Пролог
Я почувствовала неладное, как только переступила порог покоев императора.
Внутри словно все сжалось, и сердце забилось быстрее. Коридор за моей спиной, казалось, вдруг наполнился чем-то непонятным – грохот сапог, гул шагов, будто бы позади меня собралась вся армия.
Стражи было столько, что мне даже трудно было сосчитать. Их черные доспехи сверкали в тусклом освещении, и я слышала, как их сапоги глухо стучат по начищенному полу, разбудив зловещую тишину этого дворца.
Я остановилась, взглянула в один конец коридора, потом – в другой. Везде была стража. Их суровые лица, холодные взгляды и полная готовность создавали ощущение, будто это ловушка. И исход разговора уже ясен.
Раньше такого не было. Всё казалось спокойным, под контролем. А сейчас ситуация начала меня пугать до икоты.
Я взяла себя в руки и сделала еще шаг в покои императора.
Стражи молча закрыли за мной дверь, словно отрезая все мои пути к отступлению. Но сами остались в коридоре.
Внутри зазвучала тревожная мысль: «Ой, не к добру!»
Песец уже не крался. Нет. Он встал в полный рост и с топотом бежал мне навстречу, широко раскинув лапы.
Это была первая мысль, когда я увидела молодое лицо императора.
Его красивые, строгие черты, в которых, казалось, скрывался весь холод этого мира, таили явное недовольство. Взгляд его был тяжелым и безжалостным. Я чувствовала, как от этого темноволосого красавца исходит что-то вроде особой ауры, которая заставляет тебя преклониться перед его властью и величием.
Он смотрел на меня таким взглядом, что перед глазами замелькала вся моя жизнь – и в этом мире, и в том, в котором я жила прежде.
– Ой, не к добру! – промелькнуло в моей голове.
Император остановил на мне взгляд, а потом сдержанно произнес:
– Моя матушка опять жаловалась на вас.
Его голос был холоден, словно ледяной ветер:
Когда он разговаривает с тобой таким тоном, жди беды. Слабонервные слуги в этот момент пили настойку местной валерианы на спирту. И спирта при этом не жалели. Мне хватило двух дней в этом мире, чтобы понять, какой властью он обладает и насколько с ним шутки плохи.
Я понимала, что его величество Аладар Гельфрейх – человек, который устал до предела и не хочет разбираться, кто прав, кто виноват. Он просто хочет видеть порядок и спокойствие, даже если для этого придется применить силу.
Поэтому нужно быть очень осторожной в словах.
– Вы же понимаете, – робко начала я, собираясь с силами, – я…
– Я еще не договорил, – резко оборвал меня император, гневно сверкнув глазами.
Мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы не потерять самообладание.
Внутри я шептала себе: «Главное, не злить его!» – и старалась не дрожать всем телом.
Величественная поза, королевская осанка, которую он держал, вызывали невольное восхищение. Черные волосы спадали мягкими волнами на его широкие плечи, создавая поразительный контраст с белоснежным, сверкающим бриллиантами мундиром, украшенным орденами и знаками императорского отличия.
Он был восхитительно красив – той самой мужской красотой, в которой дивно сплелись величие и холод. Взгляд его был строгим, подавляющим волю, словно ему не страшны ни буря, ни шторм, ни восстание, ни мятеж.
Мне очень хотелось подойти ближе, коснуться его руки, чтобы хоть немного его успокоить, сказать, что я знаю, что делаю, что он не должен волноваться. Но я знала – это было недопустимо. Притяжение к нему – словно игра с огнем, которую я никогда не должна начинать.
Я вспомнила слова Фруассара, камердинера его императорского величества: «Сейчас в императорской семье – очень непростое время. Поговаривают, что готовится восстание! А болезнь императрицы – это всего лишь предлог! Молодым императором ужасно недовольны. Он не желает плясать ни под чью дудку. Он решает все сам. И это ужасно злит знатные семьи!».
Мои мысли прервал тихий, но тяжелый голос императора.
– Моя матушка только что сообщила мне, что ты пыталась ее убить, – произнес Аладар, и в его глазах мелькнула тень – смесь гнева и разочарования.
Дорогие мои читатели!
Каждый комментарий и каждый лайк дарят автору вдохновение продолжать эту невероятную историю! Он дарит автору крылья, чтобы побыстрее наброситься на проду и принести ее! С меня красивые иллюстрации и захватывающий сюжет. С вас комментарий и лайк)
Глава 1
Я сделала глубокий вдох, собираясь с силами, чтобы не дать дрожи пробиться в голос. Внутри я ощущала, как будто эта роскошная комната – последний оплот моего спокойствия, и любой мой жест, взгляд, слово могут стать для меня последними.
– Ваша матушка больна, – начала я, стараясь говорить ровно и уверенно. – Я здесь не для того, чтобы потакать ее капризам. Я здесь для того, чтобы лечить ее. Поставить на ноги.
Красавец-император нахмурился. Его лицо стало суровым, а брови сошлись на переносице. «Писец!» – промелькнуло в голове. «Я тут! Я тут!» – наяривал вокруг меня круги виртуальный полярный лис, как бы подчеркивая, что живой мне отсюда не уйти.
– Разве морить голодом – это лечение? – резко спросил Аладар, и в его голосе прозвучала опасная нотка. – Так могу лечить и я…
Боже, как зловеще это прозвучало! Внутри у меня зашевелилась тревога, и я почувствовала, как сердце забилось чаще. За эту неделю, которую я честно пытаюсь пережить, я научилась считывать его взгляды и жесты. Эти красивые губы, не дрогнув, выносили смертные приговоры, иногда даже с улыбкой. Мне казалось, что жестокости этому молодому императору не занимать. Он сам мог сдавать ее в аренду.
– Это специальная диета, разработанная… – начала я, мысленно ссылаясь на Бернштейна, – очень талантливым человеком… Целителем. Она помогает стабилизировать состояние больной, если соблюдать рекомендации: никаких сладостей, никаких углеводов… Если говорить проще, то ни хлеба, ни булочек, ни тостов, ни тортов, ни бисквитов – всё запрещено!
Император перебил меня, его взгляд стал еще более строгим.
– Это я уже слышал, – сказал он спокойно. – А руки ты ей зачем выкручиваешь? Она мне всё рассказала. Как ты пользуешься беспомощностью моей матушки, чтобы измываться над ней.
Я ощутила вокруг себя невидимые стены, будто невидимый груз давил на меня со всех сторон.
– Ну, давайте начнем с того, что долгое время ваша матушка лежала без движения, – терпеливо продолжила я. – Ее носили на руках, кормили с ложечки. И мышцы у нее атрофировались.
– Атро… что? – переспросил Аладар, его брови поднялись чуть выше.
– Ослабели. И теперь не выполняют своих функций, – быстро исправилась я, стараясь не разбрасываться незнакомыми словами в чужом подозрительном мире. – И поэтому я сгибаю и разгибаю ее руки, пальцы, стимулируя мышцы, чтобы они укреплялись. – А как ты это делаешь, раз она плачет, что у нее руки болят? – спросил император, и в его голосе звучала тревога, смешанная с подозрением.
– Они и будут болеть, пока мышцы не начнут работать, – спокойно, но с твердостью в голосе я продолжила. – Понимаете, мышцы настолько слабы, что ваша матушка не может сама согнуть пальцы. Это произошло потому, что её кормили с ложечки, – сделала я паузу, чтобы подчеркнуть важность слов, – но я уверена, что через неделю она сможет есть сама – ложкой, без помощи посторонних, и даже придерживать тарелку.
Я знала, что каждое его движение – это проявление абсолютной власти, которой никто не осмеливался оспаривать. Его власть была реальна, ощутима – и эта правда внушала мне одновременно и ужас, и трепет.
Голос императора вдруг стал более напряженным, его слова звучали как упрек, но в них слышалась тревога:
– Моя матушка говорит, что это ужасно больно! Что ты издеваешься над её беспомощным состоянием! – его голос меня пугал.
Глава 2
Я вздохнула, стараясь сохранить спокойствие.
– Обычному человеку это не больно. Больному, который отвык делать это сам, может показаться неприятно. Но это не смертельно. Разумеется, ни о какой острой, смертельной боли речи не идет. Я сразу предупредила её, чтобы она говорила, если ей неприятно, тогда я поменяю упражнения, – объяснила я, стараясь быть максимально деликатной. – Просто я хочу, чтобы она быстрее поправилась. Вот и все.
Молодой император ничего не ответил. Его лицо оставалось холодным, словно камень, но в глазах читались скрытая тревога и недоверие.
– Я могу показать на ком-то, – вдруг спросила я, ощущая отчаяние от ситуации и его тона. – Вы спросите, больно ли это или нет?
Где вездесущий Фруассар, который мне сейчас нужен! Обычно он вертится возле императора, а сейчас куда-то запропастился!
И тут произошло то, чего я никак не ожидала. Император протянул огромную руку, украшенную множеством золотых перстней, и жестко, словно приказывая, сказал:
– Показывай на мне.
Я подошла, аккуратно взяла его руку, чувствуя тепло и холод одновременно. Взгляд мой был полон внутреннего напряжения – я знала, что каждое движение имеет значение.
Я сгибать его пальцы – сначала один, потом другой, как это делаю обычно. Потом перешла на кисть. Мышцы – просто камень. Зажимы, зажимы, зажимы…
Я бросила взгляд на Аладара, понимая, что ему бы, по-хорошему, самому на кушетку и на массаж. Но предлагать такое не рискнула.
– Простите, – произнесла я, сглотнув. – Мне немного неудобно. Перстни нужно снять, – добавила я, глядя на тяжелые золотые перстни с крупными драгоценными камнями, – иначе могут возникнуть неприятные ощущения.
Я чувствовала, как в воздухе висит напряжение, словно сама комната сжалась вокруг нас. Внутри меня боролись страх и решимость: я должна сделать всё правильно, и в то же время – не потерять контроль над ситуацией.
Я увидела, как император медленно снимает кольца и выкладывает их на стол, чтобы снова протянуть мне большую красивую теплую руку.
Сильная рука была напряжена, а я чувствовала, что он этой рукой одним ударом стол проломит. Или даже стену.
«Расслабьте руку, – снова прошептала я, понимая, что от этого зависит моя жизнь. – Просто расслабьте её немного».
Я осторожно начала мягко массировать и делать простенькие упражнения. Рука немного подалась, но не полностью – я чувствовала, как напряжение и страх пробиваются сквозь каждое мое движение.
– Вот так, – сказала я, продолжая аккуратно работать. – А теперь другую руку.
Пока что до локтя мы ещё не дошли. Мы прорабатывали кисть.
– Сейчас будет немного дискомфортно, но вы скажете, когда боль отступит, – произнесла я так, как обычно говорила тем, кто приходил ко мне на восстанавливающий массаж. – Вы готовы. Потом станет легче двигать рукой.
Император кивнул.
Я нажала на напряженную мышцу и стала давить. На красивом лице императора не отразилось ни боли, ни страдания.
Минута, вторая…
Глава 3
Я подняла глаза на него, видя, что он смотрит на меня с удивлением. Кисть в моих руках сжалась, а потом расправилась.
– Ну легче же? – спросила я с улыбкой.
Я все еще держала его руку в своей ладони, ощущая тепло и слабость в пальцах, и почему-то ужасно не хотела её отпускать. Мне казалось, что как только я сделаю шаг назад, он скажет холодным голосом: «Стража!» – и начнется тот самый момент, когда всё станет безвозвратно.
– Да. Мне стало легче, – произнес император задумчиво, слегка нахмурившись, словно в размышлении о чем-то важном. В этот момент я поняла, что нужно вернуть ему его конечность, чтобы не навлечь гнев.
В роскошных покоях вдруг стало тихо. Я не осмелилась нарушить эту тишину, ожидая, что он скажет что-то еще. Внутри у меня уже кипели сотни мыслей – и о судьбе, и о казни.
Наконец, император заговорил, его голос был тихим, но твердым.
– Августа Сеннет, – произнес он, и его взгляд проникал прямо в меня, – моя матушка – самое дорогое, что у меня есть.
Я почувствовала, как сердце забилось чаще.
Я вспомнила, что между нами – огромная пропасть, расстояние, которое кажется непреодолимым. Но даже несмотря на это, внутри билось что-то странное чувство – не только страх, но и восхищение. Он держит в своих руках целую империю, и это казалось мне невероятным – такой молодой. Ну сколько ему на вид? Тридцать пять? Где-то так. А власть его уже безгранична!
– Если что-то случится с моей матушкой или ей станет хуже, – продолжал Аладар, его голос стал тихим, но насыщенным угрозой и решимостью, – ты знаешь, что я не кровожадный. Но если дело касается моей матушки – ты будешь наказана смертью. Надеюсь, я ясно выразился?
Я внутренне вздрогнула. Эти слова звучали как приговор, тяжелый, смертельный.
– Да, – быстро кивнула я, – только мне нужна ваша помощь. Ваша матушка меня совсем не слушает. Она хочет, чтобы я потакала всем ее капризам, кормила ее любимыми булочками с шоколадом, носила на балкон, читала ей книги, кормила с ложечки и не делала массаж. Но вы должны понять – это путь в один конец. Именно потакание ее слабости и капризам привело к тому, что сейчас она не может встать с постели, – мои слова прерывались, я постаралась говорить спокойно, – но если так продолжать, она больше никогда не встанет на ноги.
Я помолчала и добавила:
– Понимаете… Даже после того, как ваша матушка поправится, ей придется соблюдать диету. Всю жизнь. Иначе – ухудшение. Оно может произойти в любой момент.
Император внимательно слушал, его лицо оставалось спокойным, но в глазах – скрытая тень.
– Ты знаешь, что делаешь, – произнес он наконец. – Надеюсь, ты не ошибаешься.
Я выдохнула с облегчением, впервые за долгое время ощущая, что хоть чуть-чуть взяла ситуацию под контроль.
“Ох, эти родственники!” – пробормотала я про себя. – “Вместо того, чтобы не поддаваться на уговоры больного и довести лечение до конца, они начинают потакать капризам. А потом удивляются, почему всё становится только хуже. Врач всегда виноват: родственники жалуются, разрешают то, что нельзя, забывают о лекарствах. И когда наступает ухудшение, начинают кричать, виноват доктор!”
Я взглянула на императора, ощущая прилив решимости.
– Могу я идти? – спросила я, опасливо глядя на стражу за дверью.
Аладар кивнул.
– Да.
Я вздохнула с облегчением. Это был настоящий подвиг – пройти через этот разговор. Я уже почти поверила, что меня уволокут в тюрьму или – хуже – на казнь. А тут – всё обошлось!
Пока я собиралась уходить, вдруг услышала громкий требовательный стук в дверь покоев.
– Ваше императорское величество! – голос за дверью прозвучал испуганным.
Я сама вздрогнула, почувствовав тревогу, которая вдруг охватила меня. Я посмотрела на императора – его лицо резко изменилось, в глазах мелькнула тень опасности.
“Что-то случилось!” – пронеслось в моей голове.
– Войдите! – резко встал император, его голос стал твердым и решительным.
В дверь ворвался лекарь Абермарль – худощавый мужчина в возрасте, с худым узким и длинным лицом и водянистыми глазами, полными тревоги. Я про себя называла его Дуремаром, потому что в его методах было много сомнительного: зелья, пиявки, кровопускания и потакания капризам богатого пациента. За это пациенты его любили. Как только речь шла о потакании, лести и учтивости, он был мастером своего дела. Но как врач – откровенным шарлатаном!
Я вспомнила, как императрица настаивала, чтобы именно Дуремар занялся ее лечением. Но судьба распорядилась иначе: перст судьбы, украшенный драгоценностями, в тот злополучный день указал на меня.
– Ваша матушка… – начал Дуремар, его голос дрожал, а глаза расширены от страха, – она… умирает…
Глава 4
От новости я вздрогнула. Как? От чего? Я же все делала правильно! Я нигде не нарушила протокол! Неужели я ошиблась с диагнозом?
В такие моменты у меня холодели пальцы рук, а в голове начинал вращаться клубок слипшихся мыслей.
Конечно, ошибка была возможной, ведь здесь нет ни лаборатории, ни анализов крови, ни даже нет элементарных приборов для измерения сахара в крови, но у императрицы налицо все признаки диабета!
Неужели это не диабет? Тогда что это?
В этот момент император смерил меня взглядом.
Его глаза – словно острые клинки, пронзающие насквозь.
От этого взгляда у меня словно всё внутри сжалось, земля под ногами словно превратилась в мягкую вату, и ноги начали будто проваливаться. Сердце забилось учащённо, дыхание сбилось. Я почувствовала, как меня охватывает паника, и страх подступает к самому горлу, когда император резко встал с кресла.
“У меня нет никого дороже ее!” – в голове эхом пронеслись слова. – “Если что-то с ней случится…”.
Я хотела попросить его разрешения пойти к пациентке, помочь ей, попытаться выяснить, что случилось. Или хоть немного облегчить страдания. Но император опередил меня властным жестом.
Словно отталкивая, он поднял руку, приказывая страже схватить меня. Его взгляд – холодный, безжалостный, – будто он уже принял решение, и спорить тут бесполезно!
Дюжие молодчики из стражи обступили меня, явно будучи уверенными, что я дам деру.
Видимо, прецеденты уже были.
Потом двое молодцов взяли меня под руки и грубо повели вслед за его императором, величественно шагающему по коридору.
“А это, чтобы ты не взлетела!” – заметила я, чувствуя, что меня буквально волоком тащат следом, взяв под стражу со всех сторон.
Дуремар забегал то с одной стороны императора, то с другой, пытаясь всеми силами привлечь его внимание. Он яро осуждал мои методы лечения, косясь в мою сторону. Всеми силами Дуремар пытался показать свой профессионализм и сыпал направо и налево умными псевдомедицинскими терминами, которые, видимо, придумал сам для пущей солидности.
– А я говорил, что все так будет! Говорил! – убеждал Дуремар. – А я вас предупреждал, что такое лечение до добра не доведет! И как видите! Ваша матушка при смерти!
Дуремар зыркнул на меня, словно пытаясь глазами указать на виновника.
Лица императора в этот момент я не видела.
И даже не могла ответить на вопрос, хочу ли я его сейчас увидеть.
Тяжелая поступь словно отмеряла последние удары моего сердца.
Только на повороте я заглянула в побелевшее как полотно лицо в ореоле черных волос. В голове быстро сложилось два плюс два, и я поняла, что жить мне осталось совсем чуть-чуть.
Учтивые лакеи открыли перед императором роскошные двери, ведущие в покои императрицы-матушки, а в нос ударил знакомый запах ее сладких, пудровых духов, напоминающий о сладких пряниках.
Если на императора слуги смотрели с благоговением и страхом, то я ловила на себе взгляды: “Хорошо, хорошо, что не меня!”.
Внутри всё кипело – и одновременно я ощущала, как в моей душе рождается странное, почти зловещее спокойствие. Словно барахтаться нет смысла. Моя участь предрешена.
Первое, что мы услышали, когда вошли в обитые бархатом покои ее императорского величества, так это глухой стон.
– Матушка! – голос Аладара был таким обеспокоенным. Он тут же забыл о том, что он – император и бросился к матери.
Глава 5
Аладар встал на колени возле ее кровати, поднимая тонкую, красивой формы, ослабевшую руку моей пациентки.
– Матушка, что с тобой? – услышала я шепот, видя, как сын покрывает поцелуями ослабевшую руку матери.
– Ах… – простонала императрица.
Её голос угасал, словно последние искры пламени в камине. Её большие выразительные глаза были закрыты, а она бессильно лежала среди роскошных и поразительно мягких подушек, буквально утопая в них.
– Сынок… – едва слышно простонала она, повернув синие глаза, так поразительно похожие на глаза сына.
Эти слова Ее императорское величество Ингерина Гельфрейх прошептала, словно задыхаясь под тяжестью пуховых одеял. Она чуть-чуть повернула голову, скользнув взглядом по застывшей над ней фигуре сына.
– Мальчик… мой… – прошептала императрица, а потом простонала и поморщилась. – Мне так плохо… Я… умираю…
– Матушка, – слышала я задыхающийся голос императора.
Теперь я его не узнавала. На коленях перед постелью матери стоял не наводящий ужас император, а испуганный сын с дрожащими губами.
– Матушка…
Он резко повернулся к Дуремару. И взгляд его изменился. В глазах снова сверкнула сталь. Дуремар даже дернулся.
– Сделайте же что-то! – произнес император так резко, что дернулись даже стражники, которые меня держали. – Чего встали!
Теперь это было адресовано уже слугам. Те растерялись, не зная, куда бежать и что делать.
Огромная рука императора коснулась бледной щеки матери, а императрица снова простонала и всхлипнула.
– Матушка, – прошептал Аладар, пытаясь бережно повернуть красивое лицо к себе. – Где болит? Скажи мне… Не молчи…
– Ах! – простонала императрица, морщась от боли.
Император бросил второй взгляд на Дуремара. Чудо-лекарь тут же забегал глазами, но тут, видимо, вспомнил про какую-то настойку. И стал рыться в роскошной сумке, позвякивая флаконами.
– Сейчас, ваше императорское величество, – лепетал он. – Одну минутку… Тут где-то был у меня… Как раз на такой случай…
Я не верила в чудодейственные зелья, хотя в этом мире все строилось на магии. Меня так и подмывало поинтересоваться, а маг во время приготовления зелья руки с мылом мыл? А косынку надевал, чтобы волосы в котел не сыпались!
– Вот! – обрадовался Дуремар, протягивая маленький невзрачный флакон. – Держитесь, ваше императорское величество… Вот… Выпейте скорее!
Бледные губы разомкнулись, а императрица сделала глоток из поднесенного к ее губам горлышка. О, скольких усилий ей стоил этот глоток. Она даже закашлялась.
– Ммм… – простонала она, вдруг резко открывая глаза. – Ой… Мне сразу стало легче.
Ничего себе! Может, я ошибалась насчет магии?
– Спасибо, сын, – прошептала императрица, гладя большую руку императора. Судя по виду, ей стало намного лучше. – Спасибо, мой дорогой… Я уже видела призрак твоего отца вдалеке… Он был так же красив, как в день нашей свадьбы… И я рада, что вернулась… Я обещала ему заботиться о тебе… Ах… Я думала, что уже все… Я соблюдала эту ужасную диету… Думала, что мне станет легче… А потом у меня потемнело в глазах. Ты говорил, что диета поможет…
В этот момент она посмотрела на меня с таким укором, что я почувствовала себя мучителем.
– Ваше императорское величество, всегда рад служить! – поклонился Дуремар, качая головой. – Как видите, пациентке от лечения стало только хуже. Еще бы немного, и она бы умерла. Ее величество была на волосок от смерти. Хорошо, что вовремя под рукой оказалось нужное зелье… А теперь ей нужен покой. Думаю, вы сможете навестить ее вечером.
– Да, сынок, – прошептала Ингерина. – Оставь меня… Мне нужно время прийти в себя…
Император послушно поцеловал руку матери. Та прикрыла глаза и вздохнула.
– Выздоравливай, матушка, – произнес он с улыбкой.
– Ах, сыночек, посиди еще. Когда ты рядом, мне становится легче… – прошептала императрица, протягивая к нему руку. Сын поймал ее и улыбнулся.
Вместо ответа император поцеловал ее тонкие пальцы. И тут же теплота его взгляда испарилась, когда он перевел взгляд на меня.
– Казнить, – коротко произнес он, кивнув страже.