Карга

Максим торопился, как мог, но всё равно не успел: махина красного автобуса с грязными бортами уже отъехала от остановки, высадив перед этим двух человек: согбенную старушку, пытающуюся получше перехватить свою коричневую сумку, и здоровенного пузатого мужика в зелёной бейсболке.

Он ещё бежал, будто и вправду мог всё ещё успеть, заскочить в салон и облегчённо выдохнуть, поэтому собирал своими новыми белыми кроссовками все лужи – ночью хлестал ливень, и теперь в выбоинах на тротуаре скопилась мутная холодная вода.

Парень пронёсся прямо по одной из луж, взметнув по сторонам тысячу брызг. Одну руку он поднял, как будто пытался притянуть автобус назад, а второй вцепился в свой синий рюкзак, набитый футболками и джинсами.

Мужик отшатнулся назад от этого ошпаренного, а вот старуха не успела, и вода из лужи окропила её чёрную юбку, едва не волочащуюся по асфальту.

– Эй, малахольный! – хрипло выкрикнула окна, разворачиваясь за ним следом. – Куда скачешь?!

– СТОЙ! – крикнул парень, но водитель автобуса то ли не видел отставшего, то ли не собирался затормаживать, и стал неумолимо разгонять свой транспорт дальше.

Максим остановился, пробежав ещё шагов десять. Он тяжело дышал, да и во рту всё пересохло, но продолжал смотреть вслед удаляющейся громаде какое-то время. Только потом понял, что пронёсся прямо по луже, и с горечью оглядел свою замызганную обувку, ещё неделю назад сверкавшую новой белизной.

– Съездил в деревню, – процедил он, и с неохотой обернулся – предстояло пойти назад.

Мужик смотрел на него добродушно; его щетинистое лицо растягивала слабенькая улыбочка. Так смотрят коты на птенцов. А вот старуха выглядела довольно рассерженно: она продолжала сверлить его взглядом, сжимая скрюченными артритом пальцами свою поклажу. Судя по всему, ждала ответа.

Максим сразу обратил внимание ещё и на то, что она не просто горбатая, а будто согнутая почти пополам. Но когда он глянул ей в лицо, то даже невольно поморщился, рассмотрев крючковатый длинный нос и только один прищуренный глаз. Вместо второго у неё зияла чёрная дыра. Выбившиеся из-под чёрной косынки серебристые локоны не добавляли ей привлекательности.

– Ты немой?! – спросила она у него тоном, требующим немедленного ответа. – Ты посмотри, что наделал с моей юбкой, олух малолетний!

Неудовольствие Максима переросло почти сразу же в раздражение, а оно, в свою очередь, молниеносно сменилось свирепой яростью.

– Нечего на дороге стоять! – рявкнул он громче, чем хотел бы. – Видели же, что я на автобус опаздываю!

Старуха мощно вздохнула, покачнувшись от этого движения, а мужик тут же раскрыл рот, как будто этот торопыга со светлыми кудрявыми волосами, одетый в джинсовый костюмчик и некогда белые кроссовки, хорошенько поддал этой престарелой женщине.

– Не ори на меня! – взвизгнула старуха, и в голос её добавилось строгости. – Щенок малахольный, выдумал тут! Несётся, как ужаленный, и ещё вздумал…

Максим, уже почувствовавший, что полностью вымочил обе ноги, не смог обуздать только что зародившуюся агрессию… Всё навалилось на него одним махом: и сбежавший автобус, и мокрая обувь, и визгливая старушка. Может, его задело ещё и то, что она-то на автобус успела, и уже приехала, вернулась домой…

– Да я бы тебя ещё не спросил! – крикнул он, и направился в её сторону, потому что ему предстояло идти назад тем же маршрутом, так или иначе.

Старуха угрожающе прищурила оставшийся глаз и яростно возопила:

– Да ты чего, щенок, несёшь-то?! Я тебе покажу кузькину мать!

Максим продолжал закипать, как чайник.

– Иди отсюда! – рявкнул он ей в ответ. – Тебе сколько осталось-то?!

Старуха фыркнула, и медленно подняла на него указательный палец с острым чёрным ногтем, что заставило его остановиться.

– Ты знаешь историю о скоморохе? – спросила она заговорческим шёпотом. – Был такой скоморох, много кривлялся, а потом ему голову отрубили.

Максим смотрел на неё, но никакого испуга или другого неудобства не чувствовал.

– Бабуля, – сказал он, понижая голос и инстинктивно сжимая кулаки. – Идите домой. Хватит тут вонять.

Она мельком глянула на мужика в бейсболке, и Максим тоже выстрелил по нему глазами. Тот весь побелел от явственного испуга, как-то сжался, будто сделался мельче.

– Маленький гадёшыщ, – отчётливо проговорила свидетельница революции тысяча девятьсот пятого года, искривив губы в жесточайшем отвращении. – Ты меня разозлил.

– И чего же Вы сделаете? – издевательски спросила дерзкая поросль в ответ. – Сельскому участковому пожалуетесь?

– Сегодня ты будешь бежать от меня, но я везде дотянусь до тебя своими руками, – проговорила бабулька глухим голосом, совершенно другим. – Ты будешь искать угол, но не найдёшь. Ты будешь стучаться в дома, но тебе никто не откроет!

Старуха плюнула в него – чёрная слюна метко попала ему на джинсовую куртку гадким склизким сгустком.

Максим отпрыгнул назад, взмахнув руками. Чувство невероятного омерзения окатило его с ног до головы. По спине побежал холодок, однако, замешательство длилось совсем недолго.

– Тварь пересохшая, – сказал он и на самом деле рванулся вперёд, будто хотел отвесить ей натурального пинка, но почувствовал, как грубая мужская рука схватила его за тоненький бицепс и чуть не раздавила.

– Всё, парень, тихо, – затараторил мужик в бейсболке, на пару тонов понижая голос. – Ты с ума спрыгнул, что ли? Это ж Клавдия Афанасьевна…

Максим непонимающе огляделся – старуха уже направлялась дальше неспешной и хромой походкой, но щетинистый верзила продолжал его удерживать.

– Я в порядке, не надо меня держать, – сообщил Максим и попробовал мягко высвободиться, и новый знакомец позволил ему это сделать.

– Моё дело, конечно, телячье, – сказал мужик, вытирая пот со лба… Хотя сейчас и не было жарко. – Но я тебе советую перед ней извиниться. Попросить прощения от всей души.

– Она харкнула в меня! – возмущённо заявил Максим, указывая пальцем на чёрное поблёскивающее пятно. Он почувствовал, как его затошнило. Надо было как-то стереть слюну, но парень не мог заставить себя прикоснуться к ней.

– Она – очень страшная старуха, – прошептал мужик. – Старики считают, что ведьма.

Максима прошиб пот, он даже вздрогнул, словно кто его хлопнул по плечу.

– Байки из склепа, – заметил он, но на всякий случай коротко обернулся: никого.

– Смотри сам, моё дело – предупредить… А ты сам чей будешь-то? Как зовут?

– Максим.

– А фамилия-то у тебя есть, Максим?

– Зимин.

Мужик присвистнул, почесав затылок.

– Ты – внук деда Платона, что ли?!

– Да, – бросил Максим, снова посмотрев вслед удаляющейся старухе.

– Так я ж ваш сосед, Геннадий Иванович, – мужик протянул руку, похожую на медвежью лапу, и едва не переломил подростковую белую кисть Максимки. – Я тебя не видел.

– Я вчера приехал деда навестить, – пояснил Максим. – Чувствовал, что из этой дыры валить надо скорей.

Мужик немного помрачнел, как и всякий человек, чей родной уголок кто-то оскорбит.

– Тяжкий у тебя характер.

– Золотой, потому и тяжёлый, – огрызнулся Максим. – Был рад знакомству, но мне надо идти… Теперь тут торчать до вечера опять.

– Мне в ту же сторону.

Они прошли полсотни шагов молча, а потом здоровенный спутник завёл свою шарманку с самого начала.

– Ты лучше извинись перед этой бабкой, – сказал он, снова понижая голос. – Она хоть и злыдня, но если ты извинишься, как следует…

– Вы, дяденька, на полном серьёзе меня упрашиваете просить прощения у полоумной старухи?! – воскликнул Максим, оборачиваясь к нему в пол-оборота.

Геннадий Иванович посмотрел на него сурово, словно решая, отвесить ли этому щеглу хорошенькую затрещину, или ещё подождать.

– Её тут все уважают… – пояснил он.

От остановки они прошли по улице с простыми престарелыми срубами, с такими же серыми ставнями. Никаких росписей, никаких ярких наличников. Трава у некоторых домов поросла так, будто там никто и не жил.

Около одного из домов лежал огромный лохматый пёс, изнывающий от распаляющейся жары. Он выбрался из-под ворот, но дальше уйти не позволяла толстенная железная цепь. Высунув язык, животное часто дышало, без всякого интереса оглядывая шагающих мимо людей.

– Если она коптит воздух дольше меня, это не значит, что я должен уважать её, – заметил Максим в духе современного бунтарства.

– Острый ты на язык. Таким можно траву косить.

Максим пропустил это мимо ушей. Они прошли ещё пруд, обрамлённый со всех сторон раскинувшимися кустарниками, а после него миновали столетнюю детскую площадку. Горке пришёл конец, как и карусели – всё развалилось, а реставрировать никто это не спешил.

Дед Платон жил поблизости – сразу у поворота. Его дом выглядел чуть лучше, чем у остальных жителей, но прясла в покосах все сгнили и повалились, и в огромную траву забрался упитанный козёл, торопившийся втянуть в рот всё разнотравье, какое успеет. Сам же дед – невысокий и жилистый старикашка в майке-алкоголичке упорно направлялся к нему, зажимая в руке кривой занозливый дрын.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.