Секреты Лос-Анджелеса
- -
- 100%
- +
Посвящается Мэри Доуэрти
Слава, которая стоит всего и не значит ничего.
Стив ЭриксонПРОЛОГ
21 ФЕВРАЛЯ 1950 ГОДАБазз Микс появился в заброшенном мотеле в холмах Сан-Берду с девяноста четырьмя тысячами долларов, восемнадцатью фунтами высококачественного героина, помповым дробовиком, револьвером тридцать восьмого калибра, автоматическим пистолетом сорок пятого и кнопарем [1], купленным у пачуко [2] на границе.
Неподалеку была припаркована машина. Она могла принадлежать полиции Лос-Анджелеса, а внутри могли оказаться громилы Микки Коэна [3]. Если так, то часть добычи урвут тихуанские копы, кружащие неподалеку, а труп Микса будет брошен в реку Сан-Исидро.
Он был в бегах уже неделю – и пятьдесят шесть тысяч угрохал на то, чтобы остаться в живых. Машины, ночевки стоимостью четыре-пять штук за ночь – с надбавкой за риск: хозяева квартир знали, что Микки Коэн и полиция Лос-Анджелеса идут по его следу. Копы – потому что Базз Микс пришил одного из их людей. Микки – потому что Базз Микс увел у него партию порошка, а заодно и бабу.
Сделка, которая была на мази, сорвалась, как только прошел слух, что Коэн его заказал. Теперь о том, чтобы толкнуть порошок, и думать было нечего. Мести Коэна боялись. Миксу ничего не оставалось, как отдать товар сыновьям Дока Энгелклинга – Док его придержит, расфасует, продаст, когда все уляжется, и Микс получит свой процент. Док с Коэном когда-то работал, ему хватало ума понимать, что с этим отморозком шутки плохи. За пятнадцать штук братья Энгелклинга организовали Баззу исчезновение. В пустующем мотеле «Эль Серрано» он перекантуется до вечера – а на закате двое торговцев людьми, из тех, что перевозят через границу нелегалов, отвезут его на подпольный аэродром и посадят на самолет, летящий прямиком в Гватемалу. А двадцать с чем-то фунтов белого кайфа останутся в Штатах, и со временем Базз неплохо на нем наварит. Если, конечно, «работорговцы» не кинут сыновей Дока. А Док не кинет его самого.
Базз бросил машину в сосновой рощице, выволок свой чемодан, оценил обстановку.
Мотель был построен в форме подковы: внутри с десяток номеров. Сзади вплотную подступают скалистые уступы гор – не подберешься.
Пустынный двор обильно усеян ветками, обрывками бумаги, пустыми бутылками – дерево и стекло затрещат под колесами, захрустят под ногами.
Остается подход со стороны дороги, по которой приехал он сам. Чтобы занять удобную для стрельбы позицию, преследователям придется продираться через густые заросли.
Или, может, незваные гости уже поджидают его внутри?
Микс вскинул дробовик и принялся пинками распахивать двери комнат. Первая, вторая, третья, четвертая – клочья паутины, крысы, совмещенные санузлы, заплесневелые объедки, мексиканские журналы… Должно быть, работорговцы устроили здесь перевалочный пункт для мокроспинников [4], которые потом окажутся в потогонках в округе Керн. Пятая, шестая, седьмая… Вот и семья мексикашек на матрасах, жмутся друг к другу, завидев белого со стволом наперевес.
– Тихо, тихо, – пробормотал он, чтобы их успокоить.
Последние номера пустые. Микс втащил свой багаж в № 12, плюхнул саквояж на пол: две двери, кровать с пуховым матрасом, разлезшимся по шву, – не так уж плохо для последнего причала на американской территории.
На стене – календарь с девочками. Микс нашел апрель, поискал свой день рождения. Четверг. Зубы у модели плохие, но в общем ничего бабец. Вспомнилась Одри – бывшая стриптизерша, бывшая подруга Микки. Из-за нее Микс пристрелил копа, ради нее увел у Коэна порошок, сорвал его сделку с Джеком Драгной [5].
Перелистал календарь до декабря. Доживет ли до конца года? И вдруг понял, что ему страшно: урчит в кишках, сильно бьется жила на лбу, и весь он обливается потом. А потом начался просто настоящий колотун!
Микс разложил на подоконнике свой арсенал, набил карманы боеприпасами: патроны для револьвера, запасные обоймы для пистолета. Нож сунул за пояс. Окно сзади загородил матрасом. Переднее окно распахнул, впуская в комнату свежий воздух. Прохладный ветерок охладил разгоряченную кожу.
Во дворе кучковались мексиканцы. Черномазая детвора перебрасывалась мячом; взрослые собрались поодаль и о чем-то переговаривались, указывая на солнце, будто определяли по нему время. Ждут не дождутся грузовика. Каторжный труд за гроши и койку.
Солнце клонилось к закату, латиносы залопотали. Микс увидел, как во двор входят двое белых – один жирный, другой костлявый. Приветливо кивают черномазым – те машут в ответ. На копов не походят, на громил Коэна – тоже. Микс шагнул за порог, пряча за спиной ствол.
Те помахали ему руками. Улыбки во весь рот – мол, будь спок, мы свои. Микс бросил взгляд на дорогу: поперек припаркован зеленый седан, а за ним блестит что-то голубое. Ярко-голубое, почти как клочок неба между соснами. На голубом металле сверкнуло солнце. «Бейкерсфилд», – мелькнула у Микса мысль. Встреча с ребятами, которые говорили, что для того, чтобы достать деньги, нужно время. Тот самый седан цвета яйца малиновки, откуда спустя минуту его попытались прижать.
Микс улыбнулся – также широко и безобидно. Палец лег на спусковой крючок. Теперь он узнал костлявого – Мел Лансфорд, легавый из Голливудского участка. Вечно красуется в кафешке «Скривенер», строит глазки официанткам да выпячивает грудь, демонстрируя медали за меткую стрельбу.
– Самолет ждет, – объявил толстяк, подходя.
Микс выхватил из-за спины дробовик и выстрелил. Толстяк получил заряд и отлетел назад, сбив с ног Лансфорда. Мексикашки бросились врассыпную. Микс вбежал в комнату, услышал звон стекла в заднем окне, рванул в сторону матрас. Мишени – не бей лежачего: всего двое. Три-четыре выстрела с близкого расстояния.
Двое рухнули. Еще троих, осторожно пробирающихся вдоль стены, забрызгало кровью и осколками стекла. Микс прыгнул через порог, упал на землю, расстрелял оставшиеся патроны по трем парам ног. Свободной рукой пошарил с собой рядом – нащупал у мертвеца на поясе револьвер.
Со двора – крики, шум бегущих по гравию ног. Микс бросил ненужный ствол, привалился к стене. Вкус крови во рту. Три корчащихся тела в пыли – три выстрела в голову, в упор.
Из комнаты донеслись глухие удары. Рядом, стоит только руку протянуть, две винтовки.
– Мы его достали! – крикнул Микс.
Услышал ответные крики, подождал, пока в оконном проеме не появились руки и ноги, схватив ближайшую к нему винтовку, открыл стрельбу: по телам, по головам, по грязно-белой штукатурке стен, по сухому дереву косяка, по которому тут же побежали язычки пламени.
Теперь – по телам – в комнату. Передняя дверь распахнута, его арсенал так и лежит на подоконнике. Что-то странно стукнуло: обернувшись, Микс увидел, как из-за кровати выпрямляется человек с револьвером в руке.
Микс бросился на пол, попытался пнуть нападавшего ногой – не достал. Пуля просвистела совсем близко. Микс выхватил кнопарь, прыгнул, ударил – раз, другой, в шею, в лицо. Незнакомец заорал, беспорядочно нажимая на спуск: пули с визгом и скрежетом рикошетировали от стен. Микс перерезал ему горло, перекатился через него, ногой захлопнул дверь, схватил свои два ствола – и только тогда осмелился вздохнуть.
Сухие сосновые доски занялись быстро; огонь уже вовсю поджаривал мертвецов. Единственный выход – через переднюю дверь. Сколько их там еще – держит дверь на прицеле и ждет?
Снова выстрелы.
Град пуль со двора вырвал куски стен. Одна засела у Микса в ноге, еще одна чиркнула по спине. Микс упал. Выстрелы не прекращались. Выбили дверь – теперь он попал под перекрестный огонь.
Выстрелы стихли.
Микс лег на живот, сунул оба револьвера себе под грудь и притворился мертвым. Тянулись секунды. Вот в дверях показались четверо с винтовками. Осторожные шепотки:
– Отпрыгался!
– Тихо, тихо…
– Ну, волчара!
Четверо входят внутрь: Мела Лансфорда среди них нет. Несколько пинков в бок. Тяжелое дыхание, смешки. Кто-то поддевает его ногой. Голос:
– Жирный, гад!
Микс схватил за ногу и дернул. Человек рухнул навзничь. Микс перевернулся на спину, расстреливая обойму – стрелял в упор, промахов не было. Полегли все четверо. Запрокинув голову, Микс глянул во двор – и успел засечь, как улепетывает Мел Лансфорд.
А потом за спиной у него раздалось:
– Ну, здравствуй, сынок.
Из пламени вышел Дадли Смит в серой шинели пожарного. Микс бросил взгляд в угол, где у матраса валялся его чемодан: почти сто тысяч баксов, не считая героина.
– Дад? Похоже, ты к делу подготовился на совесть.
– Я, как бойскаут, всегда готов. А вот ты, сынок, написал завещание?
Самый надежный способ покончить с собой – сорвать сделку, за которой присматривает Дадли Смит. Микс схватился за оружие. Дадли выстрелил первым. Последняя мысль Микса была о том, что этот заброшенный мотель чем-то похож на Аламо.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КРОВАВОЕ РОЖДЕСТВО
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Бад Уайт сидит в патрульной машине без опознавательных знаков напротив Сити-холла. На огромной рождественской елке мигают разноцветные цифры: «1951».
На заднем сиденье у Бада – выпивка для сегодняшней вечеринки в участке. Весь день он собирал дань с торговцев спиртным, наплевав на указания Паркера: в сочельник и на Рождество женатые офицеры милуются с женами, так что холостяки должны вкалывать за двоих, а у бригады Центрального участка особое задание: загрести с улиц всех бомжей и до завтра подержать в кутузке, чтобы какой-нибудь местный бычара не вломился на благотворительный утренник в саду у мэра Баурона и не схавал все пирожные.
В прошлом году была история – какой-то чокнутый ниггер подвалил к праздничному столу, растолкал ребятишек, достал из штанов свой шланг и отлил в кувшин лимонада, предназначенный для сироток, а на подоспевшую хозяйку дома рявкнул:
– Захлопни пасть, сука!
С миссис Баурон – припадок, в больницу везти пришлось. А Уильям X. Паркер тогда только-только возглавил полицию Лос-Анджелеса… Неслабое Рождество у него получилось. Вот теперь и старается.
Скорее бы конец смены! Добраться до участка, раздавить бутылочку-другую… Бад подумал о том, какую рожу скривит Эд Эксли, помощник командира бригады, когда учует запах спиртного. И еще о том, что Джонни Стомланато [6] уже на двадцать минут запаздывает.
Бад включил рацию. Сквозь гул помех поступали сообщения: кражи в магазинах, налет на винный магазин в китайском квартале… Пассажирская дверь отворилась, и в машину скользнул Джонни Стомпанато.
Бад включил свет на приборном щитке.
– С праздничком поздравляю! – заговорил Джонни. – Я тут вам подарочки припас… А где Стенсланд?
Бад смерил его взглядом. Телохранитель Микки Коэна уже месяц как сидел без работы: его босс загремел за неуплату налогов. От трех до семи по федеральному кодексу в тюрьме Мак-Нил. Теперь о том, чтобы маникюрить ногти в салоне, Джонни Стомпу и думать ни-ни, брюки – и те гладить самому приходится.
– Сержант Стенсланд прессует бомжей. А на жало кидать все одно столько же.
– Жаль, жаль. С Диком общаться приятнее. Сам знаешь, Венделл.
Красавчик Джонни: смазливая итальянская мордашка, пышные кудри. Говорят, член у него как у жеребца, и Джонни им безумно гордится.
– Выкладывай, что там у тебя.
– Вот я и говорю, офицер [7] Уайт, с Диком беседовать одно удовольствие – не то что с некоторыми!
– Ты что, ко мне неровно дышишь или просто охота поболтать?
– Я неровно дышу к Лане Тернер [8]. А ты – к парням, которые лупят жен. Я слыхал, ты просто шизеешь, когда видишь женщину в беде. А сколько ей лет и какова она собой, тебе плевать. Что ж, у всех свои слабости.
Бад хрустнул пальцами.
– Ты закладываешь своих и этим живешь. А твой Микки – наркодилер и сутенер, и таким останется, сколько бы он ни отчислял на благотворительность. Так что мои слабости не вашим чета. Capisce [9], говнюк?
Стомпанато нервно усмехнулся. Бад выглянул в окно: сборщик милостыни из Армии спасения в костюме Санта-Клауса направлялся к винному магазину напротив, на ходу выуживая из своей благотворительной сумы пригоршню мелочи.
– Слушай, тебе нужна информация, а мне – деньги. Микки и Дэви Голдман мотают срок. Пока их нет, всеми делами заправляет Мо Ягелка – а у этого скряги зимой снега не выпросишь! Заладил: нет работы да нет работы. К Джеку Уэйлену толкаться бесполезно – на хрена я ему нужен. И от Микки, черт бы его побрал, нет вестей.
– Микки тебе не платит? Странно, он ведь сел человеком не бедным. Верно, его обокрали – но я слышал, он нашел вора и украденное вернул.
– Слышал, да недослышал, – покачал головой Джонни. – Того козла он нашел, это точно, а вот товар – с концами! И порошок, и сто пятьдесят штук зеленых как сквозь землю. Такие вот дела, офицер Уайт. Так что если за кап-кап у вас там еще платят, готов сдать серьезную масть…
– Ладно, Джонни, алмаз-человек. Мы не в миланской опере, так что кончай песни петь и переходи к делу.
Джонни натянуто захихикал.
– За двадцатку – карманник. За тридцатку – магазинщик и любитель отметелить женушку. Не тяни – решай, я пять минут назад видел этого парня за работой в «Орбахе».
Бад протянул ему двадцать долларов – и еще десять. Джонни схватил деньги.
– Ральфи Киннард. Плотный, белобрысый, лет сорок. Замшевый пиджак, серые фланелевые брюки. Говорят, бьет жену до полусмерти и заставляет работать на панели, чтобы покрывать свои карточные проигрыши.
Бад записал сведения.
– С праздничком, Венделл! – ухмыльнулся Стомпанато.
Бад взял его за галстук и дернул. Стомп приложился лбом о приборную доску.
– И тебя с Новым годом, мудочес.
* * *В «Орбахе» то еще столпотворение. И у прилавков, и вокруг вешалок народу невпроворот. Раздвигая покупателей локтями, Бад мчится на третий этаж, в отдел ювелирных изделий – любимое место магазинных воришек.
Ряды часов на прилавках, длинные очереди у кассовых аппаратов. Бад с трудом протискивается сквозь гудящие толпы домохозяек с детишками, рыская глазами в поисках блондинов. И вдруг видит в дверях сортира белобрысый затылок и замшевую спину.
Бад разворачивается – и за ним. Возле урыльников – два старых пердуна. Из-под двери кабинки видны спущенные брюки из серой фланели. Бад пригибается, заглядывает в щелку: так и есть, мужик перебирает и рассовывает по карманам драгоценности. С поличным!
Двое старых хрычей застегивают ширинки и выходят. Бад барабанит в дверцу:
– Открывай! Архангел за тобой явился.
Дверь распахивается – навстречу ему вылетает кулак. Удар по полной программе: Бад падает на раковину. Киннард швыряет ему в лицо пригоршню запонок и кидается бежать. Бад – за ним.
Покупатели преграждают дорогу. Киннард ловко лавирует между людьми, выскакивает через черный ход. Бад слетает вниз по пожарной лестнице. На стоянке чисто: ни Киннарда, ни поспешно отъезжающих машин. Бад бежит к патрульному автомобилю, включает рацию:
– Четыре-А-три-один запрашивает диспетчера.
Треск помех. Затем:
– Слушаю, четыре-А-три-один.
– Последний известный адрес. Белый мужчина, имя Ральф, фамилия Киннард. Скорее всего, пишется так: К-и-н-н-а-р-д. Глянь, ладно?
Диспетчер подтверждает запрос и отключается. В ожидании ответа Бад наносит серию коротких ударов воображаемому противнику: бам-бам-бам-бам-бам… Снова трещит радио:
– Четыре-А-три-один, получен ответ на ваш запрос.
– Четыре-А-три-один слушает.
– Ответ положительный. Киннард, Ральф Томас, мужчина, белый, дата рождения…
– Черт побери, я ж сказал, мне нужен только адрес!
Диспетчер, фыркнув:
– Считай это подарком на праздник. Адрес: Эвергрин, 1486. Надеюсь, ты…
Бад выключает передатчик и рвет на восток, к Террасам. При сорока милях в час и с сиреной доберется до Эвергрин за пять минут. Мимо пролетают номера – 1200-е, 1300-е… Вот и 1400-е – сборные домики, в каких селились после войны демобилизованные.
А вот и он, 1486: толстый слой штукатурки, на крыше – сияющий неоновый Санта на санях с оленем. У крыльца – довоенный «форд». Внутри горит свет. В освещенном окне Ральфи Киннард вправляет мозги женщине в банном халате.
Женщине лет тридцать пять. Лицо красное, вспухшее. Она отшатывается от Киннарда, халат распахивается – Бад видит грудь, багрово-черную от синяков, ребра в ссадинах.
Бад возвращается к машине за наручниками. Здесь его встречает мигающий передатчик.
– Четыре-А-три-один слушает.
– Четыре-А-три-один, срочное сообщение. Нападение на полицейских по адресу Риверсайд, 1990, у бара. Подозреваемых шестеро, задержать пока не удалось. Опознаны по номерному знаку автомобиля. Оповещены все полицейские отряды города.
По спине у Бада пробегает холодок.
– Плохо с ребятами?
– Ответ положительный. Четыре-А-три-один, отправляйтесь по адресу 5314, Пятьдесят третья авеню, Линкольн-Хайтс. Задержите Динардо, Д-и-н-а-р-д-о, Санчеса. Мужчина, мексиканец, двадцать один год.
– Понял. Направь патрульную машину на Эвергрин, 1486. Подозреваемый – белый мужчина. Меня здесь не будет, но ребята его увидят. Пусть возьмут его – задержание я сам потом оформлю.
– Задержание регистрировать в участке Холленбек?
Бад говорит «да», хватает наручники – и снова к дому.
Щелкает рубильниками на распределительном щитке у крыльца – дом погружается во тьму, теперь светятся только сани Санта-Клауса. Бад хватает шнур, тянущийся на крышу, и дергает. Неоновая конструкция летит вниз и ударяется о землю, рассыпая искры.
Выскакивает Киннард, спотыкается об останки неонового оленя, падает. Бад прикладывает его физиономией об асфальт и надевает наручники. Ральфи воет и грызет землю, пока Бад зачитывает ему привычный текст:
– Отсидишь года полтора. А когда выйдешь, я буду об этом знать. Выясню, кто твой инспектор по надзору, и поговорю с ним по душам. И тебя буду навещать время от времени. Еще раз пальцем ее тронешь – снова сядешь, и теперь уже по статье за изнасилование несовершеннолетней. А знаешь, что в Квентине делают с теми, кто детей насилует? Знаешь, урод? Пидоров из них делают!
Жена Киннарда возится у щитка – включается свет.
– Можно мне уехать к матери? – спрашивает она. Бад обшаривает карманы Ральфи. Ключи, свернутые в трубочку доллары.
– Берите машину и постарайтесь устроиться.
Киннард стонет, выплевывая зубы. Миссис Ральфи берет ключи, вытягивает из трубочки десятку.
– С Рождеством вас, – говорит Бад.
Миссис Ральфи посылает ему воздушный поцелуй и садится в машину. Со двора «форд» выезжает задним ходом, круша колесами Санту с мигающим оленем.
* * *Пятьдесят третья авеню. Код ситуации: 2 – без сирены. Бада чуть опередила черно-белая патрульная машина. Оттуда вылезли Дик Стенсланд и двое патрульных в форме.
Бад посигналил, и Стенс подошел к его машине.
– Что случилось, напарник?
Стенсланд ткнул пальцем в одноэтажную хибару.
– Вот здесь засел один из тех, что стреляли. По крайней мере, один – может, и больше. Их было шестеро: четверо латиносов, двое белых – а наших всего двое. Браунелл и Хеленовски. У Браунелла вроде черепная травма, а Хеленовски, видимо, лишился глаза.
– Ничего себе «вроде»!
Стенс дохнул на него парами джина и лосьона для освежения полости рта.
– Будешь к словам цепляться?
Бад вышел из машины.
– Не буду. Сколько уже арестовано?
– Ноль. Наш первым будет.
– Тогда скажи патрульным, пусть держатся в сторонке.
Стенс покачал головой.
– Они с Браунеллом приятели. Хотят поучаствовать.
– Ну нет, этот наш! Сдадим, подпишем все бумаги – и гуляем! У меня в машине три ящика: «Уокер Блэк», «Джим Бим» и «Катти».
– А Эксли? Сам знаешь, какой он праведник. Спорю на что хочешь, ему не по душе придется, что полицейские пьют на посту.
– Эд Эксли – помощник командира. А командир – Фрилинг, и он-то выпить не дурак, весь в тебя. Так что насчет Эксли не волнуйся. Ладно, пошли, мне сегодня еще один рапорт писать.
Стенс хохотнул.
– Да я уж слышал. Нападение на женщину при отягчающих обстоятельствах. Статья шестьсот двадцать третья, пункт первый калифорнийского УК, верно? Пока другие пьют и гуляют, Бад Уайт спасает прекрасных дам?
– Точно, каждому свое. Ну что, пошли?
Стенс подмигнул. С револьверами наперевес они осторожно, вдоль стены, приблизились к крыльцу. В хибаре было темно. Плотные шторы не пропускали ни единого луча света. Приглушенно работало радио – Бад расслышал обрывок рекламы «шевроле» «Кот Феликс». Дик распахнул дверь ногой.
Мексиканцы – парень и девушка – с воплями бросились наутек по коридору. Стенс прицелился, но Бад не дал ему выстрелить. Они кинулись вдогонку: Бад впереди, Дик – следом, пыхтя и натыкаясь на мебель. Настигли латиносов в кухне, у окна: дальше бежать было некуда.
Мексиканцы повернулись, подняли руки: он – обычный шпаненок, уличный недоросль, она – симпатичная девчонка примерно на шестом месяце.
Парня рожей к стене, руки за голову. Бад обыскал его: удостоверение личности на имя Санчеса Динардо, немного мелочи. Девчонка захлюпала, издалека завыли сирены. Бад развернул Санчеса, врезал по яйцам:
– Это тебе за наших, Санчо. Считай, что легко отделался.
Стенс повернулся к девушке.
– Вали-ка отсюда, милашка, – посоветовал ей Бад, – пока моему другу не вздумалось проверить у тебя регистрацию.
Тут девчонка совсем расклеилась:
– Madre mia! Madre mia! [10]
Стенс подтолкнул ее к дверям. Санчес стонал, свернувшись клубком на полу. За окном неприкаянно торчали салаги-патрульные.
– Ладно, черт с ним, отдадим его дружкам Браунелла.
– Пусть ребята порадуются, – кивнул Стенс и помахал патрульным.
– Наденьте на этого наручники, – приказал Бад, когда новобранцы вошли на кухню, – и оформите задержание. Нападение на полицейского, сопротивление при задержании.
Салаги поволокли Санчеса к выходу. Стенс усмехнулся:
– Бад Уайт – защитник женщин. Что дальше? Скоро перейдешь на собачек и детишек?
Баду вспомнилась миссис Ральфи – изуродованное лицо, грудь в синяках. Хороший подарок припас ей муж на Рождество.
– Посмотрим. Ладно, пошли наконец, выпивка ждет. Будешь хорошо себя вести – глядишь, тебе достанется целый пузырь!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Престон Эксли сдернул покрывало. Гости заахали и заохали, член городского совета захлопал в ладоши, пролив свой яичный коктейль [11] на одну из светских львиц. Не самый типичный сочельник для копа, подумалось Эду Эксли.
Эд глянул на часы – 8:46. В участке надо быть к полуночи. Престон Эксли широким жестом указал на макет.
Он занимал полкомнаты: парк развлечений, полный гор из папье-маше, картонных ракет, ковбойских городков Дикого Запада. У ворот – мультяшные герои: Мучи-Маус, бельчонок Скутер, утенок Дэнни – все потомство Рэймонда Дитерлинга, бессменные герои «Часа фантазий» и несчетного множества мультяшек.
– Леди и джентльмены, представляю вам Фантазиленд – Страну фантазии! Фирма «Эксли Констракшн» возведет этот парк отдыха и развлечений в Помоне, штат Калифорния: дата открытия – апрель 1953 года. По масштабу и изобретательности проекту «Фантазиленд» нет равных в истории: это целая вселенная, сказочная страна Рэймонда Дитерлинга, отца современной анимации, где будут радоваться и наслаждаться жизнью дети всех возрастов. В Фантазиленде они смогут познакомиться со своими любимыми героями, созданными гением Дитерлинга. Фантазиленд станет излюбленным местом для всех, кто молод не только телом, но и душой!
Эд смотрел на отца. Пятьдесять семь лет (выглядит на сорок пять): полицейский бог знает в каком поколении, хозяин особняка в Хенкок-парке. Человек, которому стоит пальцем шевельнуть – и все городские шишки, забыв о своих планах на сочельник, побегут к нему. Гости зааплодировали. Престон указал на высокую, покрытую снежной шапкой гору.
– «Мир Пола», леди и джентльмены. Точная копия горы в Сьерра-Невада. В «Мире Пола» вас ждет захватывающее катание на санях и лыжах, а также представления для всей семьи с участием Мучи, Скутера и Дэнни. Вы спросите, почему «Мир Пола»? Кто такой Пол? Пол – это сын Рэймонда Дитерлинга, мальчик, трагически погибший в 1936 году. Он попал под лавину во время турпохода в горы – на той самой горе, копию которой вы сейчас видите. Но довольно о грустном: добавлю, леди и джентльмены, что десять центов из каждого доллара, потраченного посетителями в «Мире Пола», пойдет в Фонд помощи детям, больным полиомиелитом!
Бурные аплодисменты. Престон кивнул Тимми Валберну – актеру, играющему Мучи-Мауса в «Часе фантазий»: веерозубый Валберн, как всегда, жевал сыр. Валберн легонько подтолкнул стоящего рядом с ним мужчину, тот не остался в долгу.