- -
- 100%
- +
© Влад Южаков, 2017
ISBN 978-5-4485-7186-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Личные вещи
Когда его терпение иссякло,И стало жить совсем невыносимо,Он вышел из себя и по вселеннойПомчался вдаль мерцающей звездой.А тело без него мешком обмяклоИ виделось чужим и некрасивым.И всё, что было, показалось бреннойИ никому не нужной ерундой.Внизу вокруг него кипели страсти:Там в трубки телефонные орали,И про уколы в сердце говорили,И делали дыхание рот в рот.А он парил в невиданном пространстве,Пронизывая времени спирали,И пребывал в нездешней эйфории.Но всё ж вернулся, сделав поворот.Пришел в себя, порылся торопливо,Забрал в былом двенадцать точных строчек,Шесть добрых слов, четыре главных встречи,Пейзаж в окошке с видом на прибой,И твой давнишний взгляд – ещё счастливый,Внимательный, влюблённый и порочный.И вышел вон. Теперь уже навечно.И дверь прикрыл тихонько за собой.Странные сны
Бахтиёра измучили странные сны:Будто он дворянин, будто он генерал,И ему император огромной страныПоручает войну на Востоке. Ура!Генерала в поход собирает жена:«Это ужас – без ванны, в крови и в грязи…Понимаю, какие гостинцы… Война!Но подарок с изюминкой всё ж привези».Оставляя на пыльных дорогах следы,За колонной колонна шагают войскаВ те края, где всегда не хватает воды,Но в избытке верблюдов, жары и песка.А когда впереди показались враги,Под разрывы картечи и маты командГенерал направляет в атаку полкиИ решительным штурмом берёт Самарканд.Откупиться желает коварный эмир.Генерал благороден, но грозен: «Шалишь!».И везёт императору славу и мир,А красотке-жене – самаркандский кишмиш.Возвратившись в столицу, идёт во дворец —Получать за победу разнос от царя.Он мечтает спокойно поспать наконец,А вельможи вокруг говорят, говорят…Генералу пора, он глядит на часы,Но какой-то зарвавшийся пьяный майорПреграждает дорогу, топорща усы:«Регистрацию мне предъяви, Бахтиёр!».Он садится на койке в холодном поту.За промёрзшими стёклами вьётся метель.Он не может понять, отчего ерундуВидит каждую ночь, утыкаясь в постель.Бахтиёр обдаёт кипятком «Доширак».Испарилась бесследно дворянская стать.Он выходит из дома в четыре утраИ Дворцовую площадь идёт подметать.Чашка
Вроде, только вчера алым шёлком осины рдели,А сегодня лишь кружевом чёрных ветвей качают.Как мучительны ночи в холодной, пустой постели…Раз опять до утра не уснуть, то хоть выпить чаю…И она поспешила на кухню в ночной рубашке,На конфорку поставила чайник и газ включила.И достала из шкафа чудесной работы чашку —Ту, что он в феврале подарил ей на годовщину.Был фарфор удивительно тонок, почти прозрачен,И блестел золотой ободок волоска не шире.И неважно уже, кто тогда эту ссору начал,Если нынче так пусто и тихо в большой квартире.По каким океанам мотает её скитальца?Сколько можно в подушку бессильно рыдать ночами?И она всё крутила изящную чашку в пальцах,И безмолвно пыхтел на плите полусонный чайник.А когда телефон затрезвонил, в мгновенье окаТишину распугав, пустоту разорвав на части,Чашка звякнула об пол, разбившись на сто осколков…Может, люди не врут, утверждая, что это к счастью?Мост
Он мякиш бросает на лёд с мостаИ шёпотом жарко взывает: «Боже!Как я ненавижу все эти рожи…Я всех бы убил, чтоб начать с листа!Какую бы я причинил им боль!Дай, Господи, силы начистить мордуЛюбому из них, разнести всё к чёрту!».И Бог отвечает: «Ну что ж, изволь…».***С утра потеплело, и снег раскис —Тяжёлая, серая в комьях каша.«Четвёртый, нас мочат! Где, сука, наши?!», —По радиосвязи орёт танкист.И слышит сквозь грохот: «Назад нельзя!Тебе на подмогу послали роту!».Он видит из люка скульптуры Клодта.Он слышит: «Минута – чтоб мост был взят!».На грязном мосту удивлённый коньТаращит глаза на колонну танков —Машины на Невский ползут с Фонтанки,Нестройно ответный ведя огонь.Но первый в колонне уже горит,Стволом упираясь в фасад старинный.Осколки и пули секут лепнину,И сыплется гипс на сырой гранит.Танкист получает приказ: «Вперёд!»,А вслед за приказом – осколок в ухо.Стучат пулемёты незло и глухо,Роняя фигурки людей на лёд.Танкист обмякает. В предсмертном снеОн, брызгая кровью, хрипит: «Конечно…Всё так неустойчиво, так не вечно,Как этот размокший декабрьский снег»…***Мираж растворился, и прежний видВернулся: прохожие, грязь, окурки…И он, изумлённый, в промокшей курткеС батоном в руке на мосту стоитИ хлебные крошки бросает вниз,Туда, где по льдине гуляют утки.А в пробке на Невском гудят маршрутки.С утра потеплело, и снег раскис.Генеральская дача
Генеральская дача стоит за высокой оградой —Ну, не любит хозяин себя выставлять напоказ…Никого из чужих, а внутри тишина и прохлада.И задёрнуты шторы от слишком внимательных глаз.Вот и нынче на чёрной служебной машине подъехал,Безучастно взглянул на гуляющий в шортах народ,Ухмыльнулся собачьему лаю и детскому смеху,И исчез во дворе за железом тяжёлых ворот.А на улице август – палящее солнце в зените.Отгремела гроза и куда-то бесследно ушла.И ни облака в небе – лишь две размахрённые нитиТянет ввысь за собой самолёта стальная игла.Это лето окрашено в жёлтый, зелёный и синий.Этим летом, похоже, не в моде другие цвета.И на тысячу вёрст – одуряющий запах полыни,И дождинки блестят на отмытых от пыли листах.И пока не с руки вспоминать про снега и морозы,Детвора по ночам залезает в чужие сады,Над высокой травой пролетают шмели и стрекозы,И срываются с веток созревшие к сроку плоды.Если б людям почаще вдыхать ароматное лето,Больше было бы счастья и реже бы грызла тоска…Генерала нашли на ковре – с именным пистолетом,В орденах и медалях, и с дыркой в районе виска.Мёртвые поэты
В погожий полдень, посреди недели,Купив пол-литра водки на обед,Два гражданина в рюмочной сиделиИ выясняли, кто из них поэт.Один махал рукой: «Неправ был классик,Считая, что прекрасен наш союз!Я с ним принципиально не согласен,И говорить об этом не боюсь!А всё из-за колхозных менестрелейИ прочих рифмоплётов от сохи,Что букваря ещё не одолели,Но без стыда берутся за стихи!Нигде от вас, невежд, спасенья нету,Плебеи, графоманы, алкаши!Увы, но лишь почившие поэтыТалантливы, умны и хороши!».Второй сверкал глазами: «Осторожней!Не распугай гекзаметром народ!Не лезь в литературу с умной рожей,Раскрепощённый нравственный урод!Люблю принять на грудь, и не скрываю!Но что с того, что я бываю пьян?Зато моя поэзия – живая!Её поют на праздник под баян!А вы высокомерные эстеты —Вам изъясняться внятно не дано!Да, без сомнений, лучшие поэтыНаш грешный мир покинули давно!».Мог диспут завершиться мордобоем,Но спор кассирша Галя прервала:«Я вас, козлов, убью сейчас обоихЗа гнусные и подлые дела!Кто здесь побил посуду прошлым летом?Вы – перегной, навоз, гнилая слизь!Дерьмо собачье вы, а не поэты.А лучшие ещё не родились».Скандал затух. У Гали, если честно,Удар такой – костей не соберёшь…Усопший гений – это очень лестно,Но лучше быть живым, едрёна вошь…Спина
Ливень тяжёлыми каплями бил в стекло.Он закурил сигарету, взглянул в окно.Там, за окном, было мокро и с крыш текло.Здесь было душно, томительно и темно.Чтоб не спугнуть ненароком ночной покой,Сзади тихонько его обняла онаИ осторожно прильнула к спине щекой.Ей целый свет заменяла его спина.В жизни, где буйствует ветер, где дождь стеной,Где облака закрывают небес лазурь,Всё ненадёжно. И лишь за его спинойМожно укрыться от самых жестоких бурь.И безразлично, что там у других, извне —Рушится мир, или просто гремит гроза.Всё, что ей нужно – прижаться к его спине,От ощущения счастья прикрыв глаза.Он докурил, повернулся спиной к окну,Женские слёзы представил в который раз,И прошептал: «Обожаю тебя одну»,Вновь не придумав для правды достойных фраз.Честно
В серых дворах неуют и слякоть,Но не они убивают счастье.Если опять захотелось плакать,Стоит ли в этом винить ненастье?Глупо причину искать снаружи,Если беда изнутри ломает.Разве ноябрьская мука хужеТой, что была в феврале и в мае?Время, увы, никого не лечит.Вижу – тебе нестерпимо больно.Но иногда, чтобы стало легче,Надо всего лишь сказать: «Довольно!».Ты же когда-то сама учила —Нужно во всём признаваться честно.Если считаешь меня причиной,Вымолви слово, и я исчезну.Эта женщина
На пути этой женщины нет преград.Кто заставит её повернуть назад?Ей не стоит усилий цветущий садПревратить за секунду в кромешный ад,И напротив, бушующий ураганОбратить мановением в мёртвый штиль.Я от сердца желаю её врагамУбегать без оглядки за сотню миль —Ни к чему добиваться опасных встреч,Приносящих противникам лишь беду…Я же тенью, безвольно теряя речь,Очарован и кроток, за ней иду.Всё равно, хоть на Запад, хоть на Восток,Сквозь дожди, снегопады, самум и смог —Лишь бы снова почувствовать этот ток,Что бежит от макушки до пальцев ног.Эта женщина – утренний лёгкий пар,Но как только решительно вскинет бровь,Сокрушительный жди от нее удар,От которого брызнет по стенам кровь.Мне не стыдно признаться, что я слабей,Что при ней не способен владеть собой.Если скажет однажды: «Иди убей!»,Я без страха вступлю в беспощадный бой.Пусть она без раздумий любую твердьОбращает в туманные миражи,Я хочу с этой женщиной умереть,Я хочу с ней воскреснуть и снова жить.Золушкин стриптиз
Она в гримёрке к зеркалу присела,Салфеткой стёрла губы и глаза.«А ну, вернись на сцену, Синдерелла! —Шумел за дверью распалённый зал, —Ещё разок, раздвинь, кисуля, ножки —Изобрази нам стрелки на часах!».И стало ясно – дальше невозможноНи слышать похоть в пьяных голосах,Ни на пилоне до утра кружиться,Кривляясь перед потными людьми…Она сняла парик, надела джинсыИ превратилась в Настю из Перми.Настенные часы пробили полночь,Когда она в распахнутом пальтоПорхнула через зал. И в зале полномЕё без грима не узнал никто.Часовщик
15.00Потею в мастерской часовщика.На улице рождественская сырость,А здесь жара кромешная. ПокаТерпимо, впрочем. Бутерброды с сыром,Салат, паштет, кружочки колбасы…У гения пружин и шестерёнокОбед. На стенке тикают часы.Я молча жду. Пронзителен и звонокСкучающего маятника шаг:Туда… Сюда… Тягучие минутыУходят в прах под мерный стук в ушах.И в такт часам, размеренно и нудноМой визави глотает бутерброд.Потом идёт холодная котлета,И кружку чая всасывает рот…Я жду с моим поломанным браслетом,Пока он не закончит свой обедИ в шкаф не уберёт тарелку с вилкой(До этих пор молчания обетДаю, поскольку рано лезть в бутылку).А он хватает ломтик ветчины,Лежащий под румяным сдобным тестом,И даже объявление войныЕго сейчас навряд ли сдвинет с места.16.30Он ест, не замечая никого,Чтоб мне и прочим смертным было ясно:Он – Времени хозяин полновластный!Причём, что характерно, моего…И что ему падение комет,Приток мигрантов, акты терроризмаИ даже часовые механизмыНа фоне недоеденных котлет?Устои мироздания поправ,Он смотрит вдаль бесстрастно и бесцельно,Забив на всех и каждого отдельно.Эй, часовщик, а ты, пожалуй, прав…Смешная жизнь с сумою на плече —Ты мне награда, или же расплата?Вот на стене часы без циферблатаИдут. Куда? И главное – зачем?Как жаль впустую прожитые дни!Но пробил час – вставляю ногу в стремя.Отныне мне не наплевать на время!Часовщика беру за воротник(Застиранный халат трещит по шву)И тычу носом в грязную посуду:«Обед давно закончился, паскуда!».Ах, если б это было наяву…17.00Но за окном по-прежнему зима,А здесь, уже, похоже, дело к лету.И часовщик опять жуёт котлету.И я стою. И на плече сума.Курортник
Прекрасны попа, грудь, лицо…Вот, кто достоин быть венцомПрироды!Изгибы бёдер, влажный рот…Кульков подумал: «Не курорт —Дом моды!».Без шансов – слишком он коряв…Скорбит в шезлонге, потерявДар речи.Но чу! Его манит рука:«Давайте выпьем коньякаЗа встречу».Кульков в восторге: «Вашу мать!И я сумел за хвост пойматьУдачу!».Но всё испортила жена:«С утра не сделал ни хренаНа даче!Зато поддатый каждый день!Нет, объясни, куда ты делЗарплату?».Кульков, очнувшийся от грёз,Вздохнул и вновь воткнул в навозЛопату.Русская матрица
Васильков двести грамм коньяка заказал —Отправление поезда лишь через час.Вдруг подходит Морфеус, и смотрит в глаза,И пилюли суёт, благородством лучась:«Сделай правильный шаг – или в ад, или в рай.Ошибиться на этом пути не моги!Это твой исключительный шанс! Выбирай —Или в Беверли-Хиллз, или в Нижний Тагил».Васильков озадачен: «Да ну, ерунда…И потом, я же даже с тобой не знаком!Да к чему мне? Ну что я, пилюль не видал?Подожди, дай хотя бы запью коньяком…».Он покорно пилюлю с ладони слизал,И немедля вокруг начались чудеса:Задрожали кабак и Казанский вокзал,Заплясали салфетки, коньяк, колбаса,Растворились перроны, пути, поезда,Пассажиры, таксисты, таджики, менты…Он за всю свою скучную жизнь не видалНи такой глубины, ни такой пустоты!***Он очнулся с разбитым лицом – без пальто,Без билета, без паспорта, без кошелька,Без портфеля и без телефона. ЗатоВ телогрейке, трико и фигурных коньках.Он поплёлся по свалке, натужно дыша,Безнадёжно хромая на обе ноги,И подумал, взглянув на суровый ландшафт:«Не свезло… Значит, всё-таки, Нижний Тагил…».Аэропорт
Пятнами света на взлётке блеститБетон.Умерло лето. О нём погрустимПотом.Слякоть и ветер. В припухших глазахПечаль.Штамп на билете. Не вздумай сказать«Прощай».Мокрыми хлопьями падает снегНа плащ.Осень не значит, что нас больше нет.Не плачь.Это не самая главная боль —Дожди.Я обязательно буду с тобой.Дождись.Я обвиняю
Чтобы найти виноватых,Много раздумий не надо.Ну, согласитесь, ребята —Эти паршивые гадыДелают невыносимойЖизнь позитивную нашу.Либо условный Василий,Либо конкретная МашаТопчут ночами и днямиСчастья и радости всходы…Кто-то во всём обвиняетТех, кому власти охота,Кто-то клеймит радикалов,Кто-то – народную массу,Кто-то – циничных нахалов,Лезущих первыми в кассу,Кто-то – монгольское иго,Кто-то – советские годы,Кто-то – футбольную лигу,Кто-то – плохую погоду,Кто-то – стервозу-супругу,Кто-то – соперницу-сучку,Кто-то – богатого друга,Давшего в долг до получки,Кто-то – подростков лохматых,Кто-то – начальника-гнуса.Каждый себе виноватыхСам выбирает по вкусу.Я как другие – я тожеВыберу бедствий причину.И обвиню нехорошихСкупщиков швейных машинок.Речь моя будет простая:В харю паскудников, в харю!Не, ну реально достали!Не, ну а чо они, твари?Все виноваты и каждый!Жить среди них невозможно.Как провинились? Неважно.Это придумать несложно.Реверсия
Когда бы мне, ну, скажем, лет в семнадцать,Поведали про то, каким я будуСебя считать – солидным, нужным, важным,Авторитетным, значимым, весомым —Я вряд ли стал бы шумно восторгатьсяИ радостно кричать: «Какое чудо!»,Но изложил бы мысль семиэтажноОб отвращении к моей персоне.А после, отдохнув от рвотных спазмовИ вытерев с губы следы морковки,Спросил бы у меня: «Ну, что ж ты, Владик?Как можно было столько лет профукать?Ведь ты же пионером был прекрасным,И сессии сдавал легко и ловко!Чего же дальше с жизнью не поладил?Где праздник? Отчего тоска и мука?».И я бы так ответил мне, подростку:«Да что-то… В общем… Ну, не получилось…Хотел, как лучше – вышло, как обычно…Не стоят ни гроша мои медали…Да ты вообще, пацан, наглеешь просто!Ты на кого орёшь, скажи на милость?!Не смей при мне ругаться неприлично!Вот поживёшь с моё…». Ну, и так далее.Потом бы я со мной уселся рядом,И рассказал бы, разливая пиво,Что, мол, не так печальна жизни повесть:«Другие вон чего! А я-то ладно…А про мечты забытые не надо.Да, не случилось жизнь прожить красиво,Но не ушёл ещё последний поезд,Который – лишь вперёд, но не обратно».***И кто-то вертит жизнь назад, как плёнку:Там, нагреваясь, кровь втекает в раны,Предатели становятся друзьями,Светлеют мысли, волосы темнеют,Мужчина превращается в ребёнка,Цинизм – в надежду, твиты – в телеграммы…И зритель плачет тёплыми слезами,Не становясь ни чище, ни умнее.Пропавшее слово
Иди ко мне, моя голуба…Ну что с того, что я старик?Ещё своих четыре зуба,И не засалился парик.Да, мне давно не восемнадцать,Но жарких девок теребя,Горю огнём! Хочу признатьсяВ том, что безудержно тебя…Могу? Умею? Нет, не это…Покуда ждал с букетом роз,Забыл, о чём твердят поэтыВ признаньях женщинам… Склероз!Хочу? Опять не это… СловноПроведена в мозгу черта,И за чертой пропало слово!Не видно слова ни черта!Лишь помню – вышел на аллею,Под горло застегнув пальто…Имею? Пользую? Жалею?Где я? Зачем мы здесь? Ты кто?Удушье
Когда внезапно сдавит грудьБольшая каменная глыба,Когда не сможешь продохнуть,Глотая воздух, словно рыба,Не говори мне про народ,Что угнетён Неспящим Оком —Перекрывают кислородНе там, вверху, а здесь, под боком.Мы от таких, как мы, бежим,Надсадно грезя счастьем личным.И политический режимДо безразличия вторичен.Не от растоптанных свободС тобой случается удушье,А от просчитанных заботИ рассуждений благодушныхТех, кто «желая нам добра»,Даёт «полезные советы».Они – большие мастераОграничений и запретов.И в этом вся твоя беда,Что надо крикнуть: «Дайте роздых!Мне душно с вами, господа!»,Но выйти некуда на воздух.Нам не сбежать от нашей лжи —В мир правды не оформишь визу.А ты мне говоришь – режим…Режимы создаются снизу.Событие
Что это? Фортуны ли вольности?Планида ли? Божья ли милость?В Запруженске Туевской областиСобытие вдруг приключилось:На улице ТрубопрокатчиковВчера в половине шестогоХвостов оглянулся на Вячека,А Вячек взглянул на Хвостова.Носились детишки без устали,Сушилось бельё на балконах,Мамаши с тяжёлыми бюстамиСкучали в проёмах оконных,В дорожной пыли озабоченноКопалась свинья у забора,Ползли вереницей рабочиеС завода электроприборов,Старушки гоняли собачниковПо травам газона густого…«Утырок», – подумалось Вячеку.«Ушлёпок», – скривило Хвостова.Фаланги суставами хрустнулиИ вздулись сосуды на шеях.Томясь ожиданьями грустными,Запруженск затих в предвкушеньи.И тут бы услышать историюПро сломанный нос или руку…Но Вячек с Хвостовым не спорилиИ морды не били друг другу,А только на долю мгновенияВ глаза посмотрели сурово.И каждый в своём направленииУшёл подобру-поздорову,На свежих коровьих фекалияхОставив следы от сандалий…И больше такой аномалииЗапруженцы не наблюдали.Апокалипитерское
Ну как тут не опустишь руки?!Кряхтит в тоске моя страна —Опять ее отдали, суки,За чарку хлебного вина.И нет в Отечестве проходаОт политических б… ей(Вдобавок я узнал по ходу,Что Иисус был иудей)…Страна, ты так погрязла в лени,Что очи лезут из орбит!И молодое поколеньеОт бездуховности скорбит…Россия больше не рожаетРумяных радостных детей!И евро снова дорожает.И Иисус был иудей.Доходы падают всё ниже.Сосед – подонок и урод.И не читает больше книжекНаш богоброшенный народ.И наблюдать уж нету мочи,Как богатеет богатей.И коньяку не купишь ночью.И Иисус был иудей.Бокал политтерпенья выпит!Режим достал до самых гланд:Набил оскомину Египет,Но денег нет на Таиланд!В эфире звёзды крутят шашни,Начхав на мнение людей(Но что на самом деле страшно —Что Иисус был иудей!)…В Приморском крае – сплошь китайцы,Но рыба тухнет с головы…И вот уж тянет к горлу пальцыПроклятая рука Москвы…Шагает в пропасть Русь Святая,И близок власти паралич.И злые языки болтают,Что Пётр Великий был москвич…Любовь и Смерть
Под небом синимНичто не вечно.Любовь красива,Но быстротечна.Я восхищалсяТвоей Любовью!Увы, но счастьеЧревато болью…А мы любилиДруг друга всюду:Средь роз и лилий,Среди посуды,На раскладушке,На табурете,Под мойкой, в душеИ в туалете,В прихожей, в детской,В старинной вазе,Под занавескойИ на паласе,И на кровати,И на балконе,И на салате,И на беконе…Откуда ж речиИз уст прекрасных,Что наша встречаБыла напрасной,Что хватит телуКружиться в танце?!Ты улетела,А я остался…И все пропало.И все погибло.В любви – опала.В судьбе – могила.Денёк весенний —Исчадье муки!И нет спасеньяВлюблённой мухе!В паучьей сеткеЗастряла лапка…И Смерть с газеткойКрадётся в тапках…Не те времена
Слышал, люди, что ропщете: «Жизнь трудна»,Что главу сельсовета послали на…Не нервируйте душу, смирите плоть —По заслугам всегда воздаёт Господь.Протекает по-Божески жизнь в стране:Если мыться не любишь, сиди в говне.Если пропил ботинки, к чему носки?Если есть телевизор, на кой мозги?Если жрёшь шаурму, то какой хамон?Если в кайф одному, то зачем кондом?Если хочешь домой, не дразни ОМОН.Если любишь дразнить, не жалей потом.Я вот тоже люблю не особо какПионеров крестить, отпевать собак,Привечать бандюков посреди икон…Но приказы начальства для всех закон.Так что полно вам, братие во Христе,Возмущенно вопить: «Времена не те» —Никому не позволит болтать страна,Что иные случаются времена.***Поздним вечером вышел из дома поп,Оглянулся, надвинул картуз на лоб,Застегнул телогрейку, надел рюкзак,Карабин, патронташ… И когда грозаПолыхнула зарницами над мостом,Троекратно сельпо осенил крестом,Проворчал: «Времена им, чертям, не те…»И ушёл безвозвратно в ночную темь.Незаконченный сеанс
Кока-кола разбавлена водкой. Забудь о попкорне.Этот фильм – чёрно-белый, а значит, попкорн не для нас.Европейским привычкам препятствуют русские корни,В воспалённом мозгу когнитивный будя диссонанс.Дремлют южные сфинксы под пасмурным северным небом.Для артхаусной ленты сюжет сочинил драматургПро нелёгкую долю забытого солнечным ФебомГражданина с диковинным именем Санкт-Петербург.На экране в разгаре глубокая личная драма:Бледнокожий герой по сценарию чуть не в себе —То ли скачет давление, то ли покинула дама,То ли просто свихнулся, тоскуя по лучшей судьбе.Раздвоение личности не излечить, не отбросить —Можно только принять, ощущая любовь через боль.Он безмерно устал в эксклюзивном костюме от РоссиС маргиналами в грязной парадной глотать алкоголь.Он устал от рождения быть не таким, как другие,Слышать вечный диагноз: не Запад, мол, и не Восток.Он бормочет под нос: «Ну-с, пора, господа дорогие…»,И в полуденных сумерках тускло блестит водосток.Мрак и сырость. Погода, похоже, вконец доконала.Это может случиться со всяким в канун Рождества.Он вскрывает худое запястье Обводным каналомИ глядит, как на скользкий асфальт вытекают слова…Нескончаемо словоточит обнажённая рана,Но черёд заключительных титров ещё не пришёл.Мы из тьмы зачарованно смотрим на плоскость экрана.Кока-кола разбавлена водкой, и нам хорошо.Гвоздика и корица
Вино, лимон, гвоздика и корица.Душистый перец и обычный, чёрный.Всей этой смеси надо повариться,И, будучи проглоченной, печёнокДостигнуть. И прогревши всякий орган,Родить медвяный дух в озябшем теле,Чтоб с ощущеньем тихого восторгаМы дальше не пошли, а полетелиПо мостовым средневековых улиц.Не торопись. Поближе подойди-ка,Чтоб наши губы в поцелуй сомкнулись.Чудесный вкус. Корица и гвоздика.Переводчик
Стучатся десять раз на дню…Но кто б ты ни был – bienvenue.Да вижу, что не из собеса…Бери стакан, садись к огню(Лишь алкоголь в моем меню) —Давно хотелось выпить с бесом.Ну, наливай же, мать твою…Как я живу? Да как в раю —Вдали от общей канителиСижу у жизни на краю.Смотрю в окно и водку пьюУже четвертую неделю.И пятый год живу один.Mais ce n’est pas une tragеdie —Люблю, чтоб тихо, как в пустыне.Но там жара, а тут дожди(Сюда бы рифму «подожди»,Но глупо ждать, коль водка стынет).Не хочешь водку – вот вино.И выпьем, как заведено,Без лишних слов и без закускиЗа это скучное кино(Ну, согласись, что жизнь – говно.Pardon, mon cher, за мой французский).Взгляни в окно! Увидь в окнеПлохое слово на стене,Бомжей, помойку, сор в пакете,Дерьмо собачье по весне…И лишь отрадно слышать мне,Что во дворе играют дети.Их папы к истине глухи —Им подавай «ха-ха», «хи-хи»,Сто грамм да голое колено.Живут, плодят свои грехи…А я перевожу стихи!Кого? Вийона… э-э-э… Верлена!Да я пишу, как пирогиПеку! Но не дают врагиЗаказ на переводы текстов.День ото дня растут долги,Но не лизать же сапоги,Не целовать же в это место…А всё ж я крут! Не страшен кнут!Интриги пусть себе плетутШалавы от литературы…Ведь за плечами институт,А на груди, вот тут… Нет, тут —Значок работника культуры!А вот теперь скажи мне, чёрт,Как там, за гранью, жизнь течёт?Суров ли быт аборигена?А наши слава и почётНа небесах идут в зачёт?Не небеса? Ах да, геенна…Как не идут? Ну, вот те на!Кресты, медали, ордена —Что, ни хрена совсем не значат?А я без отдыха и снаТвердил великих имена…А вот поди ж ты – всё иначе.А впрочем, ладно, не беда.Скажу тебе не без стыда:Ну, не люблю я переводы…И всё, что делал – ерунда.Переводить туда-сюда —Скорее, бес, твоя работа.Уходят дети со двора…Я понял так – и мне пора?Ты молчалив, но смысл доходчив.Жаль, свеч не стоила игра.Но будь что будет. Ça ira.Веди. Ведь ты же переводчик.Предсказание
Ничего не случится. Ну правда, совсем ничего.Не исчезнут ни боль, ни печаль, ни любовь, ни заботы.Нет, ну, скажут, увы, мол, не стало еще одного,Под кутью чуть пригубят компот – и опять на работу.Всё невнятно – и вроде как жил ты, и вроде не жил,Пыль пуская в глаза искушённым надломленным дамам.И когда они верили: «Вот настоящий мужик!»,Ты развеивал их миражи. А свои – и подавно.Не насилуй подкорку. Какой ещё нужен итог?Из реальных поступков, которые стоит итожить —То, что грязный, больной, на помойке подобранный догМог погибнуть щенком, но издох лет на несколько позже.Ничего не случится. Я знаю, что я говорю.Будет солнце, и будут смеяться счастливые дети,И влюбленные будут встречать молодую зарю.И никто не заметит. Ведь ты ж мой уход не заметил?