- -
- 100%
- +
– Подержи, Маха, на минутку! – произнёс я, отдавая сестре книгу и дельфина.
Я вышел из кухни и направился к будке черепахи. Как всегда, моя ненаглядная безмятежно дремала.
– Подъём! Сколько можно спать?! – громко проорал я, чтобы брату было слышно. – Иди ко мне, будем играть. Страшная какая, но ты – моя собственная!
Черепаха, конечно, не поняла замысла, но меня, несомненно, заметила. Голову и лапы она держала глубоко в своём панцире-защитнике. Странное существо, однако. Всё время дремлет, а жизнь галопом мимо скачет. Неужели ей нечего терять? Помню, несколько лет назад я её нашёл под деревом в том месте, что осталось от некогда мавританской саванны. Отец разрешил её забрать домой. Она так и не стала мне по-настоящему другом – панцирь жёсткий, сердце холодное, душа чёрствая. Может, бедняжка просто по-человечески не понимает, а, возможно, жизненные циклы у нас разные. Я быстро говорил, а до неё доходило через несколько часов. К сожалению, черепаха не собака и команды «фас» и «апорт» совсем не понимает. По большому счёту от неё многого не ожидали. Она просто было моей. Безымянная, благо нетребовательная, а я получал удовольствие ухаживать за любимой рептилией. Хорошо, когда ты ответственный и незаменимый. От тебя зависят, пусть даже всего одно неотзывчивое существо. И оно мне сейчас необходимо, на моей стороне должен быть кто-то, поддерживающий в любой погоде, особенно когда я не прав. Хочется мне видеть страдания брата, и черепаха будет за кормильца горой стоять, потому что благодарна и во мне души не чает. Даже если она об этом не знает.
С трудом я её вытащил из большого деревянного ящика, служившего ей домиком. Согнувшись пополам и напрягая все мышцы тела – главное, не портить воздух, – я с трудом дотащил до кухни животное, которое весит больше, чем хозяин. Положив тяжёлый груз на землю, я поменялся с ним местами. Свой зад я опустил на жёсткую, защищённую панцирем спину и велел её хозяйке идти вперёд. Однако к моим приказам остались глухи.
– Не ишак она тебе! – возмутился Брагим.
– Ну-ка заткнись, кто тебя спросил?! – накричал я на брата. – Давай вперёд! – велел я «недвижимой собственности».
Но черепаха наотрез не отзывалась на приказы.
– Дида, почему она не идёт, раньше же ходила? – сетовал я.
– Не всегда, – поправил меня Брагим.
– Встань с неё, раздавишь бедняжку! – приказала мама.
– Она же раньше ходила! – возмутился я.
– Может быть, с тех пор ты набрал вес, – ответила мама.
– Да, слегка поправился, щёки раздулись, самолюбие подросло, и зад тучнее стал, – заметил брат.
– Куда лезешь, это моя черепаха! Ты понял?! – крикнул я на противника.
– И что с того? – ответил тот.
– Открой глаза, у меня есть любящая черепаха, красавица-книга и великолепный дельфин. А у тебя что?
– Птичка зелёная… Изящная, – тихо ответил Брагим.
– И это всё? Может, тебе моего дельфинчика подарить?
– Нет, хочу книгу!
– Накось выкуси! – показал я дулю своему противнику.
Брагим живо распахнул пасть, чтобы ответить на вызов, но, заикаясь, так же быстро её закрыл, вспомнив, что мухи в этой стране бесцеремонные. Никто не поручится, что ни одна тварь, рассекающая воздух, не залетит в рот. Побеждённый соперник замолк, ибо сказать больше было нечего. Черепаха хоть и не захотела идти, но она была моей собственной.
Дабы продлить агонию брата, я встал, забрал у сестры своих дельфина и книгу и сел на личное непослушное животное. Я молча улыбался, а временами показывал побеждённому язык. Брагим опустил взгляд на зелёную «изящную» игрушку и загрустил, вот-вот заплачет. Об этом недвусмысленно говорили потускневшие глаза и слеза, неспешно покатившаяся по щеке. Мой враг повержен, а победителей не судят. Я вышел из кухни, счастье переливалось через край.
– Куда пошёл? Забери свою черепаху! – крикнула мама вслед.
– Дида, пусть побудет на кухне, позже возьму! – громко ответил я.
– Будь осторожен! – слышался голос брата.
– Что?
– Следи за поворотами. Отныне тебя ждут ухабы на дороге, – грозил он.
– Боюсь-боюсь…
4. «Обобрать торгаша»
Сразив соперника, я радостно пошёл в детскую комнату смаковать свою победу. Когда положил игрушки на подоконник, из глубин организма донёсся нарастающий конфетный голод. В кармане оказались всего лишь монета и жевательная резинка. Этого достаточно, чтобы на время забыть о сахарной тревоге. Нужно пополнить сладостные запасы.
Вспомнился новый помощник продавца, а моё самолюбие предвкушало ещё одну победу, ещё порцию стёба над провинциальным примитивизмом. Я положил жвачку в рот, вышел из дома и направился в злосчастное заведение. Заметив свою цель, я почувствовал, как закипело желание проучить деревенского гада. Уж больно его вызывающий вид умолял о наказании. Во мне пробудился «шахтёр» – желание помазать чёрной краской всё яркое и чужое.
Маленький торгаш был один в помещении. На том же месте за прилавком магазина. На нём была та же клетчатая рубашка. Коней на переправе не меняют, прежняя тактика полностью оправдала себя. Вновь молча я стоял у входа и сердито наблюдал за недругом. Заметив меня, он нахмурился и безмолвно развернулся к стеллажу, представив мне свой неряшливый вид сзади. Сцена явно напоминала ревнивую невестку, которая хочет наказать провинившегося жениха. Меня одолели сомнения: то ли юный торгаш выражает неуважение, показывая зубы таким образом, то ли, как обычно, страх схватил его за глотку. Думать долго не пришлось – лёгкая дрожь, пробежавшая по ничтожному телу, показала, что всё в своём привычном русле, бедуин охвачен ужасом.
Он отвернулся и надеялся укрыться от испепеляющего взгляда. Не хочется бедуинской душе принимать вызов от городской детворы. К сожалению, неизбежное можно только откладывать. Рано или поздно придётся поднимать перчатку. Я пристально изучал молчаливого противника, который притворялся, что наводит порядок на стеллажах. И всё равно даже волоски на его затылке склонились под тяжестью моего взора. Подозреваю, что в этом месте, ниже макушки, есть орган, который видит без глаз, слышит без ушей… Он работает исключительно с тонким миром, ловит мысли, развеянные в пространстве, и передаёт собственные. Неужто здесь укрывается орган шестого чувства? Тот самый, что предупреждает об опасностях и видит ещё не произошедшие события, ибо процесс берёт своё начало в глубине на квантовом уровне и только потом поднимается на осязаемую поверхность.
Ошеломлённый спокойствием и невозмутимостью духа, что стоял сзади, маленький продавец впал в отчаяние, дрожь стала заметнее. Разве он поднимет брошенную перчатку? Скорее выроет себе могилу, чем примет мой негласный вызов. Просто открыть глаза и поднять голову оказалось непосильной ношей. Положение плачевное, состояние удручающее. Противник согласился с поражением и расписался в своей слабости, но разве этого достаточно для спокойствия моей души? Ни в коем случае! Дождевой червь может и не знать, что такое стоять на ногах, но голову поднимать способен. Если ввязаться в бой без правил, то нужно бить так, чтобы соперник никогда не вздумал посмотреть на звёзды. Как же это устроить? Как убить мёртвого?
После долгих раздумий в голову ничего не пришло, если бы, пролетев мимо, шальная мысль не встряхнула воображение. Я громко и показательно выплюнул жвачку на пол, дабы оживить в нашем продавце остатки гордости, а воскресив, закопать их обратно. Деревенщина, резко отвернувшись от стеллажа, раскрыл рот, посмотрел на меня, затем на пол, где сладкое резиновое изделие сверкало всеми оттенками розового на фоне серости бетонного пола. Ни малейшего писка не прозвучало, слышалась лишь мольба души в тишине вечной и равнодушие от богини справедливости. Нет, не пробудится гордость никогда, не положено слизняку небо покорять.
Не дождавшись реакции торгаша, я тронулся с места, нагнулся, оторвал жвачку от пола, подошёл к стойке. Посмотрев своему противнику в глаза, прилепил тягучий кондитерский шедевр на столешницу прилавка и несколькими движениями большого пальца надавил на него, дабы тот крепко прилепился. Никогда ранее наш продавец не встречал спесивость такого масштаба, бескультурье высочайшего уровня. Оскорблённый до мозга костей, он резко пришёл в себя, зажмурился от гнева. Злость в душе кипела, тысячи чертей в нём опомнились и запросились наружу. Руки подёргивались, лицо напрягалось, глаза наливались кровью, губы задрожали, рот широко открылся – крик ярости вот-вот появится на свет. Опомнился и тысячу лет дремлющий вулкан, лава в жерле бурлила и стремительно поднималась, с минуты на минуту взрыв загремит.
Но нет, извержение отменяется, Везувий всего лишь встряхнулся, Неаполь пока может спать спокойно. Надолго ли? Испортил воздух и объект моих глумлений. Нет мужества, как и нет отваги, язык прикушен, а гордость спрятана глубоко в жерле вулкана. Жутко страшно, и посему не пробудится сознание. Жаль, ибо я ждал взрыва характера и фейерверка эмоций, предвкушал гром ярый и молнию, во тьме сверкающую. Дабы во мне кипела лава и злость сорвалась с цепи. Глупо было с моей стороны поверить, что аквариумная рыба заговорит когда-нибудь. Гад не выронил ни единого слова.
Я отпустил руки, положив в карманы. Дело сложное, может, бесполезное. Возможно, объект моих издевательств уже напуган до предела и нет смысла дальше измываться над ним.
В левом кармане оказался коробок из-под спичек. Вспомнилось, что внутри лежит недокуренная сигарета, оставленная на чёрный день. Думаю, ставку можно повысить. Мысль посетившая выглядела до жути прекрасной. Ещё один городской способ вонзить нож в сердце недруга, который и так лежит на полу в собственных выделениях.
Курить десятилетним, конечно, запрещено, но извольте указать на самое важное правило этого мира: «Не пойман – не вор». Сия мудрость объясняет все причуды божественной судебной системы. Пока человек верит в свою правоту, никакая кара его не постигнет, пусть он даже самое что ни на есть исчадие ада. И, наоборот, дорого заплатите, если, совершив доброе дело, хоть на мгновение подумали, что, возможно, неправы. Вот почему один человек всё время нарушает законы и выходит сухим из воды, а второго, ещё ничего не совершившего, постоянно окунают в ад. К моему великому сожалению, Бог слеп и видит только мысли, никак не поступки. И Он нам дал самим определить, что такое хорошо и что такое плохо.
Я недолюбливал сигареты – запах противный, вкус отвратительный. Не моя это стихия, но в то время курить было популярной забавой среди братьев по улице. Мы просто пускали пыль друг другу в глаза. Чего только не сделаешь ради картинности. Но знаю точно одно: через некоторое время за ненадобностью все бросили эту дурную привычку. Мы всего лишь баловались, как маленькие обезьяны, которые повторяли за старшими приматами.
Между тем мой похрабревший визави смотрел прямо на меня, а губы его тряслись, удерживая в нутре груз тысячи несказанных слов. Не знал он, что говорить, а противопоставить моему смелому бесстыдству было нечего. Я засунул руку в левый карман, вытащил оттуда коробочку из-под спичек. Приоткрыв, чтобы оголить содержимое, положил на стойку магазина перед недоумевающим оппонентом. Тот кинул взгляд на витринную столешницу, затем на меня, а я, стиснув зубы, нахмурив брови, посмотрел ему в глаза. Опомнившись, мой визави быстро опустил взор, плотно сжал губы, поджимая хвост между ног. Он злился и скулил, а я кипел от злости.
Прошло мгновение, и спокойно вздохнула душа. Я забрал коробочку, открыл до конца и вынул оттуда содержимое. Взяв сигарету в рот, одним резким движением зажёг спичку и преподнёс ко рту. Длинной затяжкой вдохнул в себя ненавистный дым и с презрением выбросил горящую спичку за стойку, где с изумлёнными глазами стоял мой дрожащий недруг. Он мгновенно соскочил с места и взялся ногами тушить огонь. Я наслаждался каждой долей мгновения этой сцены, словно смотрел комедийное немое кино, поскольку противник при всей этой клоунаде скакал, не проронив ни звука.
Потушив спичку, объект моих глумлений молча подошёл к кассе и начал считать деньги. Не спеша я показательно покуривал свою сигарету, вкладывая страсть в каждый жест. Помещение тонуло в плотном дымном тумане, а запах табака доносил всем вокруг, кто в городе истинный хозяин. Брошенный взгляд через дверь на улицу дал понять – снаружи всё спокойно, мир на стороне детей Шелудивого. Развернувшись, взор скользнул через серость табачного дыма и врезался в тень угрюмого продавца, который за кассой спрятался от городской суровости. Он неискренне изображал занятого, деловитого человека, а я спокойно докуривал свою сигарету, наблюдая за обстановкой вокруг. Сквозь пелену табачного дыма всё в магазине казалось серым. С глубоким чувством удовлетворения я потушил окурок о столешницу прилавка и вышел из магазина, ничего не купив. А голова, как обычно, была гордо поднята. Главное, никто из взрослых не застал за этим непристойным занятием.
Я мог вновь изучить вдоль и поперёк противника, узнал все его слабые места и возможные ответы на подстрекательство. Болевой порог известен. Выводы сделаны. Извлекать выгоду из обстановки честь обязывает. Так делают умные люди, которым некуда девать избыточный дар. В городе, где всё продаётся и покупается, я знал цену всему и каждому в отдельности. Здесь судят о мужчине исключительно по толщине кошелька. Любовь? С ума сошли? О таком здесь не слышали, деньги всему голова.
Меня посетила муза коварная: слепить из новичка покорную шестёрку. Он будет носить мне завтрак в постель и давать взаймы. Какой неуч сказал, что долг платежом красен? Сильные страдают забывчивостью. Не так ли? Я себя ощущал победителем, но смущало одно: мой соперник был физически выше, больше и шире, не дай бог очнётся из глубокой комы, куда его вогнали.
***
Под влиянием никотина чувствовалась усталость, я направился домой немного отдохнуть от уличной суеты. Отдаться в объятия толстого синтепонового матраса – то, что психолог приписал. Предвкушался заслуженный отдых. Вдали послышался морской шум, а лёгкий запах бриза убаюкивал сознание. Во рту чувствовался пресный привкус безмятежности и горечь табачного послевкусия. Глаза закрывались, а шуршание океана настойчиво приглашало в сон. Я неспешно шёл, засыпая на ходу. Ноги не ощущались, а веки становились всё тяжелее, скорее бы добраться до кровати.
Но нет. Преступив порог дома, я резко пришёл в себя от громогласных криков недовольной мамы. Что произошло? Чтобы её вывести из себя, нужно изрядно постараться. Папа, что ли, совершил непоправимое? Маловероятно. На моей памяти такое было всего три раза, причина во всех случаях одна и та же: отец поддался соблазну чужого «яблока». Ах, эти фрукты! Они заманивают, чаруют, а змея уверяет, что последствий не будет: «Ты просто попробуй, мир прекрасен, привыкание не грозит ни в коем случае». А за грехом неминуемо следует расплата, её просто не было видно в темноте желаний. В итоге Бог на тебя зол, жена в курсе дел, и мир перевернулся.
Помню, каждый раз мама нас забирала с собой на север, туда, где родная земля всегда встанет за тебя горой. В тех краях всё отличается от действительности шелудивого города, люди по-настоящему добрые. Никто не притворяется, лукавого отроду не встретишь, а гор так много, что порой кажется, рай именно таким и должен быть.
Отец всегда нас догонял посередине пути в Акжужте. В этом маленьком городке у мамы есть знакомые, у которых мы останавливались на два-три дня, словно давали папе возможность одуматься. Тогда я не разбирался в истинных причинах того тягостного переполоха. Мама, естественно, ничего не объясняла. Самое плохое, что может случиться с ребёнком, это ссора между родителями. На меня нахлынули болезненные воспоминания, бессилие одолело. Ей-богу, есть вопросы к Богу. Не отмыться великому Художнику от следов краски.
Во дворе дома торжествовал необычный шум, гром грохотал, и молнии сверкали. Мать стоя надрывалась, а за её правую ногу, оттопырив нижнюю губу и прищурив глаза, держалась всеми конечностями, словно маленькая обезьянка, сестра Маха. Мама оживлённо размахивала руками и с помощью указательного пальца посылала проклятие на неизвестного врага то ли в гостиной, то ли в детской: «Ещё раз тронешь мою дочь, я тебя сотру в порошок!..» Мать злая, аж страшно спросить, в чём дело. И всё-таки дерзнул:
– Дида, что случилось?
– Знаешь, и ты тоже заткнись!
– А я при чём?
– При том!
Ответ явно противоречил логике, но и в то же время содержал скрытый смысл. Что этим хотят сказать? Ощущение, что в этом доме назревает «бабий бунт».
Как и предполагалось, нет смысла сейчас говорить с мамой. Развернувшись, я направился в детскую комнату, где меня ожидал тихо плачущий брат. Он лежал на матрасе, скомкавшись в клубок.
– Что с тобой? – спросил я.
– Дида!
– Что с мамой?
– На меня ругается!
– Маленький, что ли? Ты же мужчина. Не плачь!
– Отстань от меня!
– Ну-ка давай рассказывай!
– Да я случайно сел на её куклу.
– Чью, мамину?
– С баобаба рухнул, что ли? Говорю же, на Махину.
– Это ты зря. Она же шила её целый месяц, и бог весть из чего. И что?
– Говорю, невольно сел на куклу. И тут Маха с ума сошла. С воплями набросилась на меня: «Живодёр, убьёшь мою куклу!..»
– А ты живодёр?
– Нет, конечно, я же сказал, случайно сел…
– С другой стороны, я тебя понимаю, эта кукла очень похожа на чудовище из фильмов ужаса. Раздражает, аж мурашки по телу бегут.
– Глухой! Сказано же, нечаянно.
– Кто его знает. Может, ты и не имел умысла убить игрушку, однако об этом думал. Следовательно, твой зад принял решение на уровне подсознания прикончить безумную куклу. Настоящий детектив назвал бы этот случай убийством врага по неосторожности с помощью ягодиц.
– Думаешь, это смешно? Всё, я с тобой не разговариваю!
– Знаешь, в твоё оправдание можно сказать, что кукла умерла быстро и без мучений. Ведь это так?
– Повторяю, я с тобой не разговариваю.
– Ладно тебе. И что дальше?
– Она набросилась на мою спину и впилась зубами в шею, теперь у меня будет шрам. Иди посмотри, – показал он на следы от укуса.
– Ну да, видно немного.
– Это теперь на всю жизнь! Она меня изуродовала, никогда ей не прощу.
– Успокойся ты, до свадьбы заживёт. И что, мама на тебя накинулась?
– Я отмахнулся от сестры, и она упала, ударившись о стену.
– И как у тебя получилось? Тебе не стыдно?
– Да нечаянно, хотел освободиться от её зубов. Она, как вампир, вцепилась в меня клыками. Думаю, сестра страстно желала высосать мою кровь. Я испугался, отбрыкнулся от неё.
– Ты же не лошадь – брыкаться!
– Сказал же, растерялся. И, вообще-то, было больно.
– Ну, тогда ладно. Это большое недоразумение. Успокойся, скоро всё рассосётся. И не забудь, шрамы украшают мужчин.
– Легко сказать.
– Не волнуйся, сейчас пойду на кухню разбираться. Буду защищать тебя и честь всего мужского населения земли. Где это видано, чтобы глупые женщины так издевались над нами?
Брагим по-настоящему переживал, а я пытался его подбодрить. Очень сложно себя вести в ссоре, где все противоборствующие стороны правы. Особенно когда речь идёт о семье. Успокоив брата, я пошёл на кухню разбираться. Мама, как ни странно, спокойно занималась готовкой обеда, а Маха баюкала свою игрушку.
– Уже пора спать? – спросил я у сестры.
– Ты тоже не любишь мою куклу?! – вдруг заорала она.
– Спокойно, чего кричишь? – тихо возмутился я.
– Давай отвечай!
Действительно, в этом доме объявили войну мужскому полу. Вопрос, равнодушен ли я к безумной кукле, предо мной встал во весь рост. Не ответить вряд ли получится. Вообще, слово «любить» в Мавритании настолько интимное, что граничит с табу. Я даже маме сказать «люблю тебя» не смогу, а здесь какая-то бесовская кукла требует от меня расположения души. В шелудивом городе есть запретный секс, немного денег и с гулькин нос наркотиков, но полностью отсутствует любовь. Нет места ни личному, ни эгоизму в этой стране. Есть только общество и коллективные потребности. В столице пустыни можно смело кричать: «Я сказочно богат!», но нельзя объявить: «Я безумно люблю». Ведь любовь – это сумасшествие, а деньги – благополучие. Однако шелудивый город каждый день, шаг за шагом, вносил неотвратимые изменения в вековые устои мавританского сообщества.
Перед взором красовалась страшная кукла, которая требовала поцелуя, словно от этого зависит, откроет она глаза или нет. В горле ком, тошнит от одного вида этой игрушки. Задача сложная. Сестру я, конечно, люблю и беречь обязан, но и брат мне дорог, ведь и он – кровинка моя. Положение подлое и требует сделать выбор. Буду ли я стоять горой за сестру? Непременно. А позволю ли себе унижаться перед слабым полом? Разрешите уклониться от ответа.
Я столкнулся с коварным вопросом, к которому не был готов. Моя маленькая гордая сестра требует ответа, а безумная кукла просит тёплых чувств. Я обезоружен, в руках лишь юмор.
– Конечно, я вообще в ней души не чаю.
– На, поцелуй её!
– Чего! С ума сошла?
Но ответить мало оказалось, Маха потребовала подтверждения моих слов. Чего только не сделаешь ради младшей сестры? Я подошёл и с закрытыми глазами поцеловал грязную смесь из ткани и ваты. Всё для спокойствия родных.
– Моя кукла жива, и у неё есть душа! – грозя пальцем, поучительно твердила Маха.
– Ты уверена? – спросил я.
– Дида! Это же правда? – обратилась сестра за поддержкой к маме.
– Конечно, доченька, конечно.
Кто бы сомневался! Нет больше времени на женский бред. Из кухни стремительно направился снова в детскую комнату, следить за состояние Брагима, но он уже спал словно младенец.
– Сладких снов, – тихо произнёс я, укрывая брата простынёй.
***
Прошла трёхчасовая вечность после обеда, время сиесты подходило к концу. Я всё думал о новом помощнике Абдаллахи. Пришло время нанести ему «визит вежливости» и поднять наши отношения на новый уровень. Зрительные и психологические контакты были установлены, пришла пора проверять непрошеного гостя на языковую вшивость и, в конце концов, купить конфеты. Слова-то он умеет произносить, хочется услышать его хриплый голос и бедуинский говор.
В магазине всё было безупречно. Старшего продавца не оказалось, а вместо него единолично хозяйничала та же застенчивая личность. Увидев меня, наш робкий товарищ вздрогнул, к нему вернулся недавно забытый страх. Я не стал усугублять и так шаткое состояние деревни. Из кармана вытащил круглую медную монету в размере пяти угий1 и громко поставил на столешницу прилавка со словами:
– Дай три конфеты «Ната»!
Маленький торговец, не ожидав такого поворота событий, чуть вздрогнул и насторожился. Наученный горьким опытом, он привык, что терзаю его взором и ничего не покупаю. Репутация у меня сомнительная, и не стремлюсь её поправить. Слегка запутанный, маленький продавец сделал несколько попыток взять монетку, а та никак не шла ему в руки. Возможно, пальцы толстые, быть может, злодейка дрожь в теле изводит. Схватив монету в конце концов, он два раза её выронил на пол. К тому, что следовало за этим, я не был готов: «величайший» из дельцов схватил три жвачки «Малабар», которые стоят по две угии, и поставил передо мной на столешницу прилавка.
«Ага! – подумал я. – Считать не умеет, читать тем более, на глаз товар не различает». Я, конечно, круглый невежда в торговле, но финансовая неграмотность жителей деревни меня смутила, а мой город оскорбила.
– Нет, это не те! – громко возмутился я. – Дай вон те коричневые карамельки.
Скрипя зубами, собеседник без слов развернулся обратно к стеллажу, поставил на место жвачки и забрал нужные конфеты, на которые я всё ещё пальцем показывал. С хмурым видом он поставил их на прилавок передо мной. Я на него сердито посмотрел, словно был совершён тяжкий проступок.
– Кто тебе разрешил на меня поднять взгляд, деревенщина?! – крикнул я внезапно и во всю глотку.
Мой соперник неожиданно вздрогнул, сделал невольный шаг назад, открыл рот, но ни слова не выронил. Его губы тряслись, а сознание не находило себе место, словно животный страх охватил душу. Увидев, что жалкий деревенщина медлит с ответом, я решил ещё одним криком его поторопить:
– Теперь быстро сдачу отдай!
Мой оппонент, ощущая дрожь в теле, открыл денежный ящик и взялся рукой за подбородок. Неужели его род уже перешёл из неандертальца в человека разумного? Ни за что не поверю. Будет смешно, если он сейчас почешет свою макушку… Я не успел закончить мысль, как левая рука нашего героя судорожно поднялась к затылку. «Думает, гад, всё-таки думает». Но ни одна мысль не могла скрыть еле заметные гримасы, которые сменяли друг друга на его напряжённом лице. Видно, процесс давался с тяжёлым трудом. Не привыкла пародия на человека разумного напрягать свой крошечный мозг. Операция тривиальная, даже моя глухонемая черепаха вам подскажет, что пять минус три равно два. Захолустный житель же долго думал и пришёл к единственному «правильному» выводу: пять минус три равно двадцать три. Не берусь сказать, каковы основы арифметики в пустыне Сахаре, но, видимо, они отличаются от таковых в городе. В деревне люди добрые и математика у них душевная. Да будет так.