- -
- 100%
- +
– Нет. – Тэн смочил полотенце, взъерошил мокрые волосы.
– Совсем никого?
– Ты, верно, плохо знаешь наёмников, – фыркнул он, но, заметив, как Лика с обидой поджала губы, добавил: – А сама-то как здесь оказалась?
Девушка смутилась:
– Шла в Эрзас.
– Одна?
– Так получилось. – Она провела рукой по покрывалу, очерчивая пальцем границу виноградной лозы. – Мой отец влиятельный человек в Валькаре. Зимой мы немного повздорили, и в наказание меня сослали в усадьбу под Лоссером. Дружба с охраной тоже как-то не задалась.
Сначала пленница, потом беглянка. Её история была похожа на жизнь Тэна в Эсадре, и он не смог остаться равнодушным. Позабыв о торжестве, они проболтали до полуночи, пока Лика, зевая, не ушла в женскую келью.
Под окном пищали ависоры. Птицы скакали по подоконнику, стучали клювами в стёкла. Круглые тени прыгали по кроватям, чистили хвосты на нетронутых покрывалах.
До рассвета ни один гость не посетил келью. Тэн не слышал шагов и эха голосов в коридоре, не различал за щебетом ависор унылых текстов молитв. Храм пребывал в покое и сонной, необычайно ленивой безмятежности.
У порога кружился сквозняк. Цепочка на засове чуть слышно позвякивала, будто озорник-ветер играл языком хрустального колокольчика. Ночью проказник погасил свечу, и теперь носился над кроватями, шелестя соломой и беспокоя края простыней. За ним в келью пробиралась зыбкая белая дымка.
– Кто-то приходил? – спросил Тэн, накинув одежду. – Дух?
Маниту не ответил. Не то хотел отплатить за два дня молчания, не то – потешить самолюбие, оставив Тэна без внимания. Он редко опускался до мелких пакостей, однако был в них весьма изобретателен.
По коридорам стелился туман, пахло гарью и дымом. Тэн миновал переходы восточного крыла, толкнул дверь в главный зал.
В центре просторного холла полыхал костёр. Сотни сваленных в кучу книг пожирало пламя. Корешки трещали, плавились кожаные обложки, тлела бумага, оседая на скамьях хлопьями серого пепла. Дым поднимался к потолку, заволакивал витражи и сгущался над алтарём, возле которого, заложив руки за спину, стоял Рейз.
– Предвосхищая вопрос, отвечу, – произнёс он, не отрывая взгляда от изукрашенного сажей изваяния Единого. – Нет. Это сделал не я.
На лбу Михаэля неровный символ солнца с тремя острыми углами. Художник пытался очертить рисунок, но палец соскользнул, и вместо ровного круга на каменном лице появилась полоса от глаза до скулы.
– Даже если ты, мне плевать, – отозвался Тэн.
– «И в пламени святом утратим мы слова, затем в огне пожнём колосья веры. Ведь праведник не убоится зла, покуда зло поёт священные напевы». – Рейз взял книгу с алтаря, покрутил в руке, рассматривая ветхий переплёт. – Так говорится в Откровениях. Часть первая, послание о начале. – Он бросил книгу через плечо. Фолиант упал в костёр, подняв сноп искр. – Но я здесь не для того, чтобы делать чужую работу. – Рейз повернулся, сел на край постамента. Развязно, будто это было привычкой, которая совсем не вязалась с образом проповедника.
Тэн положил ладонь на рукоять меча.
– Ты из Эсадры?
– Нет, – промурлыкал Рейз, словно ему удалось провернуть давно задуманную шалость.
– Тогда зачем представился священнослужителем?
– Видишь ли, я ищу кое-кого. – Рейз прищурил глаза. Левая половина лица исказилась, и Тэну показалось, что щека изуродована паутиной шрамов. – Куклу, что говорит с мёртвыми, хозяина белой птицы и немого глашатая. Этим людям суждено встретить второй рассвет на старом пепелище. Как раз следом за явлением чёрного змея. И, если моё толкование верно, один из них должен вернуться в горящий храм. – В раздумьях он потёр подбородок. – У нас есть пожар в храме, «театр мертвецов» и двое выживших. Четверо, если считать маниту. Кукла или птица? – Рейз посмотрел на статую Михаэля, процедил с раздражением: – Почему нельзя оставлять более очевидные подсказки, пернатый ты гад?
– Я не тот, кто тебе нужен. – Не убирая руки с оружия, Тэн направился мимо длинных скамей.
– Пока нет, – согласился Рейз, – и, может быть, не станешь. Но с нашей первой встречи ты всегда следовал Откровениям. «Каменная твердыня, погребённая в ледяной могиле», «факел, что открывает ворота в метели», «яблоко раздора на эшафоте». О, или ещё раньше. – Он повысил голос, перекрикивая треск костра. – Помощь слепому фермеру на равнинах Зари.
Услышав о слепце, Тэн остановился. Крепость на перевале – каменная твердыня Лирмеона – после плетения Хейна была уничтожена сошедшей с гор лавиной. Погребена в снежной могиле. При побеге из королевской тюрьмы факел, брошенный с дворцовых стен, послужил сигналом для начала штурма. Нападение отвлекло стражу и позволило Тэну и Кердену затеряться в толпе. Немногим ранее на городской площади Тесона яблоко, прилетевшее в палача, спасло Тэна от казни. И, наконец, похлёбка с иссопом, которой угостил благодарный фермер. Все эти события объединял человек с белыми волосами. Женщина, укравшая келифос, молодой стражник, бросивший факел, юнец, дразнивший палача, потерявший зрение старик в ветхом домике на равнинах. У хитреца было множество лиц, и каждый раз он примерял новую, подходящую к ситуации маску.
– Ты – порченный? – спросил Тэн.
Рейз рассмеялся:
– Не угадал. Будут ли ещё варианты?
– Я не играю в эти игры. – Он подошёл к дверям.
– Не каждый участник понимает смысл партии. Но лучше быть игроком, а не разменной фигурой. – Рейз спрыгнул с алтаря, крикнул вслед Тэну: – Захочешь вернуться, милости прошу. Двери храмов всегда открыты для праведников.
Солнечный свет разгонял туман, блуждавший по роще. Белёсая пелена поднималась над поляной, взбиралась по стенам храма, цеплялась за шпили и, сливаясь с дымом, расползалась над крышей полупрозрачным облаком. Его невесомая тень укрывала крыльцо и дремавшего на ступенях менестреля. Красный берет с гусиным пером сполз на лицо, локоть упирался в струны пузатой лютни, пальцы сжимали треснувший пополам бубен. Металлические пластинки рассыпались, раскатились по влажной земле и увязли в густых багровых пятнах. От крыльца вглубь поляны тянулся рваный кровавый след.
Тэн обнажил клинок, медленно двинулся к аркам, где накануне проходила свадебная процессия. В центре украшенного цветами коридора появилась фигура. Тёмный силуэт с воздетыми к небу руками замер под розовыми кистями глициний. Позади раздался шорох, Тэн обернулся на звук. Менестрель завалился набок и, соскользнув с крыльца, упал на траву. Из-под берета с жужжанием вылетел рой мух. Лицо человека было покрыто рваными ранами, в пустые глазницы кто-то заботливо вложил по бутону гортензии. Обломки бубна скатились по ступеням, и когда звон стих, поляну снова окутало траурное молчание.
Фигура под арками не шевелилась. Приблизившись, Тэн сумел разглядеть подвешенного среди цветов человека. На жемчужных нитях, опутывающих запястья, играли солнечные блики, в ладонях, поднятых к небу, лежали розовые лепестки. Под разорванной одеждой на обнажённой спине был вырезан такой же рисунок, как и на статуе Единого – символ солнца, заключённый в кольцо. Убийца использовал человеческое тело, как холст, а кровь – как изысканную краску. Что бы ни пытался он здесь сотворить, Тэн надеялся, что ничего не вышло.
За арками туман становился тоньше и совсем исчезал над поляной. Утреннее солнце освещало сцену и замерших на ней танцовщиц. Девушки держали шёлковые подолы, гнули спины в изящных поклонах. Танец давно завершился, но они не спешили уходить. Не могли. Те же жемчужные нити опутывали тела, удерживая людей, словно кукол. У стола мужчина в мятом красном колпаке наливал вино в чарку. Ёмкость давно переполнилась, но человек не выпускал посуду из рук, будто ждал разрешения. Или приказа. Рядом, прислонившись к столбу, обвитому цветными лентами, стояла девочка. В руках она сжимала ручку плетённой корзины, на бледных пальцах мерцали полупрозрачные нити.
Каждого человека на поляне опутывала тонкая паутина. Казалось, стоило потянуть за нить, и гости оживут, продолжат веселиться и танцевать. Не по своей воле, а по команде кукловода, создателя безумного «театра мертвецов».
Из-за завесы редеющего тумана донёсся плеск воды. Осторожно ступая по мокрой траве, Тэн спустился к озеру.
На пирсе, яростно оттирая рукава, сидела Лика. Она обернулась на оклик, взвизгнула, подскочила и, схватив столовый нож, завертелась из стороны в сторону. Рука, сжимавшая оружие, сильно дрожала.
– Не подходи! – крикнула Лика. – Ты тоже не настоящий. Не живой. Как они.
Тэн остановился у пирса.
– Что здесь случилось?
– Докажи, что ты не марионетка.
– Каким образом?
Девушка опустила нож, а потом вовсе уронила. Её била крупная дрожь, но слёз не было. Голос прозвучал ровно, почти мягко:
– Ночью я долго не могла уснуть. Никто из гостей не приходил, поэтому я забеспокоилась и пошла искать настоятеля. В коридоре встретила Рейза. Мы разговорились о Едином и, похоже, сон всё-таки сморил меня. Проснулась я уже в келье, а когда вышла из храма, увидела всё это. – Лика поймала взгляд Тэна, задержавшийся на испачканных кровью рукавах сарафана. – Это не моя, – поспешила заверить она. – Я пыталась помочь мужчине… который там… висит. – Девушка сглотнула и, глубоко вздохнув, добавила: – Это… Это было ужасно. Он ещё дышал. А потом вдруг захрипел, и из его тела вырвалось что-то. Я различила только бледно-серую кожу, чёрные глаза и рога. И много белых бабочках. Тогда я схватила нож и убежала сюда. Но, кажется, за мной не гнались. – Лика опустилась на колени и снова окунула рукава в воду. – Это какое-то безумие. Сущий кошмар.
Над театром на поляне потрудился маниту. Дикий, не пожелавший заключать контракт с человеком. Превращая людей в куклы, он лишал души огня, хотел насытиться, прежде чем вернуться в водоворот. Но в смерти душа человека выделяла мало пламени, со всех гостей маниту получил меньше, чем мог бы извлечь из одного контракта. Слишком недальновидная расточительность.
– Ты выходила ночью из храма? – спросил Тэн.
Лика с усердием выжала рукав.
– Нет. Мы с Рейзом до рассвета просидели в комнате для молитв. И я не знаю, жив ли он.
– А священнослужители?
Поджав губы, девушка покачала головой.
– Маниту может рыскать где-то поблизости, – произнёс Тэн. – Знаешь короткий путь до тракта?
– Только через рощу, – ответила она.
– Веди.
Подобрав юбку, Лика направилась к берегу. Под ноги попал обронённый нож.
– Мы не можем просто так уйти, – опомнилась девушка. – Мои вещи. Всё осталось в храме.
– Забудь, – отрезал Тэн. – Никакое барахло не стоит того, чтобы за него умирать.
– Но там все мои сбережения. Без серебра я не смогу с тобой рассчитаться.
Тэн проглотил вертевшееся на языке ругательство, бросил:
– Жди здесь.
Маниту будто наскучило безмолвное представление, и он, побросав кукол, растворился вместе с утренним туманом. На залитой солнцем поляне в беспорядке лежали человеческие тела. Столь же неподвижные, как и прежде, но теперь свободные от жемчужных пут. Гости были мертвы и старательно укрыты саваном из белых лепестков.
Над храмом поднимался столб дыма, главный зал был объят пламенем.
Рейз стоял на крыльце и, спрятав руки в карманы, цинично улыбался.
– Надумал вернуться? Лика попросила? Для девчонки нет ничего ценнее безделушек. – Он снял с плеча дорожный мешок, бросил на ступени. – Её тряпьё.
Вразвалку Рейз спустился с крыльца, показал Тэну зажатый между пальцами кубик.
– Спектакль окончен. Кукловод ушёл со сцены. Как думаешь, мне теперь тоже повезёт? – Он бросил на землю игральную кость. Кубик прокатился по дорожке и, ударившись о бубен, остановился одной чёрной точкой кверху. В голос расхохотавшись, Рейз задрал голову и прокричал, глядя в небо: – Как же опостылели твои насмешки. Или считаешь, что после Планарии я пристрастился сжигать аббатства? Пятьдесят четвёртый храм за три года, и всё без толку. – Он указал пальцем в небеса. – А я ведь уничтожаю твои святилища! Да только ни один глупец добровольно не идёт в пылающий храм.
Тэн поднял мешок. Когда обернулся, Рейза поблизости уже не было.
«Клянусь Хрустальным градом и сонмом поющих ангелов, я не обознался, – пробормотал Дух и истошно заголосил: – Тэн, не говори с ним! Не слушай его! Да как же мне до тебя докричаться. Тэн! – Маниту заорал так, что у Тэна зазвенело в ушах. – Ох, что ж за напасть. Сейчас. Вот только соберусь с силами».
– Ещё раз заорёшь, и я попрошу какого-нибудь ткача упрятать тебя в келифос, – прорычал Тэн, схватившись за голову.
«Ты услышал? Услышал! – взвизгнул Дух. – Святые бубенцы, как же я рад! Со вчерашнего дня пытаюсь до тебя докричаться. Сначала-то думал, ты нарочно меня не замечаешь. Всё внимание этой девушке. Да я же глазам твоим не поверил. Столько советов дал, а ты не прислушался. Ни к одному. Тогда-то я и понял, что тут что-то не так, – затараторил маниту. – Над поляной ведь витал дурман. И создал его маниту. Вот уж не знаю, с какого круга он прибыл, но работа искусная. Да и не слабый – сумел меня подавить. Ночью я даже пытался взять твоё тело под контроль, чтобы увести из этого проклятого места. И ничего! Ничего не вышло», – сокрушался Дух.
Шаг Тэна сбился.
«А теперь посмотри, что этот маниту сотворил, – самозабвенно продолжал кудахтать Дух. – Благо, он сам убрался. Один ты бы с ним не справился. Так что самое время поблагодарить Небеса за наше чудесное воссоединение. Твой лучший друг снова рядом и готов поддержать как словом, так и делом. А! – вскрикнул маниту, заставив Тэна скривить губы. – Я так обрадовался, что чуть не забыл. Белый всадник! Это был белый всадник».
– Ты про маниту, убившего гостей?
«В пекло гостей. И того маниту тоже, – выпалил Дух. – Рейз никакой не проповедник, не ткач и даже не порченный. Это Раздор! Первый всадник Эсхатона. И если он здесь, значит предсказания Единого сбываются».
Пока Дух говорил, Тэн миновал поляну и вернулся к озеру. Лика ждала у пирса.
– Что-то случилось в храме? – спросила она. – Почему над рощей поднимается дым?
– Книги горят. – Тэн показал висевший на плече дорожный мешок. – Ты сказала, что знаешь дорогу, – напомнил он.
Лика рассеянно кивнула:
– Да. Да, и нам лучше поторопиться, – едва не срываясь на бег, девушка пошла к роще. – И держаться подальше от оживлённых трактов. Дым виден издалека. Сюда сбегутся ткачи. Вряд ли они поверят, что мы не причастны к случившемуся.
Она придержала ветвь, протиснулась между кустами.
«Это не важно. Всё, что не касается Откровений, теперь не важно, – хныкал Дух. – Раздор явился в Рэвилт. Эсхатон грядет. Мы все умрём!».
Тэн нырнул в заросли следом за девушкой.
Глава вторая
БАЛЛАДА О БЕЛЫХ ЖУРАВЛЯХ
– Почти пришли, – сказала Лика, когда вдалеке показались остроконечные крыши домов из тёмно-красной черепицы.
Закат догорал, золотистой патокой разливался по плантациям, стекая с листьев винограда, точно мёд с деревянной ложки. Зелёная изгородь молодых кустов тянулась вдоль тракта, отбрасывая на дорогу густые синие тени, среди которых, покачивая хвостом, разгуливал одинокий ворон. Подобно лавочнику, осматривающему запасы, птица проходила мимо ровных рядов и, сложив крылья, вертела клювом, выказывая крайнюю степень недовольства. За городом воронью нечем было поживиться, разве что уподобиться ворам да стащить из проезжающих телег побитые овощи или ломоть хлеба. И в кражах птицы были куда смелее местных жителей.
В Лирмеоне за порядком следили ткачи, исполняя роль и стражников, и судей. За день пути Тэн повстречал четверых человек с книгами на поясе, путешествующих по стране в компании фермеров и крестьян. Ткачи с улыбкой поддерживали разговоры, радовали детей яркими узорами плетений и, если не повезло, расспрашивали прохожих о маршруте и целях передвижения. Люди отвечали охотно, с доверием, будто незнакомцы с келифосами на самом деле радели об их безопасности. Всё-таки за драки и хулиганство по эту сторону гор наказывали чаще, чем уничтожали порченных.
И виной тому были сами ткачи. В Лирмеоне их водилось даже больше, чем в Эсадре, и потому за каждым маниту разворачивалась настоящая охота. Чаще всего существо оказывалось в келифосе до того, как успевало заключить контракт с человеком. Вот и сейчас ткачи торопились к сгоревшему храму в надежде пополнить коллекции.
– Я знаю прекрасный постоялый двор в паре кварталов от центра города, – добавила Лика. – Небольшой, но уютный. Раньше мы с отцом там часто бывали. Тебе понравится. – Она просияла и, взяв Тэна за руку, прижалась щекой к плечу.
«Ты только посмотри, – зажужжал Дух. – Да она же как ребёнок. Не умолкает ни на минуту и вечно тащит тебя за собой. Нашла мать-гусыню. Почему мы вообще разрешили девчонке пойти с нами?»
Скромный городок, названия которого Тэн не знал, размерами не превышал тернортовскую деревню – шумную и оживлённую, без мрачного кольца стен и залитых помоями переулков. Серые домики с цветочными горшками на широких балконах соседствовали с фруктовыми садами и аллеями пышных каштанов. На перекрёстках румяные торговцы угощали прохожих пряным вином, под звуки флейты носились по дорогам босоногие ребятишки. Из пекарни на углу расползался запах свежей выпечки, маняще-сладкий, с нотками мёда и магии.
В Лирмеоне всё было пропитано магией. Тэн не успевал уловить один аромат, как его сменяли десятки других. И это раздражало в той же степени, как болтовня Духа.
«Девчонка обещала заплатить за корабль в Наранту, поэтому мы с ней? – не унимался маниту. – Право, это единственная достойная причина. Иначе зачем терпеть её присутствие? Она ведь пытается забить твою голову совершенно бесполезными вещами. А ты не потрудился сказать, что место занято, и твоей голове, то есть мне, известно больше, нежели обычному смертному. Да кому вообще интересно, что зима нынче была холодной, а ависоры пушат хвосты перед дождём? – передразнил он. – Тьфу!»
Постоялый двор ютился в тупике узкой улочки. Мощёная мелкими камнями дорога спускалась с пригорка и упиралась в деревянное крыльцо, опутанное стеблями дикого винограда.
«Если не хватает серебра, ты мог поискать работу в порту или попроситься матросом на тот же корабль, – рассуждал Дух. – Сколько она нам заплатит? Вдруг эта сумма не стоит моих мучений?»
Лика взбежала по ступеням, потянула за резную ручку и, заглянув за порог, крикнула:
– Дядюшка Оттен!
Старик за стойкой оторвал взгляд от учётной книги и, шмыгнув носом с горбинкой, приподнял чёрные брови.
– Госпожа Лика?
– Ох, да какая же госпожа, – хихикнула девушка. – Столько лет меня знаете, а всё как знатную величаете.
– Как же иначе? – Оттен отложил перо, которым выводил на бумаге имена гостей. – Вы прибыли с отцом?
– Он остался в столице, а меня отправил присмотреть за имением в Эрзасе. – Лика подбежала к стойке, положила локти на высокую столешницу, едва не опрокинув флакон с чернилами. – Не могла же я проехать мимо и не повидаться с вами.
«У этого ребёнка точно водится серебро? – продолжал ворчать Дух. – Проверь её карманы. И сумку. Впрочем, сумка слишком уж лёгкая, там поди и кошелька не найдётся. Давай ночью сбежим, Небесами молю. Если не можешь решиться, только скажи. Я возьму тело под контроль, и завтра мы будем в каком-нибудь портовом городишке. Дважды моргни, если согласен».
– У вас найдутся комнаты, где могли бы разместиться я и мой охранник? – спросила Лика. – Его зовут Тэн. Отец поручил ему заботу о моей безопасности. О, и он – ткач, хоть и вынужден прятать келифос. – Девушка вздохнула и смиренно добавила: – Вы же знаете отца с его причудами.
«Теперь, вдобавок ко всему, тебе придётся притворяться ткачом, – взмолился Дух. – За это нам точно не заплатят».
Мягкий голос, услужливые слова и улыбка помогли Лике заполучить ключи от соседних комнат на верхнем этаже. Тэн зажёг свечу на прикроватном столике, подошёл к окну. За стеклом, украшенным голубой и оранжевой мозаикой, утопал в лунном свете вишнёвый сад. В доме напротив, опираясь на кованые перила широкого балкона, разглядывал прохожих пышнотелый купец, в кустах дикой розы орудовал ножами садовник.
«Но, раз уж мы решили помочь бедной девочке, не будем нарушать обещание», – проворковал Дух.
Комнаты, которые владелец пожаловал гостям, были не по карману фермерам и уличным торгашам. Одна перина на гусином пуху стоила больше, чем небольшая мельница на границе равнин Зари. Прежде Тэн не бывал в столь роскошных местах и потому старался не прикасаться к посуде и деревянным статуэткам, расставленным по подоконникам. Он обошёл даже шёлковый ковер, лежавший у входа, и перенёс медвежью шкуру с кровати на стол. Однако Духу расточительство пришлось по душе. Маниту долго нахваливал владельца, а после сменил гнев на милость и в отношении Лики. Нищий ребёнок вдруг превратился в великодушную девушку с добрым сердцем.
– Алчность тоже один из твоих пороков? – спросил Тэн, прикрыв окно ситцевой занавеской и наконец сняв меч с пояса.
За ним не следили. С момента пробуждения он перестал замечать движения теней и ощущать сладкий запах эсадровской магии. Где бы ни блуждал Дух, за минувшие шесть месяцев он сумел скрыться от слуг Шанкриа и ускользнуть от лирмеоновских ткачей.
«Я не жаден, – ответил маниту, – но мир никогда не был к нам щедр. Почему бы не насладиться моментом? А поутру наведаемся в местный храм».
– Решил исповедаться?
«Ещё чего. Хочу почитать Откровения».
– Ты знаешь их наизусть.
«Не дословно. Многое уже запамятовал, временами что-то приукрашивал. Самую малость, – заверил Дух. – Не больше половины».
Тэн положил меч у изголовья кровати.
– Почему сейчас?
«Меня беспокоит случившееся в храме, – признался маниту. – Я бы назвал это дурным знамением, ниспосланным Небесами, но всё куда хуже. Мы ведь встретили всадника Эсхатона. Настоящего. Во плоти».
– Откуда такая уверенность?
«В Откровениях говорится о белокуром юноше, который, следуя учениям Единого, заставит людей отринуть веру. Звучит как сущая нелепица, но, если предположить, что обещанным пророком может стать Раздор, всё обретает смысл».
– Ты будто собираешься рассказать очередную невыдуманную легенду, – поморщился Тэн. – Каждый светловолосый юнец теперь мессия Михаэля?
«Я знал, что ты не поверишь, и целый день размышлял над ответом», – сказал Дух со всей серьёзностью.
– Ту дюжину минут, когда молчал?
Маниту, погружённый в раздумья, не услышал иронии:
«Раздор – это конфликт, каждый участник которого по-своему трактует события. Вспомни, что случилось на перевале. Мы не собирались сражаться и уж тем более разрушать крепость, а потому не представляли угрозы. Но ткачи рассудили иначе. Для них ты был шпионом, от которого следовало избавиться. И ещё Хейн, задавшийся целью вернуть любимую игрушку Шанкриа. Три взгляда на одно событие – три лица для Раздора. Всадник видит людские пороки и принимает облик того, кому ты охотнее доверишься. Это воистину дьявольская сила. А с его умением убеждать, Раздору не составит труда вложить ложные истины в сердца верующих».
Тэн откинул покрывало из густо-синего бархата, устроился на краю кровати.
«Раздор перехитрил даже нас, когда представился фермером на равнинах, – продолжал рассуждать Дух. – По его милости ты оказался в тюрьме. Знаешь, что это означает?»
– Что для маниту ты слишком доверчив, – буркнул Тэн.
«А ты недостаточно бдителен, – бросил Дух с обидой. – Раздор следил за нами. Не просто наблюдал, а вмешивался в события, чтобы направить по нужному ему пути. Зачем сдавать нас ткачам, а после срывать казнь и помогать с побегом? В этом нет никакого смысла. Но ведь сущность Раздора состоит из противоречий. Как и большинство строк в Откровениях».
– Постарайся тратить меньше времени на размышления. Твои догадки превращаются в небылицы.
«Вовсе нет! Мы повстречали его пять раз. Это не может быть совпадением. И Раздор явно хотел, чтобы мы узнали о его истинной природе, поэтому в каждом облике оставлял подсказку. А в храме вообще перестал скрываться. Во вселенной не так много душ, владеющих побрякушками из Хрустального града, знаешь ли. Игральная кость Раздора – одна из таких».
Тэн хмыкнул.
– И ты узнал его по кубику, а не по связи с Откровениями?
«Я всего-навсего сложил воедино частицы мозаики, – насупился Дух. – Всадники Эсхатона —существа известные. Достаточно, чтобы не желать вести с ними дел. А мы привлекли внимание Раздора. Это скверно. Очень скверно».
– Или его интересовал только келифос.
«Не думаю, что дело в книге. Раздор обокрал нас полгода назад. Зачем теперь заявлять о себе и напоминать о случившемся?»
Тэн нахмурился, погасил свечу на прикроватном столике. Он до сих пор не свыкся с мыслью, что провёл месяцы, блуждая во снах, пока Дух, управляя телом, мерил шагами земли чужой страны. Будто крепость на перевале рухнула только вчера, а зимние ветра не успели смениться теплом весенней ночи.