Она следит

Глава 20. Никита

Я больше не мог делать вид, что ничего не происходит. С того дня, как нашёл булавку, квартира перестала быть просто пространством. Она стала ареной. Каждая вещь, каждый звук, каждая тень – будто подсказка. И чем дольше я жил в этом напряжении, тем сильнее оно становилось.

Я говорил себе, что всё выдумал. Что, может, сам положил булавку, просто не помню. Что эти мелочи – игра воображения. Но ложь перестала работать.

Что-то было рядом. И я хотел узнать – что именно.

В тот вечер я купил небольшую камеру наблюдения. Обычную – без проводов, с датчиком движения. Можно было бы посмеяться: взрослый мужчина, решивший подглядывать за пустотой. Но пустота – единственное, чего я больше не чувствовал.

Я установил камеру на шкафу, направив на вход и коридор. Проверил: изображение передаётся на телефон. Картинка была тусклой, зернистой, но достаточно чёткой, чтобы увидеть движение. И всё же внутри было чувство – будто я совершаю что-то неправильное.

Не страх, нет. Скорее, предчувствие. Как будто я собирался заглянуть в зеркало, в котором отражаюсь не только я.

Первые два дня ничего не происходило. Видео сохраняло часы пустоты. Только я, по утрам и вечерам, мелькал в кадре – усталый, рассеянный, с тем самым выражением человека, который ждёт, но не знает чего.

На третий день – ночью – телефон завибрировал. Движение.

Я проснулся мгновенно. Экран мигнул, включилась запись. Всё внутри сжалось.

На видео – коридор. Полоска света от окна. И… тень.

Она двигалась осторожно, почти бесшумно. Не воровато, не спеша. Так двигаются те, кто знает, куда идёт. Кто уже бывал здесь раньше.

Я поднял яркость экрана. Силуэт – тонкий, высокий. Плечи чуть сжаты, движения аккуратные, будто человек старается не задеть воздух. Я не видел лица. Но… было что-то знакомое.

Как будто я уже встречал эту походку. Этот ритм.

Я перемотал назад, снова вперёд. Никаких звуков. Только шаги – короткие, уверенные. Словно каждый шаг – признание в том, что ты здесь имеешь право быть.

Потом – движение у окна. Тень остановилась, словно смотрела наружу. Долгие несколько секунд – неподвижность. И вдруг – лёгкое движение руки. Что-то оставила? Или забрала?

Потом исчезла.

Я сидел в темноте, уставившись в экран. Дышал часто, как после бега. Холодный пот выступил на лбу.

Мир будто стал другим. Это не сон, не совпадение. Она правда здесь была.

И странно – вместе с тревогой во мне поднималось чувство, которое я не мог назвать. Не страх. Не злость. Что-то мягче, теплее. Будто часть меня радовалась, что она всё-таки пришла.

На следующее утро я пересмотрел запись снова. Десятки раз. Каждое движение, каждый изгиб плеча. И с каждым просмотром внутри росло странное узнавание. Не из памяти, а из интуиции. Из ощущения, будто я знал её всегда.

Я попытался представить лицо – и впервые подумал о ней. О Лизе.

Не знаю почему. Просто вспомнилось. Она тоже всегда появлялась неожиданно. Могла смотреть так, будто видит тебя насквозь, и при этом – не говорить ни слова.

Слишком спокойная. Слишком собранная. И слишком похожая на эту тень.

Я провёл день как во сне. Люди вокруг говорили что-то, но слова проходили мимо. Я возвращался к видео, как к тайне, которую нужно было разгадать.

Вечером пошёл домой пешком – через Невский, потом по узким улочкам, где ветер гонял листву. Свет в окнах дрожал, отражался в лужах. Петербург в такие вечера будто выдыхает – медленно, с усталостью. И мне казалось, что где-то рядом кто-то идёт тем же шагом, в том же темпе. Параллельно.

Я не оборачивался. Не хотел разрушать иллюзию. Пусть идёт. Пусть наблюдает.

Дома я выключил свет, оставив лишь тусклый огонь лампы у окна. Сел напротив двери. Ждал.

Часы тянулись, как вода. За стеной кто-то тихо слушал музыку, капала вода из крана. Мир дышал, но я слышал только одно – тишину между вдохами.

Каждый раз, когда сквозняк шевелил шторы, я вздрагивал. Каждый раз, когда в окне мелькал свет фар, казалось, что кто-то движется за стеклом.

Я не включал камеру. Теперь хотел увидеть всё сам.

Ближе к трём часам ночи я услышал – тихий скрип. Сначала подумал, что показалось. Но потом – снова. Шаг. Ещё один.

Я поднялся. Сердце билось так сильно, что стучало в ушах. Пальцы дрожали, но я не отводил взгляда от двери.

Тишина. Потом – едва уловимое дыхание. Снаружи.

Я сделал шаг. Подошёл ближе. Слышал её. Она стояла там, за стеной. На секунду мне показалось, что я чувствую даже запах – лёгкий, холодный, как дождь. И знакомый. Слишком знакомый.

Я не открыл. Не смог.

Когда всё стихло, я стоял ещё долго. Рука тянулась к замку, но внутри было странное сопротивление. Если я открою – всё закончится. И, может быть, я не готов.

Я опустил ладонь, отступил, сел на пол. Снаружи – тишина. Только город дышал где-то вдали.

И я понял: эта игра уже не про страх. Она – про зависимость. Про то, как легко стать пленником того, кого не видишь.

Перед рассветом я снова включил камеру. Теперь – не чтобы поймать, а чтобы запомнить. Пусть она приходит. Пусть оставляет следы.

Я не хочу остановить её. Я просто хочу знать, что она – рядом.

Часть III. Взросление и зависимость

Глава 21. Лиза

Я заметила её сразу. Маленькая, почти незаметная чёрная точка на шкафу – слишком ровная, слишком правильная для случайности. Камера. Он поставил камеру.

Я стояла в его квартире, не двигаясь. Свет из окна был слабым, рассветным – тот самый серый петербургский свет, который делает всё плоским, как старая фотография. И в этом неподвижном кадре я – единственное живое.

Мне следовало уйти. Прямо сейчас. Но я не могла.

Это чувство – быть увиденной – оказалось сильнее страха. Может, я ждала этого слишком долго. Годы наблюдения, годы шагов по чужим теням – и вот теперь взгляд повернулся в мою сторону. Наконец-то.

Я подошла ближе. Камера молчала, безмолвный глаз, который видит всё, но ничего не говорит. Мне казалось, что где-то, на другом конце, он сидит, смотрит на экран и ждёт, что я сделаю.

И я не знала – стоит ли дать ему то, чего он хочет.

Внутри было странное ощущение: будто я стою на грани между жизнью и сном. Каждое движение давалось с усилием, будто сквозь воду. Я прошла по комнате – медленно, шаг за шагом, по тем же линиям, по которым ходила всегда. К окну. К столу. К кровати, где когда-то видела его спящего.

Всё казалось прежним, но воздух другой – настороженный, наблюдающий.

Я чувствовала его взгляд, даже если он не смотрел. Эта мысль пробуждала что-то глубоко внутри – тревогу и… возбуждение, похожее на боль.

Теперь всё наоборот: он – наблюдатель, я – тень.

Я присела на край кровати и провела ладонью по ткани. Тихо. Только моё дыхание и далёкий шум города. Сердце билось слишком быстро, слишком громко.

Сколько времени он уже знает? Смотрел ли записи? Узнал ли?

Я старалась не представлять, но воображение рисовало его лицо – сосредоточенное, настороженное, чуть с прищуром. Он видит, как я стою здесь, как касаюсь вещей, как дышу его воздухом.

И пусть это неправильно. Но впервые за всё это время я чувствую, что существую.

Я поднялась, подошла к камере. На секунду задержала взгляд прямо в объективе. Там, за этим крошечным стеклом, он. И если он смотрит – значит, мы, наконец, встретились. Без слов, без касаний, но – честно.

Я хотела сказать что-то. Простое. Что я не враг. Что я просто не смогла уйти. Но слова застряли где-то в горле.

Молчание оказалось громче.

Потом я сделала то, чего сама от себя не ожидала. Я улыбнулась. Не холодно, не как раньше – настоящей, тёплой улыбкой, которую никто никогда не видел. Пусть он запомнит. Пусть знает, что я не прячусь.

Я взяла лист бумаги со стола – тот, на котором он делал какие-то заметки – и аккуратно написала:

“Ты не должен бояться. Я всегда рядом.”

Положила лист под камеру. Так, чтобы он точно увидел.

Когда я вышла на улицу, город уже просыпался. Трамваи, запах кофе из соседнего кафе, серое небо, с которого опять начинал падать дождь. Я шла медленно, чувствуя, как внутри всё перемешалось – страх, радость, растерянность.

Теперь всё стало иначе. Я перестала быть призраком. Теперь – он тоже в ловушке.

Весь день я не находила себе места. Каждую минуту казалось, что он сейчас смотрит запись, читает слова. Что поймёт. Что увидит меня.

Я представляла, как он сидит перед экраном, как его пальцы сжимаются, как дыхание сбивается. И внутри поднималась волна, которую я не могла сдержать. То ли вина, то ли восторг.

Я столько лет жила в его тени – теперь он живёт в моей.

Поздно вечером я снова подошла к окну. Дождь барабанил по стеклу. На улице – отражения фонарей, растянутые, будто следы воспоминаний. Я видела его окно. Свет горел.

Он был дома.

Я знала, что должна остановиться. Но не могла. Тело двигалось само – пальцы уже тянулись к куртке, к ключам. Я знала, что если пойду – будет иначе. Теперь он знает, что я есть. И если увидит снова – всё закончится.

Но зависимость сильнее логики. Она не требует смысла. Она требует – действия.

Я снова оказалась у его двери. Как будто день просто перемотался назад. Сердце билось в висках, руки дрожали. Я не притрагивалась к замку, просто стояла, слушала.

Тишина. Потом – лёгкий шорох, шаги. Он был там.

Я знала: камера всё ещё включена. Если я войду – он увидит. Каждый мой шаг, каждое движение. И, может быть, это именно то, чего я добивалась все эти годы – быть пойманной им.

Я прижала ладонь к двери, закрыла глаза. И прошептала – едва слышно:

– Ты видишь меня теперь?

Я не вошла. Не смогла. Отступила, ушла вниз по лестнице, чувствуя, как с каждым шагом становится тяжелее дышать. Снаружи воздух был мокрым, липким. Питерская осень. Такая же безжалостная, как наши чувства.

Дома я сняла пальто и упала на кровать, не включая свет. Слёзы пришли неожиданно – тихие, без причины. Не от страха. От осознания.

Теперь всё по-другому. Он знает. Он видит. А я – не могу остановиться.

В эту ночь я долго не спала. Камера стояла между нами, как стекло аквариума, разделяющее два живых существа, которые тянутся друг к другу, не умея дышать в одном мире. Я прижимала к груди вторую булавку – ту, что осталась у меня. Она холодная, тонкая, будто пульс чужого сердца.

Я не знала, кто из нас теперь больше зависим: я – от его внимания, или он – от моего присутствия.

Но я знала одно: назад дороги больше нет.

Глава 22. Никита

Я не сразу заметил записку. Утро началось как обычно – с тишины, слишком чистой, чтобы быть настоящей. Я пил кофе и смотрел на серый свет, медленно пробивающийся через дождевое стекло. Город снова был безликим. А потом я увидел её.

Белый лист на полу, прямо под шкафом. Там, где стояла камера.

Он лежал неровно, будто кто-то положил его торопливо, почти с сожалением. Я наклонился, поднял, и сразу узнал почерк – тонкий, ровный, будто писала рука, привыкшая держать эмоции под контролем. Но в этих словах не было контроля. Только намерение.

Ты не должен бояться. Я всегда рядом.

Я перечитал несколько раз. Каждое слово впечатывалось в сознание, словно в кожу. “Не должен бояться.” Как будто она знала, что я боюсь. “Я всегда рядом.” Как будто это не угроза, а обещание.

Я опустился на стул, записка всё ещё была в руках. Тишина теперь казалась другой – не пустой, а наполненной дыханием. Я чувствовал её присутствие даже здесь, где никого нет. Её шаги, её взгляд.

И странно – внутри не было паники. Только ощущение, что всё наконец встало на место. Как будто я просто догнал то, что и так всегда следовало за мной.

Я посмотрел на камеру. Она была выключена – я сам снял запись накануне, хотел отдохнуть от постоянного наблюдения. Но теперь жалел. Теперь мне нужно было знать. Посмотреть, как она стояла здесь. Что делала. Как держала эту бумагу.

Я включил камеру, открыл файл ночной записи. Картинка медленно ожила.

Сначала – темнота. Потом дверь. И она.

Силуэт, знакомый до боли. Тонкие линии, мягкие движения. Она шла уверенно, спокойно. Не воровка, не беглянка – человек, который имеет право быть здесь.

Она подошла к камере, посмотрела прямо в объектив. Я затаил дыхание.

Это был не просто взгляд. Это было – признание.

Не “прости”. Не “поймай”. А что-то вроде: я здесь, и ты знаешь это.

Потом она улыбнулась. Тихо. Без вызова, без страха. И я понял – она знала, что я смотрю.

В груди стало тесно. Я не мог оторваться от экрана. Всё, что было до этого – случайные догадки, намёки – теперь стало реальностью. Она была не выдумкой. Не бредом. Она реальна.

Я смотрел, как она пишет. Как аккуратно кладёт лист под камеру. Как на секунду замирает, будто ждёт моей реакции, и потом уходит.

Когда дверь закрылась, я почувствовал, как внутри всё сжимается – как будто с ней ушла часть воздуха.

Я долго сидел, ничего не делая. Пальцы дрожали, но не от страха. От осознания.

Она не хотела мне зла. Если бы хотела – не оставила бы эти слова. Не улыбнулась бы.

Но зачем тогда всё это? Почему – столько лет?

Я начал вспоминать. Школу. Класс. Смех, взгляды, случайные прикосновения. Имя, которое почему-то всплыло в голове. Лиза.

Я видел её иногда в городе – мельком, в толпе, как будто случайно. Никогда не думал, что за этим что-то стоит. Но теперь, когда прокручиваю память – понимаю: она была всегда. На заднем плане. В отражении окна, в полутьме переулка, в том, как иногда кто-то называл моё имя слишком знакомым тоном.

Неужели это она?

Я подошёл к окну. Дождь снова заливал стекло. Я смотрел на город, на его бесконечную серость, и думал: если это Лиза – почему я не вижу страха? Почему – наоборот, чувствую, будто наконец нашёл того, кто знает меня лучше всех?

Всё, что я чувствовал до этого – тревога, настороженность – исчезло. На их месте осталось странное спокойствие. И жажда. Понять. Увидеть.

Я хотел увидеть её. Своими глазами.

Вечером я вышел на улицу. Не для того, чтобы идти куда-то конкретно – просто идти. Питер был мокрым, уставшим. Дома отражались в лужах, небо опускалось всё ниже.

Я шёл по тем же улицам, по которым, возможно, ходила она. Каждое окно, каждая витрина казались местом, откуда она могла смотреть.

И впервые – мне хотелось, чтобы смотрела. Чтобы следила. Чтобы видела, как я ищу её.

Возвращаясь, я поймал себя на том, что оглядываюсь. Не потому что боюсь. Потому что надеюсь. Что она там. Что идёт следом.

Один раз мне даже показалось – в отражении витрины мелькнула тень. Та же походка, тот же ритм. Я остановился, но не обернулся. Не хотел разрушить ощущение. Пусть будет.

Пусть она рядом.

Дома я положил записку на стол. Разгладил, прочитал снова. “Я всегда рядом.” Теперь эти слова звучали не как предупреждение. А как обещание.

Я включил камеру – не чтобы поймать. Чтобы дать ей знать: я жду.

Пусть приходит. Пусть расскажет. Пусть объяснит, почему я теперь думаю о ней каждую секунду.

Ночь выдалась тихой. Я не спал, просто сидел, слушал, как стучит дождь. И вдруг понял – впервые за долгое время мне не одиноко. Даже если она не придёт – она есть. И этого достаточно.

Я смотрел на камеру и чувствовал странную уверенность: рано или поздно, она вернётся. Не потому, что должна. А потому что иначе – не сможет.

Как и я.

Глава 23. Лиза

Дождь барабанил по мокрому асфальту, превращая улицы Петербурга в серебристые реки света. Я шла медленно, в пальто, которое защищало меня только от холода, но не от волнения, с каждым шагом ощущая, как грудь сжимается всё сильнее. Каждый фонарь отражался в лужах, и в этих отражениях казалось, что город наблюдает за мной так же, как я наблюдала за ним столько лет.

Я остановилась у его окна. Тот самый свет, который всегда оставался включённым на ночь, теперь был мягким и тёплым, словно ожидал меня. Сердце колотилось так сильно, что я почти слышала собственные удары, как барабан, раздающийся по всему телу.

Я знала, что он там. Он ждёт.

И в тот момент, когда я стояла под дождём, растерянная, холодная вода стекала по плечам и капала на улицу, я впервые ощутила, что могу потерять контроль. Годами я держала себя в руках, тщательно пряча свои чувства, свои страхи, свою одержимость. Но сейчас всё разрушалось внутри меня, словно стекло под давлением.

Я шагнула ближе к окну, едва дыша. Свет от лампы внутри слегка отражался в мокром стекле, и я увидела его силуэт. Он стоял прямо, неподвижно, как статуя, но внутри я ощущала каждую дрожь его присутствия. И вдруг – он поднял взгляд. Наши глаза встретились.

Холод прошёл по спине, и сердце будто остановилось. Мир исчез. Только мы двое – сквозь стекло, через толщу прозрачного барьера, который отделял наши миры. Я чувствовала его взгляд – глубокий, внимательный, изучающий. Он смотрел не на моё тело, не на мои движения, а прямо в меня. Так, будто видит каждую мою мысль.

Я зажмурилась на мгновение, пытаясь собраться, но голос вырвался сам, шёпотом:

– Никита…

Слово было почти неслышным, растворялось в шуме дождя. Я услышала собственный страх, собственную растерянность. Но это было правдой. Я боюсь.

Он не сказал ни слова. Просто удерживал взгляд. И в этом молчании я ощущала больше, чем когда-либо прежде. Он знал. Он чувствовал.

Я сделала шаг назад, инстинктивно, и тень от фонаря растянулась по мокрой мостовой. Сквозь стекло я видела его лицо – напряжённое, сосредоточенное, но без страха. Он ждал.

И тогда я поняла: всё, что я делала до этого, всё моё наблюдение, все ночи, проведённые в тени – теперь перестало быть контролем. Он контролировал меня так же, как я когда-то пыталась контролировать его. И это было страшно. Но одновременно странно… приятно? Не знаю, как назвать это чувство, но оно жило внутри меня, как огонь, который нельзя потушить.

Я вновь шагнула вперёд, ближе к стеклу, пытаясь понять, что происходит.

– Ты… ты видишь меня? – прошептала, едва слышно, так, будто боялась, что произнесённое слово разрушит этот миг.

Он слегка кивнул. Мгновение длилось вечность. Мы стояли на разных сторонах стекла, и всё вокруг – дождь, город, шум машин – исчезло. Был только этот контакт, эта растерянность и понимание, что мы больше не можем жить в тишине.

Я закрыла глаза на мгновение, пытаясь осознать собственные чувства. Страх, восхищение, тревога, возбуждение – всё смешалось в непонятный клубок эмоций. Я впервые поняла, что зависима от того, что он меня видит. Что я не могу уйти. Что хочу остаться здесь, под дождём, на грани, которую сама себе запретила пересекать.

Я шептала снова:

– Я… не могу уйти.

Он не улыбнулся. Он просто смотрел. И это было достаточно.

Я поняла, что больше нет привычной дистанции. Между нами нет ни улиц, ни окон, ни фонарей. Только этот момент, этот взгляд, эта растерянность, которую я впервые испытывала на виду.

Дождь усиливался. Капли стучали по стеклу, и я протянула руку, чуть касаясь холодного стекла. Он не двинулся, но я чувствовала его внимание, словно он ощущал каждый миллиметр пространства между нами.

Я отступила на шаг, и внезапно захотелось смеяться и плакать одновременно. Смеяться – потому что всё это наконец стало явью. Плакать – потому что я боюсь себя, своих чувств, того, что потеряла контроль.

И тогда я услышала его шёпот, едва различимый сквозь стекло:

– Лиза…

Мир снова сузился до двух точек – его глаза и мои. Я поняла, что этот момент изменит всё. Что после него не будет пути назад.

Я осталась стоять под дождём, мокрая, дрожащая, растерянная, но… живая. Живая в том смысле, которого я давно не испытывала. Живая и увиденная.

И впервые за много лет я поняла: даже страх может быть сладким, если кто-то смотрит на тебя именно так. Так, что невозможно отвернуться. Так, что невозможно уйти.

Я стояла там, слушая дождь, ощущая его взгляд, и тихо прошептала снова:

– Я здесь.

Он кивнул, не произнося ни слова. И в этот момент я поняла – больше не могу скрываться. Больше не могу контролировать себя. Он уже держит меня своим взглядом.

Мир вокруг дрожал от напряжения. Город, дождь, фонари – всё растворилось. Был только он и я, разделённые стеклом, но соединённые чем-то сильнее, чем страх, чем годы наблюдений, чем все преграды, которые я когда-либо строила. И я знала: это только начало.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.