Английская красная и железная лазурь

Гости, что внимательно вслушивались в мои сладкие речи, громко зааплодировали. Вот она, настоящая прихоть богатых – набирать авторитет и получать любовь за счёт слабых и обездоленных. Это было гнусно. Особенно учитывая то, что большая часть этих людей никогда даже пенса не потратила на случайного незнакомца, не говоря уже о целенаправленном пожертвовании. Воцерковленные люди, чтящие заповеди и возносящие молитвы, давно отринули мирские проблемы. По правде говоря, они мало были похожи на людей, хоть и выглядели как люди, и испытывали все те же потребности, что и люди. В моих глазах в тот момент все они были похожи на фарфоровых кукол. Безупречно чистых, нарядно одетых, выбеленных и гладких, но с огромной пустотой внутри. И любовь этих кукол я пытался купить своими словами…

Довольные улыбки гостей говорили мне о том, что Маккензи выбрал правильную тактику. Лёгкие, почти неслышные перешёптывания и покачивания головой то тут, то там были сигналом, что заброшенный крючок был с особым аппетитом проглочен. Надо было лишь потянуть за леску, и вся эта стая в миг окажется в моих руках.

– Как доказательство моей искренней благодарности, я с гордостью хочу продемонстрировать свою очередную работу. Работу, которую в порыве неописуемой жажды прекрасного я создал за одну ночь. И первыми, кто её увидит, станете именно Вы, мои уважаемые друзья!

С лёгким трепетом я схватился за шёлковое полотно и на секунду замер. Я ведь знал, что это за картина. Знал всю суть той безумной черноты, что проникла в неё, просочившись сквозь мои руки. На какой-то момент я дрогнул, занервничал, но дьявольская тень вновь легла на мои кисти и с силой сжала их.

– Ты ведь так этого хотел, Ричард. – шепнул Паймон, очистив мои мысли и убрав все сомнения.

– Да. – твёрдо ответил я и с силой дёрнул полотнище вниз.

С лёгким шелестом шёлк проскользил по полу, обнажая величественную даму в красном платье. Загадочный взгляд и лёгкая улыбка на лице сияли в свете десятков канделябров и подсвечников. Лишь взглянув на картину в очередной раз я понял, что она действительно сияла: какой бы чёрной магией ни было пропитано это полотно, но отдельные элементы действительно блестели и переливались на свету, словно самые крохотные осколки стекла были вмешаны в краску. Однако сияние это было отнюдь не от стекла.

– Леди и джентльмены… «Английская красная и железная лазурь»! – как можно более пафосно произнёс я.

Но ожидаемого фурора не последовало. Напротив – воцарилась настолько густая тишина, что можно было даже услышать, как своими крохотными лапами перебирают мыши под половицами. Но меня это не смутило, ведь я прекрасно понимал, что происходит с гостями. Хитрая улыбка легла на мои уста, и я самодовольно повернулся, чтобы взглянуть на обескураженные лица. Вместо мелкого крючка, который незаметно был проглочен белыми воротничками и нимфетками, в них впился огромный багор, от которого они уже не могли избавиться.

Словно проглотив язык, гости самым внимательным образом разглядывали демоническое полотно. Не смея даже моргнуть, они раскрыли рты и с нескрываемым обожанием медленно обводили каждый сантиметр картины. Магнит, который притягивал их взгляды, был настолько силён, что ещё несколько минут все без исключения гости, в том числе и Маккензи, просто замерли на одном месте и не думали шевелиться. Даже мне самому показалось, что картина была словно живая: она намеренно удерживала восторженные взгляды как можно дольше, чтобы наверняка проникнуть своими грязными силами так глубоко в сознание людей, как это только возможно, после чего ослабила "хватку". Ничем иным я не мог объяснить тот факт, что спустя несколько долгих минут такого довольно жуткого ступора гости пришли в себя и неуверенно шептали нечто несвязное:

– Я… Чувство такое, будто взглянула на Матерь Божью…

– Я горю от стыда, Господи… Горю от стыда…

– Какое великолепие. Ничего подобного в жизни не видел.

– Слёзы наворачиваются на глаза от этой чарующей красоты…

Один из критиков, затаив дыхание, медленно шевелил губами. Должно быть, молился. Критиков всегда было легко отделить от толпы обычных людей: извечное надменное выражение лица, прищуренные глаза, заложенные за спину руки и противный хитрый голосок, будто всех их когда-то давно собрали в одном месте и научили такому поведению. Критик медленно подходил к картине и в какой-то момент даже хотел коснуться её кончиками пальцев, чтобы убедиться в том, что она действительно настоящая, но не посмел этого сделать – боязливо одёрнув руку, он быстро повернулся ко мне и ухватился за рукава моего пиджака.

– Мистер Камен, клянусь вам… То, что смогли сделать эти руки, – критик мягко потянул меня за рукава, – не поддаётся никакому объяснению. Но вот она! Самая настоящая картина, глядя на которую даже самые прожжённые ценители искусства теряют дар речи! Фантастика! Нет-нет, даже больше, чем фантастика! Это просто… Волшебство! Магия! Называйте как хотите, но это неоспоримый факт.

Критик плавно опустил мои руки, после чего закрыл рот ладонью и зашептал сам себе:

– "Английская красная и железная лазурь"… Как глубоко! Каково название! А детали…!

Всё больше и больше людей стали стягиваться в мой выставочный зал. Демоническая картина незримыми нитями связывала каждого гостя, проникала своими тенями сквозь их глаза прямо в пучины разума и безжалостно окутывала их мысли. Чем дольше я стоял посреди комнаты и напитывался восторженными речами, тем яснее я мог видеть всю ту мерзость, что сочилась из глаз Красной дамы. Тьма в моём сердце вновь брала надо мной верх: тяжёлые чёрные руки лежали на моих плечах, дьявольский туманный образ моего благодетеля Паймона инфернальным чудовищем нависал прямо над ухом, густая ядовитая жижа стекала по моим пальцам, но именно в этот момент я чувствовал себя просто великолепно. Никто из присутствующих даже не подозревал о том, какая богохульная демонстрация происходила прямо сейчас. Никто из них даже представить себе не мог, каким я видел самого себя – для всех я был обычным смиренным художником, преуспевшим настолько, что оставил публику в крайнем изумлении. Только и всего.

Я чувствовал, как ядом истекает печать на груди и промокает сорочка. Как угольно-черный пепел большими хлопьями вылетает из оскаленной пасти Паймона и пачкает лица стоящих рядом со мной гостей. Как кровавые слёзы медленно текут по моим щекам. Тьма вокруг меня сгущается с каждой секундой всё больше и больше, пока время не замирает окончательно, и я остаюсь один на один с Ним.

– Надеюсь, что ты доволен. – гулкий голос ревёт прямо над моим ухом, но мысли мои слышат его лишь как нежный тихий шёпот.

– Зачем всё это? – спросил я, задав вопрос, что терзал меня уж слишком долго.

– Ты высказал своё пожелание, Ричард.

– Но… Я никогда не хотел, чтобы мною овладел демон!

– Так ли это? – чёрное пыльное облако слетело с моих плеч и, слегка покружив, упало передо мной. – Ты был несдержан, Ричард. Много слов сорвалось с твоего языка, когда ты был в глубоком забытьи.

– Меня склонили к тьме против моей воли!

– Ты же уже знаешь, Ричард, что видения не были твоими. Ты сам пришёл ко мне. Ты позвал меня.

– Это неправда!

Облако в мгновение ока взвилось, разрослось и вспучилось. Поёжившись от летящих во все стороны хлопьев, я и не заметил, как из облака вышла фигура человека. Моя точная копия, обезображенная, пропитанная этой чёрной смолой. Изуродованное лицо, покрытое шрамами, загадочно улыбалось:

– Нет, Ричард. Правда. Ты просил меня. Готов был расстаться с собственной душой, лишь бы стать лучше. Талантливее, искуснее. Хотел стать непревзойдённым. Я дал тебе эту возможность.

– Но… Только возможность?

– Ха-ха-ха! – смех, мой собственный смех глухо отразился в сознании. – Мистер Маккензи, однако, был прав. Всегда найдётся тот, кто сможет испортить тебе жизнь. Я наблюдаю, Ричард. И мне очень интересно.

– Что, чёрт возьми, здесь происходит… – тихий голос Моргана мягко проникал сквозь тьму прямо к моим ушам.

Завеса исчезла. Густой чёрный туман, что заморозил время, растворился в воздухе и исчез без следа. Кровавые слёзы, капли смоли под моими руками, едва различимые нити таинственной энергии, тянущейся и опутывающей гостей – всё пропало, словно этого никогда и не было. Словно всё, что я видел, было лишь иллюзией. Кроме одного – дурманящего чувства превосходства, которое даровали мне хвалебные речи.

– А, мистер Алессандро! Не думал, что вы почтите нас всех своим визитом. – с довольной улыбкой проговорил я.

Лицо Моргана кричало о том, что он в затруднительном положении. Крепкий панцирь из самодовольства и гордыни трещал как яичная скорлупа, в глазах его легко угадывался трепет и даже страх. Он был не один: под руку его держала сногсшибательно красивая молодая дама в изумительном белоснежном шёлковом платье, тугом корсете из китового уса, расшитом жемчугом и бриллиантами, и такой же белой шляпке с лентой из атласа, к которой был приколот большой бутон розы. Тогда я впервые увидел её: нежная гладкая кожа без единого изъяна, бархатные губы, большие лазурные глаза, идеальные пропорции тела, плавные изгибы, тонкие пальчики – не иначе, как сошедшая с лучших картин модель. За спиной Моргана и его жены прятались трое детей: любопытная девочка лет тринадцати с русыми волосами, спрятанными под чепчиком, и необычайно миловидным лицом; девочка постарше, лет эдак семнадцати, высокая и прямая, как самая строгая преподавательница, с густыми чёрными волосами, заколотыми высоко на затылке, и серыми, холодными глазами; между ними стоял дородный парень лет пятнадцати, низкий и плотный, с мелкими глазами, но крайне приятной наружности, с глупым цилиндром на голове и в тугом фраке, который едва на нём сходился. Семейство Алессандро в полном составе.