- -
- 100%
- +
Брат и сестра очень похожи – они красивы и имеют не поддающееся описанию, но сразу заметное благородство черт и всего облика, которое нельзя приобрести выучкой – это природное свойство. Все то, что в Кристофе кажется сплетением интеллигентности и мужественности, у Клоэ смягчено до предела и создаёт невероятное, магнетически притягательное очарование ненарочитой женственности.
– Клоэ, я должен сообщить тебе, что мы уезжаем на этой неделе в Буавайе. Собирай вещи!
– Я не понимаю…
– Мамина тётушка, наша двоюродная бабка, умерла и оставила нам с тобой дом, – Кристоф заложил руки за спину и подошёл к окну, стараясь не смотреть на сестру.
– Бабушка дю Баси? Боже мой!
Клоэ никто не сказал, что её драгоценная Женевьева умерла вот уже как четыре месяца. Слуги не особо понимали, о чем последние дни ведут речи господа, а кто догадался, боялся растревожить девушку страшной новостью. Письма из Парижа в Буавайе отсылались с прежней надеждой на ответ, и каждую неделю Клоэ ждала, что двоюродная бабушка напишет пространное объяснение своему затянувшемуся молчанию.
Сдерживаемые из вежливости к нему рыдания сестры больно били в спину Кристофа. Он не знал и не понимал, как вести себя в подобной ситуации, что говорить и нужно ли вообще.
– Прости, прости меня! Я сейчас успокоюсь! – Клоэ пыталась взять себя в руки, но переживаемое ею горе было слишком сильно – она лишилась единственного в этом свете человека, хоть как-то заменявшего родителей.
– Думаю, что тебе понадобится горничная. Не знаю, смогу ли я нанять её на месте. Поговори со своей Сесиль. Возможно, она согласится на переезд и скромное жалованье.
– Сибилла.
– Что? – Кристоф обернулся.
– Мою горничную зовут Сибилла, Сиби, – виновато улыбнулась сквозь слёзы Клоэ. – Но это совсем не важно! Зачем мы поедем в Буавайе? Неужели мадам ещё не похоронили?
– Я же уже сказал, – начал раздражаться Кристоф: всё в этой комнате давило на него, – она завещала нам дом! Что непонятного? Мы поедем и станем в нём жить!
– Но… Но мне и здесь хорошо, я уже привыкла…
– Ты решила ослушаться старшего брата?
– Нет, прости, но я бы хотела…
– Собирай вещи! Я извещу о времени выезда!
– Я не поеду!
– Что ты имеешь в виду?
– Я никуда не поеду. Мне не нужен никакой дом. Мне хорошо и здесь!
– Я тебе приказываю!
– Вот как? – Клоэ горько улыбнулась. – Тогда возьми меня за руку и потащи за собой. Попробуй!
– Какой вздор! – Кристоф всё сильнее испытывал желание сбежать. – Я не собираюсь никуда тебя тащить! Для этого есть слуги.
– Верно…
– Мадемуазель! – в комнату заглянула Сибилла. – К вам господин нотариус Бегель.
– Кто? – одновременно переспросили брат и сестра.
– Проси… – тихо добавила Клоэ.
В голове молодого Фонтено пронеслись десятки мыслей. С такой скоростью он не думал даже тогда, когда в дверь супружеской спальни графини N колотил возжелавший любви муж, а сам Кристоф в это же самое время располагался между ног вышеупомянутой особы и был близок к… Впрочем, зачем нам лишние подробности? Скажем так: молодой человек был готов молниеносно реагировать на любую новость или действие нотариуса.
– Здравствуйте! – во взгляде Бегеля, пробежавшегося по обстановке комнаты и лицу её хозяйки, можно было заметить жалость. – Мадемуазель Фонтено, как поверенный и душеприказчик вашей двоюродной бабушки, мадам дю Баси Плесьер, я имею честь выполнить поручение доверительницы, – нотариус замолчал, выжидательно глядя на Кристофа. – Это касается только мадемуазель Фонтено, мсье.
– Я… её брат.
– Думается, мадемуазель в состоянии мыслить и воспринимать сказанное мною самостоятельно, – Бегель примерно представлял, что творится сейчас в душе Кристофа, и какие вопросы и подозрения ворочаются в его красивой голове. А вдруг сестре достанется больше, или ей тоже выставили некие условия, касаемые брата. Нетерпение Фонтено забавило Натаниэля, но он серьезно спросил: – Так можем ли мы остаться наедине?
– Разумеется! – буркнул раздосадованный наследник и покинул комнату.
Дождавшись, когда его лёгкие шаги затихли в конце коридора, Бегель взял стул и сел напротив замершей в ожидании и немного испуганной визитом постороннего человека девушки.
– Мадам дю Баси часто рассказывала мне о вас, мадемуазель Клоэ. Она считала, что если у членов семьи Фонтено и есть ангел-хранитель, искупающий их грехи перед небом, то это вы.
– И бабушка, и вы слишком добры, а я слишком мало значу, чтобы удостаиваться столь высокой оценки, – зарделась Клоэ, и у Натаниэля сжалось сердце: как это прекрасное дитя, не познавшее ещё подлостей человеческого мира, станет жить с ветреным братом в провинции?
– Я лишь повторяю слова Женевьевы, Клоэ. Вы разрешите мне вас так называть? – получив утвердительный кивок, нотариус продолжил: – Мадам оставила вам большое наследство, но вы получите его только после замужества. Постойте! – Бегель предупреждающе поднял руку. – Дайте мне договорить. Вам также полагается приличное годовое содержание, однако получать его вы сможете лишь переселившись в Буавайе вместе с братом.
– Как это возможно? – девушка схватила руку нотариуса, и он почувствовал мозоли на её маленькой, но крепкой ладони. – Могу ли я отказаться? Мне не нужны эти деньги, если я вынуждена буду подчиниться невыполнимым условиям!
– Милая Клоэ, – Бегель улыбнулся, – ваши родители стоят на краю долговой ямы. И брат, к слову, тоже. Я уже видел бумаги от кредиторов. Отец будет вынужден продать этот дом, и я не думаю, что он станет искать для вас хороший пансион с уходом. В Париже есть несколько приютов для калек…
– Нет-нет! – возразила Клоэ, однако уже понимала правоту гостя. – Неужели меня выкинут как сломанную вещь?
– Как ни печально, но, полагаю, что да, – Бегель выпрямился, подавляя в себе желание пойти и набить лицо Жилю Фонтено. – Так что я предлагаю вам соглашаться на Буавайе. К тому же, там очень красиво: летом расцветают розы, которыми славится этот городок. Знаете, там даже у улиц цветочные названия. А я обещаю присматривать за вами и составлять компанию, когда буду свободен.
– Вы живете в провинции?
– Да. В Париже заправляет мой старший сын, а я бываю здесь лишь наездами. Мы с женой наслаждаемся размеренной жизнью в тихом городке.
– О… Должно быть, в Буавайе действительно красиво, раз вы предпочли его Парижу!
– Вы сможете рисовать великолепные пейзажи, Клоэ. Я лично покажу вам несколько местечек, где природа превосходит любого художника в точности деталей и подборе красок.
– Но я не смогу выезжать из дома! – Клоэ смахнула слезу. – Кто согласится тащить мое кресло по земле и траве?
– Не думайте сейчас об этом. Просто собирайте вещи и разрешите себе… приключение.
– Как у мсье Жюля Верна? Это романист, вы верно читали…
– Нет, не имел возможности, но теперь непременно обращу внимание. Собирайтесь, Клоэ. Буавайе ждёт вас!
ГЛАВА 3. Мадам Пат, молочник Поль и первые стычки
Вы как образованные и начитанные люди должно быть догадываетесь, что из себя представляло путешествие брата и сестры из столицы в глухую провинцию в последней трети XIX века. А если нет, то поверьте автору на слово: приятного в этой поездке было мало. Сиби, оставившая в Париже больную мать и из жалости к хозяйке согласившаяся помочь на первых порах, пока не найдена будет другая горничная, как могла сглаживала тяготы пути. Но Клоэ всё равно было очень тяжело. Кристоф бесился от необходимости делить просторную карету с двумя приличными девушками, ему отчаянно хотелось сбежать, и только призрак больших денег удерживал молодого человека на месте. Но вот из-за холмов показался Буавайе, и все трое невольно залюбовались живописностью утопающего в весенней нежной зелени городка. Бегель не обманул Клоэ – за каждым поворотом юная Фонтено обнаруживала роскошные пасторальные пейзажи или развалины строго рыцарского замка, или ферму, обсаженную деревьями, или мельницу, стоявшую на берегу изгибистой речушки.
Возница несколько раз переспрашивал у редких встречных дорогу, и вот карета, переваливаясь на ухабах и рискуя потерять багаж, привязанный к задку, подъехала к тому самому особняку на улице Роз Руж. Выгрузка вещей заняла довольно долгое время, но Клоэ никак не решалась открыть калитку и попросить Сиби завезти себя во двор. Трехэтажный особняк с островерхими, неизвестно для чего выстроенными башенками был наполнен странным очарованием, которое мог понять только человек, не чуждый творчеству. Месяцы, лишённые общения с людьми не пошли старому дому на пользу: опечаленный, он словно стремился сжаться, стать ещё незаметнее, и Клоэ вдруг распознала в этом его состоянии собственное. Покинутая всеми, она жила долгие годы, и никому не было дела до того, что она чувствует и чем питаема её душа.
– Сибилла, посмотри, как он прекрасен!
– Право, мадемуазель, ваше доброе сердце и в черепках разглядит красоту!
– Ну что ты, Сиби! Вот мы поселимся здесь, и он оживет. И станет красивее, вот увидишь!
Сибилла ничего не ответила: вот уже несколько дней верная камеристка молча оплакивала судьбу своей хозяйки, выброшенной из Парижа в забытый богом городок. Вдруг перед девушками, просочившись через перекладины ворот, оказалась серая кошка с необыкновенными изумрудными глазами. Она села, укрыв хостом лапки, и принялась внимательно рассматривать незнакомок.
– Глядите-ка, какова мадам! – засмеялась горничная. – Будто генерал перед войском! Сейчас и кланяться нас заставит, с неё станется! Одно хорошо – мышей здесь можно не бояться!
Мадам Пат, а это была именно она, мягко ступая, подошла к Клоэ и доверчиво потерлась об укрытые старым пледом ноги девушки.
– Она такая милая! – Клоэ попыталась дотянуться до шелковистой шкурки, но кошка сама легко запрыгнула на колени к новой хозяйке, которую сама же себе и выбрала.
– Какова нахалка! – засмеялась Сибилла. – А ну, пошла отсюда!
– Нет-нет, пусть сидит! Мне очень приятны её прикосновения, Сиби. Можно, это будет моя кошка?
– Святые угодники! – горничная сглотнула подступившие слёзы. – Конечно! Теперь вы здесь всем разряжаетесь, мадемуазель, хотите кошку – так и владейте!
Скептически глянув на явно забывшую своё место камеристку, Мадам Пат громко фыркнула: она не стоптанные туфли и не оловянная миска, чтобы кто-то мог предъявлять на неё права. Посмотреть бы на того, кто всерьёз считает, что владеет котом или кошкой. Вот уж, право, глупец!
Тем временем Сибилла с большим трудом подкатила неповоротливое тяжелое кресло к самому крыльцу и растерянно оглянулась по сторонам в поисках человека, могущего оказать хоть какую-то помощь – самостоятельно девушка затащить по ступенькам свою хозяйку не сумела бы. Но подходящие кандидатуры если и существовали, то вне поля видимости Сибиллы. Кристоф о чём-то спорил с возницей, а кроме них на улице никого и не было. Горничная присела на корточки перед хозяйкой:
– Мадемуазель Клоэ, мне придётся оставить вас одну. Я пробегусь по соседям, вдруг рядом живут какие-нибудь добросердечные люди. А вы поосторожнее с кошкой. Они пребольно царапаются, и ранки от их когтей почти не заживают!
Кошка, все ещё лежащая на коленях у Клоэ, демонстративно приподняла лапку, вроде для того, чтобы вылизать, растопырила пальцы и выпустила когти. Сиби нахмурилась: странное животное как будто понимало, о чём говорят люди! Горничная встала и, оправив юбку, зашагала к калитке, а потом попыталась привлечь внимание мсье Фонтено, но безуспешно. Кристоф был увлечен выяснением того, кто должен внести оставшиеся вещи в дом – он или кучер, и совершенно никого вокруг не замечал. Возница вполне резонно и довольно медленно, ибо старался использовать только приличные слова, а они на ум не шли, объяснял этому обнищавшему господину, что любое движение вне кареты должно оплачиваться отдельно. Сибилла вздохнула. Никогда она не предполагала в красавчике Кристофе такого скупердяйства. Хотя тут не до жиру, коли наследство просто так не отдают, а иных денег едва хватает на еду.
– Неужели ты способна причинить кому-то боль, серое совершенство? – улыбнулась Клоэ, поглаживая между кошачьими ушками. – Ни за что не поверю! Возможно, тебе не понравится, что я не хожу. Так уж вышло. Но я могу играть с тобой и сидя, шёлковая шкурка!
Мадам Пат, никогда в жизни ещё не получавшая столько милых прозвищ в течение одной минуты, вытянула шейку и потерлась мордочкой о девичий подбородок. Какая разница – ходит или не ходит эта девушка, теперь кошка решительно брала её под свою защиту, как и старый дом, как и всех его обитателей.
– Знаешь, у меня никогда ещё не было своей кошки! Никогда! Была веселая канарейка, но она слишком мало прожила. Теперь у меня есть ты, и отчего-то кажется, что мы с тобой подружимся. Слышишь, там разговаривает приятный молодой человек?
Выглянув из-за плеча новой хозяйки, Мадам Пат сощурила глаза – Кристоф ей вовсе не казался приятным. Она вообще недолюбливала ругающихся мужчин. Подобные типы мало уважают приличных кошечек.
– Он хороший, только сам об этом не знает. Ой, кто это? – воскликнула девушка, заметив колышущийся силуэт в окне первого этажа. – Там кто-то есть? – спросила она, гладя в изумрудные кошачьи глаза.
Но Мадам Пат перехватила внимание хозяйки, положив ей бархатную лапку на плечо, успокаивая и предлагая насладиться общением с собой. Не хватало ещё поднимать шум! Впрочем, Клоэ никто и не услышал, кроме кошки. Почувствовав озноб, мадемуазель Фонтено обхватила себя за плечи, и Мадам Пат соскочила на ступеньки крыльца, а потом села, внимательно следя за девушкой.
– Ты похожа на каменного льва у дворца какого-нибудь венецианского дожа! – улыбнулась вопреки своим страхам Клоэ. – Не то, чтобы я бывала в Венеции, но видела много картин и зарисовок. Поверь, ты куда элегантнее этих больших мраморных кошек!
Ну разве после такой беспардонной лести может устоять хотя бы одно кошачье сердечко? Конечно же, нет, и наша серая героиня окончательно сдалась на милость красивой парижанки.
За спиной девушки раздался бодрый старческий голос:
– Приветствую вас, мадам…?
– Простите, но я не имею возможности повернуться к вам лицом! – без всякого страдания или печали в голосе ответила Клоэ. – Не могли бы вы встать передо мною, если вас не затруднит?
– Матка Боска! – Квелевски понял собственную оплошность и живо оббежал кресло незнакомки. – Это я прошу вас простить мою неучтивость! – старик поклонился со всей грацией, на которую был способен. – Станислав Квелевски к вашим услугам! Полагаю, вы и есть те самые наследники, которых искал Бегель?
– Да, – улыбнулась Клоэ, – вы правы. Я Клоэ Фонтено.
– Очень, очень приятно! Ваш муж уже, кажется, сейчас подерётся с кучером. Какой… воинственный молодой человек!
– Нет-нет! Это мой брат! – Клоэ густо покраснела. – Просто он устал с дороги, и… мы испытываем некоторое стеснение в деньгах.
– Ах, как я вас понимаю! Мадам дю Баси жила скромно и ничего, кроме этого старого дома оставить и не могла.
Клоэ хотела возразить, что, мол, как же, а миллионы франков, а паи в компаниях, лошади и драгоценности? Но промолчала, интуитивно чувствуя в этом необходимость.
– Скажите, а в особняке кто-то живёт? Мне показалось, что я видела чей-то силуэт.
Лицо Квелевски вытянулось и побледнело. В душе поляка боролись сразу два желания: рассказать девушке о странностях старого дома или успокоить её страхи. Но не успел он открыть рот, как Клоэ, опять покраснев, спросила:
– Вы не могли бы позвать ваших слуг. Как видите, я не могу попасть внутрь без посторонней помощи. Если, конечно, вас это не затруднит!
– Конечно же! – Квелевски проворно спустился с крыльца. – Конечно не затруднит! – и он быстрыми шагами, насколько могла расслышать Клоэ, побежал в сторону своего дома.
В это время к сестре подошёл раздосадованный Кристоф.
– Ты слышала? – спросил он зло. – Возомнил о себе черт знает что! Деревенщина! Не-е-т! С трезвой головой я не могу воспринимать весь ужас своего положения! Хорошо, что захватил с собой отличного отцовского рейнского! Мне просто необходим глоток хорошего вина! – и Фонтено, ничуть не заботясь о сестре, вошёл в дом и захлопнул за собой дверь.
Мадам Пат, которая застыла с поднятой для умывания лапкой, пришла в себя и громко замяукала, вопрошающе глядя на хозяйку.
– Он просто никогда не ездил со мною в путешествия, – неуверенно оправдывала брата Клоэ.
Девушка она была далеко не глупая, но только сейчас со всей ясностью поняла окончательно, что никому в этом мире не нужна. Добрыми вестниками, призванными убедить Клоэ в обратном, должны были стать слуги Квелевски, но два пожилых мужчины смогли только приподнять кресло и довольно неловко опустить его, не переместив ни на дюйм к цели. Судя по их покрасневшим лицам, подобные экзерсисы были выше их скоромных возможностей. Разумеется, господин Квелевски сам не стал принимать участие в спасательной операции, поскольку справедливо рассудил – хвати его от натуги удар, кто станет кормить этих вот никчемных бездельников?
Горькие слёзы стали уже проситься наружу, и Клоэ непроизвольно шмыгнула носом, когда дальновидный сосед вдруг крикнул:
– Поль! Эй, Поль! А-ну, подойди-ка сюда!
– Кто такой Поль? – переспросила Клоэ, которая всё ещё сидела к улице спиной.
– Поль? Это фермер. Молочник! Хороший благовоспитанный молодой человек.
Мадам Пат была полностью согласна с поляком, она выскочила навстречу широко шагающему мужчине, и он, нагнувшись на пару секунд, нежно провел пальцами по её спинке.
– В чем дело, мсье Квелевски? Что-то стряслось?
– Поль, видишь ли, какая досадная ситуация: мадемуазель нужно попасть в дом, а…
Молочник не дал старику договорить. Он всё понял с первого взгляда на странное кресло на колёсах и нагнулся к девушке:
– Я возьму вас на руки и понесу, вы согласны?
Мадам Пат, замершая рядом с этими двоими, перестала дышать.
– Я согласна! – Клоэ подумала, краснея уже в который раз, что молочник Поль необыкновенно красив, что цвет его глаз похож на осеннее серое небо, а тёмные волосы вьются у висков трогательными колечками. – Можно, я обхвачу вас за шею?
– Моя шея к вашим услугам, мадемуазель, – тихо ответил Поль и просунул под колени и спину девушки сильные руки.
Легко, словно пуховую подушку, он поднял её и занес в дом. Мадам Пат, элегантно вздёрнув хвост, засеменила следом. Вернувшаяся Сибилла руководила слугами Квелевски, переносящими кресло в дом, а войдя, несколько раз чихнула.
– Боже мой, сколько здесь пыли! Похоже, её свезли сюда из всех уголков Франции! Нужно срочно приниматься за уборку! – она аккуратно сняла чехол с дивана, потом со столика. – Мадемуазель… – тут горничная потеряла ход мысли и даже, сказать честно, самообладание: посреди огромной гостиной стоял молодой красавец в простой, но опрятной одежде и держал на руках Клоэ, доверчиво обнявшую его за шею.
В это время слуги соседа, желая искупить вину, с улицы открыли заколоченные ставни, и в комнату широкими полосами ворвался яркий солнечный свет. Мужчина и девушка оказались облитыми с ног до головы его жидким золотом. Искрились в воздух пылинки, а эти двое смотрели друг другу в глаза, не в силах отвернуться.
– Кто это? – шепнула Сибилла и повернулась к столу, на котором восседала только что запрыгнувшая Мадам Пат. – Кто это человек? – горничную ничуть не смущало, что беседует она с бессловесным животным.
Кошка – в этом Сиби могла поклясться на Святом Писании – приподняла бровь и коротко мяукнула. На лестнице раздались тяжелые шаги, и гневный голос Кристофа разнёсся по всему дому:
– Какого чёрта ты лапаешь мою сестру, мужлан?! Отпусти её, иначе я сверну тебе шею!
Волшебство рассеялось, и на глазах Сибиллы гостиная стала просто гостиной, пыль пылью, а кошка спрыгнула на пол и поспешила к хозяйке.
– Но Кристоф, я не могу стоять! Мсье Поль, местный фермер, помог мне зайти в дом! – Клоэ отпустила шею молочника.
– Разумеется! – достаточно громко, чтобы долетело до молодого Фонтено, проворчала Сибилла. – Больше ведь некому!
Квелевски, которого тоже проняло золотое видение, крякнул и откашлялся:
– Позвольте представи…
– Ты оглох? Деревенский выродок! Я приказал отпустить мою сестру! – орал Кристоф, уже подогретый рейнским, не обращая внимания на попытавшегося представиться соседа. – Знай своё место, вонючий фермер!
Лицо Поля заметно дрогнуло. Он спокойно огляделся, заметил кресло и с величайшей осторожностью усадил в него разволновавшуюся Клоэ. Выпрямился молочник как раз тогда, когда к нему на крыльях оскорбленного достоинства подлетел Кристоф. Оказалось, что парижанин уступает в росте и ширине плеч провинциалу. Однако сути дела это не меняло: Фонтено хотел драки. Его уязвленное кучером самолюбие требовало кровавых жертв, и Кристоф со всего размаха ударил молочника по лицу. Взвизгнула Сибилла, зло зашипела кошка, Квелевски вытянулся во фрунт, а Клоэ в ужасе зажала рот ладонями – она никогда не видела, как человек бьёт человека.
Полагаю, уважаемые читатели, вы уже рисуете в своем воображении сцену отчаянного рукопашного боя, переходящего в катание по полу? Нет, автор не очень любит пыль, а при таком раскладе её в воздух поднялось бы немало. Впрочем, молочник Поль вполне самостоятельный персонаж, и указывать ему, что делать, я бы поостереглась. При очередном замахе Кристофа, фермер впечатал свой внушительный кулак в изнеженно праздностью тело соперника.
– Не надо, прошу вас! – воскликнула Клоэ. – Не бейте его, Поль!
Этой просьбы было вполне достаточно, чтобы молочник опустил занесённую было руку. Впрочем, Фонтено уже не представлял опасности – он корчился, хватая воздух широко открытым ртом, а прямо перед его лицом сидела Мадам Пат. Она наклоняла и поворачивала голову так, словно хотела рассмотреть гланды Кристофа, но, когда это ей не удалось, вернулась к Клоэ.
– Однако, Поль, не думаешь ли ты, что излишне… – день явно не задался у старого поляка, его никто не выслушивал до конца.
– Прошу простить меня, мадемуазель, – Поль подошёл к дрожащей девушке, и видно было, как он хотел взять её за руку, но не посмел. – Я привык наказывать наглецов. Всего хорошего!
ГЛАВА 4. Укрощение Кристофа Фонтено
К вечеру Сибилла совершенно выбилась из сил. Она уже несколько часов мыла, оттирала, стряхивала и перекладывала, а уже пора было приготовить что-то на ужин! У них осталось немного продуктов, взятых из дома, но, чтобы хотя бы заварить чай, нужно было разжечь плиту и набрать воды.
– Сиби! – Клоэ в который раз пыталась завести разговор. – Я могу помочь, у меня есть руки и голова!
– Даже не думайте! – горничная оперлась на колени, выдохнула и встала с дивана. – Ещё не хватало заставлять работать…
– Калеку, ты хочешь сказать? Так говори же! Не стесняйся!
– Мадемуазель, зачем вы так?
– Думаешь, я не слышала, как все говорят про меня? Позор семьи Фонтено! Калека, обуза, никчемная дочь! О, это для меня не в новинку, Сиби! Но я ведь живая, живая! Я не прошу жалости, просто хочу жить как все! Если для этого нужно смахивать пыль с буфета, то я готова! Мир вокруг меня перевернулся с ног на голову, но снова вернулся в привычное положение, лишив надежды на перемены. Я снова никто?
Кошка, решившая запрыгнуть чуть повыше, когтями зацепила большую картонную папку, лежавшую на обеденном столе; за папкой на пол с грохотом полетела жестяная коробка с карандашами.
– Вот! – горничная ткнула пальцем на упавшие вещи. – Лучше порисуйте-ка! – Сиби вручила хозяйке папку, а потом погладила кошку, прошептав ей на ушко: – Не знаю, как ты это делаешь, хитрая мордочка, но ты явно не дура!
– И что мне рисовать? – Клоэ умоляюще смотрела по сторонам. – Паутину в углах?
– Столько красивого мы сегодня видели! – Сибилла взяла мешок с провизией и направилась в кухню. – А каков был молочник?!
Клоэ задумалась. Её впервые в жизни коснулся молодой красивый мужчина. Не отец, не доктор, не слуга, а посторонний человек! И волнение в груди, которое он вызвал, было ни на что не похоже. Девушка распахнула папку, открыла коробку, выбрала тонкий угольный карандаш и закусила губу, осматривая чистый лист и решая, с чего начать. А потом немного неуверенно нарисовала первую, ещё совсем легкую линию. Сиби, пожарившая яйца с беконом, нарезавшая сыр и заварившая чай, уже начала подниматься по лестнице, чтобы позвать Кристофа, но застыла на середине пролета – с листа бумаги на неё смотрел улыбающийся молочник Поль. Клоэ растушёвывала мизинцем линию на его шее, но в целом карандашный портрет был уже закончен, и сходство с оригиналом было необыкновенное. Вздохнув – предстояло уговорить полупьяного и злого Кристофа спуститься поесть – Сибилла продолжила подниматься, и краем глаза заметила легкую тень, пробежавшую по стене. Гостиная освещалась несколькими свечами, часть из которых была погрызена мышами, в открытые окна залетал ветерок, что немного колыхал огоньки, и горничная списала всё на него и на собственную усталость.






