Иронично-детективное «Корзина с грехом пополам». Детектив о частном расследователе в супермаркете

Глава 1: Бесплатный сыр в мышеловке

Запах «Мега-Ели» ударил в нос ещё в тамбуре, успев смешаться с ледяным воздухом улицы. Это был густой, липкий коктейль из ароматов: хвои и мандаринов, замороженной рыбы и дешёвого парфюма с распродажи, жареной курицы-гриль и безнадёжности. Последним пахли сотрудники в синих жилетах, с усталыми лицами мечущиеся меж стеллажей, заваленных новогодним ширпотребом.

Лев Зернов сделал глоток терпкого эспрессо из своей дорожной кружки и снял перчатку, чтобы нажать на кнопку домофона у служебного входа. Его тёмно-синий пиджак, тот самый, один из трёх, был единственной вещью, не желавшей растворяться в этой праздничной мишуре. Он не любил супермаркеты. Не любил этот симулякр изобилия, где за яркими упаковками скрывались либо тонкий расчёт маркетологов, либо откровенный обман. Но сегодня, двадцать девятого декабря, именно здесь была его работа.

Его вызвали сюда, в это царство конвейерного праздника, из гильдии частных детективов. Запрос поступил от самого владельца сети, Геннадия Сажина. Формулировка была расплывчатой: «систематические хищения в особо крупных размерах, падение прибыли, нужен человек со стороны, без связей с коллективом». Льва такие формулировки всегда настораживали. Когда клиент говорит «хищения», а подразумевает «найти крайнего», честность перестаёт быть добродетелью и становится инструментом в корпоративной войне. Но чека с пятью нулями ему предложили не за поиск правды, а за результат, который устроит заказчика. Отказ был молниеносным. Но потом пришло письмо от личного помощника Сажина с уточнением: «Геннадий Петрович хочет не мальчика для битья, а хирурга, который вырежет опухоль, невзирая на чины». Это звучало уже иначе. Это пахло делом.

Дверь открыла женщина лет пятидесяти в строгом пиджаке, с лицом, на котором профессиональная вежливость боролась с хроническим недосыпом.

– Лев Сергеевич? Проходите. Геннадий Петрович ждёт в своём кабинете.

Они шли по длинным служебным коридорам, выложенным стерильным кафелем. Здесь не было новогодней мишуры, только огнетушители, инструкции по эвакуации и запах дезодоранта для уборных. Мир за кулисами. Мир, где фасуют не товар, а прибыль. Женщина, представившаяся Алиной, главным бухгалтером, бросила на него быстрый оценивающий взгляд.

– Вас предупредили об обстановке? – спросила она тихо, когда поравнялись с закрытой дверью, помеченной табличкой «Директор».

– Что хищения, как мандарины, к празднику участились?

Уголки её губ дрогнули в подобии улыбки.

– Хуже. Они стали… системными. Как будто у магазина открылась вторая, теневая касса. А все, от охранников до менеджеров, делают вид, что не замечают.

– А вы заметили, – констатировал Лев.

– Я заметила цифры, – поправила она. – Цифры не врут. А вот люди… Люди врут виртуозно. Осторожнее там, – она кивнула на дверь. – Наш «царь и бог» не любит, когда копают глубже, чем он указал лопатой.

Кабинет Геннадия Сажина был выдержан в стиле «новорусский минимализм»: дубовый стол размером с бильярдный, кожаное кресло, похожее на трон, и на стене – огромная карта региона с логотипами «Мега-Ели», сверкающими, как звёзды на небе. Сам Сажин, мужчина с телом борца и пронзительным взглядом хищной птицы, не стал вставать для приветствия.

– Зернов. Садитесь. Время – деньги, тем более сейчас. Что нужно для начала?

Лев занял стул напротив, поставил кружку на стол.

– Во-первых, полный доступ. Ко всем. К камерам, которые «внезапно» ломаются, к бухгалтерским проводкам, к базе поставщиков, к журналам прихода-ухода товара.

– Допуск оформят. Что ещё?

– Во-вторых, я буду задавать неудобные вопросы вашим людям. Вам придётся с этим смириться.

– Справлюсь. Дальше.

– В-третьих, и это главное, – Лев отхлебнул кофе, – никаких указаний «копать в ту или иную сторону». Если я найду, что воровство организовал ваш заместитель, вы позволите мне дойти до конца? Даже если он ваш сват, брат или тот, кто держит компромат на ваши старые делишки?

Сажин нахмурился. В кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь тихим гулом холодильников где-то в глубине здания.

– Смелый, – наконец произнёс он без тени одобрения. – Или глупый. Мне нужен результат, а не морализаторство. Но… – он откинулся в кресле, – мне также надоело, как меня держат за идиота в моём же магазине. Так что ладно. Играйте в своего Шерлока Холмса. Только помните: мы все здесь – одна семья. И скандалы в хорошей семье не приветствуются.

«Семья», – мысленно повторил Лев, выходя из кабинета. В семьях, как правило, любят. И защищают. А здесь он увидел только страх и тихую, всеобщую договорённость молчать.

Алина ждала его в коридоре с папкой в руках.

– Выжили? – в её голосе прозвучала тень того самого живого чувства, которого так не хватало в кабинете.

– Пока да. Говорите, цифры не врут. Покажите мне те, которые кричат громче всех.

Она открыла папку. Это был отчёт о списаниях за последний квартал. Колонки цифр, но взгляд Льва, натренированный за годы в финансовой полиции, сразу выхватил аномалию.

– Отдел бытовой химии, – пробормотал он, водя пальцем по строчкам. – Спирается товара на сумму, сопоставимую с отделом электроники. Кто заведующий?

– Василий Игнатов. Ветеран, работает с открытия. Все его любят.

– Отлично. Любимцы публики – лучшие кандидаты на роль виртуозов лжи. Проведём первую ревизию. Не официальную. Просто заглянем, как живётся там, где моют мир от грязи, но, судя по цифрам, очень сильно пачкают руки.

Отдел бытовой химии располагался на дальнем конце торгового зала, рядом со служебными помещениями. Воздух здесь пахло конфетти из ароматов: лимон, хвоя, океанская свежесть. Василий Игнатов, сутулый мужчина с добрыми глазами и вечно перепачканным халатом, суетился у паллеты с моющими средствами.

– Лев Сергеевич, говорите? От руководства? – Он вытер ладонь о халат, чтобы пожать руку. Рука была жилистой, шершавой. Рука труженика.

– Консультант. Помогаем оптимизировать процессы перед праздниками. Скажите, Василий… можно по имени-отчеству? У вас хорошие продажи по средствам для чистки труб.

– А, это «Мистер Мускул»! Народ берёт, да, – Игнатов заулыбался, но в глазах его мелькнула искорка настороженности. Слишком быстрая.

– Вот что интересно, – Лев взял с полки флакон, сделал вид, что изучает состав, – по данным, у вас самая большая недостача именно по этой позиции. Не по дорогим шампуням, не по стиральным порошкам. По средству за три копейки. Как думаете, почему?

Лицо Игнатова стало маскообразным.

– Воровать? Да кто его станет, он же копейки! Наверное, ошибка в учёте. Или брак партии списали.

– Брак партии в три тысячи флаконов? – мягко усомнился Лев. – Это должна была быть очень злая труба.

В этот момент из-за угла стеллажа появился молодой парень в жилете грузчика, катя тележку с коробками. Увидев Льва, он резко остановился, и на его лице отразился такой неподдельный испуг, что это было красноречивее любых слов. Он бросил взгляд на Игнатова, тот едва заметно мотнул головой. Парень рванул с тележкой вглубь склада, задев уголом полку. С верхней полки грациозно, как в замедленной съёмке, полетела вниз упаковка дорогого японского стирального порошка.

Лев поймал её одной рукой, не пролив ни грамма.

– Осторожнее, – сказал он, ставя коробку на место. – Всем нужна чистота. Особенно – в отчётах.

Когда он уходил из отдела, чувствуя на спине пристальный взгляд Игнатова, в голове уже складывались первые пазлы. Испуг грузчика. Абсурдная недостача дешёвого товара. Слишком гладкое объяснение. Это была не схема воровства. Это было что-то другое. Что-то, что использовало «Мистера Мускула» как ширму. Как приманку. Как тот самый бесплатный сыр.

Он подошёл к огромному панорамному окну на втором этаже, откуда открывался вид на весь торговый зал – на этот бурлящий, одержимый предпраздничной лихорадкой муравейник. Где-то здесь, среди этих гирлянд, акций «три по цене двух» и плачущих детей, пряталась правда. Неуклюжая, неудобная, пахнущая не ёлкой и мандаринами, а страхом и алчностью.

Лев Зернов сделал последний глоток остывшего кофе. Охота началась. И первой добычей был не вор, а ложь. А ложь, как он хорошо знал, всегда оставляла след. Достаточно было знать, где искать. И он уже знал. Зерно было найдено. Теперь предстояло вырастить из него целое дерево. Дерево под названием «Дело».

Глава 2: Призрак в мясном отделе

Три часа ночи тридцатого декабря. «Мега-Ель» спала, если огромный механизм может спать. Неоновые лампы горели вполнакала, окрашивая бесконечные ряды стеллажей в сизоватый, потусторонний свет. Отсутствовал лишь один звук – гул сотен голосов. Его место заняли другие: монотонное жужжание холодильных установок, скрип тележки уборщика где-то вдалеке и отрывистые шаги Льва Зернова по линолеуму.

Он не мог спать. Пазл, который он начал собирать в отделе бытовой химии, не давал покоя. Дешёвое средство для чистки труб… Игнатов… Испуганный грузчик… Это был не метод, а лишь симптом. Как легкий кашель при тяжёлой болезни. Нужно было понять саму болезнь. И лучше всего болезни изучаются там, где система нагружена по максимуму. А что в супермаркете накануне Нового года работает на износ? Отдел заказов и доставки? Кассы? Нет. Мясной отдел.

Именно туда, в царство стейков, фаршей и охлаждённых тушек, направлялся Лев. С разрешения Сажина у него были ключи и доступ. Ночью, когда нет посторонних глаз и можно спокойно посмотреть на процессы изнутри, без прикрас.

Запах ударил в нос ещё на подходе – густой, сладковатый, металлический запах свежего мяса и крови, едва перебиваемый хлоркой. За стеклянными дверьми отдела царил идеальный, почти стерильный порядок. Витрины сверкали, на блюдах аккуратно были разложены вырезка, грудинка, фарш, прикрытые пищевой плёнкой. Красные, розовые, багровые пятна на белом пластике. Лев включил свет. Люминесцентные лампы зажужжали и вспыхнули, заливая пространство холодным, безжалостным светом.

Первое, что он заметил – несоответствие. В журнале учёта, лежавшем на столе у входа, зафиксирован последний завоз: восемьсот килограммов свиной шеи и лопатки. Но на стеллажах в холодильной камере, куда он заглянул, свободного места было слишком много. Слишком для такого объёма. Он достал небольшой блокнот и начал набрасывать схему: приход, вес, потенциальный выход на котлеты и гуляш. Цифры не сходились. Но это было ожидаемо. Он искал не цифры сейчас. Он искал следы.

И следы нашлись. Не в документах.

Они вели от главного мясного цеха вглубь, за холодильные агрегаты, в техническую зону, куда обычно не заходят даже уборщики. На сером кафельном полу, почти невидимые при тусклом дежурном свете, но чёткие при ярком фонарике его телефона – капли. Не воды. Более густые, более тёмные. Они вели к огромной промышленной мясорубке, стоявшей на промывке.

Лев почувствовал, как у него похолодели пальцы. Он подошёл ближе. Аппарат был выключен, вымыт до блеска. Но в щели между корпусом и загрузочным лотком, в самом труднодоступном месте, зацепился клочок. Не мяса. Ткани. Темно-синей, похожей на ткань униформы охраны «Мега-Ели». И рядом, на полу, валялась пуговица с логотипом сети – ящерка, обвивающая еловую ветвь.

Он выпрямился, медленно переводя дыхание. Разум уже строил версии, одна чудовищнее другой, но он гнал их прочь. Нужны были факты. Он последовал за каплями дальше. Они обрывались у массивной двери морозильной камеры для полуфабрикатов. Дверь была приоткрыта. Из щели валил морозный пар.

Лев надавил плечом. Дверь с тяжёлым вздохом поддалась.

Ледяной воздух обжёг лёгкие. Свет внутри горел. И в его сиянии, среди свисающих с крюков туш и коробок с пельменями, было отчётливо видно…

Не тушу. Человека.

Он сидел, прислонившись к металлической стойке, в той самой синей униформе. Голова была неестественно запрокинута, глаза, широко открытые, покрылись инеем. Лицо, искажённое последним ужасом, Лев опознал сразу. Это был Максим Подольский, заместитель директора по безопасности. Тот самый человек, который формально должен был расследовать хищения. На его жилете, чуть левее груди, зияло небольшое, аккуратное пятно. Не кровавое. Темно-бурое, с разводами. И рядом, на ледяном полу, валялся предмет, явно не принадлежавший этому месту. Пластиковая упаковка от дешёвого средства для чистки труб. «Мистер Мускул». Пустая.

Лев не двинулся с места. Он заставил себя сделать три вещи: глубоко вдохнуть (воздух обжёг ещё сильнее), сфотографировать сцену на телефон с разных ракурсов и осмотреться, не прикасаясь ни к чему. Рядом с телом не было оружия. Только этот абсурдный, зловещий флакон.

Итак, призрак обрёл плоть, – промелькнуло в голове. Убийство. В его расследовании по хищениям появился труп. И это меняло всё. Из финансового детектива дело превращалось в уголовное. И смерть Подольского говорила об одном: он докопался до чего-то очень серьёзного. Или кто-то решил, что подозрения в воровстве удобно списать на мёртвого.

Он осторожно вышел из камеры, позволив двери закрыться. Его пальцы, почти онемевшие от холода, набрали номер Алины. Она подняла трубку после второго гудка, голос сонный, настороженный.

– Лев Сергеевич? Что-то случилось?

– Алина, вам нужно сюда. В мясной отдел. Сейчас. И… лучше не поодиночке. Возьмите с собой кого-то из охраны, кого считаете более-менее адекватным.

В её голосе исчезла последняя дремотность.

– Боже… Что там?

– Там нашлась недостача, – сказал Лев сухо, глядя на запотевшую дверь морозилки. – Очень существенная. Одна единица. Человеческая.

Пока он ждал, прислонившись к холодному корпусу мясорубки, его мозг лихорадочно работал.

Вариант первый: Подольский – вор, его убили сообщники, боясь разоблачения. Но тогда зачем оставлять его здесь, на виду? И зачем этот театр с флаконом?

Вариант второй: Подольский что-то узнал. И стал угрозой для настоящих организаторов схемы. Его убийство – предупреждение. Предупреждение кому? Ему, Зернову?

Вариант третий: это постановка. Чтобы спутать карты и направить расследование по ложному следу.

Шаги в коридоре заставили его вздрогнуть. Первой появилась Алина, накинувшая на домашнюю одежду длинное пальто. Лицо её было бледным, как бумага. За ней шли два охранника, один из которых – пожилой, с умными, уставшими глазами – Лев видел в первый раз.

– Где? – только и спросила Алина.

Лев молча кивнул на дверь морозилки. Старший охранник, представившийся Виктором, первым вошёл внутрь. Через минуту он вышел. Его лицо стало землистым.

– Вызвать надо… милицию… скорую…

– Скорую уже поздно, – тихо сказал Лев. – А милицию… Вызовите, Виктор. Но, Алина, – он повернулся к бухгалтеру, – до их приезда я должен спросить. Вы знали, что Подольский вёл своё расследование?

Она покачала головой, глядя куда-то мимо него, в холодную пустоту цеха.

– Нет. Он… он всегда был тенью Сажина. Выполнял приказы. Но в последнее время… стал нервным. Просил доступ к старым финансовым отчётам за прошлый год. Говорил, что ищет «паттерны».

– Паттерны, – повторил Лев. – Хорошее слово. Паттерн здесь один: кто-то очень не хотел, чтобы эти паттерны нашли. И оставил визитную карточку. – Он указал на морозилку. – Там лежит пустой флакон от «Мистера Мускула».

Алина закрыла глаза.

– Отдел бытовой химии… Игнатов…

– Возможно. А возможно, кто-то очень умный хочет, чтобы мы подумали именно на Игнатова.

Вдали послышались новые шаги – грубые, быстрые. На пороге отдела появился сам Геннадий Сажин в дорогом халате поверх пижамы. Его лицо было искажено не страхом, а чистой, неподдельной яростью.

– Что здесь происходит?! Кто-то сказал про труп?!

– Ваш заместитель по безопасности, Максим Подольский, – чётко, без эмоций доложил Лев. – Обнаружен мной в морозильной камере. Признаков насильственной смерти. До приезда полиции трогать ничего нельзя.

Сажин замер. Его взгляд скользнул от Льва к бледной Алине, к охранникам, наконец, остановился на двери морозилки. Ярость в его глазах сменилась на мгновение чем-то другим – расчётом? Страхом?

– Подольский… – прошипел он. – Идиот. Наверняка вляпался во что-то своё, криминальное. Я всегда говорил…

– Геннадий Петрович, – мягко, но неотвратимо перебил его Лев. – Теперь это дело полиции. И моё. По условиям нашего договора. Убийство делает наше сотрудничество ещё более… актуальным.

Сажин тяжело дышал.

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что теперь мы ищем не вора, а убийцу. И я буду копать там, куда укажет логика. Без оглядки на должности и «хорошие семьи». Вы всё ещё готовы к этому?

Ответом была лишь тяжёлая тишина, нарушаемая гулом холодильников. Где-то в глубине супермаркета, вдали от этого ледяного склепа, начался новый рабочий день. Скоро включат свет на полную, наполнят отделы товаром, зазвучат первые бодрые новогодние хиты. Но здесь, в мясном отделе, пахло смертью. И Лев Зернов знал: призрак только вышел на сцену. Игра стала смертельной. А следующим ходом должен был быть его.

Глава 3: Снегурочка с бухгалтерским отчётом

Казалось, весть о смерти распространилась по «Мега-Ели» быстрее, чем запах горелой выпечки из кондитерского цеха. К утру тридцатого декабря атмосфера в магазине стала иной. Новогодние гирлянды мигали с прежней навязчивой бодростью, но глаза сотрудников бегали, а улыбки, натянутые для покупателей, замирали и опадали, как только они отворачивались. Супермаркет превратился в аквариум, где среди искусственных водорослей и декораций затерялась настоящая акула. И все это чувствовали.

Льва Зернова первым делом нашла не полиция, а Алина. Он сидел в кафе-зоне на втором этаже, за столиком у окна, взирая на просыпающуюся парковку и пытаясь выстроить в голове хронологию прошлой ночи. Перед ним стоял уже третий эспрессо, но усталость была глубже, чем физическая.

– Они приедут через час, – тихо сказала Алина, опускаясь на стул напротив. На ней был тот же строгий пиджак, но макияж не скрывал синевы под глазами. В руках она сжимала папку, прижимая её к груди, как щит. – Следственно-оперативная группа. Геннадий Петрович уже в своём кабинете с адвокатом. Он даёт указания, что говорить.

– А что говорить? – Лев отодвинул крошечную чашку.

– Что Подольский, возможно, был замешан в криминальных схемах на стороне. Что он самостоятельно вёл своё расследование, о котором руководство не знало. Что магазин – жертва.

– Удобно.

– Очень, – в её голосе прозвучала горечь. – Мёртвые не опровергают.

Она положила папку на стол, но не открывала.

– Я не спала. Перебирала файлы. Тот доступ, который вы запросили… к старым проводкам. Я кое-что нашла.

Лев наклонился вперёд. В её глазах горел тот самый огонь, который бывает у честных людей, уставших от лжи.

– Я не бухгалтерша-невидимка, Лев Сергеевич. Я вижу цифры. И вижу, как они болеют. Тот паттерн, который искал Подольский… Я думаю, я его нашла. И это не просто хищения.

Она открыла папку. Это были не официальные отчёты, а личные заметки, распечатки экранных форм, соединённые стрелочками и пометками на полях. Почерк – чёткий, без эмоций.

– Посмотрите. Вот стандартная схема для вывода товара: списание на бой, порчу, истекающий срок. Всё оформляется актами, подписями. Но здесь… – её палец упёрся в колонку цифр, – слишком идеальная цикличность. Каждые три месяца, как по часам, в определённых отделах происходит «всплеск» списаний. Но не на дешёвый товар. На дорогой. Колбасы сырокопчёные премиум, икра, элитный алкоголь, кофе в зёрнах… И вся эта «порча» уходит не просто в никуда. Она уходит на одни и те же юрлица. ООО «Вектор», ООО «Снежинка». Они числятся как утилизаторы.

– И что в этом странного? Утилизация – законная процедура.

– Странно то, что эти фирмы… – Алина перевернула страницу, показала распечатку из госреестра, – имеют один и тот же юридический адрес. Почтовый ящик в бизнес-центре. И их директора, по данным, являются… гражданами одной среднеазиатской республики, которые, как я проверила, выехали пять лет назад и не возвращались. Это фирмы-прокладки. Призраки.

Лев взял распечатку. Мысли в голове зашевелились быстрее.

– То есть, товар не воровали мелкими партиями. Его легально, по документам, списывали как испорченный и передавали подконтрольным фирмам. А те уже продавали его на сторону. Чистая прибыль, без налога и закупочной цены. Изящно.

– Да. Но это только первый слой, – Алина взяла другую бумагу. – Эти фирмы не просто получали товар. Они… выставляли «Мега-Ели» счета за «услуги по утилизации». И магазин их исправно оплачивал. Из основного оборота.

Лев присвистнул тихо.

– Двойной удар. Вывод дорогого товара и оплата фиктивных услуг из кассы магазина. И все это под видом законной деятельности. Подольский это раскопал?

– Думаю, да. Он запрашивал именно эти акты списания за последние два года. И, судя по датам, за неделю до своей смерти начал делать запросы в налоговую по этим фирмам-«утилизаторам». Очень неглупый ход. Если в налоговой начнут задавать вопросы, вся схема всплывает.

– И он стал угрозой, – заключил Лев. – Но убийство… Это слишком грубо для таких изящных финансовых махинаций. Обычно в таких случаях либо подкупают, либо запугивают. А тут – морозилка, флакон…

– Чтобы было страшно всем остальным, – тихо сказала Алина. – Чтобы любой, кто начнёт копать в ту же сторону, представил себя на месте Подольского. Чтобы вы… – она посмотрела на него прямо, – испугались и ушли.

Лев усмехнулся, но это была усмешка без веселья.

– Меня флаконом «Мистера Мускула» не испугаешь. А вас?

Она помолчала, разглядывая свои аккуратные ногти.

– Я боюсь каждый день. Боюсь, когда вижу, как наглая ложь становится отчётом. Боюсь, когда подписываю бумаги, зная, что они – часть этой машины. Но больше всего я боюсь стать такой же, как они. Перестать бояться. Перестать видеть разницу. Поэтому я веду эту, – она похлопала по папке, – свою чёрную книгу. На всякий случай.

Внизу, на парковке, начали появляться первые покупатели. Счастливые, озабоченные, с детьми на плечах. Они не знали, что всего в нескольких десятках метров от них разыгралась трагедия.

– Алина, кто из руководства имел доступ ко всем этим актам списания? Кто мог ставить подписи?

– Формально – директор магазина, Аркадий Валерьевич. Но… – она замялась.

– Но?

– Есть внутренний циркуляр, подписанный Сажиным. Любые списания на сумму свыше ста тысяч рублей требуют его визирования. Устного. После чего подпись директора – формальность.

В голове Льва щёлкнул очередной пазл. Сажин. Владелец. Человек, который оплачивал расследование хищений в своём же магазине. Человек, который мог быть архитектором всей этой схемы. Или, как минимум, её бенефициаром.

– Почему вы показываете это мне? – спросил он вдруг. – Вы рискуете работой. А возможно, и чем-то большим.

Алина откинулась на спинку стула, и в этот момент она выглядела не бухгалтером, а очень уставшей женщиной, на чьих плечах лежал груз не её лжи.

– Потому что Подольский, каким бы он ни был, не заслуживал такого конца. Потому что я устала. И потому что… – она искала слова, – я вижу, как вы смотрите на всё это. Не как на задачу. Как на болезнь, которую нужно вырезать. А я, кажется, хочу, чтобы хоть кто-то в этом царстве цинизма оставался… хирургом.

Внизу послышались резкие, официальные звуки: хлопанье дверей машин, отрывистые команды. Полиция.

– Мне нужно идти, – сказал Лев, собирая свои бумаги. – Они будут опрашивать всех. И вас тоже. Рассказывайте только то, что спросят. Про «чёрную книгу» – ни слова. Пока.

– А что вы будете делать?

– То, зачем меня наняли. Расследовать. Только теперь с двумя делами: о хищениях и об убийстве. И я начинаю подозревать, что это одно и то же дело. Спасибо, Алина. Вы – не Снегурочка. Вы – луч прожектора в тёмном складе. Иногда больно смотреть, но без него не найти дорогу.

Он встал и пошёл к выходу, но она окликнула его:

– Лев Сергеевич!

Он обернулся.

– Будьте осторожны. Тот, кто сделал это с Подольским… он не испугается и вас.

Лев кивнул и вышел в торговый зал. Мишура, весёлая музыка, крики «Акция!» – всё это казалось теперь зловещим карнавалом. Где-то среди этих стеллажей, под маской продавца, менеджера или грузчика, скрывался убийца. И, возможно, его наниматель. Льву нужно было заставить их сделать ошибку. И для этого требовалось не просто расследовать, а задеть за живое. Встряхнуть этот муравейник.

Он направился к отделу бытовой химии. Пора было поговорить с Василием Игнатовым без свидетелей. Не как консультант с заведующим. Как следователь с подозреваемым. Тот флакон был не просто уликой. Это было послание. И Лев намеревался его расшифровать.