- -
- 100%
- +
© Елена Збаражская, 2025
ISBN 978-5-0065-2444-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
В этой зиме
очень долго можно
считать шаги
одна в одном
Я так тебя люблю, что я уже не знаю,
кого из нас двоих не существует,
наверно, так из боли вырастают
до странностей рифмованного слова
Я всё ещё могу на ощупь различать
тебя сквозь многослойную природу,
ты всюду и нигде, и дальше, чем печаль
от вытянутых капелек на стёклах
Всё естество твоё живых полутонов
влеку в себе, как сердце запасное
Я так тебя люблю, что кажется давно
одна – из нас двоих – не существую
не
Время прожорливо и эфемерно,миром жонглирует осени шут.Левое ухо облизано небом,капает смертью на чахлый лопух.Злы философии райского сада,свет понарошку, да ландыши мрут,у одиночества рот нараспашкуи черномузыки полная грудь.Ласки б твоей нахлебаться влюблённойс привкусом лёгких туманов и лжи:преобразиться и препримириться,пересмолиться на лунную суть,но на судьбе кто-то месяцы спутал,числа порезал, другие пришил.К бесам иди, звездопадная мудрость,если с тобой ничего не найти,если с тобой умирать даже скучно,если с тобой до него не дойтибелым клевером
Наши четвертижили лунамии покоились,не дыша.Ночи блудные,безнадёжныене шептали нам сны, любя.Осыпаюсь ябелым клевером,полузвукамифа-бемоль.Унесёт меняветром северным,с перестуками на восток.И исчезну ясветом солнечным,горизонтамирастелюсь.Не притронешьсяты к душе моей,а твою… я обнять смогудалёкое
Опасно жить в марте без приглашения,
в котором грусть волчья, не сходят с ума,
скучают дожди, непроснувшись из комы,
и звёзды гуляют в пальто февраля.
Где в порах судьбы непрогретое тело,
в пейзажах глаза необъятных долин,
от спелого зарева валится пена
да в утренний ком собираются сны.
И каждое солнце всё смотрит и смотрит
сквозь тонкую душу с ухмылкою G,
и тянется мгла тёмно-синих поллюций,
а в ней без одежды танцуешь не ты
деревьев сон
только я, только я умеюобращать себя в то, что естьпролетать пернатой метельюцеловать в уста свою смертьзабывать фантомную памятьпоминать законную жизньотпыхтелись грешные далисвиристели не греют ельмир клочками упал под ногив цыпках ветер, исчерпан бредговорю, говорю, слышите?у меня ничего не болитвот и звёзды завили гнёздакормят небо червивым льдомя сужаюсь в своей одеждеи врастаю в деревьев сонпокинь мою обитель
Покинь мою обитель, коли тесно, где мир мой до тебя был жутко пресным, пока с деки не вырвалась струна, и ты без нот сыграл воскресным утром песню, в которой я была твоя… Я не напрашивалась в гости к твоей душе на чашку кофе и не просилась на колени, чтоб ты сонливо гладил кожу моей спины – упрямо гордой – кончиками пальцев руки холодной… Я не пыталась владеть тобой до точки боли той, где прежде реки крови бурлят неистово, а веки после не в силах открыть весь свет, что меркнет быстро из-за разлук предсказуемых и скверных…
Я не хотела пыльных мыслей, от которых вздуваются невольно вены на висках, и отвечать на разные вопросы, где не было ответов, а если были, то напрасно долго ждать от них всех истин…
Но как бы ни хотела я воспоминания все будут, и каждым блёклым утром я буду думать о тебе не улыбаясь, ведь я хотела быть твоим отрезком жизни и пусть твой мир был так же, как и мой, до жути пресным
ещё не скошен снег
Весны чесун расчёсывает мир,Скользя по сучьям сосен угловатых,Вычёсывая ложь из мерзлоты.А ты сырее тверди кругловатой,Глазеешь на ленивую зарю,(Она востоком пахнет, и тягуча),Мой космос одевается в судьбу,Где звёзды толстопузые трескучи.По коже ходит музыка разлук,Как в первый раз, сопровождая боли,И белый луч тончайшею иглойПронзает айсберг сердца, не ломаясь.Ещё не скошен снег бездомных туч,Невротик ветер шаркает ногами,Бог сеет по ночам чертополох,Мешая с меланхолией молчанья.Ты учишься по-новому страдать,Но поздно, поздно… Сыт по горло старым.Допить любви остаток, и пропастьВ эфире недосказанных верлибровС ТОБОЙ ТАК МАЛО БЫЛО ПРОЖИТО ВЕКОВ
Я так давно на дне,придавлена водой со вкусом соли,разбавленной дождями иногда,а иногда, простуженной ветрами, гнётом боли, так глубоко засевшейпод тонкой гладкой кожейтак, что светятся все линии рождения,опухшие невольно от тоски…Я так давно на дне,не хочется всплывать, и сил тех нет,с которыми когда-то я леталабез крыльев – сверкающими перьямибез прошлого, теперь оно уж есть:в ногах расположилось лежебоко,что ржавчиной покрылись все мгновенья…С тобой так мало было прожито вековна изгибе
Целый век на изгибе зимы,и его не растопишь ничем,и земное уже не во мне:только фон, и минутка любви.Замыкающий осени круг,тишины приворотная зыбь,многотёмность бесформенных букви шаманский тотем пустоты.В мире ржа перекошенных чащ,в них секрет недопонятых слов,да истерика в чёрных глазах:страха блеск и востока белок.Упразднились угодные днии в беспамятство канула ночь.Целый век на изгибе зимы,а в седьмой стороне где-то онгорсть за горстью
Если ты посмотришь на Неё,то узнаешь, как уходят боги,шаг за шагом, удаляясь вглубьза необъяснимые порогивсех концов дозволенных границ,прячась за земною чужеземкой,за леса, за горы до небес,за глухие, звонкие помехи.Ты услышишь, как они шумят,сбрасывая осени повесы,как хоронят взгляды в янтарях,перенасыщаясь чернью света.Если ты посмотришь на Неё,то увидишь, как любили боги,горсть за горстью, собирая яддорогого в жизни человеканачинка
В утробе квинтэссенции меняугрюмый мир с февральскою начинкой,в нём небо не спускает якоря,земля хрипит, немеет боль в ложбинке.Светлеет утро в алых парусах,дымится междудонное раздолье,худеет воздух в тонких проводах,перемещаясь оползнем в пригорки.Ворчит зародыш в корке пуза Ма:подснежниковый рык пугает солнце,на ветках ветки душат споры дня,и лес сжирает вечер, прячет стронций.На всосанную космосом печалькосятся тени выцветших остаткови бьётся недолюбленный хрусталь,в утробе завершаются осадкичача ветров
Меня выгуливает ветер,толкая в спину животом,а я лечу, лечу, киваясвоей влюблённой головой.Несусь в космическую кашупо суматошности времён,чтоб получить по полю в души,чтоб мы не жили кувырком.Котомка чувств перевалиласьза грань телячьего тепла,смакуют чачу божьи мысли,трезвеют лунные глаза.А ты всё ближе, только дальше,А ты всё глубже, только выше.Я заблудилась снова в небе,и там распята как тоска***На книжных полках много драмы,Трагедий и поэм в стихах,Меж строк мои лишь панорамыИ безтебяшная труха.Промаршировывают будниСвои неровные пути,В часы пустые, пополудни,Ищу твои смычки души.И, как в купальне, сердце моетСвои кандальные бока,И в томном жизнипереходеВсё тот же вой до потолка.Я без тебя, как мир без света,Ещё немного, и в кровиУмрёт ещё одна планетаБез вздорно вздёрнутой брови.На книжных полках кучно драмы,Их не считаю, как грехи,Пишу свои стихи, как шрамы,Сцарапанных с долгов любвикогда ты уходил
Когда ты уходил,соединялся с морем небный стан,земля теплела, корни трав сношались,алели вечера в степи молчанья,ветра в бутонах северных кипелии брачевались аисты в кустах.Когда ты уходил,звенели смертью храмы,в церквях венчались юные глупцы,а мы с тобой встречались в мире странном:посередине полноты луны,посередине выдохов богами.Когда ты уходил,я уходила тоже,но возвращалась снова,откуда ты не сможешь уходитьпотерянное
Я вчера потеряла небоИли просто оно улетело.За спиной рыщет юная зрелость,Ровно в осень закончится лето.Я вчера потеряла мореИли просто оно утонуло.Впереди безмятежные штили,По глазам – чёрно-белые бури.Я вчера потеряла землюИли просто она раскрошилась.На скрипучих качелях ВселеннойТишина тишину приручила.Я вчера потеряла радостьИли просто она притаилась.По ошибке красуется солнце,По улыбке волочится милостьенька
Толкает в сон февраль бесхозныйпредчувствий ком, ненужность дней,и вытекает чёрной лужей в сиянье моря за апрель…На пустыре рассвет тарелкой, а в нейовсяных хлопьев гвалт,коричневеет чай над стужей,толстеет снежный солнцевал.Дом воробьиный тише тиши,молчанье хруста у дорог.Скольжу душистой лёгкой енькойза свой предвиденный прологне угадаешь
сразу не отгадаешь – откуда приходит она
бывает, что просто её выдают дороги
порою спадает из неба в хрусталь родника
в торжественность тления, в старые кроличьи норы
бывает, она выползает под ливневый сплин
вокзалами пахнет, подъездами, урнами, ночью
ещё она может звенеть под ногами, и ныть
стоять в виде книги, вилять под речною водою
умеет годами смотреть на тебя с высоты
моргать на пороге, молчанием жить в телефонах
и где, под каким ребром – ни узнать, ни спросить
она начинает скрестись, где её истоки?
к причалам кривым запечатана играми волн
на сойкиных шеях катает свою долготу
не угадаешь – с какой стороны обходить
её совершенство границ не увидеть, не тронуть
моей пустоте не хватает мустангов в степи
чтоб топотом их заглушить голосов тревогу
чучельник
Из мира Чучельник слепил своё лицо:на нём кривые реки и дороги,чужая рукопись, где буквы – правда лжи,где точки – кляксы, запятые – слёзы,где против пролесков – поросль безбрежия,вместо морей – страдания пустынь,смоль неба протекает в мёд аллели,а дар ветров – нетронутая грешность,где ты и я прозрачные «никто»в браслетах из художественных линий.Нам не достались даже поцелуи…А Чучельник смеётся,сушит елейдругими
По снежинкам хрустит излетевший восток,
я дышу теплотой в личной памяти чисел,
мне хватает себя, чтоб сравнять с тишиной,
и так мало себя, что не хватит продлиться,
но ищу заповедное место для нас,
где земля не черствеет, как корочка хлеба,
по сердцам льётся мёд, цвет меняют глаза,
кровь зашедших ветров треплет хрупкую нежность;
звездопадный коктейль, тень лесная, ручьи,
нескончаемый кайф от ночных обниманий,
моя туфля, твой свитер, луна на двоих,
где наш Бог – это всё – и тот камень, и чайка,
но сначала найти надо нас у других,
по-другому,
друг друга,
другими,
для нас
не умирая быстротечно
Я не мечтала быть во снахтвоим случайным тихим ветром,пока весна бежит от снега,пригревшись в наших рукавах,и не прощаю себе вольностьжелать тебя и странно мыслить,пока в запястьях пульс не умерс парадоксальным сбоем ритма.Стал беспокойно пахнуть воздух,смешавшись с чувством благодати,надежд исполненных иллюзиймогу рассеять без стараний,но, как напуганная днями,в которых ты исчезнуть можешь,я начинаю есть горстямилюбую мятую возможность,чтобы позволить не бояться —любить тебя, как мир под небом,и научиться расставаться,не умирая быстротечнобыть всем
по миру чувства растянулись
глазами въелась тишина почти что голос и текуче
зарёй облиты небеса орозовело чересчур
привычка вспять дышать терпимо
и забывать земную чушь ползучих камушков песка
смотреть за дали снов на хвоях
на лень туманную гряды
на росы с крохотную мошку сетей паучьих гамаки
и куржевин берёз свободных
и добрых идолов глаза
иссякнуть телом уместится в пуху белёсом птичьих стай
парить глазеть как серебрятся бочины рыб на дно в цвету
застыть горячим камнем слиться
прилипнуть к мокрому жуку
жужжать осой качаться ветром
быть всем никем ничьей его
и ждать приход созвездий узы
пить кровь заместо комаров
луны оранжевой подруги
алеть на сердце моряка
распластан мир на чувствах моря
засвечен парусом закат
ощущения
Я живое твоё ощущение —тебе кажется – ты не спишь…Не болея твоим отчуждением,вспоминаю твой сброшенный крикизнутри засекреченных комнат,где небойкое сердце стучити швыряет лихие проклятьяна уставшие плечи мои.Ты моё неживое больное,мне не кажется – я не сплю…Не владею своим вдохновением,рассыпаюсь в мирах – вновь крошусь,тороплюсь на единственный танецзвездочёта – он верит в мечту,в ней моё сокровенное плачети вдыхает соль ветра в бреду.Ты со мной, я с тобой – ощущения,нам не кажется – нам снятся сны —я в твоих – постоянство ранимое,ты в моих – недочитанный стихосень-бродяжница
Осень-сомнамбула шепчет пророчества и по ошибке падает с крыш – не разбиваясь на мелкие клочья, а рассыпаясь на грязную ночь – на тротуар, неисхоженный нами, на одеяла галльских цветов, на переулки с оставшимся прошлым, на перепонки, что глохнут без слов. Я пропускаю параграфы будней: всё, что внутри, не дрожит под дождём. Осень в припадке отглаженной жизни, мы в этой сырости – памяти ход. Пальцы сгибаются с хрипом усталости, и равнозначны дыханию дня.
Осень-бродяжница с пятнами лунными мне возвращает мечты, но с тобой
глупые бабочки
Тесно под твердью скрипучего неба.Грязные дворики, мыльные лужи.Скучно от взгляда на лица ванильные,Хочется выть, только голос контужен.Город-коробка, с бантом канатным,Травит жавелем гремучие нервы.Здесь одиночество чистит карманыОт залежавшихся милых волнений.И лишь во снах оживают желанья.Глупые страсти стремятся к грехам.И киноварною ягодой пахнутГубы, что впились в сухие уста…Липкое утро дышит в затылок,В гвалте теряются зыбкие сны.В крохотном теле желанья ютятся,Бабочки в них опыляют цветыв образе вещи
Снова земными мученьями узнана,как смотрит дитя на смерть стрекозы,расщепление утр на туманы мутные,обращение рос на дожди.Шелест переходит в хруст,руки деревьев толкают ветраближе к пустоте,дальше Него.Выпадая из родных ран,попадаю обратно,в те же ясли предательских звёзд,в ночные новостисо знаками опоздания в жизнь,готскими расстояниямимежду мёртвым и запахом сумерек,между любимым и тишинойв образе вещи,и она, может быть, снится разумному,что умеет положитьсердце на местов тлеющем временидля воплощенияв будущемсреди одинокого, зябкогожёлтый
Вот, если бы сердцевернуть мне с морей,несклёваннымжирными чайками,возможно бы,вставила между костей,скрутила бывременно – с гайками,чтоб снова немногоучиться любитьи чувствоватьземлю привычную,вдыхать кислородс дальтоном частици пиццу жеватьс оливками,стоять без одеждпод тотальным дождём,пока в коньякетонет солнце,да, мореисчезло,песок, каксырец,и чайкидавноужесдохлинегодное
Когда исчезну я из мира твоего,скоси все травы и цветы,убей всех птиц, сожги деревья,закрой пути всем рекам и моря испей,закрась всё небо грязным цветом,и воздуху не дай кружить ветрами,и песни вычеркни повсюду,забудь все звуки, что шептались,и мыслям дай заснуть, чтоб дни казалисьночью бесконечной,кроши столетия мгновений —создай своё – из праха и пустот,когда исчезну я…Не смею оставлять всё то,что для тебя душою создавала —теперь пришло в негодность…«Негодное» моим осталоськак дети
Боги как дети,для них всё естественно,так же как мы, ошибаются,чтут.Реки ногами их всеперемешаны,чтобы не дважды —единожды.Ноль начинается с дырки,до минуса сходятся пальцызачатых сердец,боль предначертана,ей окольцованонесовершенное место.Ответ спрятан подвеками снов из прошедшего,под антикодами старой зари,новое сбудется и перемелется,и у фатальности есть рубежи.Тело не маятник,чувство не фокусник,суть языка – не касаться земли.Небо заправленоосенью.Тихо.Боги взрослеют,меняя чертыбелая осень
Белый закат лёг ребромна широкие улицы,равно внутри сжалось зло и добров многослойный кокон.Ты спишь всегда на юге,с эдемским ветром на ложе,я в это время любуюсь ещёлуной круглощёкой.Но у нас на двоих один бог,и его причуды,и ему не нужна темнотас ароматом мускуса,он давно разделил тишинуна сто разных звуков,и архангелам крылья вручилиз молочного шёлка.И, пока он прощает грехималодушным тварям,мы свои собираем синхроннобез малого страха.Вот бы мир навсегда заковатьв антикварный ящики оставить в быломпрокажённую белую осеньплатья пудровые
Вчера осень издёргалась, нервничая, нерадиво расплакалась, хлипая.
Стало трудно её выслушивать, голос сердца осип, не выдержал.
Чем теперь его горло вылечить – до певучести, до протяжности,
До прозрачности звука выполоскать, отпустить недуг с ветром бродяжничать?
А у снадобья сроки исчерпаны – охрой дней, как ядом, пропитано.
Не смотри на меня, Осень, унылостью, дай прожить мне с тобой без слабостей.
Моя радость давно уж оплакана, следы счастья в прошлом повытерлись.
Будь премудрой, влюблённой, отчаянной, балуй солнцем – светом маисовым.
Ты опять не одна со мной маешься – я с тобой в твоих колких объятиях,
Если вновь не прощаешь, то смилуйся, не лукавь неизбежности сладостно.
Закружи меня в танце, рыжая, в опьяняющем ликовании,
Мы с тобой в дни пурпурные вырядимся в платья пудровые, струящиеся
небликовое
…небеса спадают в будни серой гаванью на плечи и больные поминутки бьют внутри кручёной плетью звукозаписью кричащей – отголосков-повторений – так, что глохнет запределье в сонном ультрафиолете…
…и басы летят в «немысли», заставляя двигать скулы, как кузнечиковый скрежет режет слух в часы-загулы, чтоб надежды-лилипутки уменьшались до пылинок, а в открытке-незабудке буквы тонут, как кувшинки…
…в темноте белеют руки, жаднотянущихся к свету, чтобы трогать ритмы танца твоего сердцебиенья, но такие ультразвуки могут слышать только тени, а они устали меркнуть бликом в собственной постели…
и осталось послезвучье от захлопнувшейся двери
за поводок
за ложь сермяжную зари за выпуклость тоски тяну туман за поводок за хохолок дожди в невосполнимое своё потешность чудоснов недорастраченную боль самоубийство звёзд несовпадение тишин лишение греха пересечение черты усыновлённых джа освобождение обид стеснение ночей совокупление воды опустошённых дней за иссякаемость минут пристыженной крови тяну туман за поводок в недолюбовь тобой
мой уроборос
…посмотри на меня,я опять словно прах,так, как будто бы ветрыбыли все для меня,и сезоны дождейтолько мной наслаждались,вымывая всю боль —ту, которая жгла и подкожно сгорала,только жаль, что без яда.…и внутри и вокругтьма не прячет глаза —я тащу за собойвереницей все страхи,ведь уже не впервойумирать без тебя так,что смысл потерян давно —бинтовать поседевшие раны.…только дерево жизнипьёт кувшинами водуи корнями цепляетзадремавшее время,заставляя дышать,повторяя цикличность —просыпаться,припудренной синею пылью,и опять под луной умирать,как сначалаживи для меня
Живи для меня в этом мире, где всё осторожно,
где в каждом из звуков внутри есть своя тишина,
чтоб наши больные надежды имели возможность
вдыхать синегрудое небо, сжигая сердца.
Ещё не успели поймать мы из уст поцелуи,
от мыслей – касаться друг друга – прикрыты глаза,
и нежность дрожит, протекая по телу гипюрно,
да так, что у бога скользит по щеке слеза.
Живи для меня в этом мире, где ландыши вянут,
где цвет от черёмух спадает, как снег в декабрях,
чтоб наши уставшие души сошлись у трамвая,
в котором есть место для двух, и одно для костра.
Ещё не успели мы смять одиночества письма,
испить на двоих угловатую жизнь, не спеша,
но тянется сладкою ватой болтливое время,
пока нас волнует живое под шум камыша.
Живи для меня, для тебя я уже существую,
кричи, говори и пиши мне о чувствах шестых,
шепчи, что я буду твоя, что немного волную,
люби – так, как будто я завтра случайно умру
панический бег
Мне надо бежать,не оглядываясьи звонко кричать,не оправдываясь —ты тянешь меня на дно.С тобой исцеляюсьминутами,с мечтой погибаюсекундами —анфас полусмерти давно.Живых нет улыбок —потеряны,истерики все —холерики,и зыбь от пророчества волн.Играем вдвоёмв иголочки —от них наши душикорочки —и мысли, как битый фарфор.И белая моногамиятемнеет внутридозами —агатовыми росами —от сытости твоих слов.Панический бегот слабости,что буду любитьдо старости,сжигая твой «инь» собойизменяя оттенок мечты
ты втыкаешь калёные иглы
в чёрный бархат ночных монологов
по ту сторону чисел явлений
сна уродца из-под полы
истекаешь отмученным словом
боголепную голь поглощая
не теряя фонемных привычек
изменяя оттенок мечты
и уходишь в себя кочевую
по бессмысленным тикам сердечным
за истерзанность зим и возможность
на страницы души прикипать
в недожизнь за портретную осень
неопознанной между объятий
человечно скривлённой от боли
не записанной в собственный рай
приду зимою
Со мною вечер исчезал,сползая по небу вальяжнопо киноварной широте,по краю небного кафтана.Ты не ищи меня теперь,я потеряюсь в белом поле,в своей пушистой пустоте,в своём небесном лукоморье.Там по тебе пролью слезу,дождусь покорного ребёнка,вдохну надежду в мерзлоту.А здесь, где я, лишь крик совёнка.Со мною вечер говорит,осенний шут в дожди играет.Ты не ищи меня пока.Приду зимою запоздалойпутник пьяный ты
Как пропитанынервы музыкой,так и я пропитанатвоим шёпотом.На твоих аккордахмысли спутаны,и под векамисны штрихкодами.Путник пьяный тытропы ломаной,кот, не принятыйедким городом.За чертой разливы,мачты сломаны.Ты желаемдушой вспоротойпросто пыль
Посмотри, как без нежности осень черствеет,
солнценитками вшита в неё пустота —
запечатана, втёрта под рёбра больнее.
И скулит под одеждой земная тоска —
та, что легче ветров, чёрных дыр тяжелее,
холоднее зимы, громче боя в часах.
Наши сны обнимаются с тусклостью неба,
долго спящим богам открывают глаза,
исчезают, впиваясь в сознание терпко.
Старый ангел едва держит счастье в руках —
то, что тише прибоя, ароматнее трав,
горше сладкой нуги. Мир немеет без нас.
Мы без нежности Времени пыль
русалочье
В твоей глубине вижу страхи земли,
нетронутой пустоты, молчанья безмерного,
дряблость луны, упавшей в тебя, чтобы плакать
о том, что прошло и чему не бывать,
пока небо тянет – лучами – постоянное солнце
в твоё тёмное скучное море,
но его свет бессилен в обители одиночества.
Глаза бы закрыть, да вода не даёт —
ледяное дыхание подводных течений
из мыслей твоих и касания волн
по ткани моего живого
белого платья.
Давно отражаюсь в боках рыбьих тел,
касаясь руками водоворотов
владений твоих,
теперь вместо ног у меня – плавник,
так легче тебя проплывать всего…
Вкушаю тебя с камнями подводными,
скалою сложившимися,
на соль пробую,
отдаюсь желаниям бессмысленным,
кружу в тебе, плавясь, как воск при огне,
моё море —
безропотное, тихое, поддающееся,
нежное, дрожащее…
Люблю,
пою теперь
для тебя и в тебе
русалочьи песни
кричащие
чьи-то живы боги
Отцвела рубаха,скомкались манжеты.Тело – чернь, ожоги.И внутри раздетый.А в кулак зажатаДо сих пор надежда —Рукоять зонта,Да того уж нету.Вместо плащаницыСпицы и замочки,Небо век открытоВ свете оболочки.Медленно ржавеюБез воды и ласки,Оттеняю пустошьНеприглядной массой.Мне бы замки строить,Но гнию под солнцем.Я давно здесь мёртвый:Чьи-то живы богиветрянка
Белый космос открылся,
и в нём не видны блики света,
в районе шести утра исключительный дрейф —
сыреющей мыслью вся жизнь убегает в постскриптум
и всё, что любилось, опять замерзает в зиме.
Она остаётся в том месте,
где север взрывается,
где смехом людским выжимается чуждая голь,
где богом прощается грех – умирать, проклиная,
и где не пикируют чайки над чёрной водой.