Она следит

Глава 12. Никита

Сон стал странным. Не кошмары – просто слишком реальные образы. Иногда я вижу силуэт женщины у окна. Она не двигается, не говорит. Просто стоит, и я знаю – она смотрит на меня. Каждый раз просыпаюсь с ощущением, что дыхание в комнате не одно.

Днём я стал ловить себя на том, что ищу её. В отражениях витрин, в толпе у перехода, даже в собственных мыслях. Стоит шороху за спиной – и сердце бьётся быстрее. Не от страха. От чего-то другого.

Иногда кажется, что она специально оставляет следы. Незаметные, но точные. Перо, запах, тень. И теперь – записка.

«Ты видишь меня чаще, чем думаешь.»

Я перечитал её десятки раз. Рука у неё уверенная. Почерк – холодный, но красивый. Каждая буква будто знает, куда лечь. Как будто она писала не слова, а дыхание.

Сначала я хотел показать Артёму. Потом понял – не могу. Не хочу.

Это моё. Между мной и ней. Невидимой, безымянной, но почему-то родной.

Сегодня, возвращаясь домой, я снова почувствовал её. Не видел, но знал – где-то рядом. И вместо того чтобы ускорить шаг, я… замедлил. Хотел услышать, как она дышит.

Каждый шаг отзывался в теле. Сердце билось в унисон с чем-то чужим. Тишина между нами была плотнее воздуха.

И тогда я вдруг понял – я не хочу, чтобы это закончилось. Не хочу, чтобы она исчезла.

Позже, уже дома, я долго смотрел в окно. Город спал, но мне казалось – кто-то стоит за стеклом, на улице. Я не видел лица. Только силуэт. И этого было достаточно, чтобы внутри всё перевернулось.

Я открыл шторы. Не потому что не боюсь. Потому что – хочу, чтобы она видела

Глава 13. Лиза

Дверь поддалась слишком легко. Щелчок замка, тишина, запах. Запах его.

Я стою в темноте, не двигаюсь. Кажется, что даже воздух внутри другой – тёплый, насыщенный. Будто здесь осталась его тень.

На столе – чашка с недопитым кофе, рубашка, небрежно брошенная на спинку стула. Она пахнет дождём и кожей. Я провожу пальцами по ткани – и сердце будто сжимается.

Это неправильно. Я знаю. Но разве можно остановиться, если внутри всё горит от одного его имени?

Я хожу по комнате медленно, будто по тонкому льду. Каждая вещь говорит о нём: книги, перо на полке, следы от пальцев на стекле. Он не понимает, что всё это – как открытая книга. Он оставляет мне знаки, даже не зная об этом.

На столе лежит его записка. Не моя. Его. Обычные слова – список покупок. Но я читаю их, будто признание.

Хлеб, кофе, молоко.

Глупость, а внутри дрожь. Я прижимаю листок к губам, закрываю глаза. Представляю, как он пишет, как хмурится, как сжимает ручку.

И понимаю: я не просто хочу видеть его. Я хочу быть внутри его жизни, дышать тем же воздухом, быть в каждой мелочи, в каждом звуке, пока он не сможет отличить мои шаги от своих.

Я сажусь на край кровати. Пальцы скользят по простыне, холодной от отсутствия тепла. Он недавно здесь лежал. Я чувствую это. И эта мысль почти сводит с ума.

Поворачиваюсь к зеркалу напротив. Отражение размытое, тусклое, но я вижу в нём себя – глаза, расширенные зрачки, губы приоткрыты. И понимаю, что граница стерта. Я уже внутри него, даже если он не знает.

Я оставляю на подушке белую нить от шарфа. Почти незаметную. Не как доказательство – как прикосновение. Он найдёт её утром. И, может быть, подумает обо мне.

Выходя, я ещё раз оглядываюсь. Комната кажется живой. Как будто стены запомнили мой шаг. А воздух – мой запах.

Снаружи дождь. Я поднимаю капюшон и ухожу, чувствуя лёгкость, почти блаженство. Он не один. Он больше никогда не будет один.

Глава 14. Никита

Просыпаюсь раньше будильника. Тишина какая-то непривычная – слишком ровная, будто комната затаила дыхание вместе со мной. Поворачиваю голову – и понимаю: запах другой. Свежее, мягкое что-то в воздухе. Не моё.

Я сажусь на кровати. Сердце стучит не от страха – от осознания. Кто-то был здесь.

Подушка сбита, хотя я помню – вечером аккуратно поправил её. И на ней… тонкая белая нить. Почти невесомая. Я беру её между пальцами. Холодная, как снег.

Проверяю замок – цел. Окно – закрыто. Но ощущение присутствия остаётся, будто кто-то только что вышел, оставив после себя след. Не физический – ощущение.

Я прохожу по комнате, как будто ищу логическое объяснение. Но внутри уже понимаю – не найду.

На столе лежит мой список покупок. Я не помню, чтобы оставлял его здесь, на видном месте. И почему-то кажется, что бумага чуть согрета, будто кто-то держал её в руках.

Садясь за стол, я утыкаюсь в ладони. Пальцы дрожат. Но не от страха – от странного чувства… близости. Как будто её прикосновение осталось в воздухе, на стекле, на простынях.

Я долго сижу, потом встаю, подхожу к зеркалу. Смотрю на себя и вижу – глаза другие. В них больше нет чистого удивления. Там усталость, и что-то ещё. Признание.

Я не знаю, кто она. Но я уже не могу представить, что она исчезнет. Всё, что происходит, – неправильно. И всё же я впервые чувствую себя… живым.

Когда выхожу из квартиры, ловлю себя на том, что оглядываюсь. Не из осторожности. Просто вдруг хочется увидеть её, пусть даже на секунду. Хочется понять, как она выглядит на самом деле. Голос, глаза, шаг.

Но улица пуста. Только дождь и ветер.

Я ухожу, и всё равно кажется – кто-то идёт следом. И, странным образом, в этом есть покой. Потому что теперь я точно знаю : она – рядом.

Глава 15. Лиза

Он начал искать меня. Я вижу это в каждом его движении – как взгляд цепляется за прохожих, как оборачивается, когда идёт мимо зеркальной витрины. Он чувствует, что я где-то рядом. И теперь уже не хочет, чтобы я исчезла.

Всё стало тихим, но внутри – шум. Постоянный, тонкий, как гул электричества под кожей. Я живу им. Дышу им.

Иногда думаю: может, всё это нужно было только ради этого взгляда – когда человек, ещё не зная, кто ты, уже принадлежит тебе. Но вместе с этим приходит и странное чувство. Словно я тоже в плену. Словно, наблюдая, сама превращаюсь в отражение.

Сегодня я стою на противоположной стороне улицы, когда он выходит из дома. Смотрю, как он засовывает руки в карманы, как поправляет воротник куртки. Его движения такие знакомые, будто мои.

Он останавливается, поворачивает голову. Может быть, случайно. Но мне кажется, что на секунду его взгляд проходит сквозь толпу – прямо по мне. Сердце бьётся слишком громко, почти больно.

Если бы он сделал шаг ко мне – я бы не смогла отступить. Если бы сказал хоть слово – я бы ответила. Но он идёт дальше, и я снова становлюсь тенью.

Дома долго сижу у окна. На стекле отражаются огни фонарей и лицо – моё, но будто чужое. Бледное, уставшее, глаза – слишком тёмные. Я больше не понимаю, где заканчивается наблюдение и начинается зависимость.

Он стал частью меня. А я – его привычкой. Той, что нельзя признать, но и бросить невозможно.

Я открываю тетрадь. Пишу строчки, не думая:

«Он ищет. А я уже нашла. Но если он узнает, кто я – всё исчезнет.»

Ручка дрожит в пальцах. Каждое слово даётся с усилием, будто что-то сопротивляется внутри.

Снаружи снова идёт дождь. Город замирает под его шумом, как под дыханием. Я закрываю глаза и представляю, что он где-то там, в нескольких кварталах, и, может быть, тоже думает обо мне.

Не знает, кто я. Но чувствует. А это – страшнее любой правды.

Глава 16. Никита

Последние недели тянулись как один длинный, вязкий день. Я перестал понимать, где утро, где вечер. Петербург жил своим ритмом – серым, холодным, и всё время казалось, что город тоже знает что-то, чего не знаю я.

Поначалу я списывал всё на усталость. Работа, недосып, слишком много мыслей. Но потом начались мелочи – такие, на которые не обращаешь внимания, пока не становится слишком поздно.

Ключи, лежащие не на том месте. Дверь, чуть приоткрытая, хотя я помнил, что закрывал её. Шум шагов в подъезде, когда я возвращался домой поздно вечером. И самое странное – чувство, что кто-то был в квартире, пока меня не было. Не следы, не запах, не вещи – просто ощущение. Как будто воздух другой.

Я пытался убедить себя, что схожу с ума. Но разум сопротивлялся – потому что где-то глубоко внутри было не только беспокойство. Было ещё что-то. Интерес. Как будто страх стал двигателем.

Иногда я ловил себя на том, что специально оглядывался. Шёл по улице и нарочно замедлял шаг, чтобы проверить – есть ли за спиной тень. Никого. Но стоило мне свернуть за угол – и внутри всё сжималось, будто за мной действительно кто-то шёл.

Пару раз я резко оборачивался, просто чтобы доказать себе, что всё это выдумка. Толпа. Прохожие. Ничего необычного. Но потом взгляд цеплялся за кого-то – за чёрное пальто, за фигуру вдалеке – и сердце начинало биться быстрее. Пока не понимал, что это просто прохожая женщина, случайная, ничего не значащая. И всё равно – что-то внутри не отпускало.

Я перестал спать нормально. Каждую ночь просыпался от едва слышного звука – будто скрипнул пол или щёлкнул выключатель. Иногда вставал, включал свет, обходил квартиру. Тишина. Но даже в этой тишине чувствовалось присутствие. Не чужое даже – скорее, знакомое.

Это пугало сильнее всего.

В один из вечеров я поймал себя на странной мысли – что если это не случайность? Если кто-то действительно есть, но не хочет навредить? Просто наблюдает. Следит.

Я стоял у окна, смотрел на улицу – и вдруг понял, что чувствую чьё-то внимание. Оно было ощутимым, почти физическим. Как будто кто-то стоит где-то там, внизу, и смотрит прямо на меня. Я не видел никого, но чувствовал взгляд.

Глупо, правда? В двадцать четыре года бояться собственных мыслей. Но я не боялся. Я был… настороженно спокоен.

Странное чувство: когда кто-то вторгается в твоё пространство, а тебе не хочется, чтобы он ушёл. Ты не знаешь, кто он. Но его отсутствие пугало бы сильнее, чем присутствие.

На следующий день я пошёл на работу пешком – просто чтобы ощутить движение, шум города, чтобы отвлечься. Дождь моросил, асфальт блестел, как стекло. Петербург будто дышал в унисон со мной – тяжело, прерывисто.

На пересечении Невского и Фонтанки я остановился у перехода и вдруг заметил отражение в витрине. Своё – и… ещё одно. Размытое, едва различимое. Фигура за моей спиной. На секунду сердце остановилось.

Я обернулся – никого. Только люди, машины, шум. Но я был уверен, что кто-то стоял. Буквально в двух шагах.

Вечером, возвращаясь домой, я шёл медленно, стараясь не смотреть по сторонам. Но глаза всё равно выискивали знакомые очертания – пальто, силуэт, шаг. Я не хотел этого, но не мог остановиться.

Каждая тень, каждый звук теперь имел значение. Каждый шорох заставлял меня вслушиваться. Я стал тем, кем никогда не был – человеком, который ищет следы там, где их, возможно, нет.

Позже ночью, когда я опять проснулся от неясного звука, то не включил свет. Сел на кровати, прислушался. Тишина. Но странно – сердце билось не от страха, а от… ожидания.

Я подумал: а если я выйду сейчас в коридор – она будет там? Не знаю, почему я сказал она. Просто – чувствовалось. Что это нечто женское. Мягкое, холодное, тихое.

Я сидел так, наверное, минут десять, пока не понял, что улыбаюсь. Без причины. Просто потому, что ощущение присутствия стало почти привычным. Будто кто-то рядом, невидимый, но не враждебный. Просто… рядом.

Я не рассказывал об этом никому. Пытался работать, общаться, но разговоры стали пустыми. Все звуки глушились, лица теряли смысл. Жизнь превратилась в ожидание – не событий, не перемен, а её. Того, кто стоит за моей спиной, но никогда не заговорит.

Я стал зависим от этой тишины. От ощущения взгляда, которого нет. От присутствия, которое не докажешь.

Сегодня утром, выходя из дома, я заметил под дверью листок. Белый, без подписи, без ничего. Просто лист. Пустой.

Я поднял его, перевернул. На обратной стороне – еле заметная линия. Словно кто-то провёл ногтем. След. И всё.

Я стоял долго, держа этот листок в руке, не зная, что с ним делать. Потом просто сложил и убрал в карман.

Пусть будет со мной. Как напоминание. О том, что, возможно, всё это – не просто игра воображения.

Вечером я снова стою у окна. Смотрю вниз, на улицу, и в голове одна мысль: если ты есть – покажись. Просто дай знак.

Тишина. Но вдруг внизу мелькает движение – фигура в пальто, мимолётная, едва различимая. И на мгновение всё становится на свои места. Я не знаю, кто это. Но чувствую, что она знает меня лучше, чем кто-либо.

И почему-то – в этом нет ужаса. Есть только странное, ледяное спокойствие. Как будто я всё это время ждал именно её.

Глава 17. Лиза

Ночь – это мой союзник. Она знает, как скрывать дыхание, как прятать шаги. Когда город засыпает, я будто оживаю. Все лишние звуки исчезают, и остаётся только он – где-то там, на другом конце улицы, в своей квартире, где горит тусклый свет настольной лампы.

Иногда мне кажется, что я чувствую, как он дышит. Словно между нами – не расстояние, а тонкая нить, которая дрожит от любого моего движения. Стоит мне задержать дыхание – и он тоже замрёт, будто откликнувшись.

Я знаю, это невозможно. Но когда я стою под его окнами и смотрю на силуэт в тёмном стекле – всё кажется возможным.

Сегодня я не хотела выходить. Был дождь, тот самый осенний петербургский дождь, что пахнет железом и тишиной. Но в какой-то момент я просто встала, накинула пальто и пошла. Без причины. Без цели.

Когда подошла к его дому, было почти полночь. Окна тёмные. Только одно, знакомое, – с мягким светом внутри. Он ещё не спал.

Я остановилась напротив, под старым деревом. Сквозь ветви можно было видеть чуть дрожащий свет. Сердце билось слишком часто, будто напоминая, что это неправильно. Но в то же время – единственно верно.

Я не могла отвести взгляд. Мне казалось, если моргну – он исчезнет.

Я не знаю, когда это началось. Когда наблюдение стало дыханием. Когда страх потерять его стал сильнее страха быть пойманной.

Он чувствует меня. Я вижу это. Он стал двигаться иначе – осторожнее, внимательнее, будто вслушивается в шаги, в воздух. И мне от этого странно спокойно.

Раньше я следила издалека, боялась даже приблизиться. Теперь – не боюсь. Пусть знает, пусть чувствует. Это не игра. Это – что-то другое. Что-то, чего я сама не понимаю.

Иногда я думаю: а вдруг он не просто чувствует? А ждёт. Ждёт, когда я сделаю шаг.

Эта мысль опасная, но тёплая. Я держусь за неё, как за спасение.

Я стою под его окном, слушаю, как капли падают на подоконник, и представляю, как он сидит внутри – может быть, пьёт чай, читает, или просто смотрит в темноту, думая обо мне. О той, кого не видел, но уже знает.

Смешно, правда? Мы никогда не говорили. Но я чувствую, что он ближе всех, кого я знала. Ближе даже, чем я сама. К утру дождь утихает. Город дышит сыростью. Я иду домой медленно, почти не ощущая усталости. Но как только захлопываю за собой дверь – пустота накрывает.

Моя квартира – тихая, холодная, будто чужая. Ни одного следа того, что я только что была рядом с ним. Только отражение в зеркале – бледное, усталое, но глаза горят.

Я подхожу ближе, провожу пальцем по стеклу. На кончике остаётся тонкий след. Я улыбаюсь.

Это всё, что у меня есть. Следы. Взгляды. Дождь, разделяющий нас.

Иногда я думаю, что всё это – не любовь. Не та, о которой пишут. Это что-то другое, более острое, более тихое. Как боль, которую не хочешь лечить.

Я не хочу, чтобы он узнавал. Не сейчас. Не так. Пока всё должно оставаться на грани. Там, где дыхание слышно, но слов нет.

Солнце встаёт медленно, окрашивая небо в серо-золотой оттенок. Я стою у окна и смотрю на отражение домов в лужах. Думаю о нём. О том, что где-то там он, возможно, тоже не спал. Что, может быть, сейчас смотрит в своё окно – и чувствует то же самое.

Эта мысль греет, но и пугает. Потому что если мы оба чувствуем одно и то же – то кто из нас наблюдает, а кто – наблюдаемый?

Я не знаю. И, наверное, не хочу знать.

Пусть всё останется так: между светом и дождём, между сном и явью. Пусть он ищет. А я – буду рядом. Всегда.

Глава 18. Никита

Я стал жить настороже. Каждое утро начиналось с того, что я внимательно осматривал комнату – будто искал следы сна, материализовавшиеся в реальность. Сначала это выглядело глупо: проверить замок, взглядом провести по столу, по подоконнику. Но теперь я делал это осознанно. Не из страха, а потому что мне нужно было что-то найти.

Я больше не обманывал себя. Я знал – кто-то был здесь. Не каждый день, не каждую ночь, но иногда. Иногда воздух в квартире пах иначе, будто в нём задержалось чужое дыхание. Иногда предметы лежали под чуть другим углом. Иногда я чувствовал… присутствие.

Сегодня было иначе. Утро началось с редкого солнца – такого, что в Петербурге бывает только несколько дней в году. Свет был холодный, резкий, обнажающий каждую частицу пыли. Я сидел на кухне с чашкой кофе и ловил себя на мысли, что жду чего-то.

Когда ты живёшь в постоянном ощущении чужого взгляда, тишина становится врагом. Ты ищешь подтверждение, хоть какое-нибудь. Пусть даже самое маленькое.

Я допил кофе, поставил кружку в раковину и уже собирался уйти в комнату, когда увидел её.

На подоконнике, рядом с кактусом, лежала булавка. Обычная, серебристая, с маленькой чёрной головкой. Я не пользовался такими вещами. У меня вообще не было ничего подобного. Я замер.

Может, она здесь давно? Но я ведь смотрел. Каждое утро. Здесь ничего не было.

Я подошёл ближе, дотронулся пальцем. Холодный металл. Настоящий. Не галлюцинация.

Сердце будто провалилось куда-то вниз. Не от страха – от осознания. Она была здесь.

Я не знаю, почему решил, что это «она». Может, из-за тонкости этого предмета. Из-за какой-то почти женской небрежности, с которой он был оставлен. Не демонстративно, не специально. Просто… оставлен.

Я взял булавку, вертел её в пальцах, рассматривая. На кончике – еле заметный изгиб, будто её пытались воткнуть в ткань и передумали. Как след от сомнения.

Я положил её на стол и долго смотрел. Бессмысленно, но не мог отвести взгляд. Всё остальное перестало существовать.

Весь день прошёл в тумане. Я ходил на работу, разговаривал с людьми, но мысли всё время возвращались к этой булавке. Кто-то приходил в мою квартиру. Кто-то стоял у окна, может быть, смотрел на улицу, трогал вещи. Я представлял, как это происходило: как она тихо открывает дверь, проходит босиком по полу, касаясь ладонью стены, будто проверяя реальность.

И в этих мыслях не было страха. Было что-то другое. Тепло. Интерес. Ощущение связи, странной и неразумной, но – настоящей.

Вечером я вернулся домой и первым делом посмотрел на подоконник. Булавка лежала там же. Я не трогал её с утра. Не хотел нарушать. Теперь она казалась частью квартиры. Частью меня.

Я зажёг лампу, сел на диван. Дождь начинал барабанить по стеклу, и свет лампы казался почти живым. В отражении окна я видел своё лицо и эту маленькую точку серебра на подоконнике.

Я подумал: если она снова придёт – заметит ли, что я оставил её на месте? Поймёт ли, что я заметил?

Позже, перед сном, я выключил свет и остался в темноте. Но спать не хотелось. Тело будто само прислушивалось – к каждому звуку, к каждому шороху. Ветер, капли, редкие машины за окном. И вдруг – лёгкий щелчок.

Металл о стекло.

Я открыл глаза. В темноте почти ничего не было видно, но я точно знал, откуда пришёл звук. С подоконника. Я подошёл, включил настольную лампу. Булавка всё так же лежала на месте, но теперь – чуть ближе к краю. Может, скользнула? Может, сквозняк?

Но окно было закрыто.

Я сел напротив, не притрагиваясь. В груди было странное спокойствие – будто всё это происходило не впервые. Будто я уже давно знал, что всё закончится именно так.

Я вспомнил, как раньше смеялся над историями о преследователях. О людях, которые живут в чьей-то тени, следят, не говоря ни слова. Теперь я сам стал частью этой тени.

И, может быть, я не хочу из неё выходить.

Я взял булавку, сжал в ладони. Острая головка уколола кожу – едва заметно, но достаточно, чтобы остался след. Капля крови выступила на пальце. Я смотрел на неё и улыбнулся.

Это было доказательство. И присутствия, и того, что я жив.

Перед сном я положил булавку на прикроватный столик. Так, чтобы утром увидеть её первой. Не как напоминание о страхе – а как знак. Как приглашение.

Пусть придёт. Пусть оставит ещё один след. Пусть покажется хотя бы на секунду.

Я хочу знать, кто она. Но, если честно, ещё больше боюсь, что однажды проснусь – и её не будет вовсе.

Глава 19. Лиза

Он нашёл её. Булавку.

Я узнала это не сразу. Не от него – он ведь даже не знает, кому она принадлежит. Я просто почувствовала. Как будто воздух между нами изменился. Как будто он впервые посмотрел туда, куда я хотела, и задержал взгляд.

Всё началось утром, когда я стояла у окна своей квартиры. Дождь скатывался по стеклу, как будто хотел стереть весь город, и в отражении я видела его дом. Окно в его комнате было открыто – впервые за долгое время. А потом я заметила: ничего лишнего на подоконнике. Пусто. Булавка исчезла.

Мелочь. Но для меня – сигнал.

Я отступила от окна, чувствуя, как что-то холодное и острое поднимается изнутри, будто то же железо, из которого была сделана булавка. Он нашёл её.

Взял в руки. Дотронулся.

Это значит – он знает. Не кто я, но то, что я есть.

Я должна была радоваться. Долгие годы я жила, не имея доказательства, что он хоть как-то замечает моё присутствие. Он шёл по жизни уверенно, спокойно, не подозревая, что за каждым его шагом наблюдают глаза, в которых уже не осталось покоя. Теперь всё изменилось. Он видел след. Значит – видел меня.

Но радость не пришла.

Вместо неё в груди разлилось беспокойство – тяжёлое, вязкое. Как будто я слишком далеко зашла. Как будто эта черта, которую я годами обходила, осталась где-то позади.

Я не помню, когда начала бояться самой себя. Может, тогда, когда впервые зашла в его подъезд. Может, когда впервые коснулась дверной ручки, зная, что он спит за этой дверью. Или, может быть, тогда, когда впервые увидела, как он смеётся с другой. Не со мной.

С того дня всё внутри перевернулось. Я перестала быть просто Лизой – той, что умеет прятать чувства за холодной улыбкой. Я стала чем-то другим. Чем-то, что живёт в темноте и питается ожиданием.

Вечером я не выдержала. Снова пошла к нему. Дождь усиливался, город тонул в отражениях, фонари расплывались в лужах. Я шла быстро, стараясь не смотреть по сторонам – как будто каждое окно могло увидеть мою вину.

Подъезд был тем же – серым, пахнущим сыростью и пылью. Я знала каждый скол на стене, каждую трещину на плитке. Они были ближе, чем люди.

Поднявшись, я остановилась у его двери. Сердце билось так громко, что я боялась – он услышит. Рука дрожала. Я не собиралась входить, просто… хотела убедиться, что всё как прежде. Что ничего не изменилось.

Но изменилась я.

За дверью было тихо. Так тихо, что в этой тишине слышалось дыхание. Не моё – его. Я чувствовала его присутствие так отчётливо, будто между нами не было дерева и замка, будто стоило только сделать шаг – и мы окажемся в одном воздухе.

Я закрыла глаза, прижалась лбом к холодной поверхности двери. Между нами – всего несколько сантиметров. И годы. Годы, которые я пыталась прожить вместо него, но всё равно возвращалась сюда.