- -
- 100%
- +
Всё это выглядело… древним. А для меня, существа моего возраста, это уже само по себе было достижением. Ни одно место в Нижнемирье, даже до наступления пустоты, не было похоже на это. Единственное, что приходило на ум – руины Древнего Египта или Вавилона, считавшиеся седой стариной даже тогда, когда я, много веков назад, был смертным человеком. Те времена казались теперь призрачным сном.
Снаружи, в небе, стояло в зените солнце. Его ослепительный свет заставил меня шипеть от боли и отвернуться, прикрывая лицо ладонью. Солнечные лучи не сжигали меня, но причиняли невероятную боль и дискомфорт. Каждый блик отдавался иглами в глазах. Даже находясь в тени, я чувствовал себя ужасно. Я попытался встать и обнаружил, что почти не владею своим телом. Ноги подкашивались, руки дрожали. Дважды я рухнул на камень, прежде чем смог доползти до более глубокой тени, где и укрылся, тяжело дыша.
В этом месте не было ни окон, ни дверей. Оно было открыто внешнему миру, лишь с двух сторон поддерживаемое колоннами. Глухие стены стояли на противоположных концах, и у одной из них я теперь и сидел, укрываясь от света, от которого слезились глаза. Моё зрение с трудом адаптировалось к яркому сиянию, что меня не удивляло – я слишком долго жил во тьме. Сквозь ослепительную пелену мне чудились очертания пальм и засушливый пейзаж вдали. Жёлтый песок простирался до самого горизонта. Воздух был горячим и сухим, он обжигал горло при каждом вдохе.
Я опустился на землю и прижал ладони к вискам, пытаясь собрать мысли воедино. Я помнил свою смерть. Снова ощутил, как цепи пронзают мой череп. Золтан предал дружбу Самира, заключил в темницу Нину, а затем, в свой черёд, предал и меня самого. Он не оставил мне выбора.
Я сам виноват в своей смерти, – корил я себя. – Мне следовало знать, что Золтан столь жестоко отреагирует на моё неповиновение. Но позволить Нине принять свою ужасную участь, не подняв и пальца, чтобы спасти её? Не протянуть ей руку помощи в час нужды? Это было выше моих сил. Я не мог просто стоять в стороне и наблюдать.
Где я теперь? Какое-то подобие загробного мира? Я никогда не допускал мысли, что наши души после конца могут отправиться куда-либо, кроме как вернуться в Озеро Крови. Но что, если я ошибался?
– Нет, Верховный Жрец. Наш Владыка Крови. Ты живёшь, чтобы служить Нам. Ты живёшь, потому что так захотела Наша Сновидица. Та, что не могла позволить тебе умереть. Она сделала верный выбор. Она принесла себя в жертву ради тебя.
Голоса, прозвучавшие в моей голове, заставили меня со стоном вдавить голову в колени. Это было оглушительно и беззвучно одновременно. Звук множества существ, говорящих в унисон – шипящих и кричащих, шепчущих и ревущих. Какофония голосов сливалась в единый хор. Меня била дрожь, я чувствовал себя одновременно леденяще холодным и обжигающе горячим. Мурашки бежали по коже.
Мне не нужно было спрашивать, кто они. Я знал их, знал досконально. Эти голоса взывали ко мне, дёргали за нечто, сокрытое в самых потаённых глубинах моей души. Словно они дёргали меня за самую суть, так глубоко они во мне сидели. Они были частью меня, хотел я того или нет. Это были Древние. Вечные.
Значит, это Нижнемирье. Оставался лишь один вариант, объясняющий произошедшее. Золтан заточил Нину в Источнике Вечных… а Самир убил Золтана, чтобы освободить её. И если слова Древних правдивы, они предложили Нине свободу, но она предпочла воскресить мою никчёмную душу. Она выбрала меня вместо собственного спасения.
Древние были на свободе. Они восстали, чтобы вернуть себе этот мир. Их власть вновь распространялась над землями Нижнемирья.
Нина пощадила меня. Сделав иной выбор, она могла бы избежать погружения всего Нижнемирья в хаос. Я содрогнулся от боли и опустил голову. На мой взгляд, её выбор был крайне неудачным. Но я не мог винить её за это решение. Конечно, она решила спасти меня от смерти – она была столь же сострадательным созданием, как и я. Мы оба грешили добротой. Вот только скольких она отправила в могилу вместо меня? Скольким ещё предстояло пасть?
Моё сознание пронзило видение, почти ослепившее меня своей яркостью. Золтан, мёртвый, лежащий в ореоле собственной крови. Его глаза были широко открыты, застывшие в последнем удивлении. Самир, стоящий на платформе, в то время как зал, некогда известный как Водоём Древних, рушился у него на глазах. Камни падали, вода бурлила.
Когда видение исчезло, его сменило странное спокойствие. Причудливый, всеобъемлющий покой. То самое чувство, что я испытывал каждый раз, ступая в Озеро Крови и становясь свидетелем Церемонии Павших. Но теперь оно наполняло меня целиком, проникало в каждую клетку. Вся боль и смятение, что я испытывал мгновение назад, были сметены этой волной, как приливом, и все тревоги о новом мире попросту… исчезли. Растворились, словно их и не было. Меня должно было бы это встревожить, но даже эта эмоция казалась теперь такой ничтожной и не стоящей моего внимания.
Я поднялся с земли и отряхнул пыль с одежды. Солнце по-прежнему слепило невыносимо. Такова уж моя природа. Вампиры не созданы для света, ибо наша охота творится в тенях. Мы – дети ночи, и солнце для нас – враг.
Я заметил поблизости коридор – теперь, когда моё зрение смогло сфокусироваться на окружающем мире. Он уходил вглубь здания, в благословенную тьму, что манила меня, суля облегчение от назойливого света. Прохладная темнота звала меня. Я почувствовал непреодолимую тягу двинуться в ту сторону и не стал ей сопротивляться. Зачем бороться с тем, что кажется таким естественным?
Каменные ступени были прохладными и тёмными, и спуск по ним казался блаженством после ослепительного солнца наверху. Каждый шаг приносил облегчение. Проход извивался, уходя глубоко в недра этого сооружения, которое, как я понял, должно было быть колоссальным. Спускаясь по огромным ступеням одна за другой, я не переставал поражаться одновременно и ужасу, и красоте всего, что меня окружало. Здесь было что-то величественное, несмотря на мрачность.
Я провёл пальцами по настенным росписям, покрывавшим каждый сантиметр стен. Яркие изображения битв, чудовищ и самих Вечных, которых я узнавал по статуям, что некогда украшали залы моего собора. Краски не выцвели за века, они по-прежнему горели насыщенными цветами. Здесь были сцены триумфа и поражения, жизни и смерти.
Я замер перед одним из изображений. Мужчина с длинными чёрными волосами, с обнажённым торсом, облачённый в одеяния цвета воронова крыла. Его тело покрывали линии чёрных чернил, складывающиеся в причудливые узоры. Он стоял на поле боя, величественный победитель, возвышающийся над мёртвыми и выжженными землями, утопающими в крови. В его позе читалась абсолютная власть.
Владыка Всего.
Мне следовало бы чувствовать ужас. Мне следовало бы трепетать от увиденного, бежать прочь от этого места. Но всё то же всепоглощающее спокойствие заглушало голос разума. Оно убаюкивало меня, успокаивало и манило глубже в здание. Это не те заботы, что должны тревожить тебя в сей миг. Это не те заботы, что должны тревожить тебя вовсе. Он – твой Владыка. Всегда был и будет.
Наконец я достиг дна. Лестница закончилась, открывая передо мной просторный зал, на одном конце которого стояли статуи, показавшиеся мне знакомыми. То были изображения Вечных в их причудливых и ужасающих формах. Они возвышались над всем, метров по десять-пятнадцать в высоту. Их размеры подавляли, внушали благоговейный трепет. Они нависали над алтарём у своих подножий. Там горели свечи, окружённые всевозможными дарами – фруктами, цветами, драгоценностями. Огни в жаровнях, выстроенных вдоль центральной дорожки, освещали помещение, отбрасывая на стены резкие и драматичные тени, которые сами по себе были похожи на чудовищ и демонов.
Даже сейчас, пристально вглядываясь, я видел, как тени мерцают и искажаются, меняя очертания, напоминая, что в здешней тьме таится нечто большее, чем кажется глазу. Они будто жили своей жизнью. Вечные были свободны. И это было их обителью. Их истинным домом, куда они наконец вернулись.
Мне почудилось, будто статуи взывают ко мне. Я медленно подошёл к ним, потрясённый увиденным, самим фактом моего присутствия здесь. Ноги несли меня сами, словно я был марионеткой. Зал с трёх сторон был окружён водой, что отсвечивала знакомым багровым оттенком. Кровь. Конечно же, кровь.
Это был истинный Алтарь Вечных. Не то уродливое подобие, что я так долго поддерживал, думая, что служу их воле.
Служить.
Эта мысль прозвучала как приказ. Как удар молнии, поразивший меня в самое сердце. Это были не их голоса в моей голове – это был мой собственный внутренний голос. Моё собственное осознание.
Служить. Так должно быть. Такова истинная природа этого мира. Таков порядок вещей.
Это было не повеление. Это было нечто более глубокое и фундаментальное, чем простая команда. Да. Я служу им. Золтан мёртв, а я – их Верховный Жрец. Теперь я – их Владыка Крови. Я принимаю эту роль.
Я медленно опустился на колени у подножия статуй и склонил голову, ощущая тяжесть камня под коленями.
– Что повелите мне сделать?
Глава 4
Нина
Я рыдала до тех пор, пока слёзы просто не закончились – пока у меня не осталось на это больше сил. Снаружи всё ещё бушевала буря, та самая, от которой я сиюминутно сотворила странного гигантского броненосца-монстра, чтобы укрыться от хлёсткого песка. Каждый порыв ветра швырял в стены моего убежища тысячи песчинок, и они скребли по панцирю с тихим, назойливым шорохом. Я была вымотана дотла, и моё тело, и разум требовали покоя.
Слишком многое случилось за слишком короткий срок. Похоже, это становилось моей новой нормой с того самого дня, как я проснулась с этим знаком на руке. Я сняла мокрую, и всю в песке, накидку, свернула её наизнанку, скатала импровизированную подушку и попыталась заснуть. Ткань была жёсткой и неудобной под головой, но выбирать не приходилось.
Это было ошибкой.
Я не знала, что такое «удар о бордюр». Но на моём столе в Барнауле оказывалось больше одной жертвы уличных разборок. Моя прошлая жизнь казалась такой далёкой – словно это была история о ком-то другом, прочитанная в книге. Один из тех несчастных как раз и пострадал таким образом: его зубы упёрлись в камень, а по голове прошлись ногой, пока лицо не превратилось в кровавое месиво. Это было одним из самых жутких дел, что мне доводилось вести. Я помнила, как долго отмывала руки после вскрытия, хотя перчатки были целыми. И теперь я думала, что моё состояние, должно быть, хоть отдалённо напоминает те ощущения.
Мой разум рвался на части. Буквально расползался по швам. Словно мою голову начинили, как тесный пасхальный кулич, – битком забитый изюмом и цукатами, и вот-вот его корка не выдержит. Каждая мысль причиняла боль, каждое воспоминание жгло, словно раскалённое железо.
Я создала Горыныча из самозащиты, чтобы уберечь себя как раз от такого момента. Я создала его, чтобы он спас меня от чудовищной силы, что пришла вместе со статусом сновидицы. Но не простой сновидицы – я была той самой сновидицей. А теперь Горыныча не было. Не осталось никакого укрытия. В тот миг, когда я ослабила защиту, когда перестала сдерживать напор этого мира, шлюзы открылись. И меня захлестнуло с головой.
Мне казалось, что я кричу. А может, не издавала ни звука. Разобрать было невозможно. Боль была настолько всепоглощающей, что я полностью потеряла ощущение того, где нахожусь. Реальность растворилась в огненном тумане агонии.
Всё, что я сдерживала с момента своей смерти, обрушилось на меня сейчас, прожигая насквозь, как серная кислота. Образы проносились со скоростью сотни километров в час: вспышки существ и чудовищ, рождённых из ничего, охотящихся как на их мир, так и на Землю. Я видела клыки, когти, глаза, полные голода. Слышала крики, рёв, визг жертв.
Сила терзала меня, словно я лизала автомобильный аккумулятор. Знание делало то же самое. Всё вдруг встало на свои места, будто так и было задумано. Как будто с предмета мебели, что всегда стоял в комнате, вдруг сдёрнули покрывало, а я до сих пор его почему-то не замечала. Дома, знаки, законы этого мира. Причина, почему всё устроено именно так. Это было то, чего мне не хватало всё это время. Словно недостающий кусочек пазла, который внезапно оказался у меня в руках.
Всё… вдруг обрело смысл. Я почувствовала связь с миром вокруг. Что это место принадлежало мне в той же степени, что и всем остальным. Это было глубинное, корневое чувство принадлежности. Неужели это то, против чего я боролась всё время? Неужели я так отчаянно сопротивлялась тому, чтобы стать частью чего-то большего?
Монстры, как люди, так и звери, торгующие кровью и плотью ради вечной жизни. Охота на людей Земли, когда миры сходились, была и спортом, и способом выпустить пар, сбросить накопленную агрессию, словно голодные псы, рычащие друг на друга в тесной клетке. Это был мир, поглощённый азартом погони, тёмного пожирания. Мир, где ты чувствуешь, как тело жертвы подминается под тебя, и берёшь от него всё, что пожелаешь. Мир, где насыщаются самые тёмные нужды и желания.
Мне об этом рассказывали. Но теперь я понимала это. Понимала не умом, а нутром, каждой клеточкой. И что важнее, я понимала своё место в этом порядке. Я всё осознала. Мужчины и женщины, и те, кто уже мало походил на людей, правили этим миром. Но по правде говоря, мои творения были столь же сильны и опасны, как и все прочие. Мои существа были истинными зверями, которым не было дела до защиты знаков, даровавших им жизнь после смерти. По этой причине они представляли куда более свирепую угрозу, чем те, кто когда-то был человеком. Ибо моим тварям было всё равно, чьи жизни они забирают. Они не знали жалости, не ведали страха.
Даже сквозь боль во мне поднялась гордость. Желание вонзить зубы в плоть, убивать и быть убитой, вкусить кровь. Вот кем я была теперь. Матерь Чудовищ. Я чувствовала себя такой глупой, теперь, когда всё действительно поняла. В любой момент я могла призвать армию из глубин своего разума, чтобы она сражалась за меня. Сила пылала под моей кожей, и я знала, что отныне в моём распоряжении будет не просто парочка фокусов или всполохи молний. Теперь я могла так много. Так ужасающе много.
Но я выучила правила как раз в тот миг, когда игра поменялась.
Мои мысли путались и скакали, перебегая с одного на другое, туда и обратно, будто камни в бетономешалке. Я не могла сосредоточиться. Это было похоже на лихорадочный бред, в котором я кувыркалась в собственном сознании. Как бы я ни пыталась ухватиться за что-то, мысли ускользали сквозь пальцы, подобно песку, что теперь поглотил мир.
Образы мира, пожираемого песком, внезапно нахлынули на меня, врезаясь в сознание вместе со всем остальным. Видения палящего солнца, выжигающего всё, к чему оно прикасалось. Жестокости, которую даже Короли в своём разрушительном правлении сумели обуздать. Подлинное меньшее из двух зол. Пять тысяч лет это безумие подавлялось. То царство смерти, над которым должны были властвовать Вечные, было стёрто из памяти. Теперь же они восстали, и всё перевернулось с ног на голову. Старый порядок рухнул, новый ещё не установился, и в этом хаосе мы все барахтались, как слепые котята.
Вечные. Это они выбрали меня. Они привели меня сюда. Они всё спланировали с самого начала. Теперь я танцую на их верёвочках. Как бы я ни была несчастна в своём нынешнем состоянии, я не могла разорвать эти узы. Но, словно норовистая лошадь на корде, я чувствовала яростное желание лягаться и сопротивляться, не давая себя объездить.
Но их сила была навечно высечена на моей коже. Я носила их знаки. Они сделали меня чем-то большим – или меньшим – чем человек. Если я попытаюсь вернуться на Землю, и порталы закроются за моей спиной, я умру без них. Зачем тогда бороться? К чему весь этот бунт, если в итоге я всё равно привязана к ним намертво?
Всё это было до невыносимости больно. Я больше всего на свете желала, чтобы рядом был Самир. Чтобы он обнял меня, успокоил, объяснил, что со мной происходит. Помог пережить это чувство, будто мне в череп запихивают арбуз. Чтобы он просто был здесь, рядом, и держал меня, пока не пройдёт.
Самир. Это имя вызвало внезапную волну ненависти, сжавшую мне горло. Странное, необъяснимое отвращение и настороженность поднялись изнутри, подкатывая к горлу горькой желчью. Он не был Королём Теней – он был Королём Лжи. Предателем. Обманщиком. Врагом.
– Нет! – я отбросила эти мысли прочь. Они были не мои. Не могли быть. Я прижала ладони к глазам, пытаясь сосредоточиться. Вечные пытались заставить меня ненавидеть его, как и всех остальных. Они могли делать со мной что угодно, но это было то, до чего я никогда не позволю им дотронуться. Эта часть меня останется моей, что бы ни случилось.
Я люблю Самира, и я не позволю им отнять это у меня. Я попыталась провести черту на песке и отгородить себя от всего, что бушевало в моём сознании. Я всё ещё была собой. Всё ещё тем судмедэкспертом, который провалился в мир чудовищ. Бывшим фельдшером. Я была Ниной. Я была Королевой Грёз, ладно. Но одно другому не мешало. Я могла быть и тем, и другим. Я должна была остаться собой.
И была одна вещь, которую я знала твёрже всего остального. Та вещь, что вытянула меня из поднимающихся вод моего разума, словно спасательный круг. Моя любовь к Самиру. Я вцепилась в эту мысль, как утопающий, и держалась изо всех сил. Это был мой якорь, моя точка опоры в сходящем с ума мире.
Вечные говорили, что всё это они устроили, чтобы испытать меня. Когда я была на дне того проклятого озера, они сказали, что хотят, чтобы я доказала, что достойна их «единственного сына». Я не знала, была ли это часть их дурацких игр, но я не позволю им извратить мои чувства и заставить ненавидеть его. Можете забрать остальное. Но это – не троньте. Это моё, и только моё.
Признания, которые Самир сделал мне перед бурей, до сих пор леденили душу. Мне пришла в голову ужасающая мысль: я люблю Самира… но того, кого я любила, возможно, больше не существует. Тот мужчина, что стоял перед надвигающимся штормом и целовал меня, был незнакомцем в маске моего возлюбленного. Он носил его лицо, его голос, но внутри был кто-то другой.
Кем он был теперь?
Его слова эхом отдавались в моей голове. «Беги, и позволь мне преследовать тебя».
Всё в Нижнемирье было и хищником, и добычей. Теперь стало ясно, что он видел во мне свою дичь. Теперь мне нужно было бежать от него, иначе… я даже не знала, чего ожидать. Вполне возможно, что я знала лишь «смягчённую» версию этого мужчины. Кем бы он ни был теперь, та холодность в нём ужасала меня до глубины души.
Всепоглощающая усталость наконец настигла меня. Боль наконец отступила достаточно, чтобы позволить тьме забрать меня. И наконец, раз и навсегда… я уснула.
И вновь мои сны мне не принадлежали.
Я оказалась стоящей в тёмной пустоте. Я узнала это место… или почти узнала. Вместо твёрдой стеклянной поверхности под ногами простиралось море чёрного песка. Оно уходило во всех направлениях, испещрённое рябью от ветра, которого не было. Но видно было лишь на небольшое расстояние, прежде чем всё терялось в ничто, что и было этим местом. Я с любопытством погрузила ступни в песок. Он двигался и ощущался как настоящий, пусть и был совершенно неправильного цвета. Холодный, мягкий, обволакивающий.
Разве песок – это не исходная форма стекла?
Я знала, кто привёл меня сюда. Или, по крайней мере… знала его лицо.
Сила, горячая, как ревущее пламя, исходила у меня за спиной. Теперь я чувствовала её, покалывающую в воздухе, словно перед грозой. Я знала, что он стоит там, даже не оборачиваясь. Каждый волосок на моём теле встал дыбом от его присутствия.
– Опять за своё? Я думала, мы покончили с этой ерундой.
Тишина.
Я сжала кулаки, борясь с желанием обернуться. Стоило мне повернуться, и он станет реальным. Мне пришлось бы столкнуться с ним и с тем, кем он стал. Или, вернее, в кого он вернулся. В конце концов, это, по всей видимости, и был «настоящий» он, не так ли? Тот, кто существовал задолго до того, как человеческие цивилизации появились на Земле?
Если он никогда не был человеком, если он и впрямь единственное творение, созданное Вечными, он мог быть старше времени. Старше звёзд. Старше самой смерти. Возможно, это объясняло то всеобщее отвращение и ненависть, что окружали его. Он был самозванцем, чужаком, и все это чувствовали. Ощущали на подсознательном уровне.
Но, казалось, дело было не только в этом. Вечные, похоже, насильно заставляли людей ненавидеть и бояться его. Но зачем? К чему эта искусственная подозрительность?
– Одного я не понимаю, – промолвила я, всё ещё избегая встречи с ним взглядом, – зачем Вечные заставляют всех ненавидеть тебя, Самир? Если ты их любимый и единственный сын, какой в этом прок?
Тишина.
– И.… серьёзно? Опять эти сны? Надо бы купить тебе телефон. Если хочешь просто поболтать со мной, есть способы получше, чем вторгаться в мои сны. Мог бы и позвонить. Написать. Устроить видеозвонок. В конце концов, мы в двадцать первом веке, даже если и не на Земле.
Мой цинизм и сарказм были жалким укрытием от того, что я чувствовала вокруг – эта чёрная туча, что сгущалась вокруг. Но, чёрт возьми, это было всё, что у меня было, и я собиралась этим пользоваться.
Мне казалось, что тёмные щупальца его силы обвиваются вокруг меня, готовые схватить. Я чувствовала его присутствие, наполнявшее меня благоговейным ужасом. Я ощущала себя в лапах огромного когтистого зверя, прямо как тогда, когда погружалась на дно проклятого озера. Теперь он заставлял меня чувствовать себя такой… ничтожной. Такой маленькой и хрупкой.
Всё так же – ни звука.
Самир всегда любил звук собственного голоса. С самой первой нашей встречи он никогда не молчал. Он дразнил и мучил меня, подначивал и проверял на прочность. Но он никогда не оставлял меня в такой пустоте. Никогда не лишал меня своих слов, своего внимания.
Это пугало меня больше всего, что случилось до сих пор.
В конце концов, я не выдержала. Я обернулась и обнаружила его стоящим позади, как я и предполагала. Пока я поворачивалась, он сделал шаг вперёд, сократив дистанцию между нами до нескольких сантиметров. Он молча бросал мне вызов: отступить, признав, что мой гневный и пренебрежительный тон был блефом.
И это сработало. Я не смогла сдержаться. Я отступила на шаг. Не только потому, что он меня до смерти пугал, но и потому, что его внешность так разительно изменилась. Словно актёр, идеально вжившийся в новую роль, он стал другим. Совершенно, абсолютно другим.
Его одеяние было диковинным. Оно напоминало одежды древнего царя или бога из мифов. Он был с обнажённым торсом, а бёдра были обёрнуты длинными полосами чёрной ткани, ниспадавшими до самого песка. На них чёрными же нитями были вышиты те самые неземные символы, что я уже научилась узнавать. Они были видны лишь при движении, когда свет ловил текстуру на иначе невидимом чёрно-чёрном узоре.
Ткань была подпоясана массивным поясом из чёрного металла, составленным из круглых пластин и медальонов, каждый с выгравированным символом. На нём висело такое же ожерелье. Оно напоминало украшения египетских фараонов, но мрачное и искажённое, как и всё в этом месте. Тяжёлое, древнее, пугающее.
Но больше всего тревожило выражение его лица. Исчезла тёмная озорная искорка, та усмешка, что сулила опасность и дьявольское веселье. Тот Самир, при всей его древности, казался куда моложе мужчины, стоявшего передо мной сейчас. Он выглядел старым. Он чувствовался старым. Он смотрел на меня с окаменевшей холодностью, которую не мог смягчить даже лёгкий изгиб его тонких губ. На его лице застыло безразличное презрение ко всему окружающему, и это пугало меня хуже любой его прежней жестокости.
Он был потрясающе красив. Сверхъестественно красив. От него у меня в животе завязывались узлы из паники и того знакомого нервного напряжения, что я всегда ощущала рядом с ним. Он был одновременно чужим и до боли знакомым. Но эта ледяная пустота в его глазах заставляла меня сжаться.
– Самир…? – Я отступила ещё на шаг и уже собралась сделать третий, но вовремя остановилась и вздохнула. Это было бессмысленно. Я была внутри своей головы – или его головы, я так и не поняла, чьей именно – и бежать от него здесь было некуда.
Тишина.
Он осторожно протянул ко мне руку. Прикоснулся пальцами к моей щеке, нежно проведя по коже. Прикосновение было на удивление тёплым, почти нежным.
Может, он всё ещё там, глубоко внутри. Может, где-то в глубине он всё тот же мужчина.
Его прикосновение было таким блаженным. Таким тёплым и безопасным. Мне хотелось прижаться щекой к его ладони и молиться, чтобы он никогда её не убирал. Он медленно приблизился ко мне, словно опасаясь спугнуть испуганную лань.
Может, это и есть он, исцелённый от своего безумия. Может, теперь он цельный. Может, тот мужчина, которого я знала, был ложью, а этот – правдой.