- -
- 100%
- +
Дизайнер обложки Светлана Маратовна Усова
© Товарищ Эхо, 2021
© Светлана Маратовна Усова, дизайн обложки, 2021
ISBN 978-5-0055-2258-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
[кода]
И дождь мелодию ломает,Дворовый пёс луну гоняет,Я тенью продолжаю город,Застывший каплей на стекле.И тихо плачется трубоюТрущобный джаз, и нам с тобоюСочится влагою за ворот,Обкрадывая тем в тепле.Перебираю чьи-то лицаВ уме, чтобы опять родитьсяКогда-нибудь на этом светеСреди спешащих толп чумных.А кто надеется на чудо,Тому – зима, подъезд, посуда.И незабвенный сон о лете.И лет с избытком, не пустых.[про старую булку, быструю речку и свечку]
И недосказанное словоВ окне пейзажем дряхлым мечетсяЗа бортом поезда пустого,В оврагах пыльного отечества,Где, преломив хлеба вчерашниеНа берегу великой музыки,Грустили две души нестрашныеГлазами поднебесно-тусклыми.Где та метла мела посадскаяОт позолоченного купола,И плакалась, всегда затаскана,Жизни непрошеная муза.Мне виделись два вечных полюса,Между собой недостижимые:Источник космоса и полиса,Застывшие и недвижимые.И между ними, как по проволоке,Шли дети тихо, неприкаянно.И неподвижны были только те,Кто жизнь _свою_ прожил нечаянно.[discourses]
Северный ветер кварталов окраинныхРаны бередит Иуды и Каина,Следы заметает дряхлеющих варваровПрежде воды Великого паводка.Прежде реки банальной бессмыслицы.Прежде рожденья, причастия, виселицыМы себе сами стали пустынямиПод небесами пронзительно-синими.Под небесами избыточно-влажнымиПрежде казались себе сами важными.Пусто в раю отживающей вечности.Все сорок лет – не предел для беспечности.Шелковый путь от разума к сердцуРефреном, покуда вселенные вертятсяТам, в пустоте, обмирая от холода.Неисчислимы. Безмолвные, голые.[lullaby of birdland]
Из песен Эллы ФицджеральдПриходит время колыбельныхДля птиц, пока чудит февраль.Как заплутавший неврастеник,По снега чистому листуИду, врастая сквозь асфальтыВ свою случайную судьбу,В её мозаику и смальту.Преодоление вещей:Трамвай рисует формы круга.И пусть не стали мы мудрейС годами, но нашли друг другаВ снегах, в безмерности, в дожде,В оттенках всех вселенной пыли.И всё, что птицы пели те,Мы не забыли.[день первый]
А время продолжает бегОт школьной парты,И человек грызёт свой хлебВ азарте марта.Снега, побрезговав теплом,С весной в запалеСплошным укутали ковромЗемли подвалы.Но утром из кирпичных трубВ городе старомДует беспечный медный звукПохмельем шалым.То ветер, шапку заломив,Несёт галопом.И ясный ангельский мотивБоготворит всех скопом.Мой пыльный и уютный джаз,Презрев фатальность,Выводит солнце в этот часВ свою модальность.И высоко в ветвях берёзВ глуши районаТоскуют птицы невсерьёзС купелей звоном.[над пропастью во ржи]
Шелест кизилового куста.Моя голова пуста.Дитя хранит ключи от рая,С последней ступени на меня взираяЛестницы, ведущей на небеса.В кабаке красавицы поют,Создавая телу потеху, приют.Мы бродим по улицам не узнаваяНи зданий, ни адресов – повсюду чужаяЗемля, а над ней – старый плут.Выходишь вот так в пустой коридорНочью однажды, сед, жалок и гол.Шаришь в потёмках в поисках света,Сторони́шься зеркал, конечно, и это,Стало привычкой с недавних пор.А где-то над пропастью резво душаНосится, жизнью напиться спеша.И кто-то отсчитывает этажи,Хрипя: если можешь дышать – дыши,Каждой новой ступени транжиря свой шаг.И уже там, на самом верху,Застынете оба, как есть, на бегу,Грезя бессмертьем, забвением, пылью.В лето господнее, ставшее былью.И временем смолотое в труху.[Нормандия зимой]
Старик вычесывает вшей,Вдали маячит Сен-Мишель,И время гонит нас взашейС площадки детской.Край севера бредит зимой,Укрыт снегами перегной,И даже тихий голос мойСтал на морозе резким.Теряет зренье горизонтВвиду отсутствия высот.Равнин избыток длится от…От наблюдателя до бездны.И тот, кто ходит по воде,Пусть с сединою в бороде,Но знает, если быть беде,Он не воскреснет.Ведь тело – не сосуд для душ,Но зверь по имени Ануш,И сам я верю в эту чушь,В бреду закатном.Скребут деревья потолок,Набрав десятилетий впрок.Жизнь повторяет свой урокС слепым азартом.[Дул, Бельгия]
Камень стёсан веками,Как булыжник – шагами,Но камень на то и камень,Что жаждет речь обрести…И, как святая ослица,Не различая лица,В ночь, когда звёздам не спится,В слово корнями врасти.Я слушаю песни камняВ полночь, сквозь ветер, когда мнеВремя пишет анамнез —Без жалости и без купюр.Скрипучие кости мираПо звуку чище, чем лира,Когда под парами кираЧудишь в темноте, балагур.Каменотесы горбаты,Чисты и жестоки солдаты,Смешны эти бредни, когда ты —Свидетель времени крыс.Иблис заведует небом.Алиса рисует лето.С тобой помолчим об этомЗа плотной завесой кулис.[к архипелагу]
Вот город и его изнанка,Пустырь империи, орлянка.Потешный детства закуток.Запутанный высоковольтный космос,Подвалов вычурная роспись —Читай слога её, дружок.Здесь билась пульсом вера в чудо,И мир цветастым был, покудаИз серости росли дома.И кротки были те и этиВо время Оно на планете.Archipelago ago aguma.Что жизнь брела тяжеловесом,С тобою были ни бельмесаВ своей наивной немоте.Преодолев весны дурманыМы кожею грубели сами,Питая корни, но не те.Но ты шагай в смешное небо,Соединяя быль и небыль.Пусть чешут кроны облака.Пусть воздух трогает ладониВетвей, которым есть, что вспомнить,Из жизни, что мала пока.[к точке]
Птичий клин опадает в сугробГоризонта, за которым маячит горбВетра, предшествующий колокольномуЗвону, вписанному, как протокольныеВыдержки в дневник беглеца,В весеннее небо. И мы начинаем с конца.И мы начинаем с предела, мы ищем дверьС табличкой, оглашающей выход. И только зверьСпособен здесь выжить, по своим вернувшись следам.А человек – он смертен. Он бередит своё «не отдам»,Заключённое в лицах, в теле, в наборе имён,Самим звуком своим оттеняющим сонВсех реальностей разом,Над которыми – Будда, парящий вселенным экстазом.Над которыми Яхве, дающий только взаймы.Над которыми Эго, не знающее вины.Человек – он смертен. Запиши в тетрадь.То, что было с тобою, случится опять.Насмешкой, забвением, чьей-то судьбой.И будет тьма. И дух божий будет нестись над водой.[джаз в Лиссабоне]
звук, в отсутствии адресата,гулко падает на полпустой комнаты. и становится тише,чем в норе полевой мыши.к окончанью зимыдождь берёт у пространства взаймыи становится сам пространством,и землёй, и куцым её убранством.а потом упирается в водыокеана. в такую погодуна терассе последний белый солдатдопивает до капли soudade,и игла из старой фадугрампластинки высекает искру.мир снаружи похож на фигурку из целлофана:свет стекает на город из небесного крана.кофе в чашках чернее собственной теничеловека, не ждущего новостей, нипростейшей возможности к бегству.замкнут мир: никуда от себя не деться.за окном пейзаж – неизменно голый.из-за такта вступает труба соло.обрывая бемоль фортепьяно,затихая в порту Себаштьяна.[джаз в Авиньоне]
Небо поклоняется тени,Отбрасываемой стенойСтарого города,С неизменной бахромойНекогда великих церквей,Беззвучных молитв.Город – прежде всего, мотивСтандарта, ухваченного цепкой плюснойПтицы, парящей над городом ранней весной,Не замечающей сторонСвета, ни свадеб, ни похорон.Город – прежде всего, мотив.Я говорю, и голос мой неизменно тих.Из открытых окон доносится смех и плач.По мостовой вышагивает палачВремени, в грубом рубище, повязанном тесьмой.Он заглядывает в твоё лицо, говорит: мой!Становится частью улицы, блуждающей впотьмах.И над этим ландшафтом то ли Яхве, то ли АллахПостепенно теряет образ, имя, черты.Становится музыкой, звуком, словомТы.[слова обретают плоть]
в источнике языкадремлет перворека,которой бессмысленный духслова бормотал вслух,прежде чем лечь костьмимежду двумя людьми,чьих обнаженных имённе опознает он.я выключаю свет.вечерний лежит снег.среди языка запятыхнет места для нас двоих.нет места для нас для всех.слова обретают цвет.слова обретают смысл,и белкой несётся мысльот корня до кроны, занеслучиться божьей молве,и двое станут одним,отчаяным и живым.[безделушка]
С этой станции улица детства в профиль видна.Тени сжимаются в точку, впитав все пространства прежде,И спиною ко мне стоит то ли ангел западного окна,То ли будда восточного побережья…Мы с тобою проспорили с богом ли, с чёртом до хрипотыО бессмыслице истины там, где положена жизни безднаНе любви и не ненависти. Дальше этой белой чертыК горизонту бежит от нас прочь скорый поезд Надежда.И над крышами в небо несётся расхристанный джаз.И со стен Карфагена смеётся медно и горько.Этим утром вселенной так часто и много говорили до нас,А осталась – безадресно – музыка только.[пастораль]
Частокол дубинок на взлетно-посадочнойПолосе в переулках, высеченныхЖелтыми лампочками фонарных столбов.Время – как улика в прозрачном пакете.Мы прихватили с собой эту уличную стужуИ теперь оконные стекла покрыты инеемИзнутри, где положено тепло, покой,Биение живого сердца.Что-то случается сообразно воле, что-тоПроисходит само по себе, как музыка утра,Когда ветер играет на битом стекле,Когда шаг звенит колокольчикомНа твоём запястье.Солнце выкатывается на шоссе и кладбища,И жирные черви подземки приходят в движение.[открытка с цветами на фоне]
Пахло песком и зноемНа заброшенной станции, где поездаСмотрели сны, и в их покоеПривычно копошилась ржа,Раскрашивая цветом осени вагоны,Сидения, ступени, фонари.И кто-то в чёрном восседал на пыльном тронеВнутри.И кто-то в белом приходил на праздникЧужой не-жизни, принося букетПодсолнухов. И время, беззастенчивый проказник,Шманало по карманам на предметНаличия билета за проездНа берег тот, где, хоть ты тресни,Даже попав на верный след,Не верь, не бойся – не воскреснешь.И только рокот ветра вторил в баритонНехитрую мелодию покоя.Прохладный джаз прилива в чуткий сонВпускал дыхание северного моря.[открытка с тенью]
Здесь не было ни неба, ни светил.Вечерний мой костёр давно остыл.Уснули все, кто грелся у него,И не осталось больше ничего.И чтобы не терпеть природы пустоты,Я миру придавал свои черты.И за неимением вовне холста,Холстом служила пустота.Сначала рисовал я миру свет,Волну, частицы, фон, движения планет.Но свет явил вслед за собою тьму,Тень стала крышей дому моему.И слушая течение воды,Тьма также повторила все мои черты.Нас стало двое воле вопреки.Друг против друга – берега реки.Так воды прочь несла река.И моя поступь по земле была легка.Нас было только двое: я и тень.Единым целым вышли в первый день.[базальтовая флейта соло]
Человек с большими ладонями собирает ласточкины гнезда,сеет ветер, пожинает бурю;в ботве головы хранит стесненную несвободу,в груди – крылья, креп, крик, другуюкартину реальности, писаную масляной краской и углем…тело начинается, как географическая карта буднейсо множеством неизвестных, со вкусом прогорклого кофе,с бесцветным пятном ландшафта, застывшими в полетеинопланетными чайником, чашкой, блюдцем.Сюда не ступала нога ни-живого-ни-мертвого и вернутьсяв пустующее нутро может, разве что, придуманный кроткий богвсех насмерть замерзших детей и заплутавших сов,спешно слепленных из дерева и базальта…Кит проглатывает, наконец, свою Андромеду и ныряет в дельтуМиссисипи, негритенок играет блюз ржавой сковородки,и Лайка летит над рекой песьих душ в дырявой лодке.[песенка о прощении]
в такой-то год, такого-то числав плацкарте забивали мы козла,а за окном по полустанкамсновала сонно голытьба.все чин по чину: стрелки, масти.в душе обычные кипели страсти,по полкам мыкалась урла.и я меж ними снова, здрасьте,свят и безгрешен, как дитятя ,скажи-ка, ведь не даром, дядя,мне эта жизнь отпущена?какой чужой насмешки радимешу я грязь и жру пуд соли;и это небо голубое,души не чуя под собою,земной касается юдоли?чтобы трещать пустой костяшкой,марать столы грязной рубашкой,засаленной иуды лапой,больше привычной к полторашке.есть бог, и есть его причина.гудит небесная машина,пыхтя на холостом ходу.под толщей облачной овчинызамкнётся круг наш поутру,осевши горечью во рту.и мир снаружи станет чище,когда я-человек умру.когда останется идеяне эллина и иудея,в пустой безадресности словачас от часу в ночи старея,но чистая идея света,ввиду отсутствия предметараспахнута вовне, как лето.и бог простит меня за это.за то, что жил, как те и эти.как все живут на свете дети.в своих наивных мыслей бредена этой маленькой планете.[вдоль вереска]
Ветер ерошит стебли травы,Как волос седой с чужой головы.В недрах земли отдаётся звукКорней, говорящих друг с другом вслух.И если верить людской молве,Цветение болот – всегда к беде.Ближе к закату, в мёртвый сезон.И на каждое слово есть свой резон:Священник идёт на дальний пустырьЧитать о заблудших старый псалтырь.Но обветренный воздух из речи егоНе сохранит ничего.Так ржавый ветер режет слова,И качается в такт у ручьев голова.Только медные трубы сопят свой мотив.Только стены, как вены, стоят супротивИ не видят смысла ложиться костьмиВо влажную землю бок о бок с людьми.Это форма бессмертия, веришь, дружок?Стать недвижным как камень, свернуться в клубок.Города дрейфуют, цветёт ковыль.Каждая ложь становится – быль.Порастает быльём, вереском, мхом,Чтобы ландшафтом вернуться потом.[берег сансары]
босым пройдя огонь и воду,слепой пришёл на берег моря…куда еще идти уродустраны бессмыслицы и зноя?!слепой пришел на берег моря,незрячими глазами глядя.не зная племени и брода,вдоволь испивши жизни яда.он по воде шагал неспешно,буйства не ведая стихии,и у ступней его потешноластились буруны лихие.клонились пенной гривой волны,солёно скалясь львиной пастью.слепой ступал по волнам вольно,совсем не чувствуя ненастья.его глазниц синело небо,и, неприметный, распускалсяв груди цветок с именем небыль.слепой шагал и улыбался.[выше птиц]
Нас баюкает не по тёплым углам,По фонарным столбам, расставленным тут и там,Весенний ветер дыханием в узкий ворот.Однажды он сотрёт с лица земли и этот город,И эти годы, и каждого из нас.Пока же вскачь несётся джаз.Ты в легком платье, и веснаИ небо опоясала тесьмаСовсем не млечного пути,Которым жизнь и жизнь идти.И то, что длиться будет между нами впредь,Дыханием моим согретьВозможно. Можно… можно не успетьУпасть в бездонную мокредьНад головой, где свет и солнца веко,Где хочется остаться человеком,Или не так: врасти корнями в дёрн и зацвести.И курса нет. И некуда идти.Лишь собственная крона может послужить ориентиром,Раскинувшись _над_ миром.[на границе времени]
И друг на друга мы весьма похожи:И воронье над городом, и тот прохожий,Что тенью чиркнул, точно спичкой, о подъезд.И нам вокруг встречаются всё те же лицаИ мысль привычная: не застрелиться,Но просто пылью стать…вот, вроде был, а, вроде, нет.И всё твоё наследство – улицы пустые,Всё тот же птичий рынок и густыеНад рухлядью кирпичной облака.Но даже если вспомнишь как бы между прочим,О чём себе сам в детстве напророчил,Из тени прошлого не выхватит того твоя рука.[осень на берегу залива]
Мы над чёрной рекою на белом туманном листеРисовали свой город, и некто молчал на кресте,Колыбель вспоминая в невольном присутствии днесь…То, что словом не стало, отныне покоится здесь.Все, что песней не спето, то дремлет в небесной пыли,Невесомо, безвидно, ввиду необжитой земли.Обитаемый город дрейфует сквозь белую ночь,Совершенно безлюдный, пустынный и проч.Только статуи шествуют клином небесным на юг.Только ангелы святы с тобою нам песни поют.Мы не знаем покоя, ни смерти беспечной души.И сияет звезда далеко во вселенной глуши.Пусть выводит архангел на трубе апокалипсис свой,В перспективе домов силуэт пробуждая любой,За тобой повторю бессловесный и легкий мотив.Сохрани мою тень, если голос окажется тих.[грубые кости]
Ни лиц не обретем, ни градаНебесного, блуждая в дебрях садаПопарно с собственным быльем…И плоть, пронзённая копьем,Шагает по миру, крылата.И что за истину расплата,Когда ни истины, ни фальшиНам не осталось? Только дальшеЗа горизонт бегущая дорога,Следов лишённая, как слово – бога…И смоль волос твоих, мой миф,Сомкнута с небом, Суламифь,Где ропщут трубы бремя вечности,Где ветер носит семя человечности.Где солнце сообщает новый ад,И Сам летит, землёй разъятНа части, и молвой повенчанНа то, что будет жив и вечен.Мне снился этот сон случайный:И тени надо мной молчали.[zen]
В понедельник с утра разницы нет между дзадзеном и джаз-дзеном:С рассветом борода врастает корнями сквозь потолок, становится небом;И я играю на кофемолке своё первое боп-соло,Преодолевая давление воздуха и притяжение пола.Мой дзен-кофейник исповедует кухне дзен-кофе,Разбросаны по столу тёплые солнца крохи.Между сном и обратной дугой планетарной сферыМонолитен день – не отделишь зерна́ от плевел.Кербаж пел о любви, когда на город падали бомбы,Зорн говорил о боге, и шумели ангелы в горны;Взмывала над крышами, для смерти не уловима,Мелодия жизни во славу отца и сына,Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.