Перокинетик

В чëм сила?

"В чëм сила?" – так спрашивал герой у Балабанова,

Дудь в конце словесных препираний,

Маяковский в рекламе, пусть и какао,

Лев Толстой в своих романах, пусть водой и разбавленных.

Я б ответил так, если кому-то интересно:

Сила ни в амперах, ни в ньютонах, и ни в креслах

Президентских, депутатских, судейских,

Ни в пресмыкании халдеев неместных.

И даже не в правде, её видов не счесть нам.

Вроде сила главная в идее, семена что сеет

В головы общественного мнения,

Что не седеют.

Вспомни хоть успехи иудеев и посыл Иешуа, что реет

тут спустя столько столетий.

Лично для меня – признать все слабости своей системы,

Перед всеми – сила, что способна покорить все стены.

Несомненно, такой человек сверх уязвим  для нападений,

Зато, точно защищён от суеверий,

И себе лишь верен.

Это ли не истинная сила – быть собой сквозь время,

Несмотря на маскарады мнений?

Быть собственником своих мыслей, скромных достижений,

Посреди одних местоимений?

Иллюзии

Иллюзии режут глаза, как осколки от линз при ударе о твёрдую данность?

Попробуй заранее снять их, но крепче держись. Ведь без них угасает реальность.

Не верится, но вся игра в псевдо объективизм

Порождает лишь муки сознания.

Лепится из разных граней седой оптимизм,

Отражая минуты отчаянья.

Каждый мираж и зависимость – гидра без цели и замыслов хитрых, как тьма между титров.

Ударишь мечом по загривку, как тут же появятся три головы запасные.

Главная из голов змия – гордыня,

Что делит мир на половины:

В одной всё лишь мнимо, с другой – верный мир в тени нимба.

И каждый уверен в своей парадигме так сильно,

Что не замечает ошибок пошива.

Мы все здесь в дурмане вселенского дыма,

Блуждаем Колумбами в клубах порочных.

Но никогда не поймëм, кем же мы были,

Сужая все взгляды до зрения точек.

Намешано неисчислимое множество ярких слоёв иллюзорного творчества

На полотне наших жизней:

Пророчества, линии детских улыбок, отрочество, масса ошибок и боль одиночества.

Нет среди них настоящего, ложно всё.

Каждый желаемое видит в затворничестве эгоцентричного плена ничтожества.

О смерти

Ко всему можно привыкнуть, кроме смерти.

Каждый раз, как в первый раз, она приходит.

Нет косы в её руках и Божьей сметы.

Жажда жизни её манит бить пороги.

Не отсрочить никому её визита,

Не даёт она взаймы ни дня, ни часа.

Среди ночи может умереть мыслитель,

Что берëг себя, как деньги под матрацом.

И неважно, во что верил ты при жизни,

В каком храме находил свою нирвану,

Влажным взглядом чтил или плясал на тризне,

Провожая на ту сторону всех братьев.

Смерть капризна и цинична, это правда.

Для неё мы все равны и одинаковы,

Актёры в антрепризе – "плен фатума",

Что среди суеты сверх приматов так рады гоняться за знаками.

Перед ней и все сильные слабые, все громкие тихие, мирные.

Богачи для неё старатели, роют могилы что слитками.

Вне политики, моды и критики её действия, замыслы дикие.

Вне познания разума прыткого все её предпосылки великие.

Смерть – не подруга с косой, не судья многоликий и злой,

а зеркало, в коем сокрыты все крики и пик состоянья – изгой.

Будешь честен с собой перед этим пронзительным взором,

Только тогда ты узреешь всё в корне.

Всё остальное – мираж суеты, порождённый обманчивым воплем.

Ты станешь свободным, но только на миг, что растянется на бесконечные мили.

И покажется дико смешным то, что чтили  народы, живя в изобилии лилий.

Твой последний аккорд пропадёт среди линий тиши, он потонет во мраке блаженного.

Молча подаст тебе руку костлявый вампир, приглашая на пир вырождения.

И по ту сторону ширм и сомнения вдруг тебе явится ясно видение

Мира без времени, бремени грёз, продолжение всех наших душ – телемост,

Где сверхлюди с Богами пьют морс с наслаждением…

Разум

Называйте как нравится разум,

как не противно нутру образованной фракции.

Хоть метастазами,

что не дают насладиться нам матрицей,

Хоть хаотичными спазмами

нейросетей среди серых извилин и белых цепей,

Хоть Божественной акцией,

Что позволяет стать выше и злее наивных зверей.

Я уверен в бессмертии душ и идей, одним клеем невидимым скреплены все мы,

Являясь, по сути, мозаикой из схем,

Расщеплëнной на тысячи жизней.

Время – огромный трельяж с разноцветными гранями, где зеркала из кристаллов с изъянами.

Пятнами наши пути все заляпаны,

В спешке за главным что кем-то оставлены,

Станут они все заглавными в фатуме

Каждого без исключений из правила.

Смазаны все пасторали коварными планами наших великих создателей.

Стало быть, мы отражение гаммы из многообразия генов всей фауны.

Ведь все архетипы бессмертны взаправду,

Хоть и сплетены в один столб баобаба.

Вселенское зло – ерунда, как и благо.

Танцуем в трико, угождая театру.

Так мерзко, порою, от действий гуру пупенмейстера,

Что управляет тайком нами лесками.

Их не порвать, не надейся на лезвия,

Резвость ума и протеза телесного.

Называйте как нравится разум,

Не измените суть его фразами.

"Тяжело человеком быть" – сказано многими,

Марионетками слыть добровольными.

Заговорить лишь хозяев, шанс вольным быть.

Только нужна ли нам воля?

Фетиш

Излюбленный фетиш людей – самомнение.

Каждый умнее других в окружении,

Верим иллюзиям нашей вселенной.

Бог – мета фокусник, мы лишь мишени.

Ещё один фетиш – страдать от лишений,

И вроде всё есть, но не то, что хотели.

Только в постели мы смелы в мечтаниях,

Целями станут не все и растают.

Настанет однажды момент исцеления,

Станут учиться, как завещал Ленин нам,

Люди всех каст и поверий со рвением.

Это единственный шанс на спасение.

В месиве рваных тире, точек зрения

Робкое "Я" разобрать всё сложнее.

Тонем, но дышим в воде, как растения,

Веря, что сможем добраться до берега.

Вера в словесную силу – мой фетиш,

Молчание – золото, им не посветишь,

И стены проблем не пробьëшь, лишь пометишь.

Творчество – ключ от оков, коли веришь

Перу, как индеец в Перу, ему внемлешь.

Не вырубить и топору мыслей лемеш.

Мох

Творчество – не баловство,

Не шутите над строками гениев.

Все в кандалах от рождения слов,

Не дающих покоя в полемиках.

Их волшебство

проникает сквозь время нам в мозг.

Шквалы из розг

Так смягчается  пледом из грёз.

Бесконечный невроз

увядающих стеблей в мороз вызывает некроз.

И единственный способ согреться тут, зарыться с головой до пят из мха в тулуп.

Таинственный материал уюта,

Растущий всем на зло сорняк – в стихах этюд,

Прозы азы, музыкальный звук, живописный богатырь среди унылых слуг.

Мох – это иллюзия свободных мук.

Насладись его дарами, не стесняйся, друг!

Выжми из его фактуры влагу, вдруг

Ты тоже в один день таким же станешь.

Словно мох, вечно прорастающий сквозь матрицы штрих-код.

Мох, не увядающий во мраке всех веков.

Мох, что никогда никто не сможет истребить и подковать, словно коней и резвых блох.

У всех свои проблемы

Не говори другому о своих проблемах,

Ведь у всех свои мосты и стены плена, стоны и пробелы, счёты нервов в венах. И Безмерно верим в уникальности дилеммы

В головах своих, на деле только страхами едино племя.

И нет простых проблем и очень сложных,

В череде прохожих каждый первый свои ножны

Смазывает  еженощно горечью.

Каждому по вере, и по мере сил положено, помочь им

Не получится извне, коль непонятен почерк.

Самый прочный камень даёт трещину, порою.

Так и оптимиста изредка так кроет, зарывая в горе.

Разница в подходе к боли отличает в поле воина,

Раненый конь без подковы конь, а мул всегда безволен.

Крутится по новой каждый век, в котором всё не ново:

Снова безутешный человек мечтает стать довольным.

Ищем корни зла и трафарет, чтобы зажить с комфортом.

Видимо, нам не постичь секрет этой безумной гонки.

Я не понимаю, для чего настолько много копий.

Всюду мириады клонов, а оригинал закопан.

Кто мы? Чем ведомы в штольне, и кому наш лик подобен?

Дробны наши мысли, или есть у них единый корень?

Стоило ли перенапрягать огромный принтер Бога?

Сможем мы когда-нибудь понять его мотивы воли?

У окна

Ты стоишь у окна, презирая оковы.

Искомый свет ищешь того метеора,

В котором

прибудет создатель вселенского горя

и объяснит : кто же мы в этой истории.

Порою так хочется стать одиноким,

но нужным,

Как звëзды в космической коме.

Зароем себя, затолкав под ракушку поглубже,

Замкнувшись в цепи из обоев.

Так сложно унять все симптомы болезни,

ещё тяжелее понять, где истоки.

Так просто соврать нам в своих интересах,

В довесок

поверив своим же  историям.

Снова дырявим все стопы граблями,

расставлены нами что в  ряд.

Ведь самокопание – спорт,

вроде плаванья,

Соревнования  в нём без наград,

правда.

Кроме надежды найти клад с вещами,

Вдруг вспомнив, как нужно летать…

Спираль

Ничего почти не изменилось

(Тут).

Всё идёт спиралью Фибоначчи,

(Круг).

Мы в плену её узора линий,

(Дуг) ,

Путь уже их строго обозначен.

Пассажиры мы в одном составе

Поезда, что выбрали не сами.

За окном, заляпанным руками,

Живописный мир под облаками.

Станции становятся всё краше,

Панцири вагонов стали толще.

Старятся под рельсами Атланты,

А в купе везут "святые мощи".

В чём идея продвигаться слепо

Через временной туман системы?

Машинист закрыл плотнее двери,

Остаётся лишь сидеть и верить…

Нужно отдыхать иногда

Иногда нужно позволить на время унять ход извилистых мыслей,

Понять, что к чему, и забыться.

Года затирают клеймо индивида так быстро,

готового покорить мир своей искрой

Таланта и высшего смысла.

Позволь себе остановиться, вздохнуть полной грудью туриста,

Всего не успеть, так к чему торопиться?

Смирись с этим и насладись,

Растворившись.

Не бойся исчезнуть во тьме неказистой,

Не будь фаталистом,

Ты сможешь пробиться

сквозь лёд, не разбившись,

Как парашютист, коли сможешь раскрыться.

Чуть-чуть отдохни, дай остыть всем орудиям.

Порох внутри будет ждать без прелюдий

Твой старт.

Вот увидишь, ещё раз взойдёт та звезда,

Что вела тебя к цели сквозь смрад.

Мимо

И снова мимо день прошёл, как отрешëнный пешеход.

И в кровь колени разодрал ухаб проблем текущих.

И, к слову, мне милее тень, чем освещëнный переход.

В ней видно пламя глаз горящих и тление потухших.

Сегодня  модно талию иметь зауженную,

И, зачастую, даже мысленный каркас попроще.

По вечерам дары Италии съедать за ужином,

И запасную обсуждать тропу к алмазной роще.

А я глубоководный зверь, устроенный так сложно,

При этом прост, как пьяный тост или узор ковра.

Бываю грубым иногда, словно нарост на коже,

Но не прогоняю гостя, даже если ломит кость с утра.

Такая вот зацикленная схема бытия,

Чередование тепла счастливых звёзд и пустоты космической.

Мы потакаем голосам внутри себя,

Но этим голосам не объяснить  борозд физических.

Выбор за нами

Закутавшись в плед замороженной дымки,

Плетутся по улицам люди,

Их лица хранят хмурый след, фотоснимки,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.