Наваждение выше закона

- -
- 100%
- +
– Рот свой закрой! – я не выдерживаю, срываюсь и начинаю кричать. – Ты о сыне нашим говоришь!
Бросилась бы на него, но из спальни раздается тихий плач сына.
Разбудила? Я потеряла контроль и испугала малютку? Коря себя, хватаю ртом воздух.
– Я всего лишь правду сказал. А ты своей реакцией подтверждаешь мои слова – заводишься с пол-оборота и кидаешься на людей.
– А кто тут люди? Ты, что ли? – с моих губ срывается нервный смешок. – Обезьяна ты облезлая, а не мужик!
Бросив бутылочку на кухонную столешницу, я уже собираюсь уйти, но муж перехватывает мое запястье и грубо разворачивает к себе лицом.
Мы смотрим друг другу в глаза всего лишь мгновение, но я успеваю за это время понять всё, что нужно. Любви между нами больше нет. Есть он – урод, и я дура с разбитым сердцем.
Какой же идиоткой была, думая, что на поведении Ильи просто стресс сказался.
Господи, да он же мне вчера прямым текстом сказал, куда идти собирается, а я… Я в глубине души не поверила. Его поведение сюром казалось, разве может кто-то в здравом уме предупреждать о таком?
По его лицу скользит тень раздражения: взгляд темнеет, ноздри трепещут, челюсти плотно сжаты, а кадык часто дергается. Он смотрит на меня и молчит, чем жутко бесит.
– Отпусти, – проговариваю уже более сдержанно и пытаюсь освободить руку. Илья не отпускает.
Уцелевшим краем сознания улавливаю плач сыночка, который с каждой секундой становится громче. Он меня и отрезвляет. Эмоции долбят, бьют наотмашь, требуют освобождения, но я одергиваю себя. Какой бы ни была бравада, умом я понимаю – Илья сильнее, и бросать на него с моей стороны будет глупо.
У Никитушки кроме меня, как оказалось нет никого, и значит я должна заботиться не только о нем, но и о себе.
– Пусти! Я к сыну пойду, – дергаю руку, но вместо освобождения лишь боль ощущаю.
Покачав головой, Илья усмехается:
– И не скажешь мне больше ничего?
Не понимаю, куда он клонит.
Верно распознав мое замешательство, он добавляет:
– Если ты хорошо меня попросишь, я останусь с тобой.
– Что? – шепчу, не веря своим ушам. – Ты думаешь, я за потасканный мужской половой орган буду держаться? – толкаю его в грудь свободной ладонью. – Да пошел ты к черту, упырь! И Нику с собой забери!
Упоминаю подругу, и по языку растекается желчь.
В глубине души ещё тлеет огонек надежды. Я хочу верить, что подруга сможет мне доказать, что слова Ильи – ложь.
В конце концов они на дух друг друга не переваривали. Здоровались и то напряженно, когда она в гости к нам изредка приходила.
Я поэтому предпочитала видеться с ней на нейтральной территории, чтобы после посиделок не слушать многочасовые ворчания мужа.
А тут переспали оказывается…
– Ну как знаешь, Ириш. Смотри только не пожалей в скором времени.
Он отпускает мою руку, и я едва ли не падаю на пол. Ноги слабеют, становясь ватными.
Сама не понимаю, как добираюсь до спальни, где мой сыночек уже вовсю разрывается в громком плаче. Как никогда остро верю в то, что детки чувствуют материнскую боль.
Ненавижу Илью всем сердцем за то, что мучает он не только меня, но и сына.
– Солнышко, мы с тобой обязательно справимся.
Взяв крошку на ручки, целую его сморщенный лобик. Бережно прижимаю к себе, точно зная, что сделаю для него всё возможное и невозможное, только бы сын был счастлив.
Сыночек смотрит на меня своими огромными чистыми глазками, убеждая, что смысл жизни всё ещё не потерян.
Минут через сорок хлопает входная дверь.
Поняв, что мы с Ником остались в квартире одни, иду на кухню за мусорными пакетами. Вернувшись в спальню, начинаю сгребать с полок вещи мужа и запихивать их по мешкам.
Глотая потоки слез, действую на автомате.
И духу его в моей квартире не будет!
Прерываюсь в тот момент, когда раздается звонок в дверь. Это странно, ведь мы никого не ждали в гости.
Глава 5
Открыв дверь, пялюсь на подругу во все глаза и поверить не могу в происходящее. Занятно… Вот уж не ожидала, что Николь заявится к нам, тем более так молниеносно.
Неужели Илюша пожаловался на меня?
Правда что, я ведь негодяйка – не оценила всей силы их притяжения, страсти… Или что их там точечно соединило?!
– Ириша, привет, – начинает она заискивающе. Пока не может понять, с какой тактики лучше начать разговор. – Я хочу с тобой серьезно поговорить. Время есть?
Склонив голову набок, я прищуриваюсь и оглядываю эту… мягко говоря, предательницу с ног до головы. До папочки мне, конечно, неизмеримо далеко, но заставить собеседника неуютно я тоже могу. Пожили бы вы с мое в одном доме с жестким, правдолюбивым и непреклонным прокурором, тоже бы научились примораживать людей взглядом.
Николь ожидаемо ежится.
Да, милая, спать с чужими мужьями ой как непросто.
Её счастье, что силы меня покинули ещё вчера.
– Ты опоздала.
Мой голос звучит отстраненно, и я бы даже сказала безжизненно. Признаться, я совсем его не узнаю. Возможно, меня можно понять, не каждый день тебя придают близкие люди. По факту после сегодняшнего в моей жизни из родных лишь сын остается.
Не иначе как грянула угольно-беспроглядная полоса.
– Куда опоздала? – округляет глаза бывшая подруга. – Ты ведь дома…
Господи, прошу, дай мне сил.
Если бы она не пришла сейчас, я бы ещё какое-то время тешила себя надеждой, что мой муж всего-навсего поехал крышей и решил запятнать не только свою репутацию, но и Нику подтянуть за компанию.
Сейчас же сомнений не остается…
Вчера её не было на похоронах.
Ника у нас барышня чувствительная, решила не рисковать своим душевным состоянием и поддерживала меня на расстоянии. Якобы. Я её поняла и не настаивала – не каждый готов, участвовать в траурных церемониях.
И приди она сегодня просто так, чтобы меня поддержать, вопросов бы не возникло.
Однако в её взгляде мелькает что-то такое, едва уловимое, но очень значительное… Насмешка, ликование, высокомерие? Я точно не могу разгадать, но на интуитивном уровне понимаю: Илья мне не соврал.
Ника пришла поговорить, вернее убедить меня в её искренних чувствах к моему мужу.
От этого становится тошно.
Клянусь, я бы даже врагу не нанесла в спину удар в столь трагичный момент, не то что лучшей подруге.
Ну что же, папа мне всегда говорил, что всех людей нельзя судить по себе.
«Ира, это занятие глупое, а порой и очень опасное».
Дмитрий Олегович, снимаю шляпу! Как бы это ни звучало прискорбно, вы были правы на все сто процентов.
Мои немые размышления и десятка секунд не занимают, и всё же этого хватает Нике для того, чтобы замешкаться.
Конечно, я ведь обычно гораздо приветливее. Сейчас же внутри меня выжженная земля, гарь, пепел и осколки разбитых надежд на счастливую семейную жизнь. Да и, чего греха таить, жизнь в целом.
Уверенности в том, что я вывезу всё, свалившееся на меня, нет никакой.
– Ты правда думаешь, что я впущу тебя в квартиру после всего, что ты сделала? Впущу туда, где находится мой маленький сын? Мальчик, отца которого ты увела из семьи? – вкрадчиво уточняю. – Правда, что ли? Ника, это даже для тебя уж слишком наивно. Не пугай меня так.
Черт! Если бы кто-то знал, сколько раз я спасала её невезучую задницу из различных передряг! И теперь спросите меня: для чего?
А я скажу! Раньше мне казалось, что подруга попадала постоянно в неприятности из-за своей наивности и непосредственности, а теперь и на это глаза открылись. Нет, всё было не так! Ей просто нравилась такая беззаботная веселая жизнь. Кто же откажется отрываться на полную, если знает, что за ней обязательно подотрут? Родители или я, какая собственно, разница?
Обещаю себе, что и этот урок будет усвоен.
– Ир, я могу тебе всё объяснить… – тараторит она, но я взмахом руки прерываю поток ненужной болтовни.
– Не утруждай себя. Это лишнее. Готова поспорить, ты всё равно ничего нового мне не скажешь. Как там обычно… – касаясь двумя пальцами губ, делаю вид, что задумываюсь. – Мы пытались сопротивляться нагрянувшему наваждению, но не смогли… Оно было сильнее нас… Или всё получилось настолько внезапно, что я не успела опомниться, как оказалась в объятьях твоего бесстыдного мужа… Есть ещё, конечно, вариант с принуждением… – снова прокатываюсь взглядом по «подружке». – Но ты, к счастью, изнасилованной не выглядишь. Так что, дорогая моя, а теперь и вовсе бесценная: катись к черту!
Высказавшись на едином дыхании, собираюсь закрыть перед её носом дверь. Мне вот-вот снесет крышу – уже предвкушаю, и не очень бы хотелось, чтобы соседи стали свидетелями сей феерии.
Пепел грозит вспыхнуть в любой момент.
Всё мое спокойствие напускное. Держусь из последних сил, боясь напугать истерикой сынишку. Сладкий бубличек не должен видеть ни моих слез, ни моих страданий.
– Ира, зачем ты всё опошляешь? – обескураженно вопрошает.
Не позволяет мне закрыть дверь, подставляя в дверной проем мыс ботинка и зажатый в руках объемный пакет, судя по всему, из какого-то детского магазина.
Надо же! Не с пустыми руками пришла!
Заберу вашего папочку, но подарю лапочку-кролика! Так, что ли?
Да они с Ильей, похоже, соревнуются в наглости и цинизме! Даже не знаю, кому присудить первое место в номинации «Шакал года!».
– Я правда хочу перед тобой извиниться. Представляю, как тебе не просто сейчас… Я не думала, что Илья тебе так быстро обо всем расскажет, – продолжает, воспользовавшись моей заминкой.
Как бы мне ни хотелось выглядеть стойкой, стресс сказывается. Местами я притормаживаю.
– Ты права. Лучше бы вы продолжили сношаться за моей спиной… Рассказали бы лет через пять, когда ты уже нарожала бы от него стайку детишек, – усмехаюсь.
– Нет, мы сначала планируем пожить для себя.
Столь неожиданное признание заставляет меня вскинуть брови.
Ника понимает, что проболталась и прикусывает нижнюю губу, то ли сожалея, то ли стараясь кокетством сгладить всю ущербность происходящего.
Это просто дикость какая-то!
Пожить для себя!
Я, возможно, тоже хотела пожить для себя. Но Илья давил постоянно, аргументируя тем, что без ребенка семья будет не полноценной, а карьеру я успею построить в любой момент. Связи, дескать, есть – один звонок и меня возьмут хоть в следственный комитет, хоть в суд, хоть в городскую администрацию.
По этому поводу, кстати, мы частенько спорили. Он ведь не хуже меня знал, что папа никогда бы не стал оказывать мне протекцию. И все равно добротно вешал лапшу на уши, обещая в случае чего лично помочь мне с трудоустройством.
И вот, поиграв немного в семью и поняв, что быть отцом не так-то уж просто, мой благоверный решил вновь пожить для себя!
Ну чудесно! Просто прекрасно!
Я не успеваю ничего Нике ответить. На лестничной клетке появляется наша соседка. Антонина Федоровна распахивает дверь и внимательно, нисколечко не стесняясь сканирует нас.
Она на пенсии, но ведомственную награду «Почетный работник прокуратуры Российской Федерации» просто так не присваивают. Несмотря на весьма преклонный возраст, женщина профессиональных навыков не растеряла и держит в страхе не только подъезд, но и весь дом (и близлежащие в придачу).
– А, Ирочка, это к тебе подружка пришла… – будто даже немного расстраивается, дескать, никакого веселья не сложится. – А я слышу в подъезде кто-то пищит. Думала, снова крыс в подвале неудачно потравили.
Не знаю, хочет ли Ника возмутиться, но в любом случае этому сбыться не суждено.
С громким хлопком Антонина Фёдоровна захлопывает входную дверь в свою квартиру.
– Это что было? – недоуменно хлопает ресницами Ника, делая вид, что забыла о неприязни соседки к ней.
Папе моя подруга тоже не нравилась. Пару раз я слышала, как он обсуждал с Антониной (они тесно общались), дурное влияние подруги на меня.
– Тебя только что крысой назвали, – беззаботно жму плечами. – Как по мне, вполне заслуженно.
– Ты мне мстишь? – болтает такую ерунду, что и на голову не нацепишь. – Унижаешь за то, что Илья выбрал меня? Я ведь зла тебе не желаю! Всего лишь хочу объясниться, чтобы между нами не было недомолвок! Мы ведь подруги!
Дурная улыбка прилипает к моим губам.
Я просто не знаю, как здесь ещё реагировать.
– Лучше бы ты вспомнила о нашей дружбе, когда ложилась под моего мужа. А сейчас мне вообще не интересны ни твои объяснения, ни слезливые сопленаматывания на кулак. Пошла вон! И чтобы духу твоего здесь больше никогда не было!
– Ты должна меня понять! – выкрикивает на весь подъезд. – Да, мы с Ильей влюбились друг в друга! Куда делась вся твоя рассудительность? Илья выбрал меня, прими это!
Откуда-то сверху доносится ещё один хлопок двери и глухое шарканье.
Поняв, что нас слушают, Ника произносит:
– Впусти в квартиру, поговорим наедине.
Она касается моего плеча, пытаясь отодвинуть меня в сторону, и в этот момент тумблер всё же срабатывает. Что есть сил толкаю её ладонями в плечи.
Не устояв на ногах, подруга падает на задницу и жалобно всхлипывает.
– Лебедева, ты с ума сошла?! – пораженно.
Перевожу взгляд на принесенный ею пакет и действительно замечаю торчащие из него заячьи уши.
Николь – непроходимая идиотка, если считала, что сможет задобрить меня детским подарком.
Захлопнув дверь перед её носом, возвращаюсь в спальню и на кураже сгребаю с полок одежду Ильи абы как, нисколько не забочусь ни о её сохранности, ни о внешнем виде.
Пусть катятся ко всем чертям!
И минуты не проходит, как я возвращаюсь к входной двери и, распахнув её, бросаю шмотье предателя жабе в лицо. Она, только-только начав подниматься (на шпильках это дело нелегкое), слышит звук и в недоумении вскинув голову, «ловит» первую порцию добра. Снова шлепается, и теперь начинает голосить вовсю.
Второй раз вернувшись в квартиру, забираю один из мусорных мешков с его вещами и также передаю «из рук в руки» подруге, решив, что остальное просто выкину на мусорку.
– Это что значит? – она продолжает тупить.
– Ты вроде головой не билась, только задницей. Откуда тупеж, Никуль? Передаю тебе пожитки своего мужа. Ты ведь сама попросила не мешать вашим чувствам. Вот…, – взмахнув руками, указываю на горы одежды, валяющееся на грязном полу. – Считай, это мое вам благословение.
Глава 6
Мы лежим с сыночком в постели. Никитка проснулся давно, а я вот не нахожу в себе сил, чтобы глаза открыть. О том, чтобы встать, поменять ему подгузник и заняться завтраком, и говорить не приходится.
Разбита до основания.
Выставив Нику, я ещё какое-то время действовала на адреналине – собрала остатки вещей предателя и, оставив их на входе в мусорных мешках, помыла пол во всей квартире, прибралась.
А после всё – из меня будто воздух весь выпустили. Едва хватило сил привести себя в порядок и Никитушку покормить.
Сыночек, будто почувствовав, что маме и так непросто, ведется себя хорошо. Ночью спал крепко – покушать просыпался всего два раза, да и сейчас лежит спокойно, пытается дотянуть свою ножку до ротика и ею полакомиться. Слышу, как он сладко покряхтывает, и мысленно улыбаюсь.
Ради него я обязательно смогу пережить все навалившиеся невзгоды.
Наш педиатр говорит, что тянуть ноги в рот Никитушке ещё рано, только вот разве малышу это можно объяснить?
Будь у меня такие аппетитные пальчики и пяточки, я бы сама их хотела попробовать.
– Доброе утро, мой милый, – кое-как разлепив опухшие от ночных слез глаза, смотрю на сынишку. Сегодня он почти всю ночь спал вместе со мной. Побоявшись его уронить, пока укачиваю после кормления, я оставила его в специальном коконе у себя на постели, хотя обычно перекладываю в кроватку. – Ты выспался?
Протянув руку, глажу округлый животик.
Услышав мой голос, малыш реагирует мгновенно. Оторвавшись от важных дел, выпускает из захвата обе свои ножки и, повернув головку набок, беззубо мне улыбается.
Сердце в этот момент пропускает удар. Тону в нежности и умилении.
Пусть его папа и оказался парнокопытным животным, но всё в моей жизни он появился не зря.
Где бы я ещё раздобыла такое сладенькое, вкусно пахнущее молочком сокровище?
– Ты в хорошем настроении сегодня, да? – спрашиваю, заметив, как он начинает пускать пузыри.
Притягиваю к себе кокон поближе. Так, чтобы сын у меня под бочком оказался. Тепленький, родной и самый прекрасный мальчик на свете.
Никитка от радости сучит ножками, будто разгон собирается брат.
Две недели назад мы были на приеме у педиатра. Взвесив и осмотрев малыша, женщина поделилась своими предположениями, дескать, месяцам к семи он у вас уже научится вставать и попробует делать первые шаги. Рано, но если ребенок такой, ничего не поделать.
Сейчас обнимаю его и пытаюсь представить, каким он будет через месяц, два, полгода…
Сложно осознать, что это тот самый мальчик, который умещался в животике и любил по ночам отбивать мои внутренности, особенно мочевой пузырь.
На поздних сроках я так часто вставала в туалет, что Илья частенько шутил, мол, нам бы не помешала перепланировка квартиры. Такая, в которой спальня и туалет находятся друг напротив друга.
Воспоминания о муже неожиданно резко поднимают во мне волну отторжения. Психика не перестроилась и забываясь, я упускаю тот факт, что этого человека стоит вычеркнуть из своей жизни и не вспоминать.
Пока с трудом представляю, как это сделать, но буду стараться.
Я смогу справиться с болью, главное себя контролировать.
Первое время я часто плакала из-за мамы. И когда папе надоедало видеть меня зареванной, он обещал, что накажет, если ещё хотя бы одну слезинку.
Тогда мне хватило два раза по часу постоять в углу, чтобы прийти к выводу: стоит учиться держать свои эмоции при себе.
А сейчас, после его смерти я что-то расслабилась. Потеряла самообладание и всецело отдалась горю. Похоже, следует завязывать с малодушием.
Помощи ждать неоткуда и значит нужно самой «грести к берегу».
Даю себе ещё две минутки понежиться с сыном. Зацеловываю его животик, ножки и кулачки. С наслаждением вдыхаю сладко-молочный аромат, которым только детишки и пахнут и за шкирку выдергиваю себя из постели.
Подхватив сына на руки, несу умываться.
Почувствовав воду, он забавно фырчит и морщит носик.
– Ну уж нет, мой маленький гномик, умываться мы с тобой будем в любом случае, – перехватываю поудобнее, когда сын норовит сползти пониже. Вертится, как юла. – Нам с тобой ведь нужна хорошая кожа. Нужно потерпеть, – щелкаю по маленькому носику.
Родившись, он сильно «цвел».
Акушерка меня сразу предупредила, что все сыпь сойдет. Я же, будучи неопытной, вообще понять не могла, откуда такая россыпь волдырников могла взяться на личике маленького мальчика.
К полутора месяцам всё сошла, а сейчас и вовсе следов не осталось, но тогда я была просто в ужасе.
Ещё и комментарии мужа на тему того, что малыш у нас какой-то страшненький получился, подливали масла в огонь. Плакала ночами, дурочка. Сейчас и вспоминать стыдно.
Во время завтрака я включаю телефон. Он тут же начинает вибрировать десятками новых входящих сообщений.
Как только дверь за бывшей подругой закрылась, я его выключила, чтобы в случае чего не слышать ни её истеричных визгов, ни угроз мужа.
И как теперь вижу, оказалась права.
«Ира, ты что творишь? Совсем умом тронулась? Ты зачем избила Николь?».
«Ира, возьми трубку».
«Ира, перезвони».
«Срочно…».
«Немедленно».
«Ты вынуждаешь меня приехать и пообщаться с тобой по-другому…».
«Ира, черт возьми, включи голову, если не хочешь, чтобы я отобрал у тебя сына! Ты истеричная малолетки и сделать это будет нетрудно!».
Это только малая часть сообщений «грозного писаки», которыми муж пытался меня то ли напугать, то ввергнуть в ужас.
Грустно вздохнув, я откладываю телефон и прикрываю глаза.
Безработная я, возможно, и неидеальная мать в представлении органов опеки и других правовых инстанций. Только вот Илье, как мы выяснили, сын совершенно не нужен.
Ночью он так и не приехал.
Перед сном я закрыла дверь на внутренний замок, открыть который, не повредив полотна, невозможно, но он и не приезжал. Я бы услышала.
Похоже, так ответственно подошел к миссии по утешению Ники, что забыл обо всем на свете.
Если я умом тронулась, почему он не приехал и не проверил, как себя чувствует сын? Мало ли что случиться могло.
Вывод напрашивается только один. Нашему заботливому папочке плевать на все. Остыл к жене и тут же потерял интерес и к ребенку.
Умом понимаю, что мы не первые с кем произошла подобная ситуация, но легче от этого почему-то всё же не становится.
Глава 7
Толкая коляску вперед, наблюдаю за тем, как мой мальчик потихоньку начинает просыпаться. Морщит носик, куксясь от яркого солнышка. Сегодня погода прекрасная, и мы с ним решили разнообразить свои однотипные будни долгой прогулкой.
Пока он спал, я успела пройти почти семь километров и дослушать аудиокнигу по криминалистике. Уголовное право привлекало меня ещё с пеленок, если так можно сказать.
Папа был первоклассным профессионалом, но всё же у него был один недостаток: разделять работу и личную жизнь он не умел. По нему всегда было видно, когда в работе имеется особо сложное дело. Пользуясь моментом и, чего греха таить, его любовью, я частенько выпытывала у него какие-нибудь интересные подробности. А если сделать этого добровольно не получалось, то тайком засовывала нос в его документы, коих в нашем доме всегда было в избытке.
Мое желание податься в криминалистику родителю было не по душе. По его плану я должна была найти себя в арбитраже. Несмотря на всю жесткость, папа не горел желанием показывать мне самую темную сторону нашего мира. По долгу службы ему приходилось сталкиваться с разными людьми, их демонами и последствиями поведения. И каждый раз, возвращаясь домой, он говорил, что не позволит мне работать в полиции или в следственном комитете, куда я класса с седьмого горела желанием устроиться на работу.
Впрочем, пока я училась на юрфаке его настрой перестал быть резко негативным. То ли он для себя решил что-то, то ли просто времена стали спокойнее, и беспокойство потихоньку на нет сошло. В любом случае, когда я окончила университет, напутствий особых Дмитрий Олегович не стал мне давать.
Возможно, он решил, что я посвящу себя материнству и сама больше не захочу работать в органах исполнительной власти.
Если бы не предательства мужа, скорее всего, так бы оно и случилось. Во всяком случае сейчас, гладя на сладкие булочки-щечки своего мальчика, мне бы всю жизнь хотелось посвятить именно ему.
Как только Никитка начинает обиженно кряхтеть, я беру его на ручки и расцеловываю те самые манящие пухлые щечки.
– Ты проснулся, малыш, – ласково произношу, заглядывая в распахнутые, всё ещё сонные глазки. – Выспался? Или тебя разбудило что-то?
В теплом комбинезоне малышу неудобно, поэтому он только куксится в ответ.
Не плачет – уже хорошо.
В последние дни он стал спокойнее. Лучше кушает и капризничает значительно меньше. Я так думаю, что всё дело в том, что и я немного успокоилась.
Неделя прошла с нашей последней встречи с мужем и, соответственно, с визита Николь.
Мне всё ещё больно, особенно ночью. Иногда накрывает и места себе найти не могу, но в целом пытаюсь настроить себя на то, что жизнь с уходом из нее любимых людей не останавливается.
Более того, я уверена, будь папа жив, так плохо сейчас мне бы не было.
Найдя небольшую, удобную лавочку, устраиваюсь на ней вместе с сыном. Малыш – то единственное спасение, что держит меня на плаву, не позволяя рыдать ежесекундно. Рядом с ним мир видится ярче и немного радостнее.
На ручках Никитка быть обожает, вот и сейчас весело со мной о чем-то болтает, даже несмотря на неудобства и скованные прогулочным комбинезоном движения.
С каждым днем он учится говорить новые звуки, и порой выдает что-то такое, отчего мне кажется – заветное «мама» не за горами.
– Смотри, кто к нам прилетел, – перехватываю его, ставя вертикально, чтобы сыночек смог увидеть жирненького, наглого, сизого голубя, усевшегося на другой конец лавочки. – Птичка хочет с тобой познакомиться, – добавляю с улыбкой.
Сама же смотрю на Никиту.
Нахмурившись, малыш пытается дотянуться до гостя, а когда не выходит, быстро теряет к нему интерес. Переключается на меня. Со смешным «грозным» рыком сын подается в мою сторону и влажно присасывается к щеке.
Правда что, какие голуби, если есть мама…
Прикрыв глаза, прижимаю малыша к себе крепко-крепко. Тепло тут же начинает струиться по венам, устремляясь прямиком к сердцу. Этому маленькому человечку подойдут все самые прекрасные слова на земле.