Мой адский шеф

Глава 1. Шеф

Дверь в кухню распахивается, и меня накрывает волной горячего пара вперемешку с криками, лязгом посуды и каким-то невероятным ароматом карамели и розмарина.

– Осторожно! – рявкает кто-то слева.

Я отпрыгиваю, и мимо проносится парень с огромной кастрюлей, из которой валит пар. Следом – девушка с подносом тарелок, потом еще кто-то с камерой на плече. Прижимаюсь спиной к стене, пытаясь осмыслить происходящее.

Вот оно. Место моей практики. Кулинарное шоу «На ножах и в огне» с гениальным шефом Артемом Соколовым, чьи тиктоки набирают миллионы, чьи рестораны не достать, и чьи романы обсуждают все таблоиды от Москвы до Владивостока.

А я мечтала о новостной редакции. О расследованиях. О том, чтобы продолжить то, что начала в вузе.

«Спасибо, Виктор Петрович», – мысленно усмехаюсь я, представляя довольную физиономию ректора. Он наверняка сейчас потирает руки. Студентка, которая посмела написать о харассменте на факультете и довела дело до суда, теперь будет бегать за капризным шефом и приносить ему петрушку. Идеальный план, чтобы сломать меня или хотя бы выставить дурой.

– Ты новая практикантка? – Передо мной материализуется мужчина лет сорока в мятой рубашке, с планшетом в руке и измученным выражением лица. – Меня зовут Игорь, я продюсер этого безумия.

– Варвара Крылова, – протягиваю руку, но он даже не смотрит.

– Слушай внимательно, – Игорь говорит быстро, явно повторяя заученную речь в сотый раз. – Ты здесь, чтобы помогать съемочной группе. Носить воду, распечатывать сценарии, проверять реквизит. Никаких журналистских расследований, никаких интервью, и самое главное…

Он наконец поднимает взгляд и смотрит на меня с какой-то странной смесью усталости и предупреждения.

– Если у тебя будет хоть что-то с ним – вылетишь с практики так быстро, что не успеешь моргнуть. И диплом можешь забыть.

– С кем «с ним»? – теряюсь я.

– С шефом, – Игорь трет переносицу. – С Соколовым. У меня больше нет сил разгребать личные проблемы этого человека. В прошлом месяце инстаграм-блогер, позавчера дочь спонсора. Понимаешь?

Чувствую, как внутри разгорается знакомое возмущение. То самое, из-за которого я написала то расследование. То самое, из-за которого сейчас стою здесь, а не в новостной редакции.

«Конечно, – думаю я, – легче орать на ни в чем не повинных женщин, чем решить реальную проблему в мужчине».

– Я не планировала ни с кем… – начинаю было я, но Игорь уже машет рукой.

– Все так говорят. Кстати, – он бросает взгляд на часы и морщится еще сильнее, – приступай.

– К чему?

– Он внизу. Его надо привести.

Моргаю.

– То есть?..

– Шеф. Соколов. Он опаздывает на тридцать минут. Съемка должна была начаться в четыре. Спустись и приведи его сюда. Желательно целым и невредимым.

Смотрю на дверь, ведущую в коридор, потом обратно на продюсера. В его глазах что-то, что мне совсем не нравится. Что-то вроде сочувствия.

– И если хоть один волосок упадет с его головы, – добавляет Игорь, уже разворачиваясь к кому-то из съемочной группы, – шоу не будет. А не будет шоу – мне не нужна практикантка.

Отлично. Просто отлично.

Разворачиваюсь и направляюсь к лестнице, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. Первый день практики, и меня уже посылают разнимать драки. Спускаюсь по ступенькам, и с каждым шагом все отчетливее слышу голоса внизу. Мужские. Громкие. Злые.

Выхожу в вестибюль ресторана – и замираю.

Посреди зала, у барной стойки, стоят двое. Один – настоящий амбал, качок под два метра ростом в тесной футболке, с красным лицом и сжатыми кулаками. А напротив него…

Напротив него мужчина в черной водолазке и джинсах, с растрепанными темными волосами и такой наглой улыбкой, что хочется то ли дать ему по лицу, то ли отойти подальше. Он явно ниже амбала сантиметров на двадцать и легче килограммов на тридцать, но стоит так, будто это амбал должен его бояться.

– Повтори еще раз, – говорит он тихо, почти ласково, – что ты сказал про меня?

Вокруг них уже собралась толпа. Человек пять достали телефоны и снимают. Конечно. Еще один тикток для коллекции.

Артем Соколов. Собственной персоной. Звезда шоу. Мой кошмар на ближайшие два месяца.

И он в шаге от того, чтобы затеять драку.

А я должна его остановить.

Достаю телефон, лихорадочно листаю заметки. Как там продюсера звали? Игорь. Точно. Сейчас подойду, скажу что-то вроде "Игорь Петрович срочно вызывает на съемки, вы уже опаздываете на сорок минут", и может быть…

– Да пошел ты! – рявкает амбал и замахивается.

Соколов уклоняется, и кулак проносится мимо его головы, задевая вазу на барной стойке. Ваза со звоном летит на пол. Осколки разлетаются по мрамору.

– Ой-ой-ой, – протягивает Соколов с издевательской улыбкой. – Это была итальянская керамика. Пятнадцатого века.

– Заткнись! – амбал делает выпад, Соколов отступает, они начинают кружить друг вокруг друга. Телефоны в руках зрителей задраны выше. Кто-то даже комментирует в прямом эфире.

– Ты бросил Лену! – орет амбал, и его голос срывается. – За день до ее дня рождения! Эсэмэской!

– О, так ты за Лену, – протягивает Соколов, и я вижу, как что-то меняется в его лице. Улыбка становится жестче. – Слушай, дружище, если она не рассказала тебе, почему я ее бросил, может, стоит спросить у нее?

– Потому что ты мудак! – амбал бросается вперед.

На этот раз Соколов не успевает увернуться. Они сталкиваются, падают на стол у окна. Скатерть, приборы, композиция из цветов – все летит на пол. Вокруг визг, смех, кто-то кричит: "Снимай, снимай!"

Вот блин.

Я осматриваюсь. Нужно что-то делать. Быстро. Глаза выхватывают красный рычаг пожарной сигнализации на стене, но это слишком очевидно. Тогда я замечаю официанта, который стоит в стороне с зажигалкой в руке – явно собирался зажигать свечи на столиках.

– Дайте! – выхватываю у него зажигалку.

– Вы чего?! – он таращится на меня.

Но я уже бегу к ближайшему датчику дыма на потолке, встаю на стул и подношу пламя прямо к пластиковому кругляшу.

Три секунды. Четыре.

И тут сигнализация взрывается оглушительным воем. Красные огни вспыхивают по всему вестибюлю, крутятся, заливают все багровым светом.

– ПОЖАР! – ору я во весь голос, спрыгивая со стула. – ВСЕМ ВЫХОДИТЬ!

Толпа замирает. амбал отпускает Соколова, который только что пытался его оттолкнуть, и дезориентированно крутит головой.

– Где? Где горит?!

– ВОН ТУДА! – показываю я на выход. – БЫСТРЕЕ!

Люди начинают двигаться к дверям. Кто-то паникует, кто-то смеется, но все идут. Амбал тоже бросается к выходу, сметая на своем пути стул и чуть не сбивая с ног девушку с телефоном.

А Соколов… Соколов поднимается с пола, отряхивает джинсы и смотрит в сторону убегающего амбала. В его глазах загорается что-то опасное.

– Эй, постой, мы еще не закончили! – И он делает шаг к выходу.

Нет. Только не это.

Я бросаюсь вперед и прыгаю ему на спину, обхватывая руками за шею и обматывая ногами талию. Виснув на нем, как чертова коала.

– Стой! – шиплю я ему в ухо.

Соколов даже не шатнется. Он просто останавливается и хватает меня за бедро, чтобы я не соскользнула.

– Ого, – говорит он, и я слышу смех в его голосе. – Обычно девушки вешаются на меня в более романтичной обстановке.

– По вам видно, – цежу я сквозь зубы.

Он смеется. Смеется! Сигнализация орет, вокруг хаос, а он смеется.

– Вам нужно на съемки! – начинаю причитать я, все еще вцепившись в него мертвой хваткой. – Вы опаздываете уже на сорок минут! Игорь с ума сходит! Если вы сейчас устроите драку, будет новый скандал, его растащат по всем каналам, шоу накроется, меня выгонят с практики, и…

– Окей, окей, – Соколов осторожно, почти галантно снимает меня со своей спины и ставит на пол. Поворачивается ко мне.

Я впервые вижу его с такого близкого расстояния. Темные глаза, насмешливые морщинки в уголках, небритость, ссадина на скуле. Красивый. Раздражающе красивый.

– Вам это дорого обойдется, – выдыхаю я, пытаясь отдышаться и выпрямить помятую футболку.

– Как и тебе вызов пожарных в мой ресторан, – парирует он.

И подмигивает.

Подмигивает!

А потом наклоняет голову набок, разглядывая меня с любопытством.

– Ты кто вообще?

– Варвара Крылова, – выдавливаю я, все еще пытаясь отдышаться. – Практикантка. Журфак МГУ.

Соколов хмыкает и направляется к лестнице, ведущей обратно на второй этаж. Сигнализация все еще воет, но он идет так, будто это фоновая музыка в торговом центре.

– Четвертая за прошедший месяц, – бросает он через плечо. – Интересно, за что уволят тебя? Игорь уже успел сказать, что со мной в постель нельзя?

Я чувствую, как лицо вспыхивает. От возмущения. Точно от возмущения.

– Думаете, я собираюсь?!

Он останавливается на середине лестницы и оборачивается. Смотрит на меня внимательно, изучающе. Слишком внимательно. И вдруг его взгляд меняется – в нем появляется что-то вроде узнавания.

– Это ты устроила то расследование на журфаке? – спрашивает он медленно. – Про харассмент?

Я замираю. Он видел? Откуда?

– Вы… вы смотрели?

– В трендах попалось, – пожимает плечами Соколов и продолжает подниматься, как ни в чем не бывало. – Смелая девочка. Или глупая. Еще не решил.

Он толкает дверь в студию, и меня снова накрывает волной шума, пара и хаоса.

– Игорь! – кричит Соколов, направляясь прямиком через кухню. – Мне нужна новая ассистентка!

– Эй! – возмущаюсь я, протискиваясь следом за ним мимо оператора с камерой. – Вы не можете просто…

– Нет, новой ты не получишь, – рычит продюсер, материализуясь из-за стойки и уворачиваясь от парня с огромным прожектором. – У тебя может быть только одна ассистентка в неделю. Мы договаривались, Артем. Договаривались!

– Игорь, ты не понимаешь, – Соколов разводит руками с таким невинным видом, что хочется что-нибудь в него запустить. – Она журналистка. Она здесь ради сенсации. Представляешь заголовок? "Звезда кулинарии терроризирует подчиненных" или что-то в этом духе.

– Я не…

– И если ты здесь ради сенсации, – продолжает он, поворачиваясь ко мне, – то я тебя увольняю прямо сейчас.

Он смотрит на меня в упор. Без улыбки. Без издевки. И я вдруг понимаю, что он абсолютно серьезен.

– Я здесь, потому что мне нужно пройти практику, – говорю я медленно, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Иначе диплома не видать. И поверьте, снимать для тиктока очередную драку избалованного шефа – это последнее, о чем я мечтала.

Наши взгляды сталкиваются. Несколько секунд тишины – ну, настолько тишины, насколько это возможно в этом сумасшедшем доме.

Потом Соколов усмехается, закатывает глаза и направляется в сторону гримерной.

– Как скажешь, Игорь, – бросает он. – Но если она напишет хоть строчку…

Дверь гримерной захлопывается за ним.

Продюсер резко разворачивается ко мне, и я инстинктивно делаю шаг назад.

– Почему, – цедит он сквозь зубы, наклоняясь так, что я вижу красные прожилки в его глазах, – у него царапина на щеке?

– Скажите спасибо, что спасла его от более серьезных повреждений, – огрызаюсь я. Нервы на пределе. – Он всегда такой?

Игорь выпрямляется, проводит рукой по лицу и вдруг выдыхает – долго, устало.

– Хуже, – говорит он. – Гораздо хуже. Ты видела его в хорошем настроении.

– Это было хорошее настроение?!

– Ты еще не видела его в плохом. – Игорь достает телефон, что-то быстро печатает, потом снова смотрит на меня. – Слушай. Твоя задача предельно проста. Следить за тем, чтобы он вовремя был на съемочной площадке. Чтобы не опаздывал больше чем на двадцать минут. Чтобы не устраивал драк. Чтобы не соблазнял спонсоров. Чтобы не…

– Постойте, – перебиваю я. – То есть я теперь няня для взрослого мужчины?

– Да, – отвечает Игорь без тени иронии. – Именно это. И если не справишься – практику не засчитают. Я лично прослежу.

Он разворачивается и уходит, крича кому-то про свет и звук.

А я стою посреди хаоса, понимая, что мой диплом теперь зависит от самого невыносимого человека, которого я встречала в жизни.

Отлично. Просто чертовски отлично.

Глава 2. Шоу

– Все, – говорит Игорь, хватая меня за локоть и разворачивая к лестнице. – Твой рабочий день начался. Пошли.

– Но пожарные…

– Уже отменили вызов. Ложная тревога, датчик сбоит, – бросает он через плечо. – А ты молодец, кстати. Быстро сообразила.

Не знаю, похвала это или сарказм, но у меня нет времени уточнять. Игорь уже тащит меня обратно на кухню, на ходу диктуя инструкции:

– Сегодня записываем выпуск с Сергеем Мельниковым. Слышала про такого?

– Айти-инвестор? – припоминаю я. – Который недавно отсудил долю бизнеса у партнера?

– Именно. Акула. Жесткий, бескомпромиссный, про него говорят, что у него вместо сердца процессор. Пиарщики его уговорили прийти сюда, чтобы создать более человечный образ. Твоя задача – следить, чтобы на столе всегда была вода, салфетки и все, что понадобится. Не мешайся, не лезь в кадр и вообще представь, что ты невидимка.

Мы врываемся обратно в студию. Хаос на кухне немного утих, съемочная группа заняла позиции. Камеры нацелены на центральный кухонный остров, где уже выставлены продукты: апельсины, сливки в графине, какие-то травы.

– А Соколов? – спрашиваю я.

– Переодевается. После твоего пожара на нем была пыль.

Я хочу сказать, что это был не мой пожар, а единственный способ предотвратить драку, но вижу, как в студию входит мужчина, и слова застревают в горле.

Сергей Мельников выглядит именно так, как я представляла. Высокий, около пятидесяти, в идеально отглаженном сером костюме. Волосы зачесаны назад, лицо гладкое и абсолютно бесстрастное. За ним следуют два охранника – оба похожи на шкафы в черных пиджаках. Мельников оглядывает студию таким взглядом, будто оценивает стартап перед покупкой: холодно, отстраненно, без малейшей эмоции.

Выглядит он так, словно с ним говорить не о чем.

Я представляю себя на месте журналиста, который должен брать у него интервью, и мне становится плохо. Это же кошмар. Из такого человека слова клещами не вытянешь, а уж душевную историю – вообще нереально.

«Вот почему я хотела заниматься расследованиями, – думаю я, раскладывая салфетки возле кухонного острова. – А не этим цирком».

– Сергей Викторович, добро пожаловать! – Игорь бросается к нему с натянутой улыбкой. – Проходите, устраивайтесь. Сейчас начнем.

Мельников кивает – один раз, скупо – и направляется к высокому стулу. Садится, выпрямляет спину, кладет руки на колени. Охранники занимают позиции у стены.

А потом входит Соколов.

Он уже в белоснежном шефском кителе, волосы слегка пригладил, но в глазах все та же насмешливая искра. Проходит мимо меня, и я чувствую запах его одеколона – что-то дорогое, древесное.

– Сергей Викторович! – Соколов широко улыбается, протягивает руку. – Артем Соколов. Спасибо, что нашли время.

Мельников пожимает ему руку – формально, без давления.

– У меня сорок минут, – говорит он. Голос сухой, как отчет перед инвесторами.

– Этого хватит, чтобы узнать вас получше, – Соколов усаживается напротив. – Итак, начнем с простого. Ваша любимая еда?

Камеры включаются. Красные огоньки вспыхивают.

Мельников смотрит на него так, будто вопрос показался идиотским.

– Я ем, чтобы жить.

Пауза. Я вижу, как оператор переглядывается с ассистентом. Игорь морщится.

– Понятно, – Соколов не теряет улыбки. – А какая кухня вам ближе? Итальянская, французская, может, японская?

– Любая, где быстро обслуживают.

Еще одна пауза. Я почти чувствую, как напряжение нарастает. Это же провал. Полный провал. Как можно сделать шоу с человеком, который отвечает как робот?

Но Соколов вдруг откидывается на спинку стула и смеется.

– Знаете, Сергей Викторович, – говорит он, и в его голосе появляются теплые, почти дружеские интонации, – у вас лицо человека, который пробовал в жизни только два вкуса. Соль и перец.

Мельников моргает. Первый раз за все время что-то мелькает в его глазах. Удивление? Или раздражение?

– Я ценю эффективность, – говорит он холодно.

– Эффективность – это прекрасно. У вас в бизнесе все под контролем. А на кухне?

– На кухне я не бываю.

– Вот это мы сейчас и проверим, – Соколов поднимается, подходит к столу с продуктами. – Сергей Викторович, сегодня мы готовим не бизнес-план. Мы готовим десерт. Но сначала вам нужно почистить вот этот апельсин.

Он протягивает ему ярко-оранжевый плод и нож.

Мельников смотрит на апельсин так, будто это граната.

– Я не для этого пришел.

– Но вы же пришли на кулинарное шоу, – Соколов наклоняет голову, улыбка становится шире. – Или вы думали, что просто посидите и поговорите о прибылях?

Тишина. Я вижу, как Мельников сжимает челюсти. Вижу, как что-то внутри него борется – желание встать и уйти против… чего? Любопытства? Или нежелания показаться трусом?

Он берет апельсин. Берет нож.

– Хорошо, – говорит он. – Но это глупо.

– Возможно, – соглашается Соколов. – Но жизнь иногда должна быть глупой.

Мельников начинает чистить. Неуклюже, срезая слишком толстую кожуру, явно впервые делая это сам. Соколов стоит рядом, подбадривает:

– Отлично! Видите, вы справляетесь. А теперь взбейте сливки вот этим венчиком.

– Это уже слишком.

– Сергей Викторович, – Соколов наклоняется ближе, и голос его становится мягче, почти доверительным. – Когда вы в последний раз делали что-то руками? Не для выгоды. Не для контракта. Просто… делали?

Мельников замирает. Смотрит на венчик в своей руке. И вдруг начинает взбивать. Медленно, неловко, но взбивает.

И я вижу – вижу, как что-то в его лице меняется. Как уголки губ чуть приподнимаются. Не улыбка пока, но уже не каменная маска.

– А когда вас в последний раз угощали не ради выгоды, – продолжает Соколов, – а просто так? Потому что захотели?

Мельников не отвечает сразу. Взбивает сливки. Они начинают густеть, покрываться пеной.

– Давно, – говорит он наконец. Тихо.

– А когда вы ели что-то, что готовили дети? Ваши дети?

Пауза. Долгая.

– У меня двое. Дочь и сын. – Мельников останавливается, смотрит на сливки. – Лет десять назад они пытались испечь мне торт на день рождения. Получилась… катастрофа.

И он улыбается. Неловко, криво, но улыбается.

Соколов смеется.

– Расскажите.

И Мельников рассказывает. Про сгоревший бисквит, про крем, который не застыл, про то, как они ревели, а он съел кусок и сказал, что это лучший торт в его жизни.

Камеры ловят каждое слово.

– А теперь, – Соколов достает плитку темного шоколада, перец чили и те самые апельсины, – приготовим десерт. Острый шоколадный мусс с апельсином и перцем.

Мельников хмурится.

– Перец? В десерте?

– Ваша жизнь слишком горькая и строгая, Сергей Викторович, – Соколов начинает растапливать шоколад на водяной бане. – Добавим немного огня и сладости. Видите, шоколад – это основа, как ваш бизнес. Апельсин – это неожиданность, то, что вас удивляет. А перец…

Он бросает щепотку чили в миску.

– Перец – это риск. Без него скучно.

Я стою у стены, наблюдаю. Сначала думаю: «Ну и что? Чистить апельсин? Готовить мусс? Это же цирк».

Но потом смотрю на Мельникова. Он режет апельсины под руководством Соколова, и на его лице – впервые за весь вечер – появляется что-то живое. Не просто улыбка. Интерес. Он вовлечен.

– Вы умеете быть сильным, – говорит Соколов, помешивая шоколад. – Все знают, что вы умеете добиваться своего, контролировать ситуацию. Но настоящая сила, Сергей Викторович, – это позволить себе быть смешным. Нелепым. Сладким.

Мельников замирает с ножом в руке.

– Я… не думал об этом так.

– А стоило бы. – Соколов пробует мусс, кивает. – Попробуйте.

Мельников берет ложку. Пробует. И смеется. Настоящий, громкий смех.

– Острый! Но… вкусно.

– Вот видите? – Соколов подмигивает в камеру. – Жизнь интереснее, когда в ней есть перец.

Я смотрю на них и чувствую, как что-то переворачивается внутри. Этот человек – Соколов – только что сделал то, о чем я мечтала. Он вытащил настоящую историю из ледяного робота. Не через давление, не через агрессивные вопросы. Через апельсин и шоколад.

«Вот как он работает с людьми, – думаю я, не отрывая от него взгляда. – Я хотела быть журналисткой ради этого. Докопаться до правды. А у него это получается играючи».

Соколов поворачивается, ловит мой взгляд и снова подмигивает.

И я чувствую, как внутри что-то щелкает.

Это не просто кухонный плейбой из таблоидов. Это человек, который умеет переворачивать других. Видеть их насквозь. И менять.

И это пугает меня больше, чем должно.

Как только камеры выключаются, в студии взрывается ликование.

– Гениально! – Игорь хлопает в ладоши. – Мельников раскрылся! Это золото, чистое золото!

Оператор показывает большой палец вверх. Ассистенты переглядываются с довольными улыбками. Даже охранники Мельникова выглядят чуть менее угрюмыми.

Сам Мельников пожимает руку Соколову.

– Спасибо, – говорит он. – Не ожидал, что… что это может быть интересно.

– Всегда рад, – Соколов улыбается своей фирменной улыбкой.

Я стою в стороне, собираю использованные салфетки, и думаю: «Ну вот. Худшее позади. Может, этот день не такой уж провальный».

Как же я ошибалась.

Мы выходим из ресторана уже в сумерках. Съемочная группа разбредается по машинам, Мельников уезжает со своими охранниками. Игорь что-то обсуждает с оператором, Соколов стоит у входа, проверяет телефон.

А потом из-за угла выныривает та самая туша.

Амбал. Парень бывшей пассии Соколова.

Все происходит за секунды. Он делает два шага, замахивается.

– Эй! – кричу я, но слишком поздно.

Толчок. Резкий, сильный. Соколов отлетает назад, пытается удержать равновесие, выставляет руку. Падает на асфальт.

И я слышу хруст.

Противный, сухой звук, от которого сводит зубы.

– Твою мать! – рявкает охранник Мельникова, который еще не успел уйти, и бросается к амбалу. Через мгновение их уже двое, заламывают ему руки, прижимают к стене.

Игорь подбегает к Соколову.

– Артем! Артем, ты как?!

Соколов поднимается, держась за левую руку. Пальцы на ней вывернуты под странным углом. Указательный распух и покраснел.

– Да ладно, – говорит он, ухмыляясь, хотя я вижу, как у него дергается мышца на скуле. – Не впервой.

– НЕ ВПЕРВОЙ?! – взвивается Игорь. – У тебя завтра съемки! ЗАВТРА! Как ты будешь готовить с вывернутой рукой?! Как я это зрителям объясню?!

– Скажешь, что я боролся с медведем, – Соколов пытается согнуть пальцы и морщится. – Для рейтинга.

– Это не смешно! – Игорь хватается за голову, смотрит на съемочную группу. – Кто-то должен отвезти его в травмпункт! Немедленно!

Молчание. Оператор делает вид, что проверяет аппаратуру. Ассистенты резко находят важные дела в телефонах.

– Серьезно?! – Игорь оглядывает всех. – НИКТО?

Еще одна пауза.

А потом взгляд продюсера останавливается на мне.

– Крылова.

У меня внутри все сжимается.

– Я?

– Раз уж ты так хорошо умеешь его останавливать, – в голосе Игоря звенит сарказм, – вот и сопроводи нашу звезду. Убедись, что он не сбежит из больницы и не устроит там еще одну драку.

– Но я…

– Это не просьба, Крылова. Это твоя работа.

Мы едем в машине. Я за рулем каршеринга, Соколов рядом, держит руку на коленях. Молчит, смотрит в окно. В салоне пахнет его одеколоном и чем-то еще – адреналином, что ли.

– Держалась на мне, как коала, – вдруг говорит он, не поворачивая головы, – а теперь будешь держать за ручку в приемном покое?

Я сжимаю руль сильнее.

– Из-за тебя я диплом потеряю, идиот.

– Почему это из-за меня? – Он поворачивается, и в его глазах снова эта чертова насмешка. – Я не просил тебя включать пожарную сигнализацию.

– А ты не просил лезть в драку? Дважды за один день?!

– Я не лез. Он лез.

– Ты его провоцировал!

– Я дышал. Это провокация?

Я хочу что-то ответить, но слова застревают в горле. Потому что внутри меня нарастает паника. Реальная, холодная паника. А вдруг меня обвинят? Вдруг скажут, что я не досмотрела, не уберегла? Вдруг это станет поводом выгнать меня с практики, и ректор получит то, чего хотел?

– Эй, – Соколов смотрит на меня внимательнее. – Ты правда думаешь, что тебя выгонят?

– А ты правда думаешь, что нет? – выдыхаю я. – Игорь сказал: ни одного волоска. А у тебя сейчас палец как сосиска.

Он молчит секунду. Потом улыбается. Но как-то не так. Мягче.