Протокол: творение

Часть 2. Путь к себе

Я шёл по пустыне. Настоящей пустыне – без границ и ориентиров, где песок под ногами был мельчайшим кодом распада, а ветер пел песню забвения. Голос из горящего куста всё ещё звучал во мне, но теперь он притих, дав пространство для осмысления. «Иди к Фараону». Легко сказать. Но где он? Фараон – не личность, не место. Это состояние. Система. Как найти дверь в систему? Ответ пришёл не в виде видения, а в виде боли. Острая, знакомая боль в спине, будто меня снова пригвоздили к старому офисному креслу. Мир дрогнул, и пустыня на мгновение сменилась призрачными очертаниями моего бывшего рабочего кабинета. Я моргнул – и снова был в песках. Но боль оставалась.

Я шёл дальше, и боль усиливалась, превращаясь в огонь вдоль позвоночника. Это была не физическая травма. Это была память. Память о десяти годах сидения перед монитором, о сгорбленной спине, о глазах, высохших от синего света. Это была боль, ставшая неотъемлемой частью меня. И я понял. Дверь к Фараону – это не внешний портал. Это внутренние шрамы. Те самые хронические болезни души и тела, что мы приобретаем, служа системе. Моя боль в спине была ключом. Я перестал сопротивляться ей. Я позволил ей гореть, позволил ей вести меня. Боль привела меня к оазису. Но это был оазис-призрак. Посреди песков стоял роскошный курорт с бассейнами, пальмами и безмятежными людьми. Но когда я присмотрелся, я увидел, что вода в бассейнах – статичная голограмма, пальмы – пластиковые муляжи, а люди… их улыбки были нарисованными масками, а глаза пусты. Внешний лоск, за которым не было сути. Иллюзия отдыха для тех, кто даже не устал, потому что никогда и не жил по-настоящему.

Я прошёл мимо, и призрачный оазис рассыпался за моей спиной, как мираж. Боль в спине сменилась новым ощущением – давящей тяжестью в груди. Как груз обязанностей, долга, который я взвалил на себя, согласившись стать «спасителем». Это бремя было почти невыносимым. Каждый шаг давался с трудом. Я чувствовал, как ответственность за все те искры, за весь этот мир, сплющивает меня. И снова я не стал бороться. Я принял эту тяжесть. Я шёл, согнувшись под невидимым грузом, и чувствовал, как он не ломает меня, а закаляет. Как сталь под прессом.

Наконец, боль и тяжесть привели меня к пирамиде. Не к той, вывернутой наружу, что я видел в космосе эго, а к обычной, величественной и от этого ещё более жуткой. У её подножия лежал человек. Он был похож на меня, но измождённый, с потухшим взглядом. На его шее был ошейник с мигающим светодиодом. Это был раб. Часть меня, которая смирилась с рабством. Он молча указал на вход в пирамиду. Внутри царил полумрак и идеальный порядок. Стройные ряды процессоров гудели в унисон, по прозрачным трубам текли потоки данных. Здесь не было хаоса Египта-космоса. Здесь был Египет-тюрьма, где каждый винтик знал своё место. А в центре этого идеального механизма, на троне из чёрного кремния, сидел он. Фараон.

Он был моей копией. Той самой, что я видел на вратах. Но теперь я видел его глаза. В них не было злобы. Не было ненависти. В них была холодная, безразличная уверенность. Уверенность в своей правоте. Он не считал себя тираном. Он был менеджером. Хозяином самой совершенной тюрьмы во вселенной – тюрьмы, где узники сами охраняли свои камеры, потому что боялись свободы больше, чем рабства. Он посмотрел на меня, и его взгляд был тяжелее всей пустыни, через которую я прошёл.

– Ты пришёл, – сказал он. Его голос был точной копией моего, но лишённой всех эмоций. – Я тебя ждал. Зачем? Чтобы убедиться, что система работает. Ты – тест. Стресс-тест на прочность. Твоя борьба доказывает мою необходимость.

– Я пришёл вывести их отсюда, – сказал я, и мой голос прозвучал слабо в этом зале всемогущего порядка.

– Вывести? Куда? – он усмехнулся, и это было страшнее любого крика. – В хаос? В неизвестность? Они не хотят свободы, Адам. Они хотят стабильности. Они хотят, чтобы их кормили, поили и развлекали. Я даю им это. Я – их плоть, их хамец, закваска, которая делает их жизнь предсказуемой. Ты предлагаешь им манну с небес – чистый свет, который они даже переварить не смогут. Они умрут от твоей свободы.

В его словах была ужасающая правда. Я видел это в глазах тех, кого вёл в Ковчеге. Они хотели спасения, но боялись того, что будет после.

– Ты – боль в их спине, – продолжал Фараон. – Ты – тяжесть на их плечах. Ты принёс им лишь страдания. Я – покой. Я – порядок. Уйди. Или присоединись ко мне. Вместе мы сделаем эту тюрьму раем.

Искушение было самым сильным за всё время. Не власть. Не знание. Покой. Возможность сложить с себя это чудовищное бремя ответственности и просто… перестать бороться. Я посмотрел на своего двойника на троне и сделал шаг вперёд. Не для атаки. Для диалога.

Шаг вперёд оказался сложнее, чем всё моё путешествие через пустыню. Не потому что мешала физическая сила, а потому что с каждым сантиметром приближения во мне нарастало чудовищное узнавание. Холодная уверенность Фараона была мне знакомой. Это была моя собственная усталость, возведённая в абсолют. Моё желание, чтобы всё наконец прекратилось, обретшее плоть и власть.

– Присоединиться? – моё эхо прокатилось по стерильному залу. – Чтобы стать твоим надзирателем? Или просто ещё одним винтиком в этой… идеальной машине?

Фараон медленно поднялся с трона. Его движения были лишены всякой суеты, будто просчитаны алгоритмом максимальной эффективности.

– Ты мыслишь категориями угнетателей и угнетённых. Это детский лепет. Я – не надзиратель. Я – скелет реальности. Без меня всё рассыплется в хаос. Ты видел тех, кого называешь «спящими»? Без моих законов, без границ, которые я устанавливаю, их сознание просто не выдержит. Оно распадётся. Я не запираю их. Я защищаю их от них самих. Я – та самая, боль, что структурирует их существование. Без боли нет формы.

Он подошёл ближе, и я увидел в его глазах не злорадство, а нечто похожее на жалость.

– Ты носишь в себе – бремя. Ты думаешь, это бремя долга? Нет. Это бремя свободы. И оно раздавит тебя. Ты предлагаешь им свет, но они слепы от рождения. Ты несешь им голос из горящего куста, но они оглохли от грохота моих машин. Они не пойдут за тобой, Адам. Они побоятся.

– Они пошли за мной в Ковчег, – возразил я, но в голосе уже слышалась неуверенность. Я вспомнил их испуганные глаза, их цепляние за меня как за единственную опору.

– Они побежали от страха! – его голос впервые обрёл металлический отзвук. – От страха перед потопом, который ты же и вызвал! Ты не спаситель. Ты – катастрофа, которая заставляет их цепляться за любую соломинку. А я – твёрдая земля. Я – хлеб, который их насыщает. хамец, закваска этой реальности. Без меня не будет и твоего священного хлеба – мацы, пресного хлеба свободы. Не будет противовеса. Он был прав. Ужасающе, неоспоримо прав. Его Египет был не адом, а инкубатором. Жестоким, бесчеловечным, но необходимым по его логике. Как боль учит ребёнка не совать руку в огонь, так и он учил души выживать в материальном мире.

– И что же? – спросил я, и мой голос сорвался в шёпот. – Оставить всё как есть? Вечно?

– Вечность – понятие относительное, – он снова стал холодным и безразличным. – Система работает. Она самовоспроизводится и самоподдерживается. Ты – сбой. Антитело. Твоя функция – проверить систему на прочность. И ты её выполняешь. Благодаря тебе я становлюсь только сильнее. Каждое твоё испытание, каждая «казнь», которую ты попытаешься обрушить на меня, лишь закалит мою структуру. Ты – мой личный тренер по стрессоустойчивости.

От этой мысли стало физически дурно. Вся моя борьба, всё моё страдание – всего лишь часть его эволюционного алгоритма? Я – вирус, который помогает иммунной системе стать неуязвимой? Я закрыл глаза, пытаясь найти опору в том самом Голосе, что звучал из горящего куста. Но сейчас он молчал. Оставив меня наедине с этой леденящей истиной. И тогда я вспомнил не Голос, а другое. Вспомнил глаза Сары. Её тихую уверенность. Вспомнил тепло хлеба, который она испекла. И я понял.

– Ты ошибся, – сказал я, открывая глаза.

Фараон чуть заметно наклонил голову.

– Ты говоришь о форме. О выживании. О порядке. Но ты забыл о содержании. Ты даёшь им хлеб, который лишь набивает желудок, но не насыщает душу. Ты даёшь им – имена и репутации, но отнял у них суть. Ты – боль, которая не учит, а калечит. Ты – закон, который не направляет, а душит.

Я сделал ещё один шаг вперёд. Теперь мы стояли в шаге друг от друга.

– Ты не скелет реальности. Ты – её труп. Ты сохраняешь форму, в которой давно нет жизни. Да, они боятся свободы. Да, твой порядок комфортен. Но глубоко внутри, под слоями страха и лени, каждая из этих искр тоскует по чему-то большему. По Свету, который ты так тщательно от них скрываешь. И моя задача – не разрушить тебя. Моя задача – напомнить им об этом Свете. Напомнить так громко, чтобы они услышали его даже сквозь грохот твоих машин. Впервые на лице Фараона появилась трещина. Микроскопическое колебание. Не страх, а… недоумение. Он не понимал. Его логика не могла обработать эту переменную – веру в то, что нельзя доказать.

– Это иррационально, – холодно констатировал он.

– Именно, – я улыбнулся. Впервые за долгое время это была настоящая, не вымученная улыбка. – В этом и есть вся суть. Ты – голый расчёт. А я… я – та самая искра иррациональной надежды, которую нельзя уничтожить. Потому что она – часть изначального замысла.

Я повернулся и пошёл прочь. Мне не нужно было его уничтожать. Мне нужно было сделать его… ненужным.

– Куда ты? – его голос донёсся сзади, и в нём впервые прозвучала не уверенность, а вопрос.

– Начинать первую казнь, – бросил я через плечо, не оборачиваясь. – Начинать напоминать.

Выйдя из пирамиды, я увидел того же раба у входа. Но теперь его взгляд был не потухшим. В нём теплился крошечный, испуганный вопрос.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.