000
ОтложитьЧитал
Глава 1
Малокорнийские топи, одно из самых жутких мест в Хэйрилэнде. Репутация этих земель настолько скверная, что даже самые отважные герои забредают сюда исключительно по ошибке. И ошибка эта зачастую становится последней.
Ужасные твари, скрывающиеся в этих туманных низинах, издают не менее ужасные звуки. На редких деревьях, кривых и мёртвых, в хорошую погоду издалека можно разглядеть уродливых чёрных птиц, почти никогда не летающих. Эти птицы просто сидят на прогнивших ветвях и терпеливо ждут. Они знают, что рано или поздно очередной заплутавший искатель приключений угодит в липкие объятия Малокорнийских топей, чтобы утолить их извечный голод.
Этим утром среди птиц царило некоторое оживление. Со стороны ближайшего заброшенного хутора в топи вошли две заманчиво упитанные жертвы.
Пожилой господин в белом панцире, с которого местами облупилась эмаль, шагал, с трудом вытаскивая из вязкой жижи кривоватые старческие ноги. Рядом с ним, тщательно стараясь обходить те лужи, по которым отважно ступал его спутник, бодро семенил толстенький немолодой мопс с самым что ни на есть типичным для его породы выражением глубокой меланхолии на плоской мордочке. Время от времени парочка останавливалась, чтобы оглядеться.
Ближайшая к ним птица, костлявое создание с кожистой шеей, проскрипела, обращаясь к своей соседке, сидевшей чуть поодаль:
– Похоже, нам даже не придётся ждать, пока их кто-нибудь убьет. Это старичьё здесь долго не протянет. Они…
Птица не успела договорить. Камень, брошенный ловкой рукой господина в панцире, сбил ее с ветки.
– Ну что, Паштетик, – ласково проговорил человек, обращаясь к мопсу, – говорил я тебе, что здесь вдоволь еды! Сегодня на ужин не будет никаких сухарей! Я сварю тебе превосходный бульон. А мясо ты съешь на завтрак.
Мопс поморщился так, что теперь его морда состояла из сплошных складок, посреди которых влажно сверкали огромные глаза.
– Странный он какой-то… И пахнет от него не птичьим запахом.
– Тогда сухари?
– Нет уж, лучше бульон. Но ради всего вкусного на свете, сэр Доберик, добавьте в бульон немного белого вина и пару луковиц, иначе получится совсем несъедобно.
Сэр Доберик подобрал костлявый птичий труп и закинул в потертый замшевый сак, перекинутый через плечо. Из сака торчали горлышко крупной бутыли тёмно-зелёного стекла и пучок листьев лука-порея. Судя по запаху, где-то в глубине мешка лежал кусок голубого сыра или нестиранные носки.
– Паштетик, мой верный друг и спутник. Я начинаю подозревать в тебе пагубную страсть к выпивке. В прошлый раз ты попросил вымочить мясо в кальвадосе, а в позапрошлый – сварить его в пиве.
– Да, сэр, – согласился Паштетик, – я просил об этом, но Вы не станете спорить, что мясо черного оборотня невозможно прожевать, не замариновав хотя бы на пару часов, а окорок дьяволова вепря прекрасно сочетается именно с пивом.
– Иногда я думаю, что твоё призвание – быть шеф-поваром на кухне какого-нибудь князя или маркграфа, а то и герцога. Но, хвала Всевышнему, ты не повар, а мой оруженосец. Сколько лет прошло с тех пор, как мы с тобой отправились на поиски славы и приключений? Помнишь, как надо мной смеялись более молодые братья Ордена, когда оказалось, что никто не хочет быть моим оруженосцем? И как ты, совсем ещё щенок, подошёл ко мне и сказал, что хочешь предложить свои услуги?
– Тогда я думал, что жизнь странствующего паладина более…, – пёс замялся, подыскивая подходящее слово.
– Романтична? – попытался подсказать сэр Доберик.
– Более комфортна, – закончил Паштетик, – братья-паладины, собираясь после странствий в большом зале замка на дружеских пирушках, рассказывали о горах жареного мяса и реках вина, поглощенных ими за время походов. Неужели они лгали?
– Вряд ли. Многие из наших братьев именно так и странствуют – до ближайшего постоялого двора с хорошей едой и выпивкой. Они сидят там неделями, пропивая и проедая деньги Братства, а затем возвращаются домой и рассказывают, что защищали вдов и сирот, карали злодеев и чудовищ, а также спасали принцесс от злобных чародеев. Потом все эти небылицы становятся легендами и балладами, и люди верят, что некий сэр Жрун совершал подвиги один другого невероятнее, а не набивал брюхо жареными цыплятами и паштетами из свиной печени.
– Но мы-то не таковы, сэр, – гордо напомнил Паштетик, – мы уже десять лет бродим по самым мрачным закоулкам Двенадцати Королевств и Трёх Царств, помогая всем, кого повстречаем. Жизнь славная и героическая, не спорю, но мне всё труднее и труднее вставать по утрам.
– Мы постарели, мой друг,– печально улыбнулся сэр Доберик, мне завтра исполняется шестьдесят восемь лет, а тебе скоро стукнет одиннадцать. Меня не оставляет тревожное предчувствие, что это наш последний поход.
– Вы предчувствовали это и в прошлый раз, и в позапрошлый, – напомнил маленький оруженосец.
– Давайте просто найдём эту ведьму, обезвредим её и отпразднуем нашу победу в ближайшем месте, где подают жареное мясо и сухарики, вымоченные в крепком бульоне с пряностями и подсушенные до легкого хруста.
Паштетик сглотнул слюну и наши герои бесстрашно (или безрассудно?) двинулись в самое сердце Малокорнийской топи.
– Интересно, а какая она, ведьма? – поинтересовался мопс, – Я видел троллей, полевиков, жорцев, домовых, даже одного калира довелось повидать. Но вот ведьмы нам не попадались ни разу. Наверное, она ужасно страшная?
– Она красавица! – гневно возразил ему чей-то голос.
– Очень в этом сомневаюсь, – ничуть не удивившись, ответил сэр Доберик, – у меня есть портрет, выданный в городской управе Оукбранча. Она весьма уродлива даже для ведьмы. Куча бородавок по всему лицу, малюсенькие глазки, огромный носище…
– Это у кого носище?!
Из зарослей рогоза выскочила, точно подталкиваемая сзади, костлявая старуха в заплесневелой остроконечной шляпе рыжевато-черного цвета. Всё лицо её было усыпано крупными волосатыми бородавками. Гигантский нос, похожий на красный пупырчатый огурец, был настолько велик, что почти полностью заслонял собой впалые морщинистые щёки. Два крохотных глаза казались еще одной парой бородавок. И глаза эти сверкали самым страшным блеском, какой только можно себе представить, если, конечно, у вас не самое богатое воображение
– И это называется рыцарь? Так подло клеветать на даму в её отсутствие!
Паштетик молниеносно занял боевую позицию немного позади правой ноги сэра Доберика. Убедившись, что ведьма до него не дотянется, он очень осторожно возразил:
– Во-первых, мы не рыцари.
– Да уж ты-то точно не рыцарь, – ехидно ухмыльнулась ведьма, – никчемный жирный трусливый пёс. Да и хозяин твой выглядит преизрядным мужланом, напялившим господские доспехи. Ни одному дураку и в голову не придёт принять его за рыцаря.
– Вам же пришло, – сдержанно напомнил Паштетик.
Ведьма смерила мопса взглядом настолько презрительным, что тот невольно отступил ещё на пару шагов назад.
– Я этого не говорила, – ответила она.
– Говорили! Вот только что…
– Итак, я говорю одно, а ты, маленький мерзкий лжец, утверждаешь совершенно противоположное. И кому из нас двоих я должна верить? Тебе, которого вижу впервые в жизни, или мне, которой я доверяю буквально как самой себе?
Сэр Доберик, не принимавший участия в беседе, молча разглядывал какую-то желтоватую тряпицу, которую то подносил к самому носу, то удалял от себя на вытянутой руке. Наконец, он закончил свои манипуляции и громким голосом, исполненным внушительного величия, торжественно произнёс:
– Ведьма Копунция Флоргус, также известная как Сахира бинт Альмаут, губительница караванов, также известная как мадам Зугабуга, насылающая проклятия, так же известная в далеком прошлом как Красотка Коппи! Ты обвиняешься в наведении темных чар на жителей вольного города Оукбранча, в порче молока, в краже младенцев и подмене жены господина бургомистра сразу же после свадьбы!
– Мог бы ограничиться одним “Красотка Коппи”, – перебила его ведьма,– и не добавлять своё противное “в далеком прошлом”. Эта тряпочка у тебя в руках, часом, не мой портрет?
– Именно он. Я хотел убедиться, что передо мной именно ведьма Копунция Флоргус, также известная…
– Я же сказала, что “Красотки Коппи” вполне достаточно! – рявкнула ведьма.
Паладин пожал плечами, что получилось у него весьма комично, учитывая надетый панцирь. Сэр Добберик был похож в этот момент на черепаху, втягивающую голову.
– И, поскольку я уже убедился в том, что стоящая передо мною особа является никем иной, как ведьмой Копунцией Флоргус…
Он едва успел увернуться от брошенной в него сухой ветки, на лету превратившейся в большую черную гадюку. Змея пролетела в паре вершков от его лица и, шлепнувшись в грязь, опять стала безобидной веткой. Паштетик боязливо обнюхал её и, на всякий случай, помочился.
–…ведьмой Копунцией Флоргус, – невозмутимо продолжил паладин, обвиняемой во всём перечисленном, то, властью, дарованной мне…
На этот раз сэр Доберик даже не стал уворачиваться. Он просто выставил перед собой небольшой треугольный щит, украшенный эмблемой Ордена – изображением пса, защищающего ягненка от волка. Что-то бесформенное с чавкающим звуком врезалось в верхний край щита и жирной каплей стекло к ногам паладина. Упав, это нечто взорвалось россыпью бурых брызг, немного запачкавших и без того грязные сапоги сэра Доберика.
–… дарованной мне Эвраром Сабелькой, Гроссмейстером Ордена нищенствующих паладинов Серебряного Пса и магистратом Оукбранча, я объявляю тебя арестованной для препровождения к месту справедливого и беспристрастного суда!
– Самому-то не смешно? “Справедливого и беспристрастного”! Да эти тупые горожане только и мечтают о том, чтобы отправить на костер невинную женщину. У них даже карусели нормальной на площади нет. Я уже не говорю об отсутствии приличных питейных заведений. Вот и получается, что все развлечения у них – публичные казни да пытки. Я не хочу умирать только потому, что жителям Оукбранча скучно или потому, что их бургомистру до свадьбы показали сильно приукрашенный портрет невесты, а вживую она оказалась страшнее твоей собачки.
– Мой друг Паштетик прекрасен!, – сурово возразил из-за своего щита сэр Доберик.