Тень Сент-Элери

Потеря

Аудитория пуста и напоминает комнату, которую давно не открывали.

На доске виднеется серый налёт старого мела, в воздухе висит сухой, терпкий запах, как от старых книг. Сквозь жалюзи пробивается мягкий свет, и в нём медленно тянутся вниз пылинки, будто кто-то опустил в воздух невидимую завесу.

Я сижу на последней парте, провожу пальцем по тонкой царапине на крышке стола. За окном гудит улица, но сюда шум доходит приглушённым, как разговор за стеной, и кажется, что мир за дверью чуть дальше, чем он есть на самом деле.

Резкий скрип петель разорвал тишину.

– Анна, – в проёме стоит секретарша из деканата. Худое, выцветшее лицо, плотно приглаженные к вискам волосы и острый, сухой голос. – Вас ждут.

Я встала, машинально поправила ремешок сумки и пошла за ней по длинному коридору. Шаги гулко отдаются в стенах, и в этом звуке была особая, неотвратимая окончательность.

В деканате пахнет кофейной гущей и приторными духами, и от этого запаха подступает тошнота.

За столом, окружённая ровными башнями папок, сидит бухгалтер. Очки сползли на кончик носа, спина идеально прямая, пальцы безостановочно перелистывают страницы.

– Оплата за семестр не поступила, – произносит она ровно, без тени злости или жалости, лишь пустота. – Мы отправляли уведомления.

Я киваю. Уведомления приходили. Они лежат в общаге, в ящике стола, как белые призраки, к которым я не решалась прикоснуться.

– Поймите, – говорит она, перелистывая ещё одну страницу, – мы не можем держать место за вами.

Эти слова вошли в меня холодным гвоздём. Не громко, не резко, но глубоко, так, что вытащить уже было невозможно. Где-то внутри меня что-то треснуло, как ветка, прогнувшаяся под тяжестью снега.

Я молча смотрю на стол, и вдруг замечаю: тонкая полоска меловой пыли на лакированной поверхности медленно потянулась ко мне, будто подхваченная незримым сквозняком. На миг показалось, что она складывается в букву, но бухгалтер подняла взгляд, и пыль осела, оставив лишь бледный след.

Всё. Дверь захлопнулась – и по ту сторону осталась моя мечта стать писателем.

В коридоре пахнет линолеумом и дешёвым моющим средством. У выхода стоит парень с конвертом – белый, плотный, с синей полосой по краю. Он мнёт уголок, как жвачку. – Очередь? – спрашивает он шёпотом, будто мы в храме. – Уже нет, – отвечаю.Он скользит по мне взглядом и на секунду задерживается на моих пустых руках. Конверт у него дрожит – или мне кажется.Из соседней двери выходит женщина в шарфе, громко смеётся в телефон: – Да-да, всё оплатим, не смеши, у нас дедлайн только в пятницу… Смеётся ещё и бросает на меня беглый взгляд, в котором нет ни злости, ни жалости – только желание пройти мимо. Я делаю шаг, и вдруг замечаю: тонкая линия пыли на дверной табличке «Бухгалтерия» тянется, складывается в косую букву «А», как в моём имени. Я моргаю – она рассыпается, будто её и не было. – Эй, подскажи, – парень с конвертом делает полшага ко мне, – это сюда оплачивать или в кассу? – Сюда, – говорю и двигаюсь дальше. – Удачи, – кидает он мне в спину, но звучит это так, будто он уже знает, что её не будет.

Длинные, пустые коридоры с выцветшими стенами, где краска облезла клочьями, а лампы моргают, как от усталости, тянутся бесконечно.

На улице сразу обдало холодом. Воздух влажный, с привкусом мокрого асфальта. Небо висит так низко, что кажется, будто оно готово упереться мне в макушку.

Я шагаю по узкой улице, утопая в гуле города. Машины шипят по лужам, чей-то смех пролетел над головами, глухой и далёкий. Всё звучит так, будто между мной и миром лежит толстое стекло.

Витрины отражают меня размыто, как в мутной воде. В одной из них я на секунду вижу себя – и что-то не совпадает: отражение задержалось на миг дольше, чем я шла. Я моргаю, и оно снова становится обычным.

Асфальт под ногами кажется мягче, чем должен быть, и я ловлю себя на том, что ступаю почти бесшумно – словно город заглушает мои шаги.

Ветер подхватил обрывок газеты, закружил и бросил под ноги. На первой полосе виднеется смазанное фото здания Академии и заголовок, который уже размыл дождь.

Я вспомнила тот день, когда впервые переступила порог Академии.

Дорога тянулась долго, и сердце колотилось так, будто хотело вырваться наружу. Сумки скрипят на колёсах, а воздух в автобусе пахнет пылью и бензином – запахом того, что оставляю позади, и того, что больше никогда не вернётся.

Дома осталась тишина, давящая на грудь. Я шла по коридору со старыми обоями, тусклым светом ламп и ощущением, что сейчас что-то треснет внутри меня. Мать стояла в дверях кухни, глаза её полны чего-то странного – боли, тревоги, предупреждения – и я не оборачиваюсь. Дом уменьшается, сжимается до размера игрушки, которая больше не нужна.

Академия же встретила меня взрывом света и запахов. Огромные двери открыты, и скользящий по мрамору свет играл на плитах. Воздух пах книгами, кофе и возможностями. Я сделала шаг внутрь и ощутила, как дыхание замерло, сердце словно выстреливало прямо в моей груди. Здесь был мой мир. Здесь нет чужих правил, чужих ожиданий, чужих теней. Здесь мечты не давят, а сбываются.

Каждый звук, каждый шорох – будто эхо далёкой жизни, а я поймала себя на улыбке, которая растекается по лицу сама. В груди – тепло, смешанное с трепетом и восторгом. Всё вокруг казалось ярче, крупнее, более настоящим. Здесь я могла быть собой, и, наконец, без оглядки, без страха, без чужих рук, тянущих назад. Я впервые почувствовала, что начинаю жить именно так, как мечтала.

А теперь я разбита на куски, которые не собираются обратно. Каждая мысль о будущем больно режет, каждое воспоминание давит. Я стою посреди своего мира, который когда-то казался мне огромным, и не знаю, куда идти и что делать.

Сердце словно застыло между страхом и пустотой. Всё, что было мечтой, растворилось, и я осталась одна с собственной ничтожностью.

Даже воздух кажется чужим, даже мысли – чужими. Я могу лишь стоять, смотреть на город, который продолжает жить, а я – нет.

Впереди маячит серое, кирпичное общежитие. Обычно оно кажется просто унылым, но сегодня в его тёмных окнах есть что-то настороженное, будто здание не знает, радоваться моему приходу или нет.

Дверь, как всегда, заела. Пришлось налечь плечом, и она нехотя распахнулась, выпустив тёплый, спертый воздух, вперемешку с приторным запахом – как карамель, которая начала подгорать.

В холле горит одна лампа, её свет колышется, словно в комнате дует ветер, хотя воздух неподвижен. Листок с расписанием дежурств тихо дрожит на гвоздике, хотя, опять же, никакого сквозняка. Из маленькой каморки у стойки высунулась комендантша – квадратные очки, вязаный жилет, на шее шнурок с ключами.

– Это про тебя мне приказ пришёл о выселении? – спрашивает она не вопросом, а приговором.

– Да, – отвечаю.

– Ключи не забудь сдать, – она раскрывает журнал, разгладила линейкой вздувшуюся страницу. – Полотенце где? То, где крестик стоит.

– В комнате, высохло, могу отнести.

– Некогда “могу”, надо “ уже несу”, – говорит и, наконец, поднимает на меня глаза. – И контейнер из холодильника вынеси, мы тут тебе не склад.

– Это не мой.

– Да мне плевать, – отрезает она и снова утыкается в журнал.

Я беру с полки ключи, на бирке чёрной ручкой написано “216”. Цифра “6” на секунду расправилась, вытянулась, как пружина, и стала “9”. Я моргнула – вернулась “6”.

– И шкаф протри, – добавила комендантша. – А то потом скажут, что я людей плохо выпускаю.

– Хорошо.

– Хорошо – это чтобы блестело, – говорит она и закрывает журнал, будто ставит точку в моей жизни.

Я поднимаюсь по лестнице, ступени едва заметно пружинят, и шаги кажутся не моими – слишком лёгкими, словно я иду по натянутой ткани. На втором этаже бесшумно промелькнул чёрный кот.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.