Прости меня, доченька

Бывало ли у вас ощущение, что в семье, где вы родились, вы чужой? Словно случайный гость или подкидыш. И приходится бороться за самое главное… За мамину любовь.

Вы пытаетесь понять, разобраться… Но пазл никак не складывается. Что же я делаю не так? И зачем я здесь"

Так думает каждый, пока ничего не предвещает беды.

– Ма-а-а-а-ама. Ма-а-а-а-а-ама, – закричала мама сквозь сон.

 Когда я открыла глаза и поднялась, ее кровать пустовала. Куда-то всматриваясь, она стояла у окна, на кухне.

– Ма-а-ам, что случалось? – в густом полумраке я осторожно подошла к ней. Мама не отвечала.

Взяв за руку, я потянула ее в спальню. Она присела на кровать, но не легла. Я долго спрашивала, что случилось. Она молчала, словно не слышала. Только под утро, когда светало, она прилегла, и, обняв ее, я уснула на краешке кровати.

 Утром мама рассказывала папе, что снился страшный сон. В нем она оступилась и провалилась в глубокую черную пропасть. Так весной 1977 года начались мамины бессонные ночи.

Мама, раньше здоровая, красивая женщина, выглядела задумчивой и ко всему безразличной. Очень похудела, и одежда на ней обвисла. Меня пугали ее круги под глазами и запавшие щеки. Она часто обнимала Катю – младшую сестру и, отворачиваясь, тихонько плакала. Я думала, что обидел папа, но он уже давно приходил домой трезвым и не скандалил.

Такой же она была пять лет назад, когда папа решил оставить нас и уйти к другой женщине. Тогда ее рыдания заставляли плакать всех. Я очень ее жалела, обнимала и убеждала, что справимся без него. Вскоре тяжело заболела сестра, и мама надолго уехала с ней в больницу. Папа вернулся и остался с нами. Так семья не распалась. Сейчас же мама прятала слезы и нас сторонилась, а с папой тихонько о чем-то шепталась. Так продолжалось больше месяца.

Сестре недавно исполнилось семь лет. Она росла слабой и болезненной. С рождения мама не отпускала ее от себя, а после того, как попала в больницу, панически боялась любой простуды. Мы же с братом Сашкой росли крепкими и самостоятельными. Благодаря упрямым характерам часто ссорились и ни в чем друг другу не уступали. Мама нагружала нас домашней работой, но это не мешало найти нам причину и время для драк.

Однажды, в воскресенье, мы с братом резвились на улице с друзьями. Мальчишки под его руководством спрятались под сиренью и, после недолгого обсуждения, помчались в наш палисадник. Через минуту с забора все шестеро взбирались на огромную березу. Заметив это, я побежала к ним.

– А ну, уйди-и-и-и! Слазь! – приказал Саша, как только увидел меня на нижней ветке.

– И не поду-у-умаю, – прокричала в ответ я, но поняла, что брат настроен воинственно. Я всегда играла с мальчиками. Вот и сейчас мне очень хотелось карабкаться за ними, но путь был прегражден.

– Сейчас сле-е-е-езу… Прибью, – он осторожно спускался.

– Не прибьёшь. Мама дома. Я все-е-е-е расскажу, – угрожающе повысила голос я. Мне понравилось рассматривать местность с высоты.

Брат толкал меня ногой, пытаясь заставить спуститься. Я упиралась. Держась за ветку, хватала его за штанину и дергала вниз в надежде, что он отстанет от меня. Он злился.

В какой-то момент его рука соскользнула, и он повис на суку, зацепившись рубашкой. Ткань разорвалась, и брат свалился на кучу хвороста под деревом. Мне нужно было убегать. Брат стонал, но поднимался.

В доме я оказалась первой. Саша вскочил следом и остановился у порога. Весь красный, в ссадинах и в порванной одежде, он сжимал кулаки. От его злого взгляда мне хотелось спрятаться. Я стала рядом с мамой.

– Здесь мой стул, моя кукла, – Катя потеснила меня дальше, к маме. Я знала, что от мамы отходить нельзя, ведь только ее присутствие сдерживает брата от драки. Я стала щемиться к ней под руку.

– Хорошо, что вы пришли, – мама стояла у стола, не поднимая на нас глаз. Брат махал кулаком в мою сторону и сжимал зубы. – Мне нужно вам кое-что сказать… Я завтра еду в больницу.

 Мы с братом замерли. Он разжал кулаки и опустил руки. Мое тело наполнялось оцепенением. Так уже было, когда мама уезжала с сестрой. Я помнила то одиночество, холод и незащищенность. Мы с Сашей ждали их днями, выбегая к каждому прибывающему автобусу. И хотя папа готовил еду, помогал с уборкой по дому и покупал сладости, вечером мы засыпали в слезах. Мы очень скучали.

 На следующий день, собираясь, мама убеждала, что едет ненадолго, но сама выглядела грустной и растерянной. Отведя меня на кухню, она подала кошелек.

– Здесь деньги. На них нужно будет купить школьную форму. Ты большая… Ты сможешь… Мы же всегда вместе все покупали, – мама сказала почти шепотом, но эти слова меня напугали, ведь до школы оставалось два месяца. Я не хотела соглашаться с мыслью, что мама не вернется к первому сентября.

– А ты…?

– Это на всякий случай, – она опустила глаза, а затем потянула меня к себе, сильно прижала и заплакала. Я изо всех сил сдерживала слезы. По телу пробегала дрожь, и руки немели, сжимая кошелек. Вырвавшись из ее объятий, я убежала в спальню.

Папа суетился в соседней комнате, помогая складывать сумку. Сестра настаивала, что дома без мамы не останется. Она плакала, кричала и, вцепившись в мамину юбку, ходила следом. От этого мы с братом спрятались в другой комнате и расплакались, закрываясь подушками на своих диванах.

Вскоре пришла бабушка и, в истерике оторвав сестру от мамы, унесла ее к себе домой. Мы с Сашей пошли проводить маму до остановки.

Мама и папа шли впереди. Мы мельтешили следом. Папа нес небольшую сумку. По его подтянутой, стройной осанке можно было сказать, что это молодой, спортивный парень. Рядом шла худая, сутулая, плохо одетая женщина – моя мама. Казалось, ее плечи несли невидимый груз. Светило солнце, мы с братом были легко одеты, а мама пряталась в длинном темном платье. Ее костлявые, бледные кулачки выглядывали из-под широких рукавов. Тяжело дыша, она старалась идти быстро. Мы спешили, чтобы не опоздать на автобус.

– Мам, я буду писать письма, – тихо, сквозь слезы, сказала я, когда она обняла меня и расплакалась. Мне очень хотелось ее утешить. Брат прильнул к ней и долго не отпускал. Он всхлипывал, крепко уткнувшись лицом в мамино плечо. Случайные прохожие останавливались, бросали в нашу сторону взгляды и перешептывались.

– Там нет адреса. Мы будем иногда заказывать переговоры. Маму позовут, – поспешно заговорил папа и потянул маму за руку. Автобус подъезжал. – Пойдем. Нужно ехать.

 Как только автобус тронулся, мы с Сашей умчались домой, спрятались друг от друга и разрыдались. В тот день не выходили на улицу. Катя осталась ночевать у бабушки. Саша уснул на маминой кровати, а я, закрыв все окна и двери на защелки, обняла кошку Василису и немного успокоилась. Я лежала в темноте, и случайные звуки меня не пугали, как это было раньше. Теперь меня пугали только тревожные мысли о том, что мама не вернется. От этого, не переставая текли слезы, и вскоре мне пришлось перевернуть подушку. Я старалась вспомнить случаи, когда обижала маму. Чувствовала, что виновата, ведь наши драки с братом злили ее. Она могла нас успокоить только ремнем. Конечно, больше доставалось брату. Ему было тринадцать, старше меня на два года, а значит, и сильнее. Теперь я была готова терпеть все его понукания. Только бы мама вернулась. Впервые, неосознанно, я обратилась к Богу.

– Боженька, пусть мама быстрее вернется! Пожалуйста! Боженька, не забирай ее у меня! – шептали губы.

В школах в то время запрещалось посещать церкви и отмечать религиозные праздники. Я, как староста класса, на Пасху должна была следить, чтобы на второй день никто не приносил крашеные яйца и куличи. Их приносили все и прятали в партах. Это походило на игру, которая могла нам обернуться школьным собранием. На нем таких ребят выводили на сцену и называли темными, недоразвитыми сектантами. Этого клейма мы боялись.

В ту ночь я чувствовала себя потерянной, заблудившейся в непроходимом лесу. Меня душили страх, слезы, холод и одиночество. Я искала выход. Чтобы брат не услышал, я ушла на кухню, за штору у печки. Там, в темноте, смогла плакать и молиться. Вспомнила один давний эпизод.

Это произошло за два года до маминой болезни. Воскресенье. Я одна в чисто убранной комнате. В руках пяльцы. Я вышиваю яркий букет цветов. Такое у нас домашнее задание по трудам. В комнату входит бабушка и замирает в возмущении.

– Ты что делаешь?

– Вышиваю! – я радостно сорвалась с места, чтобы показать свое рукоделие.

– Не смей сегодня шить! Большой праздник! – закричала она и оттолкнула меня.

Она всегда казалась молчаливой и злой. В тот день я еще больше в этом убедилась. Мне захотелось сказать, что она плохая. Но…

– А что вы мне сделаете? Я хочу и буду шить, – таким был мой ответ.

– Не смей! Сегодня нельзя. Бог накажет тебя! – она кричала.

– Бог? Нет никакого Бога. Нам в школе все рассказали, – наступала я с ухмылкой.

– Не сме-е-ей так говорить! – ее лицо стало красным.

– А что он мне сделает? – я рассмеялась. Ее лицо окрасилось в багряный цвет. Руки тряслись. – Вы, наверное, в школу не ходили. Вот и …

Она швырнула из сумки охапку изношенной детской одежды, которую забирала, чтобы пришить заплатки.

– Вот ваше дранье! Не-е-ехристи! – закричала бабушка и быстро пошла к выходу.

Хлопок закрывающейся двери прозвучал, как оглушительный взрыв. Как прямой удар молнии, он оставил подо мной выгоревшую яму. Я схватилась руками за голову и оглянулась на раскиданное тряпье. По телу шел дребезжащий гул.

Сейчас я была в таком же состоянии, в темноте, словно в той яме, на пепелище. Вокруг меня, на многие километры, никого. Чувствую запах гари. От холода по ногам и спине пробегает дрожь… Я молюсь.

– Боженька, пожалуйста, верни маму! Боженька, если ты есть… Если ты есть… Пусть она вернется! – я, сидя у печки, то умолкала, то плакала. Всю ночь. До рассвета.

Так моя жизнь перевернулась. Что-то главное сломалось, остановилось. Мне казалось, с меня сняли кожу и холод, и боль, и одиночество подступали со всех сторон. Что будет дальше?

В то время онкологическое заболевание в моей далекой белорусской деревне имело только одно название – рак. Это был третий случай на весь наш большой поселок. Первые два уже давно унесли жизни женщин. Но тогда я не знала, что эта болезнь сродни катастрофе. Катастрофа только надвигалась. Она вырвет меня из потока повседневности, швырнет за невидимую дверь в клетку, где смерть будет смотреть мне в глаза. Тогда я пойму, что та прошлая жизнь со всеми мелочами и недостатками – и есть счастье.

Соседи обходили наш дом стороной. Ребята, которые всегда собирались у нашего двора по вечерам, теперь резвились на другой улице. Мы с братом не понимали, почему. А когда через неделю к нам пришли люди в белых халатах и попросили выйти из дома для дезинфекции его от рака, то и папины родственники исчезли надолго.

Папа приехал поникший и хмурый. Он сел на кухне за стол и облокотился на руки. Мы окружили его, чтобы узнать, как дела у мамы и когда она вернется. Он прятал усталое, осунувшееся лицо. Шло время. Я потянула Катю к себе, чтобы увести, но она подошла к папе и попыталась вскарабкаться к нему на руки. Он усадил ее на колени и обнял. Второй рукой снова закрылся. В тот день ничего не сказал, просидев до глубокой ночи.

Никто из нас не обиделся. Неразговорчивый, простой деревенский мужчина, он всегда много работал на кирпичном заводе. К тому же родители недавно начали строить новый дом. Им приходилось рано утром уходить и возвращаться поздно. Папа часто оставался на две смены. Так они копили деньги на строительство.

Первую неделю папа оставался дома с нами, а затем вернулся к работе, как обычно. Поскольку домашнее хозяйство было большим, у каждого, кроме Кати, обязанности увеличились. Благодаря этому дни не казались длинными. Мы с Сашей помогали друг другу и никогда не ругались. Лишь изредка, когда он видел слезы в моих глазах, строго приказывал успокоиться. У меня не получалось. В ответ он бросал работу и убегал. Я знала, что тоже расплакался. Катя везде ходила за мной и играла с куклой, которую купила мама перед отъездом. Так она когда-то ходила за мамой. Я понимала, что мне нужно вести себя как мама. Это было не трудно, ведь с детства я носилась с ней.

Спустя месяц папа поехал в больницу и взял с собой Катю. Мы ждали их два дня. Надеялись, что с ними вернется мама, но этого не случилось. После первой операции ее не отпустили. Предстояло еще облучение и курс химиотерапии. Так сообщил папа по приезде. Как маленький воробушек, Катя еще больше стала жаться ко мне, словно пряталась от нависшей над ней опасности.

 Папа за это время осунулся, похудел и стал очень задумчивым. С нами не разговаривал, а когда приходила бабушка, его мама, он срывался на крик, злился на нее и уходил из дома. Мы не понимали, что происходит; только после таких вспышек гнева он возвращался под утро пьяным.

 Началась уборка урожая. Бабушка, всегда строгая, помогала нам, не позволяя отвлекаться. Тяжелый труд изматывал. Мы должны были выкопать и перенести в погреб горы картошки, выбрать и связать в венки лук, засолить огурцы и помидоры в бочки, то же сделать с яблоками, сорвать фасоль и очистить для просушки, сварить варенье, выбрать свеклу и морковь. Домашние дела и заготовки не заканчивались до зимы. Это будет осенью, а пока…

Август. Пришло время купить школьную форму. Папа и бабушка не стали этим заниматься. Я должна была справиться сама. Помню этот день, как вчера. Я взяла сестру за руку и повела в магазин. Наблюдая за нами, люди отходили подальше. Я привыкла к этому и уже научилась держаться отстраненно. Я знала, что они боятся заразиться. В то время считали, что рак передается, как простуда.

Денег хватило только на покупки для сестры, но зато она была полностью готова к школе. Мы с Сашей решили, что наша одежда с прошлого года еще сгодится. Вот только зимняя обувь оказалась мне мала, но я знала, что мама приедет и купит новые. Папиной зарплаты хватало только на хлеб и корм для скота, который нужно было закупать впрок.

Первое сентября. Теплый солнечный день. Я веду сестру в школу. Она в белом переднике, белых воротничках на школьном платье, белых колготках и черных туфельках, с большими белыми бантами. В руках – букет георгин. Брат давно убежал вперед. Я чувствую себя не ученицей пятого класса, а мамой – строгой и заботливой мамой.

Самая маленькая по росту в своем классе, я вдруг стала большой и взрослой. В этот день мое детство исчезло, растворилось, словно его никогда не было. Я больше не была ребенком. Одна часть меня была занята чувством огромной ответственности, собранности, стремления выжить и дождаться маму. Она вытесняла вторую, которая плакала, теряя опору и защиту.

 Школа выстроилась на линейке. Я подвела сестру к первоклашкам и передала руку ее первой учительнице.

– Значит, мама не приехала? – тихо спросила она, склонившись ко мне. Я покачала головой.

Учительница осторожно прижала сестру к себе, но та ухватила меня за руку:

– Не уходи!

– Хорошо, – прошептала я и посмотрела на людей, стоявших позади будущих учеников. Кивнула в их сторону. – Я буду там.

Устроившись в шеренгу взрослых женщин, я не отводила глаз от сестры. Она успокоилась. Рядом кто-то начал шушукаться и всхлипывать, но я не разворачивалась. Знала, что могу заплакать, но жалеть себя нельзя, и моих слез никто не должен был видеть. И только тогда, когда пригласили первоклашек выйти на площадь, в центр линейки, я шмыгнула к своим. Там меня ждала моя подружка. Она потеснила стоявших рядом. Мы крепко обнялись, и я почувствовала, что этого мне очень не хватало. Кто-то отдернул подружку. Это была ее мама. Она что-то долго и строго говорила ей в сторонке. Подружка вернулась расстроенной, но незаметно протянула руку, и мы сцепились мизинчиками.

– Почему мама ругалась? – тихо спросила я. Подружка на секунду задумалась, а потом выпалила:

– У нас новый директор. Посмотри. Очень строгий… На нас смотрит.

За столом с красной бархатной скатертью стоял высокий хмурый мужчина и из-под лба смотрел в нашу сторону. Я крепко сжала руку подружки. Мы обе улыбнулись… Школьные будни, с того дня, будут для меня спасением от тоски.

 Вскоре пришло письмо от мамы. Писала, что ей сделали вторую операцию, но домой не отпустят. Она объясняла, почему, но это было непонятно и неважно. Я очень скучала по ней.

 Мы стали мало разговаривать с братом. Наши глаза всегда были красными, а лица опухшими. Встречаясь взглядом, мы расходились подальше друг от друга, чтобы не расплакаться. Катя постоянно ныла, что очень скучает, особенно когда видела, как за малышами в школу приходят их мамы. Учительница обнимала ее и обещала, что ее мама скоро вернется. Катя, раньше своенравная и требовательная, стала тихой и пугливой. Она часто забиралась под стол, чтобы спрятаться за длинной скатертью, и тихонько плакала. Я оставляла все дела, брала одеяло и подушки и ползла к ней. Там мы строили новый домик.

– Катька, знаешь? – я осторожно отвлекала ее. – Скоро приедет мама, и мы отправимся в путешествие к тете Тоне. Там живет наш дедушка и две сестрички. Дедушка смастерил новую лодку. Голубую. Мы поплывем на ней по озеру, что рядом с их домом. Там плавают белые лебеди. Ты ведь никогда не видела этих птиц?! Они будут кружить вокруг нас, а мы – кормить их хлебушком. Будут брать его с ладошки… Вокруг озера много цветов. А под длинными веточками густых ив есть разноцветные домики. Лебеди в них прячутся по ночам… А потом мы поедем на море. Мама говорила, что оно огромное, бо-о-ольше озера!

 Катя успокаивалась, каждый раз требуя продолжения. Хотя я старалась изменить и продолжить рассказ, про море не могла придумать ничего. Я обещала, что дальше расскажет мама.

Папа часто задерживался на работе и вскоре перестал приходить ночевать. Страх усилился, когда мы с Сашей решили, что он тоже заболел. Рассказали бабушке, но она убеждала, что с ним ничего не случилось.

– Так где же он? – требовательно спросил брат. – Нам тяжело самим кормить хозяйство и успевать в школу.

– Не знаю. Идите, ищите, – оборвала бабушка. – Выдержите. Ему тоже с вами тяжело.

Мы не могли его искать: было много забот. Утром топили печь, кормили домашнюю живность, стирали, мыли, убирали и готовились к урокам. С такими переменами пришлось смириться, хотя мы не могли догадаться, чем это может закончиться. Знали: главное – чтобы мама вернулась.

Я поднималась в пять часов утра, растапливала печь, варила картошку в больших чугунах для свиней и домашней птицы, готовила завтрак. Саша справлялся в сарае: доил корову, кормил животных и убегал в школу. Завтракала только Катя. Я не могла вести ее в школу голодной, а нам с братом не хватало времени на это.

 На пороге школы меня встречала подружка, и часто мы бежали к умывальникам. Она помогала мне оттереть сажу с лица, шеи и рук.

В школе очень вкусно готовили обеды. Может, мне тогда так казалось? Они стоили недорого, но платить было нечем. Дежурный, помечая в тетрадке, каждый день собирал деньги перед обедом, и все шли в столовую. Там уже были накрыты столы.

 Первую неделю я оставалась в классе, когда все уходили кушать. По школе разносились ароматы горохового супа или щей, которые мне нравились. Запахи жареной рыбы или рыбных котлет заставляли сглатывать слюнки. К концу дня болел желудок и голова, но к тому времени я уже научилась терпеть голод. Однажды в пустой класс вошел Саша и раскрыл ладонь:

– Вот три копейки, это на стакан чая и кусок хлеба. Иди поешь.

– Ты где их взял? – насторожилась я, но монета уже была у меня в руке. Я испугалась. А вдруг брат где-нибудь украл?

– Не важно, – он быстро вышел из класса.

Я помню, как повар поглядывала на свою коллегу, когда наливала мне чай. Испуг на ее лице сменился удивлением. Когда я отвела взгляд в сторону, она ушла. Кусочек хлеба я взяла сама из огромной кучи на подносе. Зал был пуст. Я присела за ближайший столик и отвернулась от входа и поваров. Ржаной, кисловатый хлеб был черствым, но я съела его весь и запила теплым сладким чаем. Чувство голода ушло, но желудок продолжал болеть.

На следующей неделе моя учительница сказала, что я должна обедать вместе со всеми. Я отказывалась, зная, что Саша и Катя голодные, и не могла кушать без них.

– Обедать будете все, – словно догадавшись, добавила она. – Не волнуйся. Мама вернется и оплатит.

С того дня в столовой ко мне подходил брат и контролировал, чтобы я доедала все. Это он делал и с сестрой. Та часто отказывалась, и учительница садилась с ней рядом и кормила.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.