Обычное дело

Картина десятая

На электронных часах задника 19–32. Гостиная в квартире Журавлёвых. На диване спиной к зрительному залу сидит Сергей Сергеевич Журавлёв и переключает каналы телевизора, висящего на стене перед ним. Слева от телевизора открытая дверь в гостиную. У правой стены стоит шахматный столик и два стула. Аня, дочь Журавлёва, входит и садится рядом с отцом на диван. Журавлёв ещё с минуту продолжает переключать каналы при молчании Ани.

Дочь. Пап, а когда мама приедет?

Журавлёв (продолжая щёлкать пультом и глядя на экран телевизора). Ань, ты чего? Она только сегодня утром уехала. В субботу у неё целый день выставка, а в воскресенье где-нибудь в районе обеда уже и вернётся.

Дочь. Почему такая мерехлюндия?

Журавлёв (выключает телевизор). Это там сплошная мерехлюндия. А я в порядке. Хочешь, в уголки сыграем?

Дочь. Спрашиваешь. Давай, я у тебя сейчас реванш возьму.

(Переходят к шахматному столику, Журавлёв садится на правый стул, Аня на левый, расставляют шашки для игры в уголки и начинают играть. Разговаривают, глядя на доску и делая ходы.)

Журавлёв. Расскажи-ка папке, как твои дела студенческие.

Дочь. Да всё нормально, пап. На четвёртом курсе у нормальных студентов уже всегда всё нормально должно быть.

Журавлёв. Согласен, так и должно быть. Но всегда-то не бывает. Иногда чего-нибудь да случается более-менее негладкое. Например, сегодня, ты с кем-то, скорее всего, поругалась…

Дочь. С чего ты взял?!

Журавлёв. С чего, с чего… С вида твоего.

Дочь. Тоже мне, Шерлок Холмс. Не поругалась, а крупно поспорила, скажем так.

Журавлёв. Ладно, пусть так. И с кем же?

Дочь. Да с преподавателем на семинаре по экономике общественного сектора, с Медведевой Людмилой Владимировной.

Журавлёв. И о чём же?

Дочь. Она как аксиому утверждает, что частное предприятие всегда эффективнее общественного, будь то государственное или муниципальное – неважно, а я считаю, что it depends, как говорят англичане. Короче, не всегда, это зависит от многих разных факторов. И, прежде всего, от субъективного. Если директор муниципального предприятия, например, хорошо лично промотивирован работать на общественный интерес, то ещё неизвестно, чья возьмёт.

Журавлёв. И что преподаватель?

Дочь. Ой, да что она может сама сказать?! Пересказывает лекции Ястребова, да и всё. А я его лекции и без неё знаю. Ну, она же ещё аспирантка у Павла Петровича. Пока не защитится, только и будет благоговейно цитировать руководителя своей кандидатской.

Журавлёв. А ты знаешь, что ваша Людмила Владимировна – дочка того самого Медведева, с которым я довольно часто ругаюсь в городской думе.

Дочь. Конечно, знаю. В нашем руградике все всё про всех знают.

Журавлёв. Ну, не все, и не всё, и не про всех. Ты же, например, не знаешь, что меня на прошлой неделе покупали за миллион рублей.

Дочь (отрывается от доски и удивлённо смотрит на отца). Тебя?!

Журавлёв (не отрываясь от доски). Представь себе.

Дочь (возвращается к игре). И кто же этот горе-покупатель?

Журавлёв. Ты его называешь дядя Петя.

Дочь (отрывается от доски и удивлённо смотрит на отца). Полковник Хорев?!

Журавлёв. Угу. Он же депутат Хорев. Он же мой однопартиец.

Дочь (возвращается к игре). Он же умный вроде и тебя хорошо знает.

Журавлёв. А он мне, можно сказать, по дружбе и предлагал, как офицер офицеру. Видите ли, в их депутатской группе есть такая возможность при решении одного небольшого вопроса выплатить такие премиальные.

Дочь. Дядя Петя уцелел?

Журавлёв. Уцелел, почему-то. Старею, видимо. Но я завтра на сессии сделаю всё от меня зависящее, чтобы хрена с два они этот небольшой вопрос по-своему решили.

Дочь. Пап, не ругайся. (Вскакивает со стула и хлопает в ладоши.) А! Выиграла! Я выиграла! Всё-всё, сегодня больше не играем.

Журавлёв (озадаченно). М-да, на целых три хода отстал. Как-то всё незаметно накопилось, ё-моё. Ладно, поживи немного победителем.

Дочь. Не расстраивайся, просто не сконцентрировался на игре. Пошли на кухню, я тебя йоги-чаем напою. (Уводит Журавлёва из гостиной в дверь.)

Картина одиннадцатая

На электронных часах задника 20–11. Комната в квартире Ирины Максимовны Рысиной. Прямо перед зрителями очень широкий зеркальный шкаф-купе, одна половина открыта – эта часть двери сдвинута вправо. У левой стены комнаты стильный дорогой комод, на котором стоит телефонный аппарат с громкой связью. Ирина Максимовна (в бигудях, без макияжа, в очках) подбирает себе наряд на завтрашнюю сессию городской думы и разговаривает с коллегами по телефону.

Голос Выдриной (очень нервный). Я говорила Михаилу Владимировичу, когда он мне это предложил, и Вас потом предупреждала, Ирина Максимовна, – с Кукушкиной лучше не связываться.

Рысина (разглядывает себя в изящном костюме с юбкой). Не получилось, значит. А Вы ей как предлагали?

Голос Выдриной. Как Волков советовал – через её квартирный вопрос.

Рысина (меняет юбку на брюки). И всё равно не согласилась! Ай да Тамара Яковлевна наша! Чего Вы так психуете, Татьяна Михайловна?

Голос Выдриной. Она меня почти до истерики довела! Ку-ку она и есть ку-ку. Она нам теперь такой скандал может устроить – мало не покажется.

Рысина (меняет пиджак). Да успокойтесь Вы, Татьяна Михайловна. Ни с какой Кукушкиной Вы ни о чём не разговаривали.

Голос Выдриной. Как это, Ирина Максимовна?

Рысина (берёт с комода шкатулку и роется в ней). Очень просто. В смысле, если она начнёт скандалить на эту тему. Почти так и скажем: ку-ку она и есть ку-ку.

Голос Выдриной. А, поняла Вас, Ирина Максимовна.

Рысина (достаёт из шкатулки брошь и прицепляет её на пиджак). Вам главное в этой ситуации что, Татьяна Михайловна? Главное, чтобы Вы честно могли сказать Волкову, который, как Вы знаете, директоров школ назначает и увольняет, так, мол, и так, Михаил Владимирович, попробовала, как Вы советовали, но с этим человеком бесполезны любые такие разговоры. Спокойной Вам ночи, Татьяна Михайловна.

Голос Выдриной. Мудрый Вы человек, Ирина Максимовна. Спасибо, что успокоили меня. И Вам спокойной ночи.

(Рысина закрывает зеркальный шкаф-купе, открывает нижний ящик комода, достаёт из него пять пар туфель и выставляет их в ряд перед зеркалом. Потом подходит к телефонному аппарату и набирает номер, слышны телефонные гудки.)

Голос Лисиной. Слушаю, Ирина Максимовна.

Рысина (одевает первую пару туфель). Добрый вечер, Ангелина Николаевна. Я тут прокручиваю в голове разные варианты раскладов на завтра… Мне надо понимать, как Вы с Костиком нашим поговорили.

Голос Лисиной (со смехом). Поговорила, конечно. Как я могу отказать Михаилу Владимировичу. Но Вы же знаете нашего знаменитого доктора лор-наук – депутат он никакой: мнётся, жмётся, всё откладывает.

Рысина (одевает вторую пару туфель). Должность-то предложили? Обрадовали-обескуражили?

Голос Лисиной. Вот-вот. И обрадовался, хотя скрывал всячески, и обескуражен был искренне – не ожидал такого совсем.

Рысина (одевает третью пару туфель). Он хоть сообразил, с каким условием ему это предлагается? Вы ему прямую связь, так сказать, одного с другим прочертили?

Голос Лисиной. Вроде жирно прочертила. Но… Сказал, что ещё и не знает завтрашней повестки сессии. Придёт – будет на месте разбираться. Ну, как всегда.

Рысина (одевает четвёртую пару туфель). Да-а… Врачи должны лечить… А людишки наивно полагают, что если хороший врач, то и депутат будет хороший.

Голос Лисиной. А он, бедный, мучается потом пять лет. Да ещё и другим депутатам мешает.

Рысина (одевает пятую пару туфель). Этот вопрос завтра у нас последним будет, так что у Вас, Ангелина Николаевна, будет возможность в перерывах к нему подойти и пообщаться.

Голос Лисиной. Я-то подойду, конечно, пообщаюсь. Но с ним ведь не только я на сессии общаюсь. Тома Куку его обработает, как захочет. Костик, видимо, скоро ей предложение сделает. И будет у нас, Ирина Максимовна, настоящая стопроцентная депутатская свадьба.

Рысина (возвращается к третьей паре туфель). Да уж. Я сегодня анализировала таблицу голосований: он уже с полгода по всем серьёзным вопросам голосует, как Тамара Яковлевна наша.

Голос Лисиной. Про это я и говорю. Так что на Костика завтра лучше не рассчитывать. (Смеётся.) И не быть ему зав-лор-отделением, а быть ему господином Кукушкиным.

Рысина (прохаживается в третьей паре туфель вдоль зеркального шкафа). Ну и ладно. Мы перед Волковым честны и чисты: просил – сделали, но не получилось. Субъективный фактор, Михаил Владимирович, ничего не попишешь. А об остальном пусть у него голова болит. Правильно же Ангелина Николаевна?

Голос Лисиной. Разумно. Мы свои обязательства перед ним выполним, как сможем, а он пусть свои, перед кем ему надо, выполняет, как хочет. Спокойной ночи, Ирина Максимовна.

Рысина (начинает разуваться-раздеваться). Отдыхаем, Ангелина Николаевна.

Картина двенадцатая

На электронных часах задника 22–37. Кинозал в ДК «Железнодорожник». Воробьёв и Кукушкина сидят спиной к зрителям спектакля и смотрят фильм – «Дядю Ваню» А. Чехова в постановке А. Кончаловского. Зрители спектакля вместе с ними смотрят на большом экране заключительный монолог Сони.

Соня. Что же делать, надо жить!

Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и бог сжалится над нами, и мы с тобою, дядя, милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой – и отдохнем. Я верую, дядя, я верую горячо, страстно… Мы отдохнем!

Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую… бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь… Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня, погоди… Мы отдохнем… Мы отдохнем!

Мы отдохнем!

Фильм заканчивается, Кукушкина и Воробьёв выходят, и Воробьёв провожает Кукушкину домой: проходят из ДК влево до конца сцены, а потом идут по авансцене направо.

Воробьёв. Какое-то сплошное нытьё!

Кукушкина (подражая Елене Андреевне из фильма, произносит ту же фразу). «А хорошая сегодня погода… Не жарко…»

Воробьёв (подражая дяде Ване из фильма, также отвечает). «В такую погоду хорошо повеситься…»

(Оба весело смеются.)

Воробьёв. Но самое печальное, что Антон Павлович беспощадно прав. «Когда нет настоящей жизни, то живут миражами».

Кукушкина. Третий раз смотрю, а только сейчас пронзило. Чехов написал эту пьесу в 1896 году. Помнишь вопрос, который Астров задаёт: «Те, которые будут жить через сто-двести лет после нас и для которых мы теперь пробиваем дорогу, помянут ли нас добрым словом?» Вот уже больше 120 лет прошло, он же нас спрашивает! Помянем их добрым словом, Костя?

Воробьёв. Тома, а они для нас дорогу пробили? Через 20 лет после первой постановки «Дяди Вани», вспомни историю, что случилось? Революция. И потом дорога привела в тупик.

Кукушкина. Ну, зачем ты так, Костя. Революцию же не Астров устроил.

Воробьёв. Тома, эти нытики революцию допустили, а поэтому тоже виноваты. Дорогу они для нас пробивали. Ага, спасибочки – идём-спотыкаемся…

Кукушкина. Знаешь, никогда так раньше об этом не думала. Ты молодец, доктор Лор. Оказывается, и в литературе хорошо разбираешься.

Воробьёв. Тома, я в жизни пытаюсь разобраться. Литература, конечно помогает.

Кукушкина. Костя, а на этом свете «мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир»?

Воробьёв (печально). Ни-ког-да… Всё небо в алмазах не будет ни-ког-да. Каждый на этом свете добывает себе алмазы сам. Как может. Если не может, то ноет и глупо надеется, что это случится без его усилий, как чудо. И именно поэтому пока частички милосердия тонут в потоке зла.

Кукушкина. Надо предложить Рябчикову, чтобы зрители после фильмов оставались хотя бы на полчаса и обменивались впечатлениями об увиденном. Вступительные лекции приглашённых киноведов это хорошо, но зрителям надо дать и самим высказаться.

Воробьёв. Я говорил Олегу Романовичу об этом. Но он сказал, что и так еле-еле вписал в афишу ДК время для этих еженедельных лекций и показов по пятницам.

Кукушкина. А ты знаешь, что завтра, скорее всего, дума наша примет решение о приватизации «Железнодорожника», и он их никуда в Руграде уже вписать не сможет?

Воробьёв (удивлённо). Чего-чего?

Кукушкина. Того-того! Опять в депутатскую папку не заглядывал и даже повестки завтрашней сессии не знаешь. А там этот вопрос стоит. И любимцы наши это решение протащат, я чувствую. Выдра меня для этого сегодня у себя в кабинете покупала…

Воробьёв (перебивает). Дошло до меня, как до жирафа, зачем это Лисина мне должность завотделением предлагала. Ага, и хочет, чтобы я завтра на сессии свои способности к командной работе проявил. Поня-я-я-тно! Вот бл! Ой, Том, извини, пожалуйста. Чуть не вырвалось.

Кукушкина. Ну, я рада, что тебе (передразнивает) поня-яя-тно. А Рябчиков планировал после экранизаций Чехова устроить сериал из Достоевского. Но планам этим…

Воробьёв (уверенно перебивает). Суждено сбыться! Я не доктор Астров, я доктор Воробьёв!

Кукушкина (останавливается у правого края сцены). Доктор Воробьёв, мы около моего дома.

Воробьёв (тоже останавливается). Незаметно как-то… Удивительно, когда я с тобой, то не чувствую ни времени, ни расстояний… В следующую пятницу «Плохой хороший человек» с Далем, Высоцким, Папановым! Идём?

Кукушкина. Конечно, идём. Пока, а то мои родители до сих пор моё время хорошо чувствуют, как будто я ещё учусь в начальных классах, а не уже учу начальные классы.

Воробьёв. Погоди немножко, посмотри на небо. Тучная чернота и ни одной звезды-алмаза. А я смотрю на твоё лицо – синева и два глаза-алмаза. (Целует Кукушкину, и они в поцелуе исчезают за кулисами.)

Картина тринадцатая

На электронных часах задника 23–11. Богатая просторная спальня в квартире Павла Петровича Ястребова. Ястребов в пижаме, в очках в постели с женой Милой сидят лицом к зрительному залу. Жена в сексопильном пеньюаре и намного моложе его. У него в руках свежий номер лондонской газеты «Гардиан», у неё в руках планшет с большим экраном.

Ястребов (глядя в газету). Милочка, граничные условия такие: даты – в пределах июля; длительность – максимум полмесяца; общая сумма расходов на всё путешествие – в пределах миллиона рублей.

Жена (тычет пальчиками в планшет). Сейчас посмотрим. Павлик, а твои пожелания по направлениям, по каюте?

Ястребов (глядя в газету). Направления смотри, естественно, такие, чтобы было что-то новое для нас, каюта исходя из суммы расходов, но обязательно с окном на море.

Жена. Wow! Можно из Токио в Сан-Франциско!

Ястребов (переворачивает страницу газеты). До Токио сначала лететь полсуток, а потом пилить через весь Тихий океан. Тяжело и скучно. Не пойдёт.

Жена (тычет пальчиками в планшет). Ну, вот тогда по Средиземноморью. Но не так, как мы два года назад плавали вдоль побережья, а специально по всем большим известным островам. Как тебе?

Ястребов (глядя в газету). В принципе интересно, но в июле очень жарко там будет. Давай как-нибудь в сентябре. Я расписание занятий под это, думаю, что смогу сдвинуть, если заранее учебную часть напрягу.

Жена (тычет пальчиками в планшет). Так, норвежские фьорды и т.д. уже было. Паш, а через Атлантику слабо?

Ястребов (переворачивает страницу газеты). Милочка, ты фильм «Титаник» помнишь? Не хочу, я весь круиз буду его вспоминать.

Жена (тычет пальчиками в планшет). Фу, Павлик, какой ты… Ладно, вот это тебе точно понравится. «Вокруг Британии» называется. 15 дней с перелётом в Лондон. В деньги вписываемся. А, что скажешь?

Ястребов (глядя в газету). Хм-м, и правда, нравится. Про маршрут поподробнее скажи.

Жена. В Лондоне получается три дня в общей сложности, Дублин – два дня, Эдинбург – два дня. Ливерпуль, Белфаст – по дню. Другие слова тут мне незнакомые, рыться надо, не хочу уже.

Ястребов (складывает газету и бросает её на прикроватную тумбочку, снимает очки, кладёт их в футляр, а футляр – на тумбочку.) Утро вечера… С этой идеей надо переспать, Милочка. Времени ещё достаточно. (Выключает свою лампу, съезжает под одеяло из сидячего положения в лежачее.)

Жена. Мудренее, мудренее… (Выключает планшет, кладёт его на свою прикроватную тумбочку, выключает свою лампу и тоже съезжает под одеяло из сидячего положения в лежачее.) Только с идеей? (Зевает.)

Ястребов (поворачивается к жене и обнимает её). Милочка, уже семь лет, как ты моя главная идея. Так что за находку «Вокруг Британии» благодарность моя будет… (Целует жену и нависает над ней.) Представь, что мы на пути в Дублин, и нас покачивает на волнах…

Картина четырнадцатая

На электронных часах задника 23–17. Прихожая в квартире Юрия Васильевича Наивина. Звонят во входную дверь. Выходит Наивин и открывает дверь. Входит Оксана, племянница Наивина.

Наивин. Оксаночка, наконец-то. Я уже начал волноваться.

Племянница. Дядь Юр, к трем человекам пришлось повторно заезжать, их сначала дома не было.

Наивин. Как же так, со всеми ведь созванивался и просил специально…

Племянница. Ничего страшного, на машине же нетяжело. Просто поэтому и времени больше ушло.

Наивин. Что же мы тут стоим-то. Проходи, я тебя чаем хоть напою.

Племянница. Нет-нет, уже поздно. Дома поужинаю – муж ждёт, он без меня не ест, когда сам готовит. Хочет, чтобы я его непрерывно в процессе хвалила.

Наивин. Надо же, он ещё и готовит у тебя.

Племянница. Да ещё как вкусно, у-у-у. Как-нибудь тебя специально приглашу убедиться лично. (Достаёт из женской сумочки несколько листов формата А4, свёрнутых пополам, и протягивает их Наивину.) Вот, тут всё как ты просил. Я за каждым внимательно следила, когда они паспортные данные в таблицу вписывали. Так что полная гарантия.

Наивин (берёт листы). Ну, спасибо, Оксаночка, выручила.

Племянница (смеётся). You are welcome, my dear uncle! Что ж тебе на такси что ли объезжать десять адресов – сам же не рулишь.