Орден Волонтёров

Глава 37

Вальдемар

– Дядя! Дядя Вальдемар, проснитесь же! Сходите, узнайте, почему мы стоим так долго?

Линда, как всегда, не дала мне покоя, буквально вытолкнув из тёплой кареты на холодный воздух. Гвардеец, сохраняя вежливость, но не уступая, вернул меня обратно. Чувствую себя, словно мяч для игры – туда-сюда. Тем не менее, мне удалось выяснить, что наша задержка вызвана беседой графа со своими подданными в ратуше. Сколько это продлится – остаётся только гадать.  Женщины: Дороти, Амелинда и малышка Кларисса нашли, чем себя занять. Приказали снять сундук с запяток, поставили его в ногах, и начали в нём копаться, постепенно разматывая отрезы тканей и кружев, вешали их на открытую крышку. Яркие ткани  угрожали занять всё пространство кареты, мне пришлось забиться в угол. Под трескотню сорок мечтающих перевоплотиться в райских птиц мне даже удобнее думалось. А поразмыслить было о чём.

Ткани своеобразно направили мою мысль. Итак, лоскут с места преступления, а именно: покушения на жизнь барона Андреаса, наконец то привёл меня к плащу. Плащ по случаю был куплен стражником у скупщика вещей в Ольденбурге. Скупщик указал на некую миловидную молодую вдову, что от нужды продала ему вещь покойного супруга. Улучив момент, я отправился по наводке торговца в указанный квартал портных и белошвеек. Нужный мне дом был богаче окружающих, с внутренним двориком и служанкой. Она открыла мне дверь, точнее калитку, ибо я сразу попал  во двор. Спустя минут пять вышла хозяйка. Ну никак она не тянула на убитую горем, нуждающуюся вдову. Крепкая, молодая белокурая и белокожая девушка лет восемнадцати – двадцати одета была в простое темно – серое платье, но из дорогой добротной, мягкой шерсти, накидка с капюшоном из тонкого сукна на заячьем меху, мягкие сапожки из хорошей замши. Из под сборчатого бархатного берета спускаются на спину и плечи тщательно завитые, блестящие локоны сложной причёски. Выражение холёного лица приветливо – настороженное.

Плащ – улика был на мне. Я пошёл на эту провокацию намеренно. Он сразу подтолкнёт её мысли в нужном направлении и я не потрачу много времени.

– Чему обязана столь странным визитом, господин?

Сразу чётко оформилась мысль девушки:  чтоб ты провалился в тар-тарары вместе с этой тряпкой!

– День добрый, уважаемая госпожа. Я к вам, как к бывшей владелице этой купленной мной вещи.

– Вот именно, бывшей. Я давно не имею к ней никакого отношения. Что вам нужно от меня?

"Скорее всего торговец сболтнул лишнего, когда продавал, но он знает только то, что я сказала. Бояться нечего" – подумала она.

Я решил подтвердить её догадку, чтобы успокоить бешеный поток слов и чувств в хорошенькой головке.

– Видите ли, торговец сказал мне, что бедная вдова в нужде и распродаёт совсем недорого хорошие вещи своего покойного супруга. У меня нет лишних средств заказать новое. Я бы желал приобрести по сходной цене то, что можете предложить, но в приличном состоянии. Без видимых следов починки, как здесь. Слишком уж заметно.

Подняв полу плаща, показал заплатку. Лицо девушки неуловимо изменилось. Словно не на меня смотрела: перед её мысленным взором предстал образ  коренастого мужчины, среднего возраста, с тёмно – русыми волосами и небольшой бородкой. Он так же как я задрав сюрко, показывал ей оторванный вместе с куском меха край. Его лицо мне было незнакомо.  Она ни в чём не признается, с чего бы? Пришлось идти ва – банк.

– Это вы чинили? Отличная работа, у вас золотые руки.

– Да, я.  Но вещей больше нет. Все продала.

– Тогда прошу вас поменяйте  латку на этот лоскут, я хорошо заплачу за работу, ведь госпожа – швея?

Достал и поднёс ближе родной обрывок плаща. Услышал хаос эмоций, вспышку ненависти и чёткую мысль: «Святые угодники! Это кто то из Мюннихов, как я сразу не разглядела, на паскудного кобелину  похож очень. Вот и всё!». Девица смертельно побледнела, сделала пару шагов , вцепилась в перила.  Однако оказалась крепка не только телом,но и духом.

– Впрочем, возможно кое что осталось. Пройдёмте в дом, посмотрим.

Попутно хозяйка послала служанку на рынок за продуктами. Та, нагло ухмыляясь, взяла корзину и вперевалочку ушла, хлопнув калиткой. Разговор мы начали в маленькой, чисто в женском вкусе оформленной  гостиной. Девушка не смогла скрыть своего волнения, трясущимися руками разгладила скатерть, убрав с неё какое то шитьё.

– Итак, господин фон Мюнних, не знаю вашего имени , я слушаю.

– Вольдемар фон Мюнних, госпожа баронета фон Зиверс, тоже к сожалению не припомню имени.

– Быстро же в свете забыли моё имя. Стоило только стать простой горожанкой. Не тот ли вы Мюнних, что чудесно исцелился недавно в Доккуме?

– Быстро же распространяются слухи, госпожа баронета Леонтина фон Зиверс. Да это я. Был ранен в голову, умом стал как дитя. Сейчас полностью здоров.

– Если вас коснулась благодать Божья, то вы должны понимать, чувствовать истинную справедливость.

– По вашему, она в том, чтобы убить моего блудливого племянника? Как же тогда – «не убий»?

– Он рассказал всё?! Я, женщина, молчала, не раскрыла его имя, чтобы не допустить вражды, междоусобицы между соседями из – за своей греховной слабости. А он? Я и так им опозорена, да ещё этот богомерзкий тип болтает направо – налево.

Леонтина вспылила, разгневалась. Сила эмоции была такова, что я её почувствовал. Да, имечко у девицы подходящее. Истинная Львица. Мне понравилось, что девушка считает себя тоже ответственной за произошедшее. То, что она сохранила тайну имени отца незаконнорожденного ребенка, было умным решением.

– Он не мог мне ничего рассказать. И уже никогда ничего не расскажет. Если только на Божьем суде, раскаиваясь в своих грехах. Он умер.

– Не понимаю, с какой целью вы необдуманно лжёте, господин Вольдемар. Барон знатный человек, не простолюдин какой то, на виду. Он жив, здоров, даже счастливо и выгодно женат.

Вывод мой был неутешителен. Из того, что девушка следила за жизнью барона ясно следовало, что на неудачном покушении она не успокоится. Не тот темперамент. Поэтому барону Андрису пришлось умереть, уступив место брату Андреасу.

Мы поговорили минут пятнадцать. Водевильная история о братьях – близнецах несколько успокоила пыл оскорблённой в лучших чувствах девицы. Для этого времени было нормально, заботясь о бесконфликтном наследовании титула и земель, скрывать наличие близнеца. Рождённый первым помечался особой меткой в волосистой части головы. Якобы первенец был отослан на воспитание в семью своей будущей невесты, в Геную, где вырос и счастливо прожил до момента смерти отца и вступления в наследство. Второй брат считался для всех единственным сыном, ведь кроме матери, отца и повитухи никто не знал этой тайны.

Когда пришло время, молодого баронета якобы поманили неслыханным богатством в Италии. Отчасти это было правдой. Отец Андриса, Харальд фон Мюнних, большую часть трофеев из крестового похода действительно вложил в дело своего друга купца. Вложения давали стабильный доход семье Мюнних.  В Генуе как будто братьев познакомили, показали тайное завещание отца. Младший брат увлёкся интересной перспективой иметь свой торговый флот. Он часто посещал гавань, где и заразился чумой. К счастью для остальных жил баронет отдельно, в гостином дворе, чтобы не смущать сходством невесту брата. К тому моменту, когда мать известили о болезни, диагноз был поставлен лекарем верно, но уже ничто не могло помочь. Несчастный умер не имея возможности увидеть близких, они не смогли держать его за руку, услышать последний вздох.

На этих словах меня затопило волной такого неизбывного горя, боли и скорби, что я в шоке долго молчал, глядя на тихо плачущую Леонтину. Крупные слёзы стекали по белоснежной коже, луч света сбоку делал их похожими на драгоценные жемчужины. Поистине, чудовищем должен быть мужчина, после смерти которого ни одна женщина не проронит слезы.

Так исполниться ненависти, лютовать, приговорить человека к смерти и всё таки любить??? Ну где же ты логика, ну хоть капелька, хоть размером с эту слезинку? Нет ответа. Не зря знатных девиц в Средневековье буквально натаскивали беречь свою честь до последнего, вплоть до предпочтения смерти. Ибо, кинувшаяся в омут греховной любви до брака, теряла уважение не только общества, если тайна становилась известной. В первую очередь её презирал сам соблазнитель. Юношей так воспитывали с отрочества, как только они начинали интересоваться женским полом. Будущая жена должна быть девственницей. Точка. И вовсе не для того, чтобы с кем то его несравненного не сравнивать. Мотив был лишь замаскирован под морально – этические нормы. А потому, что сам муж и весь его род должен быть абсолютно уверен – богатства, угодья, имя, титул не достанутся чужому ребёнку. Так эфемерная мораль влияет на вполне материальные дела земные. Именно поэтому к поведению женщины обществом во все времена предъявляются более строгие правила и ограничения, чем к мужчине.

Невольно я словно подглядывал в память девушки. Мне даже стало стыдно, что я тоже мужчина. В гостевой спальне замка графа Ольденбургского кобель Андрис клялся пятнадцатилетней Леонтине кровью Христовой и святым причастием, что поутру они обвенчаются  в часовне. Он уже договорился со священником. В другой раз: нужно все таки по людски, посватать, получить благословение родителей. Жди прелестная дама моего сердца сватов, а я жду тебя во время конной прогулки в нашей рощице. И она ждала. Покуда вопрос не встал ребром, точнее животом. Матери не было, воспитанием девочек семьи Зиверс занималась суровая как капрал бабка. Она говорила, что нельзя, но не объясняла почему. Взрослые почти всегда надеются на строгий запрет. А зря. Разъяснение и анализ последствий гораздо эффективнее. Девочка молчала, животик рос. Первой спохватилась прачка: камизы который месяц чистые.

К чести будущего деда, нужно сказать – он не бил дочь. Руками. Но словами навсегда убил в ней дочернюю любовь. Путь был один – в монастырь. Причём, для «падших» девушек выбирались монастыри с самым строгим уставом. Там запросто могли за нарушение живьём в стену замуровать. Ни перед кем за это не отвечая. Но видимо барон фон Зиверс по меркам этого времени был гуманным человеком. Он просто сделал дочь чернью, тайно выдав замуж за простолюдина из своей челяди, баронета стала супругой лесничего. В соответствии с устоями, она для них перестала существовать. Семья отреклась от Леонтины. Чтобы позор не коснулся младшей дочери, всем объявили, что старшая вышла замуж по доверенности и уехала в дальние края. В Ольденбург приехала молодая беременная вдова белошвейка по имени Тина. Шить и вышивать, это единственное, что умела бывшая аристократка. Затерялась в городе, забылась в среде благородных. Поселилась в якобы арендованном, на самом деле купленном на имя мужа доме. Стала шить – пошивать и дитя ждать.

Дитя долго ждать себя не заставило. Родилась здоровая, красивая девочка. Осталось дождаться окончания траура якобы вдовы и привести в дом нового мужа. Но простолюдин повёл себя как свинья, точнее как аристократ. Он отказался растить чужое семя. Поставил жёсткое условие: или ты отдаёшь ребёнка на сторону, или выгоню вместе с ней на улицу из своего дома. Мне тяжко, непросто было воспринимать этот момент её рассказа. С тех пор, когда стал чувствовать собеседника прошло немного времени, я не умел приглушать эту функцию, как, например, ненужные мне по делу мысли. Терзания матери, перед расставанием с малышкой были донельзя трагичны. Пожалуй впервые я понял, что значит в этом мире мать. Усилием воли она преодолела материнский инстинкт, думая о лучшей доле для дочери. Молодая женщина из простых, с ребёнком на улице, зимой, без денег… Но она выторговала себе условие: её обидчик должен быть мёртв!

– Далее вам всё известно. Мне бесконечно жаль, что пострадал невиновный брат. Господь всё видит, он не дал ему умереть. Виновный же, что клялся мне Его кровью, призван им к ответу.

– Где сейчас ваша дочь, госпожа Леонтина?

– Муж ничего мне не сказал, кроме того, что у хороших добрых людей. Я завернула последние деньги в пелёнку. Работаю, не щадя глаз. Через месяц у меня кончится «траур». Мы должны начать жить с мужем вместе. Он будет работать уже в городе. Боюсь его – так легко согласился на убийство.

– Я под видом посланника от отца иногда буду навещать вас, чтобы не смел обижать. Более ничего не могу для вас сделать. Разве что…

– Что? Что? Говорите!

– Я мог бы поискать девочку. Точнее найду обязательно Но…

– Не шутите так со мной. Я очень решительная, когда сильно затрагивают мои интересы.

– Это замечательно. Потому что для услуги, которую потребую взамен нужна решительность.

– Я готова даже убить, только найдите её. Мне важно знать, что с ней всё хорошо.

– Да Бог с вами, Тина! Ваша работа будет служить на благо и процветание графства Ольденбургского и его народа. Обсудим при следующей встрече, кажется служанка возвращается.

Про то, что девушка готова на всё, я запомню, мало ли что. может пригодиться. Леанна, Луц, Куно, теперь вот Леонтина, я сам. Начинает формироваться агентурная сеть. Но уровень нужно подтянуть. Когда?

Ход воспоминаний прервался рывком кареты. На меня упала Кларисса, замотанная в жёсткую парчу с вытканными золотом цветами, размером с капустный кочан. Я подхватил девочку. Мы тронулись с места довольно резво. И тут же вновь слишком резко затормозили. Не удержал мелкую, она свалилась прямо в сундук. Меня придавила в угол упавшая Дора.

Линда

-Не дрова везёшь! – хотелось мне крикнуть, но кучер не водила маршрутки, не услышит. Дверца отворилась резко и, свесившись с коня, к нам заглянул Хессел. Нахмуренные брови его расправились, он начал громогласно хохотать, глядя на живописную группу лиц и тушек обмотанных разноцветными тканями, кружевами и нитками из открытого сундука, в котором почему то оказалась Кларисса. Дороти завалилась на дядю, прижатого в угол, я растопырилась как летучая корова, чтобы удержаться.

– Ничего смешного! Так травму можно получить, что там случилось, то стоим полтора часа, то с места в карьер?

– Моя прелесть, успокойся. Был маленький народный бунт. Сейчас уже безопасно, едем дальше, в твой родной Мюнн.

– Ничего себе! Всё самое интересное тут просидели! Я может всю жизнь мечтала народный бунт увидеть!

– Я вот не мечтала, да видела, – прогундосила Дора, выбираясь из под мышки Вольдемара, с мотком кружев на голове. Упаси Боже от такого зрелища вас госпожа Амелинда! В детстве мне не посчастливилось: во время голодного бунта в Леувардене, у меня на глазах озверевшие люди разодрали на части живую лошадь из под стражника, который прикрывал бегство нашей семьи. Кровь прямо мне в лицо брызнула.

– Меньше болтай, Дора!  Хессел строго взглянул на осекшуюся гувернантку и резко закрыл дверцу. Мы тронулись с места, вроде плавно, спокойно. Дора с воспитанницей занялись укладкой сундука, Вольдемар погрузился в раздумья, я последовала его примеру.

Ничего себе, суровые проблемы с пропитанием в Средневековье. Когда жрать нечего, явно не до гуманизма. Мы на втором курсе изучали катастрофические события в истории человечества. Одним из них был Великий голод в четырнадцатом веке. Повседневная реальность тогда была слишком жестока. Даже когда не было голода, контраст между тем что ели власть и деньги имущие и питанием крестьян, а также городского плебса – был огромным. Если выдавались подряд неурожайные годы, то для них наступало страшное время.

Еда для бедняков была вопросом выживания. Рацион их состоял из грубого хлеба,чаще лепёшек, похлёбки и каш из ячменя, ржи, овса, проса. Бобовые культуры: горох, бобы, чечевица часто были почти единственным источником белка. Сыр и яйца появлялись на столе крайне редко. Мясо, топлёное масло, смалец – почти всё уходило в уплату налога. Крестьяне были рады и потрохам. Немного свинины, солонины только по большим праздникам. Молоко и простокваша были далеко не у всех, да и то обезжиренные. Парадокс – производители продуктов не ели досыта, все сливки снимали владельцы земель.

Охотиться и ловить рыбу в угодьях феодала было запрещено законом. В неурожай простолюдины рисковали жизнью, браконьерствуя в лесах, изобилующих дичью. Репа, капуста, лук, чеснок, брюква, морковь, вот и всё разнообразие меню. Регулярные неурожаи в Средние века превращались в настоящие катастрофы, когда голод опустошал целые поселения. Люди были вынуждены идти на крайние меры, употребляя в пищу кору, коренья, а в самых отчаянных случаях – прибегая к каннибализму.

Летописец того времени, Рауль Глабер, описывая "год великого глада", свидетельствовал о том, что люди ели "всякую нечисть", червей, насекомых, крыс, включая падаль и даже выкапывали свежие трупы. В то же время на фоне этого бедствия, столы знати ломились от изобилия: жареные поросята, дичь с редкими специями, изысканное вино и нежные десерты. Для знати пиршества были важнее религии, а их главной страстью становилось чревоугодие.

Такое колоссальное различие в рационе прямо показывало пропасть глубокого социального разрыва средневекового общества. Пока бедные боролись за каждый кусок и глоток, знать наслаждалась излишествами. Это и было главной причиной нестабильности, народных волнений и восстаний, сотрясавших тогда Европу. Жестокость эпохи проявлялась не только в войнах и частых эпидемиях, но и в ежедневной, зачастую смертельной, борьбе за элементарное пропитание.

Я очень даже хорошо понимаю мужа, что вцепился зубами за возможность не допустить голодного бунта в своем государстве. Он согласился не кочевряжась на все условия заключения мира, даже на перспективу потери трона, смену династии и объединение с более крупным государством, лишь бы избежать вымирания своего народа. Так должен поступать истинный правитель, ставить интересы страны, людей выше своих амбиций.

Начинаю даже гордиться собой, какого мужика отхватила! Ну и ладно, что по случаю достался, я то ведь этот случай не упустила! Вон он скачет сбоку от кареты, бряцая на ходу своей бронёй. Как ему холодно, должно быть! Приедем, полный комплект утепляющих артефактов из козьего пуха девчатам закажу, включая колготки, брэ и перчатки под перчатки.

Мы мчимся на полной скорости по укатанному снегу, не сбавляя темпа. Обоз, конечно, отстаёт, его безопасность уже никого не волнует – сопровождающие доказали свою надёжность в долгом и опасном пути. Уловка с двумя заряженными арбалетами под рогожкой сработала безупречно. Любопытно, как там поживает единственный выживший, раубриттер Еппелейн фон Галинген? Удалось ли ему поладить с приором госпитальеров, или его выставили за дверь?

Сокровища, награбленные разбойниками, были распределены между воинами как выкуп, поровну, но это лишь верхушка айсберга. Два других тайных схрона, навсегда выпавшие из памяти главаря, мы с моими спутниками распечатаем с приходом весны. Это будет как раз к моменту, когда начнётся активное строительство нашего городка. А перед тем, как отправиться во Фризию к мужу, я обязательно загляну в своё маленькое виконтство и в "Утренний дар" – так я нарекла его подарок, загородный дворец. Разве это не романтично? Давать имена большим домам, усадьбам, замкам –  старинная и до сих пор живая традиция.

Дача моей мамы носила поэтичное название «Сад ангелов». Она поставила под каждый куст миниатюрные изваяния белых ангелочков, и даже из пруда на берег выглядывала пара крылатых созданий. Мама, моя дорогая мама… Твоя дочь, теперь уже в четвёртый раз замужем, статусная дама, а ты, наверное, уже и не надеешься меня увидеть. Прошло полгода с тех пор, как мы исчезли. Как же они там, мои родные? Как они пережили нашу потерю? Хотя, что я говорю – «пережили»? Из своего опыта знаю: родственники пропавших без вести страдают от мучительной неизвестности до конца своих дней. Это гораздо тяжелее, чем горе тех, кто смог похоронить своих близких. Внезапно душа моя сжалась от боли, словно в неё вонзили нож и провернули. В этот момент Вальдемар неожиданно обнял меня за плечи и взял мою озябшую руку в свою.

– Не тоскуй, племяшка. Всё образуется, всё будет хорошо, вот увидишь.

– Я по маме и папе скучаю, так сильно, прямо сил никаких нет. Домой хочу.

– Ты обязательно увидишься ещё с ними, я уверен. А домов у тебя теперь много, Линда. Привыкай.

Отпустило, стало немного легче. Вовремя получить поддержку важно в минуту слабости и отчаяния. Настолько важно, что может сохранить жизнь и рассудок. Даже посторонний человек может помочь сочувствием и советом ближнему. Вальдемар с недавних пор изменился очень, стал более чутким и внимательным к людям, исчезла его арийская холодность и сдержанность. Не буду искать причины. Есть – и хорошо. Возможно будь он таким ранее, в прежнее время, Эмма получила бы ответ на свою любовь.

Я кемарю на плече у дяди, моя Лариска спит положив голову на колени Доре. Та клюют носом и взбадривается на каждой кочке. Вот отделился и свернул в Хагген их обоз, письмецо с новостями и сердечками Амальке я передала. Скоро будет наш перекрёсток с баронством Зивер. Там мы убавимся почти вдвое, много телег с зерном посылал барон Готфрид фон Зиверс. В обратную дорогу зиверцы загрузили телеги дешёвой солью. Далее нам немного по пути с бергцами, они проследуют дальше нас по тракту, их баронство за  Южной пустошью. Однако, при повороте на свою дорогу в Мюнн, я заметила на тракте самый настоящий шлагбаум, выкрашенный в диагональные черно – белые полосы, он был положен на две высокие полосатые тумбы на обочинах. Бергские обозники как раз там притормаживали, рядом с двумя вооружёнными всадниками, издалека их не узнала. Но мы уже свернули. Кони, никем не понукаемые, торопясь в родную конюшню, наддали скорости сами. Фризские лошадки не захотели уступать, и мы в снежном вихре почти долетели до ворот своего поместья

Господи, как я соскучилась по своим,если бы не дурацкие протоколы, то висела бы сейчас, повизгивая от избытка чувств, на Идке. Как она хороша сейчас на морозе, как пристала к её румяным щёчкам, смоляным кудрям и сияющим звёздам глаз белоснежная вуаль с самой яркой, рубиновой диадемой. Брат тоже не подкачал, вижу обшили его, в новом сюрко, ярко  – синего цвета, в тон ему берет с нежным пером цапли и сапфировой брошью. Наряд очень личит его белой коже, голубым глазам  и белокурым локонам до плеч. Эмма помолодела, похорошела ещё больше, фигура слегка пополнела, округлилась женственно.  Веренка вытянулась, подросла, когда успела? Меня всего месяц не было. А одета сестрёнка как роскошно! Муттер выдала ей свою песцовую шубку, которую время возродило в первозданном виде. Из под неё виднеется подол котарди, аж из малиновой парчи с оторочкой из меха белой ласки. Право слово – девица на выданье. На заднем плане, за спинами семьи стоят  «приближенные» – Северин, Виктор с нечитаемой мимикой, Августа и нарядный Гордей Вольгович, собственной персоной. На его лице глубокое разочарование. Пансионеркам на крыльце не хватило места, они разноцветной клумбой обрамляют его с двух сторон.

Мы идём с Хесселом Мартина неторопливо, рука об руку, первыми. За нами наши дети и свита. Хессел перед въездом в ворота снял меховую шапку и надел свой рыцарский шлем. Он у него слитный с выкованной высокой короной. Такие шлемы только у правящих особ. Чтобы как говорится, сразу «ху из ху» всем было ясно. Я, как распоследняя дура, всё в том же, в чём уехала, в единственной зимней куртке и юбке -амазонке, мой бордовый комплект. Зато на моей правой руке, лежащей поверх руки мужа, на безымянном пальце огроменное фамильное обручальное кольцо с рубинами. Надеюсь, отвлечёт внимание от моего костюма, у которого даже шлейфа нет!

Неожиданно с верхнего балкона  звучит марш, итить его колотить, несравненного Мендельсона. Совпало? Знают уже? Откуда? В письме я ничего не писала о своём замужестве. Просто еду с заграничным гостем высокого статуса. Весть никак не могла нас опередить. Или просто музыканты исполняют то, что лучше всего получается. Я кошусь на мужа: да, музыка произвела на него впечатление. Вдруг глаза его расширяются, округляясь. Высоко, по обеим сторонам от двустворчатой двери, там где в держатели вставляются факелы, закреплены два развевающихся на ветру штандарта. С гербом нашего баронства и гербом герцогства Фризии. Вход украшен обрамлением из веток хвои, кистей калины, перевитых алыми лентами. Видно, что его светлости очень приятна такая торжественная встреча.