процесс явно походил на бред. Как разжевать деревенскому уму, что дела в городском магазине так не ведут? Как объяснить, что деньги считают, начиная с крупных банкнот, но ни в коем случае не с мелочи, и тем более не при всех и не так громко? Спасает страну только одно: строгая мораль и запрет на продажи оружия, наркотиков, алкоголя. Так и тянет взяться за дробовик и со всех сил орать: «Кошелёк или жизнь!» Только, боюсь, Мавритания выберет содержимое кошелька.
На мгновение я вселился в шкуру грабителя, но, к счастью, настоящих преступников не водится в этой стране. Пока ещё. Когда величайший «бухгалтер» всех времён и народов посчитал деньги от мелких монет до самых крупных купюр, он снова развернулся к полкам и начал по второму кругу передвигать товар. Моё терпение было на исходе.
Объект моего пристального внимания явно волновался. Об этом свидетельствовали невольно выпущенные газы, испортившие воздух в помещении. До меня доносился крепкий дух человеческого пота, и сопровождалось всё тонким оттенком верблюжьего навоза. Я отошёл на шаг назад. Благо широкие двери были распахнуты.
Наэлектризовался воздух, волосы на руках бедолаги встали дыбом, тело с головы до ног покрылось мурашками, и, казалось, старая шкура вот-вот взмахнёт крыльями и улетит вдаль от столичных суровых нравов. Височные вены пульсировали с большой частотой, а по лицу тонкими струями пробежал холодный пот. В голове деревенщины ощущалось давление, в душе – смятение. «Страх», кажется, называется сие явление. Он свойственен всем тварям божьим, недостойным жить в каменных джунглях, и присущ мелким рыбёшкам – акульему корму.
Глубоко в недрах маленького продавца всё будто пылало и дымило, нутро рвало и метало, ибо не знал он, как себя вести в крайне враждебной среде. Не имел простак и никаких сведений о нравственных устоях в больших городах. Однако незнание закона не освобождает от ответственности. Не так ли? Здесь нельзя показывать слабость, вас съедят без остатка и сожаления.
«Где хорошему человеку найти покой и простоту в отношениях?» – диву далась тишина в деревенской голове. Но небеса хранили строгое молчание, а объект моих наблюдений всё жаловался. Я слышал сплошной судорожный стук зубов, вызвавший трещины в барабанной перепонке провинциального жителя. Я чувствовал мысли громкие, оглушившие бедуинский разум. Доносилось до слуха и трение мозга о черепную коробку, и, кажется, слышалась молитва торгашеской души: «Отче наш… Хлеб насущный дай… И прости нам долги… И не введи нас в искушение, но избавь меня от лукавого, что стоит передо мной… Будь добр, Ад, умоляю, забери своих городских псов к себе домой…»
Тянет сказать «аминь», но на ум приходит только скорбь. На маленького торгаша подействовал мой змеиный гипноз. Я не произнёс ни слова – ни доброго, ни плохого. Просто прямым взглядом наблюдал и изучал сущность паршивца. Пойманная взором жертва гипноза благодарно стоит в ступоре, пока её не съедят. Знает, извившись до потери сил, муха, что из паутины нет пути к свободе, как и нет возврата к жизни. Есть только смирение и воля Его.
Пожалев объект своих безгласных издевательств, я вышел из магазина и направился к друзьям обуздать очередную игру. Что наша жизнь? Забава, да и только. Каждый в этом мире – охотник за наслаждением. Даже самый святой. Ибо нет другого смысла существования. И поиск ответа на вопрос, и с Богом уединение, и добровольное заточение – не что иное, как отличный от других взгляд на блаженство. Кому естественна простота, а кому боль в удовольствие. Результат один, пути разные.
***
Вечером стремительно надвигающийся на город мрак вновь застал на улице. Закат в Сахаре короткий. После изнурительной игры в футбол я неспешно направился домой. Навстречу шёл Большой Лемин – мой сосед и друг. Последнее понятие, конечно, слегка преувеличено. Возраст не позволял нам играть вместе в песочнице, уж больно многие годы разделяли. Ему, должно быть, семнадцать, а мне – всего десять лет. Он учился в старшей школе, а я только закончил второй класс. Внушительные габариты наградили «друга» приставкой Большой. Мы часто собирались у него в гостях, чтобы услышать небылицы, анекдоты, просто интересные истории жизни.
Лемин шёл улыбаясь, в правой руке держал несколько книг.
– Сильно устал? – спросил он.
– Да, есть немного, – ответил я. – Как у тебя дела? Давно мы не собирались. Куда пропал?
– Учёба, экзамены, скоро высшее образование.
– Понятно. А у тебя в руке, случайно, не комиксы?
– Нет, прошёл тот час, пришла пора серьёзных книг.
– И что это значит?
– Пожаловало время нудной литературы, скучных персонажей, сложных формул… – ответил он.
И, улыбаясь, добавил:
– Это и долгожданный черёд философии. Познать мир занятно, но порой больно. Как будто ты заново появляешься на свет.
– Всё так печально?
– Да, потому что мы рождаемся через муки. За девять месяцев в утробе матери ребёнок привыкает к окружающей обстановке, ему кажется, что это – вся Вселенная. Но скоро через мучительную боль он оказывается в большом незнакомом мире, где нужно строить свою хижину во враждебной среде. И как только возводишь новый дом, найдётся ещё один Серый Волк – разрушитель мировоззрений. И узнаешь, что земля не плоская, а Бог не такой… Ты слышал о трёх поросятах?
– Нет!
– Ничего страшного, потом расскажу. Больно осознавать ущербность нашего существования, ошибочность взглядов общества.
Стоя с книгами в руке среди полумрака вечернего Нуакшота, Большой Лемин увлечённо говорил и, кажется, не собирался останавливаться. Глаза собеседника вдруг заблестели, в них вспыхнуло отражение света от уличных фонарей, которые только что загорелись, напоминая о наступлении темноты. Издалека доносился голос муэдзина, зазывающий верующих на вечернюю молитву. Слова Большого казались тарабарщиной, но меня зацепила одна мысль…
– Земля не плоская, это как понять?
– Долго рассказывать, придёшь ко мне, и в спокойной обстановке я тебе разжую по крупинке.
– Может, после ужина соберёмся?
– Только не сегодня, занят буду.
– Давай тогда завтра?
– Хорошо, договорились.
Ушёл Лемин, и ко мне радостно прибежал младший брат Брагим. Неужели выиграл билет в рай?
– Пошли быстрее домой, – с одышкой произнёс он.
– И так туда иду! – возмутился я. – Ты что такой весёлый-то?
– Дядя Хамада приехал из Франции.
– И чему радоваться?
– Идём быстрее, может, нам подарки привёз оттуда?
Весть действительно приятная, в Африке особенно, но пришлось притвориться, что душе всё равно. Даже в шелудивом городе есть культура, и она учит сдержанности, скромности. С другой стороны, не хочется зря радоваться, вдруг дядя ничего не привёз. Мы шли, и я думал о странных словах Лемина: не плоская земля, нудная литература, скучные персонажи, сложные формулы, образование…
3. «Низкий вам поклон, меня зовут Образование!»
Когда небесное светило шагнуло за горизонт, мрак быстро наступил, и птица Минерва взмыла высоко над засыпающим городом. Знание вновь засияло и темноту в умах рассеяло. Руки машинально тянулись к трофею Прометея, кажется, пробил час осмысления. Огонь любознательности воспламенился в голове, и от яркости ослепло сознание. Я оказался не готов, маленький возраст не позволяет разом поглотить много света. Не каждому невежде полезно знание. Оно может как лечить, так и покалечить.
Пришло время, и Его Превосходительство Образование без стука ворвалось в мою жизнь на сером французском першероне. «Добрый цивилизованный мир», страдающий последней стадией «альтруизма», покинул Старый Свет в поисках «дикарей», дабы с ними «делиться» христианским пониманием смысла жизни и благами французского просвещения. Не помню, что случилось с индейцами, когда они столкнулись с больными золотом конкистадорами, но след от тех простодушных гостеприимных аборигенов остыл давным-давно. За всю Африку не берусь отвечать, слишком большая она.
Говоря откровенно, знакомство с европейской культурой обошлось по человеческим меркам дорого. Думаю, и отцу тоже, правда, в меньшей степени. Однако, справедливости ради, нельзя винить во всём, что со мной случилось, исключительно европейскую культуру. До этого я ходил в исламскую школу со своим братом, где нас учили читать Коран и писать, приобщали к религиозным мудростям. Процесс занимал ровно два часа моего детского времени в день. Я ходил ещё и в официальную школу, где учили до третьего класса только арабскому литературному. Однако язык этот для повседневной жизни не особо годился. Кинотеатр, комиксы, мультфильмы… Всё, что можно назвать городским досугом, было доступно только с помощью высокого слога Виктора Гюго, кисти Тулуз-Лотрека и мира голливудских грёз с тонким французским душком. Где взрослый мусульманин без потери лица может бить своего врага по морде поганой и получить простое удовольствие от этих примитивных действий? Только в своём воображении, сидя перед экраном кинотеатра.
В тот знаменитый вечер к нам приехал мой дядя Хамада, учитель со стажем. Он был на курсе повышения квалификации во Франции. Что повышать у простого школьного ударника труда? Самолюбие? Возможно. Объём серого вещества? Не думаю. Метр укоротит до ярда? Сомнительное удовольствие.
Мой дядя привёз нам игрушки из Старого Света. Не знаю, на каком базаре Парижа он их купил, но с высоты Монмартра они далеко не походили на шедевры искусства. Но разве дарёному коню смотрят в зубы? Абстрагируясь от приобретённого мной сегодня опыта, игрушки тогда казались бесподобными. В Африке не принято баловать детей, это «вредит» хорошему воспитанию. Для ребёнка же каждый подарок на счету. Могу смело сказать, это была единственная настоящая игрушка, полученная в детстве. Не беру в расчёт многочисленные мячи и красный велосипед, купленные отцом. Не считается и цвета дерева серый магнитофон, подаренный мне старшим братом… Речь идёт именно о детских игрушках.
Я был неравнодушен к воскресенью. Не потому, что выходной, просто это день большой стирки. Помню, как с братом каждый раз ждали с нетерпением окончания этого «волшебного» процесса, чтобы стать обладателями подарочного игрушечного солдатика, который обычно клали в пачку вместе с порошком. Временами мы торопили маму, а подчас доходило и до драки между мной и Брагимом.
Вроде игрушки стоят недорого, но никто в Африке не понимает, насколько они ценны для маленьких. Моим брату и сестре подарили две, как показалось тогда, бесподобные пластиковые птицы: одна ярко-розовая, другая – ослепительно зелёная. Мне, как старшему, Хамада привёз «незабываемый» подарок – бледную, цвета рвоты, книжку. Это был учебник, и значит, мне уже десять лет, да здравствует старость! Настал час усиленно учиться, уйти с родных улиц, бросить любимые забавы. Я играл днями напролёт на свежем воздухе, а теперь пришла пора заниматься серьёзными делами, отдать себя полностью заботам школы. Европейское образование – вещь ёмкая, требует самоотдачи. От этих мыслей душу коробило. Я не знаю детей, которые бы с удовольствием отдали львиную долю своего времени школе. Скоро третий класс, а там совсем недолго до пенсии.
Положение удручает, весть прискорбная для молодого рассудка. Придётся похоронить своё счастливое детство в красивом гробике на ближайшем кладбище и пойти «трудиться» на общественных началах в неблагодарном государственном учреждении. Пришла пора просыпаться с первым петухом пять дней в неделю, подвергать мозг тяжёлому умственному «труду» по шесть часов в день за партой и три – дома со школьными заданиями. Ради чего? Чтобы прокормить свою ещё не знакомую жену и будущих детей.
Если честно, рано ещё об этом думать. Не желаю размышлять о далёком и, возможно, не моём будущем. Душа хочет жить здесь и прямо сейчас. Мне бы пинать мяч с утра до вечера, наслаждаться моментом сутками напролёт, гулять без забот. Неужели это трудно понять? Я ещё слишком молод и чересчур красив для европейского образования. Ценю свободу и не стремлюсь обменять её на тоскливые занятия в школе. Нет желания целыми днями сидеть за плоской деревянной партой, зарабатывая себе понемножку геморрой ради завтрашней скудной зарплаты и микроскопической пенсии.
Дедушка был учителем, и дядя Хамада унаследовал профессию, естественно, от него. Что можно ожидать от педагога во втором поколении, который считал долгом участвовать в моём воспитании? Ничего хорошего для меня лично. И та невзрачная книжка бледно-жёлтого цвета должна стать первым скромным взносом в моё образование. Но не ведал дядя, насколько своим подарком меня оскорбил.
С этого момента начались все беды юности. Та книга поделила моё детское существование на до и после великого образовательного потопа. Жил я в своё удовольствие, ни о чём не думая и ни в чём себе не отказывая, пока не появилась она. Как говорится, всё познаётся в сравнении. Я каждый день расправлял крылья и ликующе вылетал из гнезда на все четыре стороны, свободный как птица. Но с появлением этого французского учебника кончилась беззаботная жизнь, и мой детский рай превратился во что-то среднее между незаслуженным адом и чужой каторгой. Но это будет позже, через две недели, когда отец опомнится и в нём проснётся строгий учитель французского языка.
От злости я рвал и метал, не хотел понять, почему дядя подарил мне книжонку, а не игрушку. Или, на худой конец, и ту и другую. Никогда так сильно никто не обижал. Скорбь и досада взяли верх надо мной. Я желал только одного – кары небесной своему обидчику. Как говорится в народе, не делай добра – не получишь зла.
Спрятав в глубине сердца негодование, я молча забрал несчастный подарок и пошёл в детскую комнату излить душу ангелу-хранителю, подушке и серому безликому матрасу. В Мавритании хорошее воспитание, добытое в том числе с помощью ремня по мягкому месту, не позволяет мужчине жаловаться, а ребёнку заявлять о своих правах. Никто не знал о моём разочаровании, если выражаться дипломатическим языком, то я был весьма недоволен. Отец, как ни странно, об этом сразу же догадался. Позже он в «резкой форме» передал дяде мою крайнюю озабоченность. Через день Хамада мне принёс восхитительного голубого пластикового дельфина. Я не обзавёлся игрушечным поездом с рельсами и мостами, о котором долго мечтал втайне, но душа взмыла до небес от счастья. В итоге я получил подарок не потому, что он полезен для жизни, а просто ради меня лично. И наконец-то душа начала страшно мстить брату и сестре.
– Мой дельфинчик лучше всех ваших уродливых птиц, – твердил я вне себя от счастья.
– Зачем тебе дельфин, у тебя же есть книжка? – возмутился Брагим.
– Ты что, завидуешь? Как тебе не стыдно!
– Так нечестно!
– Правильно делаешь, глотай слюни молча и на здоровье! Но ты с этим не тяни долго, зависть – штука опасная. Рано или поздно душа трещину даст и лопнет.
– А ты смотри, от самовлюблённости наглая харя может надуться и взорваться!
– Что переживаешь-то? Когда меня не будет, ты унаследуешь моих дельфина и книжку. Хотя нет, свою игрушку я завещаю младшей сестре. А учебник, пожалуй, я возьму с собой в могилу. Да, и позаботься о черепахе.
– Не нужно мне твоё уродливое животное!
– Эй, давай поаккуратнее! – погрозил я брату пальцем. – У этого животного, как ты говоришь, твёрдый панцирь, но оно у меня очень ранимое.
– Чего?
– Глухой, что ли? Моя черепаха не любит, когда о ней плохо говорят, так что давай потише, услышит она тебя.
– Плевать мне на твоё животное! Я тоже хочу книжку!
– Тебе не положено по возрасту, птенчик! Ты ещё слишком мал для книг.
– Птенчик, птенчик! – раздался писклявый голос младшей сестры.
Обладательницу самой высокой ноты в доме зовут Маха, ей три года, прошу любить и жаловать. Её появление, несомненно, привнесло немного света в семью, а вот рождение Брагима не назовёшь бесспорным. Временами я горько жалел, что не задушил его, когда он был в пелёнках. Стоя передо мной, руки на бёдрах, нижняя губа оттопырена, нерадивый брат всё возмущался:
– А ты намного старше меня, что ли?
– Именно так! – ответил я.
– Птенчик, птенчик!.. – снова дала о себе знать Маха.
– Ну-ка заткнись, ты, мелкая козявка, не лезь не в своё дело! – крикнул Брагим на сестру и обратился ко мне: – Ты старше меня всего на год!
– Не трогай Маху! Я взрослее тебя на целый год с половиной. И заруби себе на носу, я ещё умнее и красивее!
– Насчёт двух последних пунктов я бы на твоём месте не так радовался.
– Смотри мне, не дерзи взрослым! – разозлился я.
– Тогда отдай дельфина! Я знаю, тебе игрушки не положены по возрасту.
– На что намекаешь?
– Ты уже старый и, думаю, глупый, раз не понимаешь, о чём речь! – рассвирепел брат.
– Ну-ка иди сюда, мелкий таракан, я тебе сейчас пересчитаю все антенны!
– А я размажу остатки твоего самолюбия по стенке, тугоухий старичок!
Я злился, а тучи сгущались над головой нахального соперника.
– Иди сюда, куда побежал!
Почуяв запах гари, Брагим спасался бегством на кухню заручиться маминой защитой. Я быстрым шагом шёл следом. Кулаки чесались, и хотелось только одного – проучить гада, что посмел бросить мне вызов.
– Трах-тибидох-тибидох!.. – повторял Брагим, надёжно укрывшись за спиной мамы.
– Ты опять за старое взялся?! – от злости надорвался я.
– Да, бородатый хрыч! Из тебя песок сыпется, ты не заметил, дед? Память подводит, да?
– Тебе надоело жить?
– Так точно, старый хрыч!
– Сейчас я тебе расквашу поганую морду, жук навозный!
– Ну-ка отстань от брата! – громко вмешалась мама в ссору.
– На кой бес он мне сдался! – разочарованно ответил я.
– Птенчик, птенчик!.. – снова зазвучал писклявый голос.
– Да, ты совершенно права, птенчик ещё тот, – подбодрил я сестру.
– Отстаньте от своего брата! – снова предупредила мама.
– Дида, я сам за себя постою, – махая кулаками, возразил Брагим. И, опомнившись, мужественно вышел из укрытия.
– Кто бы подумал! Конечно, ты постоишь за себя, – засомневался я.
– Ещё как постою! – подтвердил Брагим.
– Сколько выдержишь, интересно? Давай-ка посчитаем, если разница в возрасте полтора года, значит, ты устоишь целую минуту с половиной. Не так ли, сумоист костлявый?
– Знаешь, за десять секунд, если вгрызться в твою глотку, то успеешь дух испустить. Так что я бы хорошенько подумал на твоём месте! – грозил несчастный собеседник.
– Боюсь-боюсь!.. Знаешь, что? Ты мне безразличен, – ответил я своему расхрабрившемуся брату.
Отголоски гнева во мне уже прошли, и на смелые и бессмысленные угрозы было всё равно. Вскоре загорелась хитрая улыбка на моём лице. Наказать человека можно не только кулаками, но и другими действиями. Набрав побольше воздуха в грудь, я направился в детскую комнату и гордо вернулся с книжкой в одной руке и дельфинчиком в другой. Широко улыбаясь, я поднял свои трофеи вверх и без слов ходил кругами посередине кухни. Показ прошёл успешно. Зависть вспыхнула всеми оттенками мрака на лице оппонента. Оттопырив нижнюю губу, он молча сверлил меня полным желчи взглядом. Из глубин тишины еле слышался скрежет зубов и скрип напряжённого сердца брата. Но нет, мало страдает враг, решила душа.