Вильнюс и Паланга: Отражение и Симфония

Вильнюс. Отражение Барбары

Вильнюс. Камни. Шелест старых стен.

Чей образ стынет в сумраке собора?

Барбары дух, в венке из алых пен,

Навек остался в сердце города-взора.

Раннее утро. Улочки старого города ещё спят, затянутые сизым туманом. Камни мостовой, отполированные веками, блестят от росы. В воздухе пахнет свежестью, сыростью и ещё чем-то неуловимо старинным. Прохор и Вера идут не спеша. Их шаги глухо отдаются в пустынных переулках.

Вот уже впереди показываются Острые ворота или Острая брама – один из символов и одна из главных достопримечательностей Вильнюса. Они были сооружены вместе со стеной, опоясывающей город в 1503 – 1522 годах. С южной стороны сохранилось пять круглых бойниц и ниша с фреской между ними, под карнизом голова Гермеса – бога торговли и счастливого случая, над ним герб Великого Княжества Литовского (ВКЛ), поддерживаемый двумя грифонами. С противоположной северной стороны находится часовня с образом Матери Божией Остробрамской.

– Знаешь, а возможно образ Божией Матери, согласно преданию, рисовали по заказу короля Польши и великого князя ВКЛ – Сигизмунга Августа с его любимой жены, королевы – Барбары Радзивилл.

– Я не слышал такого, напротив, читал про другие версии.

– Да, версий много, но эта очень древняя икона. Она почитается как католиками, так и православными.

Они поднялись на второй этаж. Прохор снял кепку, Вера накинула платок на голову. В столь ранний час у иконы никого не было – только благоговейный покой. Вера, сложив руки, опустилась на колени. Прохор встал рядом, слегка склонив голову. Остробрамская Божия Матерь смотрела на них сверху. Её лик нежен, но в глазах – глубина веков, мудрость и печаль. Икона относится к редкому типу изображения Богоматери без младенца на руках.

– Двухъярусная корона, – тихо замечает Прохор.

– Да, – шепчет Вера. – Нижняя корона символизирует владычество над Речью Посполитой, а верхняя – над Царством Небесным.

Свет лампады колеблется и, кажется, что взгляд Богородицы оживает, он становится то ласковым, то строгим. Будто она видит сквозь века: и королей, приходивших сюда с надеждами, и простых людей, изливавших перед ней свою скорбь.

А за окном, где-то там, в просвете улицы, Вильнюс постепенно просыпается. Но здесь, у Остробрамской, время будто замерло в безмолвной молитве, в вечном диалоге Души с Небом.

– Можно верить или не верить той легенде, но и внешне Остробрамская Божия Матерь похожа на образ королевы Барбары Радзивилл.

– Скорее всего, Верочка, что связь иконы с Барбарой Радзивилл – это поэтическая легенда, отражающая народную любовь к трагической королеве.

Многие жители старого Вильнюса утверждают, что видели, как ночью икона светится неземным светом, особенно в канун больших праздников. Легенды, переплетаясь с реальными историческими событиями, создают особый ореол святости вокруг Остробрамской иконы, делая ее одной из самых почитаемых святынь не только Литвы, но и всего христианского мира.

Барбара Радзивилл (1520–1551) – одна из самых романтических и трагических фигур в истории Великого Княжества Литовского. Её жизнь в Вильно была короткой, но яркой, оставившей след в истории и породившей множество легенд.

Барбара родилась в знаменитом роду Радзивиллов, получив блестящее образование: говорила на латыни, польском, литовском, немецком, разбиралась в политике и искусстве. Кроме того, её научили рисованию, танцам, игре на музыкальных инструментах, верховой езде. Барбара выделялась не только красотой, но и умом: интересовалась искусством и даже участвовала в дискуссиях с учёными.

В Вильно она часто бывала в Ратуше, где её отец, Юрий Радзивилл, занимал высокие посты.

В 1543 году на балу она познакомилась с будущим королём Речи Посполитой и Великим князем ВКЛ – Сигизмундом Августом. Их роман вспыхнул мгновенно. Сигизмунд без памяти влюбился и добился настоящей взаимной любви.

В 1547 году Сигизмунд Август с Барбарой Радзивилл тайно обвенчались в вильнюсском костёле Святого Яна.

Брак вызвал большой скандал: польские магнаты не признавали «простолюдинку» (хотя Радзивиллы были богаче многих королей). Они боялись ещё большего возвышения рода Радзивиллов над другими и не хотели королевы-литвинки, так как считали, что Великое Княжество Литовское может получить большие преимущества перед Королевством Польским

Королева Бона Сфорца (мать Сигизмунда) невзлюбила Барбару, считая её «выскочкой», и всё делала для того, чтобы её жизнь в королевском дворце в Кракове стала невыносимой.

В 1550 году, будучи уже королём, Сигизмунд Август II настоял на коронации Барбары Радзивилл.

Но шляхта по-прежнему насмехалась над её «литовским акцентом», а Бона Сфорца травила её, распуская всевозможные слухи.

Единственное место, где её любили – это был Вильнюс. Здесь она покровительствовала художникам и основала первую школу для девочек.

В 1551 году Барбара сильно заболела. Современные историки считают, что это мог быть рак или отравление ртутью (Бона подсылала к ней своих «лекарей»). Перед смертью она просила Сигизмунда Августа похоронить её в родном Вильно. Умерла королева 8 мая 1551 года в возрасте 30 лет, похоронена в кафедральном костеле Святого Станислава.

Барбара Радзивилл осталась в истории как символ запретной любви и жертва политических интриг.

– Пойдём, Верочка, прогуляемся по старому городу и непременно зайдем в костёл Святого Станислава и Святого Владислава, там есть часовня, где покоится прах королевы Барбары Радзивилл.

Конец августа в Вильнюсе ещё тёплый, но уже с лёгкой прохладой, предвещающей осень. Солнце мягко освещает старые улицы. Вера и Прохор только что вышли из Остробрамской часовни, где поклонились чудотворной иконе Божией Матери.

– Я заметила, как её глаза смотрят. Совсем как на портретах Барбары. Та же печаль, та же глубина, – задумчиво говорит Вера, ещё раз оглядываясь на ворота Острой Брамы.

– Ты так говоришь, будто лично знала её.

– Ну, если верить легендам, её душа до сих пор здесь, в Вильнюсе. Бродит по улице Литерату, ночью видят там ее тень.

Они идут по улице Аушрос Варту, Вера – чуть впереди, её светлое платье колышется в такт шагам, а Прохор, задумчивый, смотрит под ноги, где камни мостовой, гладкие от столетий, хранят следы тысяч ног. Где-то во дворике пахнет свежим хлебом и терпким запахом чабреца – кто-то заготавливает лечебные травы на зиму.

Над ними, в синеве неба, кружат ласточки – скоро они улетят, и их стремительные тени больше не будут скользить по фасадам. Ветер шевелит листья каштанов, и кое-где уже мелькают первые жёлтые пятна, будто невидимый художник случайно уронил кисть.

Из открытого окна второго этажа доносится тихая музыка – играют на пианино, неуверенно, с остановками. Может быть, ребёнок разучивает этюд. Где-то вдали смеются туристы, но их голоса теряются в переулке, растворяясь в шорохе листвы и глухом звоне колокола с костёльных часов.

Вера остановились у старой каменной скамьи, прижатой к стене дома. На ней выцарапаны даты – 1983, 1989, 2025.

– Наверное, это чьи-то памятные даты…

Город как будто дышит вокруг них – тихий, древний, знающий гораздо больше, чем говорит. Из соседнего кафе доносится аромат свежей выпечки.

– Вкусно пахнет корицей, – вдыхая воздух, говорит Прохор.

Вера кивает в сторону небольшой пекарни:

– А это «Sventinis», там, говорят, делают лучшие шакотис в городе, но мы этот тортик попробуем в другом месте.

На узкой улочке, словно стражи времени, стояли три храма – немые свидетели многовековой истории Вильнюса. Вера и Прохор замедлили шаг, ощущая, как меняется атмосфера вокруг каждого из них.

Одно из них – это Церковь Святой Троицы и Базилианский монастырь. Это один из старейших и наиболее значимых православных комплексов в Вильнюсе, имеющий богатую историю, связанную как с православием, так и с униатством. Это место не просто храм, а настоящий «слоёный пирог» истории, где каждая эпоха оставила в нём свой след.

Массивные барочные ворота с резными орнаментами встречали их первыми. Ворота украшены уникальными солнечными часами, которые показывают не только время, но и положение созвездий. Это одни из немногих сохранившихся солнечных часов в Вильнюсе, наряду с часами на костеле Святого Казимира и университетской обсерватории.

– Эти ворота – не просто украшение, – отметила Вера, замечая странные символы среди позолоченных завитков. – Возможно, здесь зашифрован алхимический код. Говорят, базилиане хранили в монастыре философский камень.

В отличие от шумного центра Вильнюса, здесь царила особая камерность. Двор монастыря, старые стены – все это переносит тебя в далёкое прошлое.

– Я читал, что в подземельях монастыря находилась знаменитая «мурья» – тюрьма для знатных особ, где в 1823 – 1824 годах содержались участники восстания филоматов, включая Адама Мицкевича, Иосифа Домейко.

– Адам Мицкевич даже описал этот монастырь в поэме «Дзяды» как место мистических видений и свиданий.

– «Сижу за решеткой в темнице сырой…»

– Да–да! Но – это Пушкин. А во дворе сохранился древний колодец XVI века, вода в котором, по легендам, приобретала целебные свойства в ночь на Ивана Купалу. В эту ночь вода обретает особые свойства: исцеляет болезни, даёт пророческие сны. Местные говорят, что если загадать желание у колодца в полночь, оно сбудется, но не всегда так, как ожидаешь.

– Наверное, немногие монастырские колодцы уцелели с тех времён.

– А этот живёт, хотя в нем нет уже воды, но он «видел» разные эпохи: расцвет униатства, царские репрессии, советское время и возрождение монастыря. А сейчас стал просто историческим артефактом.

В непосредственной близости от Базилианского монастыря и церкви Святой Троицы находится важный духовный центр православия в Литве – это православная церковь Святого духа и Свято-Духов монастырь, основанный в 1567 году.

Эти два монастыря, находящиеся буквально в нескольких минутах ходьбы друг от друга, представляют интересный контраст:

Базилианский – бывший униатский, с подземельями и мрачной славой.

Свято-Духов – всегда остававшийся православным, светлый и торжественный.

Интересно, что в XIX веке, когда Базилианский монастырь перешёл к православным, Свято-Духов монастырь стал главным духовным центром для верующих.

Церковь Святого духа – единственный православный храм в Литве, построенный в стиле виленского барокко. Свято-Духов монастырь – ещё и единственный в Литве действующий православный мужской монастырь. Здесь находится резиденция митрополита Виленского и Литовского. При монастыре работает духовная семинария.

Прохор с Верой зашли во внутрь. Тяжёлые дубовые двери с коваными петлями XVI века бесшумно закрылись за ними, отсекая шум городских улиц. Воздух внутри был густым от запаха ладана и старого дерева, а свет сотен восковых свечей отражался в позолоте иконостаса, создавая ощущение, будто они попали внутрь драгоценной шкатулки.

Интерьер отличается богатым пышным убранством XVIII века, главным акцентом является деревянный иконостас 1753 года. Он содержит 120 икон, расположенных в семь ярусов – это самый высокий иконостас в Литве.

На самом верху «Распятие» окружено херувимами, вырезанными из липы с такой тонкостью, что их крылья казались полупрозрачными.

– Здесь все иконы особенные. Говорят, монахи писали их, смешивая краски с миром от мощей.

Они подошли к шатру с мощами. Три серебряных раки, украшенные византийскими орнаментами, стояли под балдахином из парчи. Воздух здесь был сладковатым, как в старом лесу, где смола столетиями сочится из сосен.

– Антоний, Иоанн и Евстафий… Их мощи не тлеют уже пять веков. А вон тот ковчежец, – тихо проговорила Вера и указала на небольшой золотой реликварий в форме креста под стеклом. Внутри виднелся тёмный фрагмент дерева с едва заметными прожилками.

– Под шатром с мощами хранится частица Животворящего Креста, привезённая из Константинополя в 1570 году.

– Частица того самого Креста, – прошептал Прохор.

– Еще в крипте храма находится уникальный «плачущий» список Остробрамской иконы. И, по преданию, в 1812 году, когда французы вошли в Вильнюс, из глаз Богородицы потекли кровавые слёзы.

В этот момент, когда они шептались, из-за иконостаса вышел пожилой священник с длинной седой бородой и в выцветшей рясе.

– Я услышал ваш рассказ и мне понравилось, что вы пришли к мощам с чистыми помыслами, – сказал он, и его голос звучал так, будто доносился из глубины веков.

Вера лишь кивнула, не в силах найти слов.

– А как можно увидеть список с Остробрамской иконы, – осмелев, спросил Прохор.

– Крипта сейчас закрыта. Можно увидеть только во время крестных ходов, или на Купалье и ещё в день памяти виленских мучеников.

– Расскажите, пожалуйста, про эту икону? – попросила Вера.

– Икона написана на дубовой доске из того же дерева, что и оригинал в Острой Браме. В её оклад вмонтированы три камня с Голгофы, привезены были паломниками в XVII веке. По краям – выгравированные строки на старобелорусском языке: «А хто сьвятыню прадасьць – той сьлёз ня сьціраць» или «Кто святыню предаст – те слёз не утрут». Икона в крипте плачет не всегда. Можете спуститься и посмотреть. Для вас сегодня сделаю исключение.

С этими словами он указал на узкую каменную лестницу за алтарём, ведущую вниз. Когда они начали спускаться, оттуда потянуло сыростью подземелья, и свечи в руках затрепетали. Ступени под ногами были истёрты посередине.

Внизу их встретила полутьма. Тишину крипты нарушил лишь звук падающих капель. В дальнем углу крипты висела икона Остробрамской Богородицы, освещённая лишь одной лампадой.

И Вера ахнула – по лику Пречистой действительно стекали капли, оставляя на дереве тёмные следы.

Прохор шагнул ближе:

– Это… вода?

Вера осторожно коснулась одной капли и замерла, ее пальцы стали липкими. Она смотрела на свои пальцы, покрытые таинственной субстанцией. Липкая жидкость переливалась перламутровым блеском, словно содержала в себе микроскопические частицы металла.

– Это миро, – умиротворённо прошептала она, – но не простое…

Когда они вышли из церкви, воздух улицы ударил им в лицо свежестью после тяжёлой атмосферы крипты. Вера прижимала к лицу ладони, стараясь сохранить остатки липкого мира на пальцах – оно уже начало подсыхать, превращаясь в тонкую перламутровую плёнку.

Внезапно миро на руках Веры вспыхнуло голубоватым светом, и они одновременно ощутили лёгкий толчок под ногами – будто где-то глубоко под городом сдвинулась каменная плита. Последние капли мира на руке Веры пульсировали в такт их шагам, словно обратный отсчёт перед тем, что было спрятано веками.

Невдалеке они заметили ещё один из выдающихся памятников раннего барокко – это костёл Святой Терезы, построенный в 11650 году. Этот храм – важная часть историко-архитектурного ансамбля района, создающая удивительный контраст с православными и униатскими святынями. Построен костёл был на средства канцлера Великого Княжества Литовского Альбрехта Станислава Радзивилла для ордена босых кармелитов. Как и Базилианский монастырь, он сильно пострадал во время наполеоновской оккупации.

Фасад из разноцветного (чёрного, красного, белого) мрамора переливался в лучах солнца. В нише над входом скрыта «поющая» статуя святой Терезы – при определённом угле ветра она издаёт звук, похожий на голос ребёнка. Под алтарём находится «камень согласия» – по преданию, на нём примирились православные и католики после Брестской унии. В 1702 году шведы вывезли из костёла «золотую розу», подаренную папой Урбаном VIII, и её следы затерялись в Стокгольме. Здесь находится орган XVIII века с сохранившимися оригинальными трубами.

Вера провела пальцем по выцветшей резной розе на портале, где среди листьев проглядывали странные символы: змея, кусающая хвост, семиконечная звезда и цифры «1635». На портале вдруг засиял уроборос – луч заката попал точно в змеиный глаз.

– Это не просто храм, – прошептала Вера, разглядывая загадочные знаки. – Говорят, здесь где-то спрятан ключ от «Виленского эликсира» – удивительного рецепта, который искали все алхимики Речи Посполитой.

Кармелитский орден славился знаниями в травничестве. В монастырском саду выращивали редкие растения. Из них готовили «Трехгорный бальзам» – лечебный эликсир XVII века. При изготовлении использовали астрологические календари, например, посадку растений производили по фазам Луны. Поливали водой, настоянной на янтарной крошке. Выращивали редкие травы: такие как, балтийский янтарник, ныне исчезнувший вид полыни, виленский золотоцвет – это местная разновидность бессмертника, корень Витовта – легендарный аналог женьшеня и многие другие.

В 1812 году французы вывезли из монастыря, как «военную добычу», уникальный гербарий трав, составляющий бальзам. Рецепт лечебного эликсира затерялся во времени. Хотя, старое предание гласит, что последний флакон замурован в статуе Святой Терезы внутри костёла.

В саду кармелитов Вера сорвала небольшой листик золотоцвета, потёрла его в руках и подумала: «Кажется пахнет так, как в описаниях бальзама, сохраню в гербарии наших странствий».

Вот так пройдя пять веков на пятистах метрах, Вера с Прохором, словно на машине времени, перешагнули через разные эпохи виленской истории, где каждый камень шептал им свою тайну.

Они ступали по старой брусчатке, которая помнила стук посохов базилиан, когда те спешили на утреннюю молитву; звон шпор наполеоновских офицеров, грабивших монастырские подвалы; тихие шаги алхимиков, искавших в сумерках редкие травы для эликсира.

Вера с Прохором свернули на улицу Диджёйи или Большую Замковую – одну из самых старых в Вильнюсе. А за углом их встречал старый аптекарь с дубовой шкатулкой в руках и приговаривал: «Найдите эликсир. Он давно потерялся и смешался с пылью этих старых улиц».

Вера с Прохором остановились и удивлённо переглянулись. Аптекарь медленно открыл перед ними шкатулку. Внутри на бархатной подкладке лежали: засохший лист, осколок стекла от бутылочки и небольшой ключ.

– Здесь лежит главный ингредиент эликсира – это золотоцвет. Осколок от бутылочки еще помнит тот настоящий запах. А ключ – от дома, где Альберт Казимир варил свои зелья. Дом на Литерату, 5 – его бывшая алхимическая лаборатория, где пытались воссоздать эликсир, добавляя туда мечту и кровь дракона, – голос аптекаря внезапно стал твёрдым, как виленский булыжник.

– Мечту? – удивлённо спросила Вера.

– Мечта – это не метафора, – аптекарь внезапно сунул Вере в руку янтарную призму. – Это последний ингредиент. Тот, что хранится в…

– Где?

Вера не расслышала последних слов аптекаря, она зажала в руках шестигранник янтаря и вдруг почувствовала, что Вильнюс – и есть этот рецепт. Его воздух со смесью дыма костёльных свечей и осенних листьев; камни, в которых записаны истории шагов и тишина двориков – это и есть те самые главные ингредиенты, без которых не получится Виленский эликсир.

А шёпот аптекаря растворился в скрипе флюгера: «Ищите не состав, а след. Не эликсир, а тех, кто в него верил».

– Ох, уж эти тайны, – проговорила Вера, смотря в след исчезнувшего аптекаря.

– А зачем нам искать рецепт эликсира, Верочка?

– Потому что иногда сам поиск важнее находки.

Вера с Прохором неспешно шли вперёд, под ногами перекатывались крупные булыжники, отполированные временем до матового блеска. По бокам улицы – двух и трёх этажные здания в пастельных тонах, сохранившие в своём архитектурном облике черты почти всех стилей: готики, ренессанса, барокко, классицизма.

На перекрёстке трёх улиц они остановились.

– Так, всё-таки куда нам – налево, направо или прямо? – спросил Прохор.

– Прямо, – ответила Вера, беря Прохора под руку. И они пошли вперёд – туда, где пахло жареным миндалём и XVIII веком.

Первое, что впереди бросается в глаза – это Пятницкая церковь. Это был первый каменный христианский храм в городе. Церковь известна тем, что в ней в присутствии Петра I был отслужен молебен за победу над шведским королём Карлом XII во время Северной войны и в этом же храме царь крестил арапа Ганнибала, прадеда А.С. Пушкина. Сейчас церковь была закрыта.

– А вот Картинная галерея, – читает вывеску Вера. – Это бывший Дворец богатого и известного рода Ходкевичей. Теперь здесь экспонируются картины современных художников Литвы.

Вера с Прохором проходят мимо Дворца Паца – сейчас здесь находится Министерство юстиции Литовской Республики, построенное Михаилом Казимиром Пацем, который был основателем костёла Святых Петра и Павла. Во Дворце Паца останавливался король Ян Собеский, устраивались балы в честь императора Александра I, а затем Наполеона.

В соседнем отреставрированном здании открыт современный отель – он стилизован под историческую эпоху, но не имеет прямого отношения к оригинальному дворцу Паца.

Напротив Дворца – Никольская церковь с высокой колокольней.

– Давай сюда зайдем в следующий раз, у нас еще много дел.

– Тогда прочитаем об этом храме.

«Храм основан в 1340 году при великом князе Ольгерде для своей жены, православной княгини Марии Ярославны. В 2015 году археологи нашли замурованную комнату с фресками XV века – возможно, это была тайная часовня.

Здесь находится чудотворная икона Николы Дворищского (XIV век) – единственная в Литве икона, где святой изображён с мечом (символ защиты города).

В крипте похоронен князь Константин Острожский (1526 – 1608). Его череп бесследно исчез в 1944 году. Изначально три виленских мученика XVI века были похоронены здесь. Их мощи позже были перенесены в Свято-Духов монастырь.

На южной стене надпись 1583 года на старобелорусском: «Хто сюды прыйдзе – няхай помніць: сьвяты Мікола бароніць» («Кто сюда придёт – пусть помнит: святой Николай защищает»).

Церковь – единственное здание на этой улице, пережившее все войны без разрушений. Её колокольня (высота 49 м) до 1864 года была самым высоким сооружением в Вильнюсе».

– Здесь, что ни храм, то своя интересная история.

– А это что за магазин? – неожиданно Прохор показывает на вывеску.

– «Senųjų laikų knygos» – это антикварная лавка. Тут продают старинные книги, возможно, некоторые с печатями Радзивиллов.

– Может, зайдём сюда? – заинтересовался Прохор.

– А, давай! Ох, чувствую, что с пустыми руками нам отсюда не уйти.

Прохор толкает дубовую дверь с витражной вставкой – внутри пахнет воском, кожей и чем-то неуловимо древним.

Звонок над дверью зазвенел громко, как монастырский колокол. Из глубины магазина появляется хозяин – сухопарый старик в бархатном жилете, с лупой на серебряной цепочке.

– Sveiki atvykę? Чем могу помочь?

Вера проводит пальцем по корешкам фолиантов, стоящих на полке, слегка поднимая облачко пыли.

– Добрый день! Интересуемся историей Радзивиллов. А вы, наверное, потомок их рода? У вас даже жилетка с гербом «Трубы».

– Ваш интерес похвален, молодые люди.

– Если у вас вдруг найдётся что-то из радзивилловской коллекции, мы готовы выслушать историю, – добавил Прохор, прищурившись.

Хозяин неожиданно исчезает в глубине лавки, за занавеской из бисера, и возвращается с небольшим деревянным ларцом, покрытым тонкой паутиной трещин.

– Не для всех, конечно, – говорит он, понижая голос, – но раз уж вы спросили про Радзивиллов…

Ларец открывается с тихим щелчком. Внутри, на темно-бордовом бархате, лежит письмо – пожелтевший листок, сложенный вдвое. Чернила выцвели, но подписи внизу ещё различимы: «B.R.».

– Это письмо Барбары Радзивилл, – хозяин осторожно разворачивает его кончиками пальцев. – Найдено в тайнике одного вильнюсского дома… в стене.

– И что в нём? – сразу заинтересовалась Вера.

Хозяин читает, едва касаясь пергамента, словно боится, что слова вот-вот рассыплются.

– «Если бы ты знал, как я жду… Каждая стрелка этих часов – мой вздох. Поверни их к Вильне, и я услышу…»

Он резко обрывает чтение, будто сказал лишнее, и быстро закрывает крышку.

– Читайте дальше… Нам нужно это письмо, – твёрдым голосом заявляет Вера.

Хозяин замыкает ларец и медленно отодвигает его в сторону.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.