- -
- 100%
- +
Посреди зала танцевало всего несколько пар. Кузьма, не выпуская руки Анны, прошёл в центр и присоединился к танцующим. Его нисколько не смущало, что на них смотрят и переговариваются. Анна, сначала чувствовавшая себя неловко, наконец освоилась и смело вскинула руки на плечи партнёра. Музыка смолкла, но пары не расходились, и Кузьма тоже остался на месте, придерживая Анну за талию. Поставили новую пластинку, и они продолжили танцевать. Анна любила танцы, а в паре с Кузьмой это было просто замечательно. Он не топтался на месте, как многие парни, а уверенно вёл её за собой. А следом включили вальс. Анна так его любила, но танцевала только с девчонками, потому что мало кто из ребят хорошо танцевал вальс, а терпеть оттоптанные ноги она не хотела. Танцоры отошли к стенкам, осталось всего три пары, в том числе и Анна с Кузьмой. Она вздохнула, но в это время Кузьма поймал такт, и они плавно закружились по залу. Это было волшебно! С подругами Анна всегда была ведущей, и следовать за партнёром, подчиняясь его ритму, было так необычно, но так приятно. Она расслабилась, и полностью отдалась танцу. Они кружились в обе стороны, что даже мало кто из девчат может, и Анна была просто счастлива! Когда музыка смолкла, она взглянула на Кузьму. Он улыбался:
– Здорово танцуешь! Давно я не получал такого удовольствия. Вот видишь, одно у нас уже есть, ради чего стоит быть вместе.
Анна засмеялась:
– Ради танцев?
– А почему нет, это тоже много значит. Чувствуешь, как души наши сливаются, когда танцуем?
Она покраснела, и отвернулась. Но в это время снова заиграла музыка, Кузьма взял её за плечи, развернул и они снова начали танцевать. Время летело незаметно. В конце вечера на сцену поднялся гармонист, заиграл частушки, и началось весёлое соревнование, в котором Анне не было равных. Кузьма не пел, всегда отшучивался:
– Кому – то медведь на ухо наступил, а мне на горло.
Сам не пел, но слушать песни любил, а уж частушки тем более. И сейчас с гордостью следил за Анной, вместе со всеми хохотал от души над теми, что были на грани хулиганства, когда по рифме ожидаешь совсем другое слово. Конечно, перепеть её невозможно, то ли знает столько, то ли сочиняет на ходу. Вечер закончился, и молодёжь с шутками и смехом повалила из клуба.
Кузьма с Анной вышли в числе последних, он обнял её за плечи и повёл по направлению к общежитию. Не доходя, остановился в тени кустов, склонился. Анна хотела вырваться, возмутиться, но когда он взял её лицо в руки, замерла, таким нежным было это движение. Его губы коснулись век, скользнули по щеке, коснулись уголка губ. Поцелуи были лёгкими, губы неожиданно мягкими, ласковыми, и она расслабилась, впитывая эти незнакомые ощущения. А руки Кузьмы скользнули ей на шею, поглаживая, прошлись по плечам и коснулись груди. Анна вздрогнула, и отшатнулась. Всё очарование пропало.
– Ах, ты кобель! Потанцевал вечер, и всё, заполучил подружку!
Резко толкнув его в грудь, она бросилась бежать по улице. Добежав до общежития, села на бревно, возвращаться к девчонкам не хотелось. Слёзы обиды и злости наворачивались на глаза, и она сердито смахивала их. Ещё не хватало, чтобы кто – нибудь увидел её плачущей. И только успокоившись, пошла в комнату. Девчата уже спали. Анна легла, но в голове всё прокручивались события сегодняшнего вечера, и она не знала, что делать, права ли она? Но уж слишком быстро всё развивается. Она и сама ещё не знает, нравится ли ей Кузьма настолько, чтобы встречаться с ним, а за неё уже всё решено. Уснула, когда за окном светало.
Проснулась от девичьих смешков, звона ложечек в стакане. Кто – то уже принёс кипяток с вахты, второпях завтракали. Анна встала, быстро заправила кровать и тоже стала собираться.
– Как вы вчера танцевали, Аня, просто загляденье. Нравится тебе Кузьма?
– Не знаю, Катя, слишком быстро всё. Даже страшновато. Не знаю, что и делать.
– А ты сразу ему скажи, что с тобой гулять так не получится, что только если серьёзные у него намерения.
– Да какие же тут намерения, мы и не знаем друг друга толком. Один вечер только и были вместе, а я ему – женись на мне, что ли? Вот и не знаю, что делать. Опозориться – то перед всеми не хочется.
Позавтракали, всей гурьбой пошли к выходу. Выйдя на крыльцо, Анна сразу увидела Кузьму. Он подошёл, придержал её за руку. Подруги убежали вперёд, они пошли следом.
– За вчерашнее прости. Но я же мужик, тоже должна понимать.
– Да понимаю я. Но не по мне такие гуляния, давай уж оставим всё это. Девчонок много свободных, разведёнок тоже, гуляй на здоровье. Я домой рано или поздно вернусь, в деревню, а у нас с этим строго. Так что не получится у нас с тобой, Кузьма, ничего.
– Не будем загадывать. Запала ты мне в душу, сам себе удивляюсь. Я постараюсь себя в руках держать, что я, совсем уж без понятия. Наш цех ближе к столовой, я займу на тебя так же столик, имей в виду.
Анна кивнула. Дальше шли молча, каждый думал о своём. После проходной Кузьма напомнил о столовой, и разошлись по цехам. В обед вместе обедали, после смены вместе шли домой. Проводив до общежития, Кузьма ушёл к себе, но к девяти вечера вернулся. Сидел на знакомом бревне, курил, ждал Анну и думал. Чем она его так зацепила, и сам не знал, но отступать не собирался. Снова танцевали, после клуба проводил. На прощание поцеловал, и быстро ушёл. И так изо дня в день. Но время прощаний всё более затягивалось, поцелуи становились всё смелее, ласки всё настойчивей, вот только самого сокровенного местечка Кузьма так и не коснулся. Здесь был твёрдый запрет, и он подчинился. Все вокруг уже понимали, что дело идёт к свадьбе. Близилось Восьмое марта.
– Ань, а ты любишь Кузьму? – с любопытством спросила как – то утром Катя, подсаживаясь к ней на кровать.
– Наверное, люблю. Приятно мне с ним, легко. А вот то, что голову не теряю, лишнего не позволяю, правильно это? Любовь ли? Сама об этом думаю последнее время. А какая она, любовь, откуда я знаю. Он мне и опомниться не дал, сразу прилепился, не оторвать. А может, так и надо? Сказал, что поженимся. И боюсь, Катя, и жду. А чего жду, и сама не знаю. Какая она, семейная жизнь, чего ожидать от него. Ведь уходил почему – то от жён. Шутка ли, шесть раз женат был. Поэтому и осторожничаю, наверное, боюсь довериться. Вот и не получается полюбить так, как в книжках пишут. А может, и нет её, такой любви, как в книжках? Чтобы и горела вся, и пылала от страсти, и с ума сходила? – Анна захохотала, повалила Катю на кровать, а сама вскочила и побежала умываться.
Начало марта. В Забайкалье, как и Сибири, ещё лежит снег, хотя солнце пригревает по – весеннему. Празднование Восьмого марта прошло весело. Накрыли с девчонками стол, пригласили и Кузьму. Тот пришёл с тортом и с маленьким подарком, красиво завёрнутым в цветную бумагу. Разлили по стаканам вино, и Кузьма встал. Развернул бумагу, открыл маленькую продолговатую коробочку и взял в руки небольшие золотые часики:
– Девушки, я вас всех поздравляю с вашим Женским праздником. Но хочу обратиться к Анне. Аня, я хочу, чтобы эти часы отсчитывали время нашей долгой счастливой совместной жизни. Ты ведь согласна стать моей женой?
– Как женой? – растерянно спросила Анна, – Мне же только в сентябре 18 лет.
– Ань, я поговорил с секретарём сельсовета, он подсказал, как можно раньше расписаться. Ну, нет уже моих сил ходить вокруг да около! Не могу я без тебя. Если всё получится, выйдешь за меня?
– Выйду, – в смятении прошептала Анна.
Кузьма шагнул к ней, застегнул на запястье браслетик часов, и крепко обнял. Следом бросились её обнимать подружки, поздравляя с началом новой жизни. Посидели очень хорошо, настроение у всех было приподнятое .
На следующий день ближе к обеду в цех вошёл Кузьма, прошёл к Анне.
– Нас в профком вызывают, пойдём.
– Вместе в профком? А что случилось?
– Да вот случилось, – рассмеялся Кузьма, – Пожениться кто – то решил, вот и вызывают.
Председатель профкома от души поздравила их с предстоящим событием. Поинтересовалась, когда планируют расписаться.
– Да сегодня после обеда и сходим, – ответил Кузьма, – Я уже договорился с начальником цеха, Анну тоже отпустят, я думаю.
– Замечательно, ещё раз поздравляю. А вызвала я вас вот по какому вопросу – свободного жилья у нас на комбинате сейчас нет, вы это знаете. Но комнату в семейном общежитии мы вам выделили. Ключи от комнаты сегодня у вахтёра заберите.
Они поблагодарили, и вышли. Кузьма обнял Анну за плечи, коротко прижал, заглянул в ошеломлённые глаза:
– Ты рада?
– Наверное. Всё так закрутилось, что мне даже страшно. Страшно, что от меня сейчас ничего не зависит, всё решается без моего участия.
– Милая моя, но так и должно быть. Привыкай, что теперь у тебя есть муж, который и должен решать все вопросы. Это разве плохо?
– Не знаю. Наверное, хорошо, просто я так не привыкла. А как же ты всё это решил?
– Да поговорил у нас в медпункте, попросил справку, что ты беременна.
Анна испуганно ахнула, но Кузьма успокоил: -
– Не переживай, все всё понимают, не мы первые справку такую берём, чтобы пожениться. Её просто в сельсовете подошьют в дело, кто это проверять будет. Поговори сейчас со своим начальником цеха. После обеда сразу из столовой и пойдём. Мой отпустил меня до завтра. Может, и тебя отпустят, что уж возвращаться на час всего, а то и меньше.
– Я поговорю, – Анна высвободилась из его объятий, и побежала в цех.
Конечно, Анну отпустили. Начальник цеха поздравил, поинтересовался насчёт жилья. Узнав, что им выделили комнату в семейном общежитии, довольно кивнул:
– Правильно. Новый дом только собираются закладывать, глядишь, и вы в нём квартирку получите. Если ребёночек к тому времени родится.
Анна покраснела, и начальник засмеялся:
– Дело житейское, что уж тут краснеть, какая же семья без детишек. Ну, беги, жених заждался уже, наверное.
Сходили за паспортами, и в сельсовет. Секретарь помогла написать заявление, зарегистрировала их, поставила штамп в паспорта. Выйдя на крыльцо, Кузьма обнял Анну за плечи, коротко прижал к себе:
– Ну вот мы и муж с женой. Пойдём за ключами от комнаты?
Анна кивнула. Было немного не по себе. Они сейчас заберут ключи, пойдут в комнату. И что дальше? Они теперь муж и жена, больше отказывать причины нет. А если он сразу на неё набросится?
Вахтёрша взяла ключи, и пошла впереди них показывать комнату. Открыла дверь и ключи протянула Кузьме:
– Располагайтесь, молодёжь. Это теперь надолго ваш дом.
Анна вслед за Кузьмой перешагнула порог. Стандартная комната – круглый стол, шифоньер, комод. И кровать. Не узкая кровать, как в их общежитии, а двуспальная, заправленная пикейным покрывалом. Кузьма подошёл к двери, закрыл её на крючок:
– Аня, ты не бойся. Это в первый раз вам больно. Сейчас все на работе, вахтёрша далеко, мы одни в общежитии. А ночью все дома, стенки сама знаешь, какие. Лучше уж сейчас.
Анна кивнула, стараясь не показать испуга. Кузьма расправил постель, взбил подушки, скинул туфли:
– Иди ко мне.
Анна подошла, села рядом. Кузьма взял её за подбородок, приподнял лицо и стал осыпать лёгкими поцелуями, поглаживая шею, плечи, временами скользя по груди. Эти ласки и поцелуи были для Анны уже привычными, и она постепенно расслабилась. Обняла Кузьму за шею, прижалась, полностью доверяя себя. И он понял. Продолжая ласкать, расстегнул пуговки платья, опустил его до пояса, коснулся обнажённой груди. Анна вздрогнула и издала слабый полувздох – полувслип. И Кузьма быстро встал, не отпуская её, стянул и откинул в сторону платье, торопливо разделся. Снова обнял, и они опустились на кровать. Ласки становились всё настойчивей, запретных зон больше не было, и Анна с готовностью подчинялась всем его движениям, получая удовольствие от того, что с нею происходило. Даже короткая острая боль не испугала её, она слабо охнула, на миг сжала ноги, но тут же доверчиво раскрылась навстречу движениям мужа.
Когда всё закончилось, Кузьма перевернулся на спину, не выпуская её из объятий:
– Какая же ты сладкая. Так бы и не выпускал тебя из кровати.
Анна в ответ прижалась к нему, обхватив руками, целуя в шею, в подбородок.
Зажили они хорошо, дружно. Утром вместе на комбинат, вечером торопились домой. Казалось, не могли насытиться друг другом. Анна в полной мере узнала, что такое счастливая семейная жизнь. В клуб ходили редко, им было хорошо вдвоём.
В июле несколько человек, в том числе Кузьму, отправили в Читу получить машины для комбината. В один из вечеров Анна решила навестить подруг, с которыми виделась теперь только в заводской столовой. Кузьма был против того, чтобы она дружила с незамужними девчонками. Пили чай, болтали обо всём и не могли наговориться. Пришла пора уходить, и Анне даже грустно стало. Оказывается, ей так не хватает общения со сверстницами. Когда проходила мимо вахты, тётя Люба окликнула её:
– Совсем забыла про нас, девонька. Хорошо с Кузьмой живёте?
– Хорошо, тётя Люба, – вспыхнула от смущения Анна.
– Ну, вот и хорошо. Смотрю, на сносях ты. Когда срок – то?
– Какой срок? – растерялась Анна
Тётя Люба вышла к ней:
– Да ты что, моя милая! Не знаешь, что ребёночка ждёшь? Посмотри на фигуру свою, на лицо. Пигментные пятна, мальчишка будет, значит! Когда последние женские дни были?
– В марте мы поженились, в апреле были. Я и не подумала. Это что, я ребёночка жду?
Тетя Люба расхохоталась: -
– Ну ты, девица, даёшь. Тебе что, никто не объяснял? А муж твой слепой, что ли?
Анна порывисто обняла вахтёршу, и выскочила из общежития. Шла домой, и не верилось, что внутри неё зреет новая жизнь, что она станет мамой. Вот и оправдалась справка, что Кузьма взял. Ей в сентябре только 18 лет исполнится, а она беременна. Обрадует Кузьму, когда он приедет.
Кузьма приехал на следующий день рано утром, она ещё была в постели. Быстро разделся, и к ней под бочок:
– Ох, и соскучился я! Неделю дома не был.
Он начал ласкать её, и Анна привычно отзывалась, обнимая и целуя его. Позже Кузьма сонно пробормотал:
– Всю ночь ехали, торопились домой. Хорошо, что выходной, не надо рано вставать. Ты не уходи, так с тобой уютно. Пополнела от семейной жизни, грудь такая аппетитная стала.
И мирно засопел. Анна вздохнула. Ладно, новость немного подождёт, не будить же его, такого уставшего. Устроилась у него под боком, и вскоре тоже задремала.
Когда проснулась, Кузьма ещё крепко спал. Осторожно выбралась из постели, пошла на общую кухню. Чистила картошку, а мысли были только о том, как она скажет Кузьме и что услышит в ответ, как он примет эту новость, обрадуется ли. Когда картошка сварилась, заглянула в комнату – Кузьма уже не спал, но ещё не встал с постели. Улыбнулась ему с порога:
– Поднимайся, сейчас есть будем.
Принесла картошку, отварное мясо, зелень с небольшого огородика. Сели за стол. Кузьма с аппетитом ел, Анна же только картошку брала, да луком заедала, мяса не хотелось. Как начать разговор, не знала.
– Чайник то поставила?
– Ой, забыла! – она вскочила и убежала на кухню.
Когда вернулась с горячим чайником, Кузьма ещё сидел за столом. Налила чай, присела.
– Что – то ты на себя не похожая. Рассказывай, что тут без меня было.
– Кузя, я ребёночка жду, – и рассмеялась, – Ну вот, готовилась – готовилась, как расскажу тебе, и бухнула разом.
Кузьма вскочил со стула: -
– Вот это новость! Вот это ты меня встретила! В медпункте была?
– Да нет. Я и не думала, мне тётя Люба сказала. Завтра схожу.
На следующий день фельдшер подтвердила беременность, срок посчитала в феврале месяце. Кузьма все эти месяцы относился к Анне бережно, поглаживал растущий животик, ловил движения малыша ладонью. Анна была счастлива. 27 февраля 1936 года родился сын, назвали Виктором. Кузьма на руках готов был Анну носить за сына. Закончились 56 дней послеродовых, и Виктора устроили в детские ясли, Анна вышла на работу.
Утром нужно приготовить завтрак, покормить Виктора, унести в ясли, и бегом на работу. В обед бегом в столовую, кормящих мамочек пропускают без очереди, и в ясли покормить сына. После работы за Виктором, домой кормить Кузьму, да и самой перекусить. Пеленки стирать, сушить, гладить. И так с утра до ночи. В постель падает без сил. Зубки когда резались, вообще забыла, что такое сон. Виктор плачет, и она вместе с ним от бессилия, что помочь не может. И не заметила даже, когда же Кузьма отдаляться начал. Что давно уж не трогает её, и не замечала, до этого ли. Наоборот, благодарна была. Думала, бережёт её. Весь мир сузился до маленького человечка, который подрастал рядом. Кузьма несколько раз предлагал отдать сына в круглосуточные ясли, но Анна не могла согласиться. Шутка ли, в выходные дни только своего ребёнка видеть. Да и не брали в круглосуточные ясли от кормящих матерей, сначала от груди надо отлучить. Нет, на это Анна не могла решиться. Кормила его грудью почти до двух лет и отдала в круглосуточный садик, только когда Виктору исполнилось три года. Посреди недели мамочкам приходить не разрешали, зачем тревожить детей. Виктор рос спокойным, уравновешенным, в садике его любили и он быстро освоился. Анна вздохнула свободнее, начала приходить в себя. Тут и заметила, что неладно у них с Кузьмой. Попыталась поговорить, и была просто ошарашена его ответом:
– А ты что хотела, я же мужик. А от тебя толку нет ни днём, ни ночью.
Что делать? Уходить, но куда? Да и как же семью порушить, сына без отца оставить. Попыталась наладить отношения, во – всём угождала, ночью сама стала ласкать мужа. А он делал своё дело, не заботясь об её чувствах и отворачивался к стенке. Быстро засыпал, а она лежала рядом без сна, глотая слёзы. Летом Анна поняла, что снова беременна. Новость эту восприняла без радости, положение её ещё больше усложнялось. Кузьме и говорить ничего не стала. Когда живот заметно подрос, и сам заметил.
– Что, снова брюхатая? – спросил он равнодушно, и ушёл. В эту ночь в первый раз домой не вернулся, утром пришёл переодеться и позавтракать.
– Что же ты делаешь, Кузьма? Что же позоришь меня перед всеми?
В ответ он ударил её по лицу:
– Повякай мне ещё, – и ушёл.
Анна подошла к зеркалу – из рассечённой губы шла кровь. Умылась, смывая кровь и слёзы. Больше ни о чём мужа не спрашивала.
Кузьма жил, не обращая на Анну внимания. За любую оплошность стал бить – не приготовила во- время поесть, не убрала со стола, не так заправила постель, да мало ли причин. Анна молчала, не плакала, не просила пощады, только живот руками закрывала. Дни бежали похожие друг на друга- работа, безрадостный дом, из которого ушло тепло. Даже к побоям привыкла, лицо только закрывала, а то стыдно перед людьми. Только и отдушина – выходные дни с сыном. Кузьма в эти дни домой не появлялся, и они полностью были предоставлены сами себе. Гуляли, качались на качелях, а вечером Анна готовила что-нибудь вкусненькое. Приближалось время декретного отпуска. Не выдержав, Анна написала письмо домой, излила душу. Ответ пришёл через месяц.
Глава 3
На выходные Кузьма, как всегда, из дома ушёл. Пришёл в понедельник утром перед работой. Подходя к общежитию, увидел окна своей комнаты тёмными.
– Вот шалава! Дрыхнет без задних ног.
Распаляясь всё больше, быстро шёл по коридору, уже представляя себе, как скинет её с кровати, как врежет по этому ненавистному застывшему лицу. Что за баба! Сколько ни бей, молчит. Рывком распахнул дверь, включил свет. В комнате никого не было. Ничего не понимая, огляделся. И сына нет. На кухню за собой потащила? Кипя от злобы, пошёл на кухню. У плиты стояла соседка, готовила завтрак.
– Не знаешь, где мои?
– Так в субботу ещё уехали.
– Что? Куда уехали? Ты что несёшь?
Соседка пожала плечами:
– Откуда же я знаю, куда уехали. Подальше от тебя.
Кузьма вернулся в комнату, осмотрелся. Никакой записки. Свои вещи не все забрала, и детские почти все на месте. Может, решила его проучить, и куда – то ненадолго отправилась? Вот только куда?
Прошёл месяц, второй. Кузьма терялся в догадках. Расспрашивать людей было стыдно, засмеют. Что за мужик, если баба от него на сносях да с маленьким ребёнком сбежала. Ходил на работу, возвращался в пустую комнату. Привык за эти годы к отлаженной семейной жизни, и никак не мог войти в колею. Неужели в свою деревню поехала, в такую даль беременная, да с малышом на руках? Время смутное, отпуска никому не давали, стране нужно было золото. Он и соваться с просьбой об отпуске не стал, кто даст. Как-то встретил во дворе комбината кадровичку, спросил об Анне. Та удивлённо взглянула на него:
– Она же, как только ушла в декрет, написала заявление на увольнение. Сказала, что в деревне хочет родить возле матери, та поможет. Ей подписали, всё равно какая из неё работница, двое маленьких детей.
Кузьма молча пошёл в цех.
Глава 4
Анна до своей деревни добиралась неделю. На билеты она накопила, и на еду тоже, понемножку на всём экономя. Но Виктор постоянно хотел есть. Добрые люди в дороге подкармливали. И с подводой от Харика повезло, мужик сына к поезду привозил. Узнав, что она дочка Ивана Борисова, вызвался до самого дома довезти.
Увидев Анну во дворе, мать выбежала на крыльцо, плача от радости. Отец тоже вышел, сдержанно обнял, прижал на мгновение к себе:
– Ничего, Нюра. Проживём.
И потекли спокойные дни. Хлопотала с матерью по дому, управлялась со скотиной. Виктор перестал бояться, а то и ему частенько от отца подзатыльник прилетал. Дед же Иван никогда не кричал, не ругался, рядом с ним было хорошо. 10 марта 1940 года родилась дочь, назвали Клавой. Рядом на Третьем отделении создали совхоз, и Анна сразу пошла туда, на трактористку выучилась быстро. Жили в бараке на три семьи, но в тесноте, да не в обиде. В совхозе платили зарплату, в колхозе же только трудодни. Родители занимались детьми, хозяйством, а Анна работала. В посевную с трактора не слезала, иногда и ночевала в поле, чтобы с рассветом снова за рычаги. А в уборочную и вовсе о доме забывала. Время такое – день год кормит, зимой отдохнёт. Трактор у неё был колёсный СТЗ- 15/30, без крыши, полностью железный, даже сиденье железное.
В марте 1941 Клаве исполнился год, у деда с бабкой была она любимицей, на их руках с рождения. Вите пять лет – спокойный, безотказный. Если обидит кто, тихонько поплачет в уголке, но жаловаться не пойдёт.
В этом году весна выдалась поздняя, слякотная. Анна выматывалась, с трудом выполняя норму. В конце июня наконец – то установилась погода, все бригады ночевать оставались в поле, закончить бы с посевной. Анна шла уже последний круг, когда увидела вдали всадника. Тот мчал во весь опор к стану, рубаха надулась пузырём от ветра. Спешился возле навеса, к нему подошла повариха. Издали было видно, что вести он принёс нехорошие, слышны были крики, все спешили к нему. Но Анна закончила круг, и только тогда подъехала к толпе. Новость буквально оглушила – война! 22 июня 1941 года в 4 часа утра фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз. Объявлена мобилизация, все мужики от 18 до 35 лет должны явиться в военкомат. За неделю деревни опустели, отголосили бабы, провожая кто мужей, кто сыновей на фронт. А земля ждать не будет, каждый день дорог. В совхозе трактористов не осталось, многие добровольцами ушли. Анна если и раньше во время посевной дневала и ночевала в поле, то теперь и подавно. Да ещё обучать нужно новичков – непризывные мужики, да и бабы пришли в совхоз. Как – то её ученица пришла пораньше, и со смехом рассказала о случае в совхозной бане. Мальчишки все почти имели гузку – коровий хвост заканчивается кисточкой, и при забое кисточку эту отдавали мальчишкам. Те привязывали к кисточке верёвочку и играли с гузкой. Была такая и у Вити – рыжая. Было ему 6 лет, с мужиками париться невмоготу, и бабушка брала его с собой в женский день. Топили совхозную баню каждую субботу, и многие ходили в неё в целях экономии своих дров. И вот моет бабушка Витю, а тут заходит в мойку доярка Таня, молодая девушка. Виктор увидел её, и громко говорит:
– У Таньки кунка как моя гузка.
Бабы захохотали, а Таня начала ругаться и требовать, чтобы бабушка не водила мальчишку больше. А та в ответ: -
– Ну конечно! Из-за твоей кунки парнишка у меня грязный ходить будет.
Таня развернулась, и ушла из бани, а бабы долго ещё посмеивались.
Уже ночью Анна пошла домой, поговорила с родителями, чтобы дед мыл Витю и отдавал бабушке. Сходила и к Тане, извинилась за сына перед заплаканной девушкой и пообещала, что больше его водить не будут.
Глубокой осенью Иван привёз из Харика новость – к весне гусеничные тракторы в совхозы пригонят, открывают курсы. Анна пошла к директору совхоза. Тот заартачился сначала из – за маленьких детей, но что делать, мужиков то почти не осталось. А те, что остались, какие из них трактористы. Дал направление. После Нового года поехала на курсы, учили их по ускоренной программе. Больше учили ремонтным работам, сами должны были приводить свою технику в порядок. Какие трактора пригонят, никто не знал. Весной 1943 года пришли тракторы, но такие старые. Анна получила свой, и включилась в пахоту. Бессменно на её тракторе трепыхался красный флажок, угнаться за ней не могли. Так прошёл 1943 год, пришла посевная 1944 – го. Весна выдалась слякотная, а пахать надо. Уставала Анна за смену, да и трактор ломаться начал. На всю округу один кузнец остался, да и то потому, что одноглазый, на фронт не взяли. Чтобы запчасть выковать, ему молотобоец нужен, и Анна вставала к наковальне, махала кувалдой. До того выматывалась, что снова перестала домой ездить ночевать, спала у трактора, а с первыми лучами солнца за рычаги, норму нужно выполнять. Виктору исполнилось уже восемь лет, приносил ей поесть в поле, а Клаву неделями не видела. В субботу топили баньку, и тут уж она душу отводила – парилась, отмывалась, и после бани сразу засыпала. Утром чуть свет вставала, мать уже ждала с горячим завтраком. Ела наспех, брала с собой картошку в мундире, огурцы, и в поле. Как – то в конце недели то ли день выдался неудачный, то ли усталость так придавила, но за день несколько раз Анна просто вырубалась, засыпала прямо на ходу. Останавливала трактор, спрыгивала на пашню и спала какое – то время. Наступил вечер, темнело, но Анна решила сделать ещё круг, и тогда уж отдыхать. Прошла больше половины круга, и задремала. Когда трактор сильно тряхнуло, не поняла даже, что случилось. Спрыгнула, и застыла, не в силах поверить в случившееся. Она наехала на бочку с керосином, и раздавила её. Почти полная бочка. Вредительство! Тюрьма!





