Падение

© Юрий Юрьевич Денисов, 2023

ISBN 978-5-0059-8313-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Основано на реальных событиях.

 1

   В Державинске весна, наконец, прогнала зиму и с 20 апреля начала триумфальное шествие по своим владениям. Всё вокруг преображалось от её нежного прикосновения, тёплого дыхания, лучезарной улыбки. Растаяли последние грязные сугробы. Волга разбухла и потемнела от весеннего паводка. Деревья раскрыли почки и приготовились нарядиться по сезону. Поляны устлало пёстрым цветочным ковром. В воздухе повеяло бодрящей свежестью и ожиданием чего-то счастливо-чудесного. Не случайно в прежние времена Новый год праздновали весной. В эту ночь даже взрослые сжигают записки со своим заветным желанием, высыпают пепел в шампанское и выпивают его залпом. Весной даже у закоренелого циника порой вдруг сожмётся сердце, как у влюблённого перед первым свиданием. Окружающий мир манит нас ярким, бурным цветением и распахивает навстречу жаркие объятия.

   Без пяти восемь утра во дворе школы №15, у скамейки под раскидистой ивой, собрались ученики 9-го «Б»: два парня и две девушки. Чуть поодаль трое первоклашек – две девочки и один мальчик – начертили на асфальте классики и прыгали по клеточкам, разбавляя прохладную тишину жизнерадостным визгом и звонким смехом. Солнце ещё не поднялось над кронами, но уже проливало сквозь листву струи золотистого света.

– Сколько времени? – лениво обронила Катя Кузнецова, отбросив со лба ядовито-зелёную прядь, ярко выделявшуюся в её рыжей шевелюре.

 – Почти восемь, – ответил Володя Серов, сосредоточенно листавший ленту новостей в смартфоне. В отличие от сверстников он, казалось, никогда ни на кого не сердился и ничему не удивлялся.

– Рановато мы припёрлись, – прокомментировал Толя Макаров. –  Какой там первый урок?

   Худощавый растрёпанный блондин с крючковатым носом, он окинул друзей насмешливым взглядом маслянистых, чуть навыкате глаз.

 – История, – Настя Смирнова, сидевшая на скамейке стройная симпатяжка с длинными светло-русыми волосами и зелёными глазами, закинула ногу на ногу и оправила слегка задравшуюся мини-юбку.

– Отсто-ой, – Катя вздохнула, закатив глаза.

– Уроки – да. А вот Игорь Петрович душка! 

– Да уж, – Кузнецова скептически скривила ярко-накрашенный ротик. – С зарплатой 40 тысяч.

   На её личике вновь воцарилось равнодушно-скучающее выражение. Толя свёл брови к переносице и проговорил с нарочито серьёзным и печальным видом:

– «История – одна из ключевых гуманитарных наук. Не понимая её, вы не поймёте, что такое человек и его место в мире».

   В ворота ограды прошёл рослый плечистый брюнет в кожаной куртке и джинсах. Нахмурив густые тёмные брови и прищурясь, он приблизился к честной компании.

   Настя улыбнулась и помахала ему ручкой:

– Привет, Ромочка!

– Здорово, малышня! – бросил он.

– Это кто тут «малышня»? – шагнул ему навстречу Толя, смотря на него с шутливым вызовом. –  Ты ничего не попутал?

– Ты ещё не дорос ко мне на «ты» обращаться, щегол!

– Ваще опух?

– Допустим, ну и что?

– За базар ответишь?

– Отвечу.

– И как же, интересно?

– А вот так! – Рома на секунду повернулся и указал на свой обтянутый синими джинсами зад. 

– Пи…ра ответ!

– Пи…ра вопрос!

– Слышь, я те щас как ё…ну, ты до Китая раком доползёшь!

   Рома не выдержал и прыснул:

– Блин, да ты даже не знаешь, где он находится!

– А ты сам-то знаешь, чудило?

– Я знаю, что по дороге я сдохну.

– Ладно, дай пять! – Толя, осклабившись, протянул ладонь Роме. – Как сам?

– Лучше всех. А ты?

– Ништяк, братан.

   Толя приобнял Рому правой рукой за плечи.

– Ну что, встряхнём это осиное гнездо?

– Сначала пойду пну директора. Где пропадал вчера?

– На пожар бегал. Торговый центр «Мираж» горел, не слышал?

– Да мне как-то похер. Но дым над крышами я видел. Надеялся, это школа горит.

– А я сбегал посмотреть. Зря ты не пошёл, зрелище знатное. Пожарные бегают, орут, шланги у них дырявые, напора не хватает. Люди выбраться не могут, зовут на помощь, из окон прыгают. Я снял кое-что на смарт. Показать?

– Ой, не надо! – взмолилась Настя. – Почему они не могли выйти?

– Запасные выходы почему-то были заперты. И вообще здание построено с нарушениями пожарной безопасности. Инспектору МЧС дали на лапу. Обычная история. Как говорится, никогда такого не было, и вот опять.

 – Народу собралось, наверно, дохрена.

 – А то!

– И что, все просто стояли и смотрели?  – спросил Володя.

– А что ты прикажешь делать? В фильмах в таких случаях прилетает Супермен. Но в этот раз он где-то задержался.

– А может, заодно всё-таки школу спалить? – Рома окинул свою альма матер задумчивым взглядом.

– Потерпи, учебный год уже заканчивается.

– Да, вот только ещё экзамены пережить. 

– Ну и чему ты научился? Что полезного для себя извлёк?

– Да ни хера. Девять лет коту под хвост. В книгах одно, а в жизни другое.

-Ты учебник-то хоть раз открыл за это время?

– Терпеть их ненавижу.

– Ай-яй-яй, как так можно? – покачал головой Толик.

– Смотрите, Сладенький идёт, – сказала Катя.  – Вот кто с книгами в обнимку спит.

   По асфальтовой дорожке к школе шёл, погрузившись в тревожные думы, Эдик Сахаров. В выражении его лица странным образом сочетались неестественная для его возраста серьёзность и простодушная наивность.

– Здорово, карапуз! – окликнул его Егоров. – Чего мимо идёшь, не здороваешься? Зазнался, что ли?

   Эдик остановился, посмотрел на них и смущённо улыбнулся.

– Извините, что-то я задумался.

– О чем? Есть ли жизнь на Марсе? Или сколько ангелов поместится на кончике иглы?

   Слегка покраснев, Эдик приблизился, протягивая руку. Рома грубовато-небрежно встряхнул её. Толик вместо целой ладони подал ему два пальца. Эдик, сбитый столку, неуверенно и осторожно пожал их.

– Что-то ты поздновато, – укорил его Толик. – Больше так не делай. А то мамка заругает.

   Катя усмехнулась.

   Эдик мужественно проглотил обиду. Толя в своих шутках часто переходил границы, за что огребал даже от друзей. Правда, и сам над собой смеялся вместе со всеми, когда грубо шутили над ним. Например, по поводу смерти его отца, который был опером и погиб в перестрелке с местными наркоторговцами 12 лет назад. Толик его почти не помнил.

– Да ладно, не кисни, я же просто пошутил! – Толик хлопнул Эдика по плечу.

– Знаешь, Ницше писал –  наблюдая за тем, как ветер прижимает к земле молодые деревья – что «сильнее всего нас гнут невидимые руки». Ты слышал об Иерихонских трубах?

– Что ещё за хрень? – нахмурился Рома.

   Эдик открыл рот, чтобы ответить, но Толик опередил его:

-У моей мамы там воспаление было. Пришлось удалить.

 – Нет, – покачал головой Эдик. – Ты путаешь.

 – Короче, пох… Хорош нудить. Чего-то Королевы не видно. – Рома повернулся к Кате. – Ты не в курсе, где наша красавица?

– С похмела мучается, – доложила Катя. – Вчера с Князем гуляла в «Метрополе».

– Надеюсь, хоть на вечеринку придёт, – вздохнула Настя.

– Может, музло врубим? – Толик начал прочёсывать трек-лист в Spotify. – Во, Моргенштерн!

   Барабанные перепонки присутствующих атаковали первые строчки нетленки «Молодость».

– Выруби это дерьмо! – прикрикнул Рома.

– Ты чё, трек зачётный! – возразил Толик. Но подчинился. – Может, тебе Локимин зайдёт?

 – Да клал я на него. Рэперы строят из себя крутых, а у самих кишка тонка. По крайней мере, наши. Вот американские в бандах состоят, мочат друг друга. А эти только языком чесать.

– Ну окей, рэп ты не любишь. А рок? У меня тут “Смысловые галлюцинации”.

– Да ну нафиг. Русский рок – это ни разу не рок. Это вообще не пойми что. И хрен пойми про что.

– Чё-то ты какой-то не патриот.

– Слышь, какой “не патриот”! Зацени-ка! –  Рома задрал футболку почти до подбородка. Во всю ширину груди раскинул крылья серый двуглавый орёл. Вместо короны над ним красовалась бордовая пирамида с глазом внутри. Кожа под свежей татуировкой была ещё раздражена.

   Толик присвистнул.

– Крутяк!

   Рома ухмыльнулся.

– Это мне дядя Женя набил, батин кореш. Он недавно с зоны откинулся, по УДО. У нас дома, сколько я себя помню, всегда ошивались самые отборные…сливки общества.

– Да, батяня твой жить умеет.

– Пошёл он! Душнила. Всё учит меня, как жить, а сам ни хера не втыкает. Все его понятия уже устарели. Я раньше ненавидел мать за то, что она сбежала, но со временем всё лучше её понимаю, – Рома махнул рукой. – Все они старые динозавры, которые скоро передохнут и наконец освободят место. Приходит наше время.

– Ну, ты как-то слишком… – пробормотал Эдик. – Родителей надо уважать.        

   Рома иронично покосился на него:

– Можно я запишу твои слова? А то забуду.

   В воротах показалась Юля Воробьёва. Худенькая блондиночка в бедной, плохо сидящей одежонке. Бледное лицо, грустные, влажные карие глаза. На губах играла мечтательная улыбка.

–  Юль, привет! – Настя улыбнулась и помахала рукой Юле. Та замерла, смотря на неё, и откинула со лба закрывавшую левый глаз длинную чёлку. Уголки губ раздвинулись чуть шире.

   Настя подошла к ней и приобняла одной рукой за плечи.

– Слушай, у меня сегодня в семь небольшая вечеринка. Так, ничего особенного, просто музыка, танцы. Хочешь, приходи.

   Юля застыла в нерешительности. Улыбка стала неуверенной. Наконец она кивнула:

– Хорошо.

– Буду ждать, – Настя чмокнула её в щёчку и вернулась к друзьям. Юля направилась к школе.

– И нафига ты эту лохушку позвала? – вопросительно приподняла бровь Кузнецова.

– Она славная. И умнее, чем кажется. Она всегда мне помогает с уроками и по дому, даже когда я не прошу. По душам поговорить с ней классно. И даже поплакаться.

– Вот в это я охотно верю, – Рома цыкнул слюной сквозь стиснутые зубы. – Наверняка она и сама поныть любит.

– Чего вы к ней цепляетесь?

– А чего она зажимается? Вела бы себя как все, никто бы её не трогал.

– У неё строгое воспитание.

– В этом всё и дело. Такие ничем от остальных не отличаются, просто выдрессированы, а мнят себя лучше других. И мамаша её нос задирает. Мимо проходит –  рот кривит, будто дерьма под нос сунули.

– Ласки ей не хватает, – высказал экспертное мнение Толик. – Продрать разок по- человечески, небось по-другому запоёт.

– Ты бы стал мараться?

– А ты нет?

– Уступаю её тебе. Чем не пожертвуешь ради лучшего друга.

   Из флигеля, в котором располагались школьная библиотека, компьютерный класс и мастерские для уроков «технологии», к входу в основное здание направилась Татьяна Андреевна. Неся под мышкой конспекты и справочники по литературе. В длинной чёрной юбке и застиранном сером кардигане, с коротко стриженными тёмными волосами, она выглядела лет на десять старше своих сорока. На лице и во всём облике читалась прежде всего усталость – от мужа, учеников и от жизни в целом. Окончательно её подкосила трагедия, случившаяся полгода назад. Её сын поступил в Нижегородский политех. В ноябре, на студенческой вечеринке, он перебрал водки с энергетиком, и во сне у него остановилось сердце. Шок от этой новости усиливался тем, что паренёк был одним из лучших учеников и отличался примерным поведением.

   Поравнявшись с весело прыгающими первоклашками, Татьяна Андреевна (получившая от школьных остряков едкое прозвище «бумажная крыса») остановилась и смерила их суровым взглядом.

– Вы в курсе, что сейчас начнётся урок? Поторопитесь. И сотрите свои художества.

– А как мы сотрём-то? – захныкал пацанёнок.

– Раньше надо было думать, – отрезала «бумажная крыса». – У себя во дворе можете что угодно творить, а здесь чтоб порядок был!

   Затем она грозно приблизилась к более зрелой поросли.

– А вы ещё не забыли, что у вас занятия?

– Да, конечно, – ответил Толик с нарочитой учтивостью.

– Тогда что вы здесь столпились?

– Подышать свежим воздухом. Что, нельзя? Насколько я помню, это не запрещено.

   Она ещё раз смерила их внимательным, напряжённым взглядом.

–  Вы здесь пили?

– Нет, что вы.

– А это что? – она указала на пивные банки, валявшиеся на газоне, хотя рядом со скамейкой многозначительно красовался мусорный бачок.

   Толик с невинным видом пожал плечами.

– Это не наше.

– А чьё?

– Не знаю. Может, их? – он кивнул в сторону первоклашек. – Сейчас дети такие испорченные пошли. Куда только родители смотрят?

Татьяна Андреевна поджала губы, развернулась на каблуках и направилась в здание.

   Толик, кривляясь, на цыпочках подбежал сзади и сделал вид, что пинает её. Катя и Рома сдавленно захихикали. Настя покачала головой.

– Ладно, пошли грызть гранит науки! – Рома вздохнул и пошёл к школе.

– Зубы не обломай, – парировала Катя, и остальные двинулись за ним

2

   Вечером, примерно в полвосьмого, Эдик вошёл во двор построенного недавно в центре города жилого комплекса, представлявшего собой четыре типовых высотки, выходивших фасадами на большую детскую площадку. Ему нужен был третий подъезд ближайшего дома справа. Из второго вышла симпатичная блондинка, выводившая на вечерний выгул собачку. Та бросилась с неподдельным энтузиазмом обнюхивать его ботинки, жизнерадостно виляя хвостиком, и девушка поспешно оттянула поводок.  Эдик так погрузился в свои мысли, что не обратил внимания ни на прекрасную блондинку, ни на прекрасную болонку. Он подошёл к парадной двери, набрал на панели домофона номер Настиной квартиры и нажал кнопку вызова. Запиликал зуммер, но надпись SAY на панели не загоралась. Эдика охватила робость и желание развернуться и уйти. Ему казалось там, наверху, знают, что это именно он звонит, и намеренно не открывают. Но он пересилил себя и нажал кнопку ещё раз. Он впервые в жизни по-настоящему хотел быть там, вместе со всеми, с ней. Она не покидала его мыслей последние дни, недели, месяцы. Ему казалось, он уже годами находится в плену её глубоких чёрных глаз, но не решался себе в этом признаться. Может быть, он наберётся смелости, подойдёт и заговорит. Или они как-нибудь случайно столкнутся, он скажет что-нибудь остроумное, вроде: «Привет! Как тебе вечеринка?». А она приветливо, ободряюще улыбнётся и скажет

– Слышь, ты чё, в уши долбишься?

   Эдик вздрогнул и обернулся. Егоров. Недовольный взгляд. Густые тёмные брови сердито сошлись к переносице.

– Я тебя раз пять окликнул, а ты не отзываешься! Опять спишь на ходу? – он протянул руку.

– Да, извини, – Эдик пожал протянутую руку. – Я тебя не заметил.

– Я шёл со стоянки у театра. Здесь же всё забито, тачки друг на друге стоят.

   Действительно, все парковочные места по периметру детской площадки были заняты. Некоторые машины красовались прямо у подъездов. Под дворником большого чёрного «Лэнд Крузера», лихо заехавшего правым бортом на тротуар, кто-то оставил вырванный тетрадный лист, на котором чёрным маркером вывел: «Гений парковки, не размножайся больше, пожалуста!!!».

   Рома посмотрел на домофон.

– Не открывают, черти? Дай-ка я!

   Он набрал номер, нажал кнопку, и почти сразу на панели зажглась надпись SAY, дверь немного отстала. Каким-то мистическим образом никто ничего не спросил, динамик молчал. Егоров мог бы заставить подчиниться кого угодно и что угодно, но люди и вещи сами подчинялись ему.

   Они вошли и поднялись к лифту. Рома нажал кнопку вызова. Створки приглашающе раскрылись.

– Какой этаж?

– Двенадцатый.

Створки закрылись, лифт тронулся с тихим гулом.

– Ну и на верхотуру забрались Настины предки! А если лифт сломается? Пока по лестнице поднимешься, полжизни пройдёт, – заметил Рома.

– Наверное, вид с балкона захватывает дух, – возразил Эдик. Жилой комплекс произвёл на него могучее впечатление. Возможно, просто потому, что был новым. 

– Да хрен там! Максимум окно кухни в доме напротив, где чья-то кабанья туша в халате переваливается от стола к холодильнику и обратно.

   Рома с отцом жили в двухэтажном особняке в пригороде. Вид вокруг там, конечно, красивый. Эдик как-то съездил в этот район на автобусе, как на экскурсию.

– Забавно, – улыбнулся он. – Когда поднимаешься в лифте, кажется, он наоборот со страшной скоростью вниз летит.

– Да хоть к чёрту на рога. Всё равно быстрее, чем по лестнице.

   Лифт остановился. Они вышли, повернули налево и остановились у тяжёлой металлической двери.

   Рома вдавил кнопку звонка. Безрезультатно.

– Ну что там, все сдохли, что ли? – проворчал он.

– В таком бедламе даже мыслей своих не слышишь, – примирительно заметил Эдик.

   Из-за двери доносилось громыхание баса – настолько плотное, что стены дрожали. Крики, шаловливые взвизгивания, смех и восторженный вопль: «Ву-у-у-ууху-у-у!». Чувства так переполняли чью-то молодую грудь, что едва ли могли быть выражены членораздельными словами.

   Рома позвонил ещё раз. Дверь открылась, выплёскивая на лестничную площадку крики, смех и грохот. На пороге стояла Настя, приветливо улыбаясь. В коротком, выше колена светло-зелёном платье – хотя слишком доступной она не выглядела и в нём.

– Привет, мальчики! – звонко и весело поздоровалась она, вставая на цыпочки для приветственного поцелуя в щёчку. – Проходите скорее.

   Они поспешно вошли в прихожую, Настя захлопнула дверь. Её родители владели небольшой турфирмой и сами регулярно отправлялись «отдыхать от рутины» в Париж, Египет, Милан, Венецию. Дочь они с собой брали только на каникулах, и это зависело от оценок и поведения.

– Ну что, вся кодла в сборе? – осведомился Рома, стянув куртку. Не обнаружив на вешалке свободного крючка, он снял чью-то ветровку и небрежно кинул на тумбочку под зеркалом, повесив свою кожанку на освободившееся место.

– Да, вы последние. По порядку, но не по значению.

   Они направились по короткому коридору в зал.

   В большой комнате было человек десять-двенадцать, но шума и суеты они производили столько, что казалось, их вдвое больше. Большинство танцевали или громко и оживлённо болтали. Кто-то подошёл к столу у дальней стены с тарелочками с нарезанными яблоками, огурцами-помидорами, колбасой и сыром, бутылками с красненьким «Душа Крыма», водкой (не отечественной, а французской «Grey Goose»), и ингредиентами для приготовления коктейля «Текила санрайз». Над столом на плазменной большой панели мелькали кадры клипа «Dark Horse» Кэти Перри. Стереосистема в углу с громадными колонками затапливала комнату киловаттами звука.

   От толпы отлепился Толик, широко распахивая объятия.

– Здорова, чувачеллы!

   В правой руке у него был коктейль, левой он крепко обнял Рому за плечи.

– Чё вы так поздно? Жрать уже нечего. Даже акулы в океане медленнее едят.

    Он повернулся к Эдику и чинно поклонился.

–  Мой король…Какие будут приказания?

– Для начала прикажи ему заткнуться, – подсказал Рома.

   Они заняли позицию в углу у стены. Рядом стоял диван и кресло, в котором уныло тыкала пальцами в экран смартфона (дешевенький плоский «Самсунг») Юля Воробьёва.

   Эдик её хорошо понимал. Прийти-то он пришёл, но не знал, куда приткнуться и с кем заговорить. Интересовавшие его темы плохо годились для лёгкой светской беседы, а от пустых банальных фраз его тошнило, как от касторки. 

– А где Оксанка? – спросил Рома, осматривая зал.  

– Здесь где-то была, – ответила Настя. –  Пойду поищу её.

– Ну вот, а счастье было так возможно, – вздохнул Толик. – Остаётся только надраться с горя.

У стола стоял и расслабленно потягивал коктейль Антон Новиков – высокий стройный брюнет с вьющимися волосами. Приветливая улыбка играла в уголках его губ и тёмно-синих глазах, которые изучающе скользили по толпе, задерживаясь на женских фигурах. Нос с горбинкой, лёгкая щетина, острые скулы. В прорези расстегнутой на две верхние пуговицы шёлковой рубашки деревянное колье. Он был на втором курсе философского факультета ННГУ, на заочном отделении. И не пренебрегал вечеринками школьников. Говорил, что знакомства лишними не бывают. Как и места, где женщины и алкоголь встречаются друг с другом. Филос он выбрал потому, что там вечный недобор и его приняли без конкурса. Может, он и ошибся с выбором. Но это происходит так часто, что может считаться нормой.

   Завидев их, он вяло, словно делая одолжение, пожал им руки.

– Как жизнь молодая?

– Живой пока. Как сам?

– Ничё так.

   Рома налил себе стопку водки, опрокинул, занюхал кружком колбасы.

– Хороша, зараза! Ну как тебе туса?

– Норм, – Антон вновь обвёл комнату изучающим взглядом. – А это кто? – он небрежно кивнул и указал рукой с бокалом в сторону Юли.

– Да так, никто.

– Похожа на шестиклассницу.

– По развитию она и есть шестиклассница. Так что ты угадал. Не, на самом деле, она с нами учится. И в тоже время как будто и не …как бы это сказать…

– Как будто и не учится?

– Как будто и не с нами. Я иногда думаю, а не немая ли она. Но нет – Настя с ней вроде как дружит, говорит, она даже типа умная и…короче, тонкой душевной организации.

– А с парнями у неё как?

– В общем-то, никак. Если хочешь вытащить её на свидание, придётся заарканить в прямом, а не переносном смысле.