Нгуэн-Лентяй и Лесной Дед

Жила на краю деревни бедная вдова и был у неё единственный сын Нгуэн – не кривой, не хромой, но такой ленивый – весь свет обойди, другого такого не встретишь. Мать с утра до ночи не разогнётся, не присядет – и дом на её руках и огород на её плечах, а сын на циновке лежит, мечтает. О чём, спросите вы, мечтает? – Да об одном – как бы всю жизнь так и пролежать на циновке не вставая. Что бы мать его ни попросила, какое бы дело не поручила, всё в конце-концов приходилось делать самой.

Вот однажды терпение у матери лопнуло – взяла она бамбуковую палку, стала ею Лентяя по бокам охаживать, а как вскочил тот с циновки, сунула ему в руки верёвку и велела идти в лес за хворостом, и не потом, и не чуток попозже, а сей же миг. Да ещё вдогонку крикнула: – И попробуй, сынок, вернись домой с пустыми руками, угощу тебя на обед не белой лепёшкой, не сладким рисом, угощу вволю вот этой самой палкой!

Хочешь не хочешь, а пришлось Лентяю отправиться в лес. Ноги у него одна о другую заплетались, веки сами собой слипались. Как он добрёл до опушки, сам не понял – где уж тут хворост собирать. Увидел раскидистое дерево и прилёг отдохнуть – больно умаялся. А на дереве плоды поспели – красные, сочные, так сами в рот и просятся, и самый большой, самый спелый, самый сочный повис как раз над головой Нгуэна – вот-вот упадёт. Раскрыл наш лентяй рот пошире, да замечтался – хорошо бы этот плод ему прямо в рот упал, вот бы славно он полакомился!

Час так лежит Лентяй, два, вот уже и солнце зашло за край земли, вот взошло снова, а плод всё не падает. Челюсти у парня онемели, живот с голодухи подвело, вот снова солнце зашло за поля за деревню, вот взошло снова – не падает плод.

Тут налетела на дерево стая обезьян, стали обезьяны по веткам скакать, плоды срывать, листьями закусывать. А одна, самая шустрая, хвать тот самый – спелый, заветный – и в рот.

Не выдержал Лентяй такого издевательства, вскочил, руками замахал: – Ах ты, такая-сякая, отдай сейчас же!

А обезьяна только рожу скорчила, назло уселась на ветку пониже, громко чавкает, сок по мохнатым лапам бежит.

Лентяй внизу прыгает, ругается, а поделать ничего не может.

Вдруг затряслось дерево, словно от смеха, перепугались обезьяны, прыснули во все стороны. Глянь, из-под земли, из-под самых корней, словно гриб лесной, вырос дедок, сам невысок, борода ниже пояса. Смеётся дедок, остановиться не может.

Наконец, отсмеялся и говорит: – Я Лесной Дед, живу чуть не тысячу лет, чего только за свою жизнь не повидал, а так смеяться ни разу не доводилось. В благодарность проси чего хочешь, любое твоё желание исполню.

Долго Лентяй не раздумывал, почесал в макушке и загадал: – Хочу, чтобы вовек ни руки мои, ни ноги никакой работой себя не утруждали.

– Да, – задумался Лесной Дед, – нелёгкую ты мне задачку задал. Ну да что уж – раз обещал, надо выполнять. Ложись сюда, головой к стволу.

Нырнул дедок в дупло и вернулся с чистой шёлковой тряпицей, развернул тряпицу на траве. Хлопнул в ладоши, у Нгуэна руки-ноги вмиг отвалились, будто и не было их никогда. Не успел Лентяй испугаться, как вместо прежних рук и ног стали у него новые расти.

А дед тем временем собрал старые лентяевы руки да ноги, завернул в шёлковую тряпицу: – Вот, пусть они в дупле в прохладе отдохнут, пока волшебные за них поработают.

– А я как же?

– А ты? А ты вставай да домой отправляйся.

Дедок сладко зевнул, засунул тряпицу под мышку . – Да, чуть не забыл, коли тебе снова понадоблюсь, приходи сюда же через три года и три дня. Я семь лет не спал, за лесом ходил, пришла пора отдохнуть. – Сказал и исчез в дупле.

Хотел Лентяй ещё под деревом полежать, да новые ноги как вскочат, новые руки хвать за топор и ну хворост рубить – целую гору нарубили, накрепко верёвкой увязали, да на спину взвалили. Тут Лентяй и крякнул – потому как пока руки-ноги трудились, он устали не знал, а спина-то своя, не волшебная. Хотел он вязанку сбросить, да не тут-то было – руки верёвку крепко держат, ноги к дому спешат-торопятся.

Пришёл Лентяй домой, а матери ещё нет. Сбросил он хворост в угол, захотел на свою циновку лечь, подремать вволю, только руки уже вёдра схватили, ноги к колодцу побежали. Натаскал он воды, на циновкудаже взглянуть не успел – ноги к очагу тащат, руки огонь разжигают, муку достают, тесто замешивают, лепёшки пекут. А пока лепёшки пеклись, руки успели овощи почистить, в котелок покрошить, похлёбку на огонь поставить. Хотел Лентяй похлёбки поесть, да не тут-то было – схватили руки метлу и ну двор убирать. А там ноги в огород понесли – сорняки выпалывать. Так и не дали Лентяю присесть до позднего вечера.

А вечером мать с поля пришла, ничего понять не может – дом чисто убран, двор выметен. Сын на пороге её встречает, за стол ведёт, а на столе похлёбка густая ароматная, лепёшки белые пышные.

Как горько ни приходилось прежде бедной женщине, держалась, слезинки не пролила, а тут от счастья слёзы ручьём полились.

Так теперь и пошло. – По три раза за день Нгуэн пропалывал огород. Раз семь подметал пол. Спина у него гудела, поясницу ломило, зато руки и ноги не знали устали.

Уж дома и делать больше нечего стало, и решил Нгуэн податься в чужие края – мир поглядеть, денег заработать. Мать погрустила-погрустила да и согласилась. Поднялся парень в горы, спустился с гор – вот уже вокруг и чужие земли – чужие деревни, незнакомые люди. И куда ни пойди – всюду хороший мастер нужен. Чего только Нгуэн ни делал – и корзины плёл, и плоты сплавлял, и дома строил, и лодки долбил – и, за что бы он не взялся, всё его руки делать умели. Да так ловко, что никто угнаться за ним не мог.

Время идёт, то спешит, то ползёт, плетёт наш Лентяй корзины и думает: – ничего-ничего, немного терпеть мне осталось, всего три года.

Время идёт, то спешит, то ползёт, сплавляет Лентяй по реке брёвна, а сам шепчет: – ничего-ничего, два года всего терпеть осталось.

Время идёт, то спешит, то ползёт, конопатит Лентяй лодки, бормочет себе под нос: – ничего-ничего, всего один годик осталось терпеть.

Время идёт, то спешит, то ползёт, наконец-то Лентяй домой возвращается, в гору поднимается, с горы спускается, напевает чтобы легче идти: – ничего-ничего, всего три денёчка осталось!

Вот наконец и прошло три года и три дня впридачу, вернулся Нгуэн в родные края, но не к матери родной поспешил, а в лес к заветному дереву: – Эй, лесной дед, забирай свои руки-ноги волшебные, верни мне мои простые!

Лесной Дед тут как тут – развернул шёлковую тряпицу, вынул оттуда простые руки-ноги, забрал волшебные. Приложил старые руки к лентяевым плечам, а они не пристают, отваливаются. Приложил ноги куда следует, и ноги приставать не хотят.

– Да, – вздохнул Дед, – совсем они обленились за три-то года. Слыханное ли это дело – столько времени никакой работы не знать! Ну, да ты не унывай, зачем они тебе? Ты же мечтал всю жизнь на циновке лежать, ничего не делать? Вот твоя мечта и сбылась.

Заплакал Лентяй – как же я жить то теперь буду, как матушке на глаза покажусь! Да и не доберусь я до дома – здесь пропаду!

– Ладно, – говорит Дед, пожалею я тебя, непутёвого. Пошептал он слова заветные, руки-ноги Лентяя на место и приросли.

Сможешь заставить их трудиться – хорошо, а нет, так не удержишь, отвалятся и больше не прирастут – тут и я помочь не в силах буду. – Сказал так и исчез, будто не было.

Еле-еле заставил Нгуэн свои ноги встать. Прикрикивал на них, подгибаться не давал. Шаг за шагом крепла его походка – и вот уж, гляди, топают ноги не хуже волшебных. С руками потрудней пришлось – всё поначалу из них валилось – варёными плетьми висели, пальцы не гнулись. Но и с руками Нгуэн справился – была бы голова на месте. Всё, чему голова обучилась, и рукам научиться пришлось.

Мать обрадовалась – сын вернулся. Да не с пустым кошельком – можно теперь волов прикупить, о нищете забыть.

Ну что ещё про Нгуэна сказать? – Кто помнит теперь, что Лентяем его прозывали? Может кто другой и лентяй, а он для всех Мастер Нгуэн – самый уважаемый в деревне человек.

А Лесного Деда он с той поры ни разу не встретил. Да и зачем?